Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ЧЁРНЫЕ ТРУБЫ ПОБЕДЫ




Глава 12

Белая берёзка

Чтобы укрепить свой разум, важно

почувствовать, как коротка жизнь.

Грузовой поезд с танками, проходивший через Почеп, следовал на запад. Глубокой ночью машинист паровоза по предварительной договорённости сделал короткую остановку, которую с нетерпением ожидал Иван. Его новые молодые попутчики-танкисты вышли проводить его и желали ему удачи в поисках семьи. За четверо суток пути дорога их сдружила, хотя Иван по сравнению с ними чувствовал себя почти стариком. Их весёлые шутки его не радовали, а неприличные рассказы о женщинах и вообще раздражали. И вместе с тем все они были отличные ребята.

Он попрощался с каждым из них крепким рукопожатием, пожелал достойно нести честь своей родины и быстро сошёл по металлическим ступенькам на землю, оказавшись в полной темноте.

Паровоз же, напомнив о себе, исторг короткий хриплый голос, по-своему прощаясь с Иваном, обдал его чёрными клубами дыма, и, лязгая колёсами, двинулся дальше.

Отойдя подальше от путей, Иван заметил вдалеке тусклый свет. Было видно, как на слабом просвете чёрный и густой паровозный дым медленно поднимался кверху, высветляя каркас разбитого здания.

Он разглядел человека в форме и, подойдя к нему, спросил:

-Товарищ, зал ожидания здесь есть?

-А вот он, если так его можно назвать,- ответил басовито железнодорожник и продолжил:

-Вокзал разбит немецкой бомбой, но часть здания сохранилось. В нём и находится помещение для пассажиров. Пойдёмте, я провожу вас.

Пройдя около сотни метров, железнодорожник почти в темноте разыскал дверь, отворив её, и, когда они оказались в помещении, Иван в полутьме увидел много спящих людей, приютившихся на диванах и стульях.

-Много пассажиров собралось здесь,- сказал он тихо.

-Это не пассажиры, а скитальцы. Им просто некуда идти, вот возвратились домой, а дома оказались сожжёнными. Возможно, завтра будут рыть себе землянки. А что делать, жить надо где-то,- также тихо ответил железнодорожник.

Иван осмотрел глазами все сидения, но свободных мест не нашёл, пришлось снять с себя поклажу и прислониться к стене у двери. Он обратил внимание на ветхую одежду этих людей, и было понятно, что уже много лет они скитались по многострадальным деревням. Иван впервые увидел людей, переживших оккупацию на своей родной земле. Там, в Челябинске, люди тоже испытывали лишения, но они были одеты, обуты и накормлены. А здесь они спали, обмотанные грязными тряпкам, рваными одеялами и тем, чем только можно прикрыть их измождённые тела. Он стоял и смотрел на них с болью в сердце, предполагая их нелёгкую будущую жизнь.

Примерно через час к нему подошёл тот же железнодорожник и предложил место в дежурной комнате, сказав:

-Товарищ, я вижу, что вы стоите, хотя явно устали с дороги. У меня в дежурке есть свободный стул, могу предложить его вам. Сидеть - не стоять, в ногах правды нет. Пойдёмте.

Иван подумал, что дежурному захотелось пообщаться с ним, новым человеком на этой земле, и согласился, тем более что ему и самому очень хотелось узнать о событиях, происходивших здесь в его отсутствие.

В комнате Иван назвал своё имя и рассказал о себе. Узнав о том, что он приехал из Челябинска и хочет найти здесь свою жену и сына, железнодорожник, назвав себя Николаем Ивановичем, спросил:

-Вы из местных будете?

Иван ответил, что он из Ленинграда, а вот его жена из Покровщины и перестала писать ему, хотя они очень любили друг друга, и попросил рассказать его о событиях, происходивших здесь. Николай Иванович, словно ожидая этого ответа, сел на табурет и с небольшого предисловия неторопливо начал свой рассказ:

-Ну что ж, поезда здесь ходят редко, в основном идут военные составы, поэтому свободных промежутков времени у дежурного предостаточно. Вот и сейчас очередной поезд пройдёт здесь только через полтора часа. Время есть, постараюсь припомнить.

Из его рассказа стало понятно, что он не был мобилизован на фронт в силу того, что железная дорога относилась к объектам особой важности. Начиная с июля месяца сорок первого года, когда через Почеп поездами на восток увозилось всё, что только можно было погрузить в вагоны и платформы, он служил здесь же. Он вспомнил число девятнадцатое августа, когда впервые через головы железнодорожников из районов Бумажной фабрики и старой больницы стала бить тяжёлая артиллерия.

-Это было начало тяжёлых боёв в этих местах. Нас, железнодорожников, отправили на два года на восток. А потом я вернулся и продолжаю работать здесь до сих пор. Сколько полегло здесь солдат, и наших, и фашистских! Все дороги были заполнены трупами. Нас отправляли убирать их. Хоронили погибших там же, где находили. Рыли ямы и хоронили. У многих не было документов, так безымянными они и лежат в брянской земле. Памятников не ставили, кое-где только деревянные колья вбивали. А боеприпасы, оружие, пушки и танки до сих пор остались там. Лес тогда ломался как спички,- говорил он.

Разговор длился долго, но об интересовавших Ивана его родных он ничего сказать не мог.

Неожиданно Николай Иванович встал и сказал:

-Работа, брат. Надо встречать очередной поезд. Извините. Может, договорим позже. Заходите, если негде будет остановиться, всегда буду рад помочь.

Иван вышел из здания вокзала вместе с ним, на ходу поблагодарив за беседу.

Рассвет только вступал в свои права, и небо озарялось ярко-красными пятнами выглядывавшего из-за горизонта солнца. Где-то вдали раздавались слабые отзвуки грозы.

Дорогу от вокзала к дому, как Ивану представлялось, он знал, но, отойдя от привокзальной площади, не смог точно определить направления: в его последний отъезд из Почепа целая улица домов подходила прямо к зданию вокзала, а теперь вокруг не было ни одной постройки. Среди растущей высокой сухой травы с трудом можно было разглядеть тропинку, по обеим сторонам которой росли уже отцветшие яблоневые деревья. Среди них виднелись чёрные кирпичные трубы, поднимавшиеся то справа, то слева. Он догадался, что на месте этих труб когда-то и были дома, сожжённые в результате боёв за привокзальные территории. Тропинка, вдоль которой постоянно попадались свёрнутые в бутоны жёлтые одуванчики, вывела его к шоссейной дороге, где он увидел три сохранившихся дома. Они были расположены ниже уровня шоссе, отчего казались жалкими на вид с низко осунувшимися соломенными крышами. Иван невольно сравнил их с челябинскими большими домами, отчего пришёл в уныние.

С таким настроением он шёл до тех пор, пока его путь не преградила шумная в своём быстром течении воды река, через которую висел разбитый мост.

Он спустился к реке и, сняв сапоги, босиком пошёл по неглубокому песчаному дну, ощутив приятное движение холодной воды. Остановившись посредине реки, стал наблюдать, как серебряные пузырьки омывали его ноги, брызгая по рукам.

Получив прилив энергии, Иван, перешагивая камни, дошёл до другого берега и уселся над обрывом, смотря на прозрачные с быстротой куда-то утекавшие воды.

- Вот он вечный двигатель жизни, передающий энергию всему живому,- подумал он и пошёл дальше.

Идти по каменному шоссе было не трудно, да и холмистый ландшафт, уводивший его то вниз, то вверх, был красив и изобретателен. Неожиданно, из-за поворота показалась тонко вписавшаяся в предгорье Ильинская церковь, стоявшая на краю обрыва. Иван вспомнил, что они с Машей бывали в ней раньше.

-Хорошая мишень для фашистских орудий,- неожиданно рассудил он.

И действительно, подойдя поближе, было видно, что штукатурка фасада была вся иссечена осколками снарядов. Не пострадала только живописно выделявшаяся на фасаде фреска, с изображённым на ней святым старцем, вознесённым огненной колесницей в небо. Чем дольше он всматривался в это видение, тем сильнее, словно настоящим огнём, обжигалось его сердце. Неожиданно вместо святого ему представилось лицо жены, смотревшей на него, не отрывая взгляда, сверля глазами. Иван хотел выдавить из себя какие-то слова, но её образ сразу исчез, и молодой человек, растерянный от нахлынувших чувств, закрыл глаза руками. Постояв так некоторое время в полном отрешении от реальности, он вновь взглянул на фреску, и ему показалось, что горы, над которыми вознёсся седой старик, разразились сверкавшими молниями и мощным эхом грома, направленными него.

Какое-то предчувствие заставило его поскорее поспешить дальше и, чем ближе он подходил к дому, тем сильнее нарастало его напряжение. Поднявшись наверх холма, ему на повороте сразу открылось двухэтажное каменное здание школы, возле которого они гуляли когда-то с Машенькой. К его удивлению, ни один снаряд не повредил его, что порадовало Ивана. Однако, напротив не оказалось ранее стоявшей здесь Покровской церкви. Места, где его сын до войны получил своё крещёное имя, больше не существовало. Это расстроило Ивана и, подойдя к нему, он неожиданно для себя перекрестился. Сердце его сильно забилось. Его удивлению и возмущению не было предела, когда, пройдя дальше, он не нашёл и своего переулка. На месте когда-то стоявших добротных домов выглядывали чёрные трубы с зеленевшими садами вокруг.

Иван с трудом нашёл места, где стояли дома, в которых жили его родственники, а также состоялась их с Машенькой свадьба. Сейчас здесь было пепелище, везде лежали обгорелые брёвна. Пробравшись среди сухой прошлогодней травы к чёрной высокой трубе, он, однако, не нашёл каких-либо следов недавнего присутствия человека.

-Неужели никто из родных так и не был здесь после пожарища?- подумал он.

Ещё раз, внимательно осмотрев места, где ранее стояли дома, Иван понял, что сюда давно никто не подходил, ведь трава была такая сухая, высокая и густая, что сквозь неё даже ему было трудно пробираться. На пепелище валялись многие обгоревшие предметы быта. Иван нашёл ухват, чугунную сковороду, кастрюли, а также игрушечные детские часики, привезённые им для Серёжи из Ленинграда.

Он подумал, что, наверное, особые обстоятельства вынудили дорогих ему людей покинуть родной дом.

Обнаружив закрытый навесом погреб и на небольшом расстоянии огромную яму, он вспомнил, что о них ему писала в письме ещё в сорок первом году его жена. Образовавшаяся яма была результатом сброшенной фашистами бомбы.

Заглянул он и в погреб родителей Машеньки, но там было темно и сыро. Выбравшись на свет, он долго рассеянным взглядом рассматривал окружающее безлюдное пространство, потом пошёл к краю горы, откуда открывался вид широкой долины с извилистой рекой и петровской крепостью. Чувство невыразимой тоски нахлынуло на него.

-Что же произошло с его женой и сыном, а также с бабушками и дедушками?- думал он и, сев на край обрыва, погрузился в состояние оцепенения.

Его голова и всё тело постепенно перестали служить ему, сказались дорога и бессонная ночь, проведённая на вокзале. Он склонился набок, а затем и вовсе лёг на спину и стал смотреть на небо. Крупные белые облака плавно катились в голубом безбрежье, вырисовывая почти живые фигуры. Они изменялись и устремлялись под напором ветра куда-то вдаль. Казалось, что вместе с ними поплыл и он, легко и свободно цепляясь за летучие покрывала. Он то пропадал в их пушистых перинах, то выплывал на поверхность тонких белоснежных вуалей, и, наконец, его сознание растворилось, и всё исчезло. Человека одолел сон.

Проснулся он от детского голоса: ребёнок громко и сбивчиво кому-то говорил:

-Вот здесь… дяденька лежит, не шевелится. Мы и звали его, и кидали в него камнями, но он не отвечает.

Иван открыл глаза и увидел, что к нему подходит женщина с двумя мальчиками лет пяти и десяти. Старший мальчик жестом руки указывал на него.

Женщина, заметив, что Иван открыл глаза, резко отпрянула от него и быстро заговорила:

-Мужчина, что же вы здесь лежите? Сейчас и дождь пойдёт. Мальчики вас нашли и забеспокоились, живой ли? Уже давно лежите. Чей вы будете? Поднимайтесь скорее, простудитесь на голой земле лежать, ведь уже вечер.

Иван медленно поднялся и сразу не мог понять, где он находится, но, оглядевшись, понял, что долго спал на вершине холма.

-Спасибо за беспокойство, вот уснул, прибыл к жене, да никого не застал, не знаю, что и делать. Моя жена Машенька жила в соседнем доме. Четыре года я её не видел, война разлучила нас с нею. Где её искать, не знаю,- ответил он.

Женщина, назвавшаяся Татьяной, предложила ему пойти к ней домой, сказав:

-Маша Сыроквашина, да, помню. Здесь так стреляли, что все дома сгорели ещё в сорок первом, а жителей срочно эвакуировали, но куда, не знаю. Снаряды взрывались здесь наверху, а нас внизу бог миловал. Я со своими детьми осталась, дом мой внизу. Пока стреляли, мы с детьми прятались. Пойдёмте с нами, может, мы сможем помочь, ведь должен же кто-то знать, куда делась ваша семья.

Иван согласился, поднялся с земли, взял свой мешок и пошёл, спускаясь круто вниз, вслед за ними. Наконец, они оказались на улице, расположившейся прямо у подножия горы. Странно, но здесь стояли крепкие деревянные дома, с горы почти невидимые, словно и не было здесь войны и пожаров. Дом Татьяны был с большим двором и целым рядом сараев и кормушек. Правда, войдя в него, Иван поразился скромной обстановке комнаты, в которую его ввели. Кроме стола и деревянных скамеек, он отметил цветные занавески на окнах и дверях, чистоту и порядок, как главное достоинство комнаты.

Татьяна предложила ему снять с себя мешок, расположиться на деревянной скамье и подождать её несколько минут.

Пока хозяйки не было, Иван заметил, как из-за занавески в дверях на него уставились несколько пар детских глаз. Они осматривали его с большим любопытством. Мальчики, отстаивая выгодное для обзора место, толкали друг друга, называя себя по кличкам. Самый маленький был и самым любопытным, претендовавшим на передовые позиции. Он, пробираясь между детьми, говорил:

-Лучик, я маленький, пропусти меня, мне не видно.

На что, более старший брат, отвечал:

-Немик, не выглядывай, а то дядя заругает.

Иван обратил внимание на их странные клички «Немик» и «Лучик».

-Ох, эти дети! Придумают же себе название!- подумал он.

Иван заметил и девочек, которые то появлялись, то исчезали в глубине комнаты за мальчиками. Девочки называли себя по именам: Таней и Катей.

Вскоре Татьяна вернулась в комнату со словами:

-Не досаждали вам детки? Они моя радость и надежда, их у меня четверо. Скучать некогда. Сейчас я вас покормлю. У меня и хозяйство есть, иначе не прожить. Утки и гуси на лугу, речка тут рядом. Коровка есть, без молока деткам нельзя.

На столе появились варёная картошка, вынутая из русской печки, сало.

-Пожалуйста, за стол, утолите голод,- произнесла она и добавила: Пусть поскорее найдётся ваша жена.

Ивану неожиданно захотелось кушать, и он вспомнил, что у него в сумке есть тушёнка, которую вёз своей семье, и, достав две банки, положил на стол.

-О, такое угощение мы давно видели. Спасибо, Ваня. Мы больше домашним питаемся, картошка да молоко, сало тоже своё. Но по весне не хватает, ртов много. Вон они, мои птенчики, помогают мне управляться с хозяйством. Муж не вернулся с войны, прислали похоронку ещё в сорок первом, так что мы всё сами делаем.

Потом она на минуту замолчала и продолжила:

-Погиб он где-то под Москвой. Дети гуляют сами по себе, вот и вас обнаружили. Боюсь за них, ведь вокруг много мин и снарядов, а за мальчиками разве уследишь? Тут на той стороне реки целые арсеналы немецких мин, оставленных нам. Сколько ребят подорвалось на них, а недавно у соседей мальчик подорвался. Война закончилась, а последствия её ужасны. Говорю своим сорванцам, чтоб не ходили туда, да разве уследишь. Вы -то как? Откуда прибыли?

Иван рассказал, что он родом из Ленинграда, что командировка застала его на Урале.

Разговор длился не долго. Татьяна, понимая, что мужчине нужно прийти в себя, сказала:

-Ваня, детям спать надо ложиться. Я постелю и вам здесь, а завтра о вашей семье мы что-либо узнаем. Мир не без добрых людей.

Утром Иван встал рано, и Татьяна сообщила ему важную новость о том, то одна из её знакомых женщин видела около года назад Емельяна Ивановича, приезжавшего к своему погорелому дому. Тогда он рассказывал, что его дочь Мария погибла, и они остались жить в деревне.

Эта новость повергла Ивана в шоковое состояние. Он решил лично поговорить с этой женщиной и просил Татьяну отвести его к ней.

Вскоре они уже были в доме Ульяны, как оказалось, дальней родственницы Емельяна Ивановича, рассказавшей всё, что знала она о семье Ивана.

Из её слов стало ясно, что погибла она в партизанском отряде, а старики с внуком и живут там, где похоронена их дочь. Вспомнила Ульяна и название посёлка, где они проживали.

- Белая Берёзка, так, кажется, называл он эту деревню. Только, где эта Берёзка находится, я не знаю,- сказала она. Она же рассказала о том, что его бабушка и дедушка погибли во время бомбёжки и что их похоронили на кладбище.

С этой минуты Иван жил новой неизвестной ему дорогой и, не задерживаясь, решил отправиться в путь.

Через час он уже шёл к железнодорожному вокзалу, надеясь на встречу с Николаем Ивановичем и рассчитывая, что тот уж знает, где может находиться эта деревня.

На вокзале, вновь увидев Ивана, тот обрадовался, и, узнав его историю, сказал:

-Да, знаю, где находится деревня. Добраться до неё можно только на попутных подводах. Договориться с мужиками просто, они даже бывают рады хорошим попутчикам,- и рукой указал на перекрёсток, где могли останавливаться мужики.

Пожелав ему удачи, добавил:

-Да, и на этом пути шли очень тяжёлые бои. Будете проезжать мостик через речку Рожок, полюбопытствуйте.

Иван немедленно отправился к перекрёстку, где и дождался подводы, хозяин которой известил, что до деревни он не доедет десяти километров и что далее ему придётся дожидаться нового ездового или идти пешком. Иван был согласен и на это.

По дороге они познакомились. Иван, назвав себя, рассказал о причине своего путешествия. Представился и извозчик, назвавшись Никандром Николаевичем. Ему с виду можно было дать лет шестьдесят, но по росту он казался настоящим богатырём. Мужчина оказался разговорчивым и сам стал рассказывать о себе, из чего Иван узнал, что приезжал он на базар, и теперь возвращался домой.

Дорога шла через густой смешанный лес, который иногда сменялся высокими стройными соснами. Не проехав и часа, они переехали мост через узенькую речку с названием Рожок. Никандр Николаевич неожиданно задал вопрос:

-Иван, ты когда-нибудь видел десятки разбитых танков, оставленных на месте страшных боёв?

Иван отрицательно покачал головой.

-Так вот, в сорок первом году в этих местах был настоящий ад, здесь сошлись сотни танков, устремлённых навстречу друг другу.

- Я много танков видал, но на месте боёв никогда не был,- сказал Иван.

Никандр остановил лошадь и предложил Ивану войти в лес.

Не успев оказаться в лесу, на обочине дороги они увидели скрытый в зарослях огромный танк. Иван узнал его, это был «КВ».

Подойдя поближе, он увидел, что гусеницы у танка были разбиты, а входной люк и пушка полностью раскурочены.

-Да, не сладко пришлось нашим танкистам здесь. Что же стало с экипажем?- произнёс он и стал подниматься к люку, чтобы убедиться, что внутри танка нет танкистов. Не обнаружив погибших людей, Иван спрыгнул на землю и, пройдя немного дальше, увидел среди молодых сосенок ещё два танка, стоявших напротив друг друга.

-Ух, сошлись лоб в лоб,- не удержавшись, произнёс Иван.

Один из танков был немецким с большой вмятиной по правому борту и с перебитой гусеницей. Другой танк был наш, но тоже без гусеницы и с разбитым стволом орудия.

-Отвоевали своё, голубчики, жаль, что танки и люди нашли свою смерть в этих лесах,- сказал Иван.

Заглядывать в люки ему больше не захотелось, да и дорого было время.

-Весь лес напичкан танками, пушками, минами и снарядами. Страшно заходить. До сих пор взрывается. Весь лес израненный,- ворчал Никандр.

-Вижу, что бои здесь были сильные, но поедем дальше,- сказал Иван.

После полудня подъехали к дому Никандра Николаевича, за высоким забором которого лаяла собака. Хозяин дома предложил Ивану передохнуть. Иван принял приглашение. Хозяин провёл гостя в комнату и усадил на лавку, а сам вышел. Вскоре он возвратился вместе с женой, сказав:

-Иван, я помогу тебе съездить в Белую Берёзку и забрать семью. Правда, если мы выедем сейчас, то приедем туда поздно ночью. Найдём ли мы там кого-нибудь в деревне, когда все люди будут спать, я сомневаюсь. Спросить будет не у кого. Я предлагаю переночевать, а рано утром отправиться в дорогу.

Хозяйка, миловидная женщина лет пятидесяти, назвав себя Аграфеной Власьевной, была согласна с мужем.

-Молодой человек, мы уважаем вас за стремление найти свою семью. Бог вам в помощь. А сейчас за стол, надо подкрепиться,- уточнила она решение своего мужа.

На следующий день рано утром хозяин был уже на ногах. Запрягли лошадку, погрузили полмешка овса коню на корм, а хозяйка положила сумку с едой для ездоков.

Ехали они по лесным дорогам. Никандр Николаевич точно следовал вперёд, хотя на солнце не смотрел, компаса не имел, и, словно по нюху, точно ощущал направления, ловко обходил болота и речушки, которых вдоль реки Десны было предостаточно.

Иногда хозяин давал лошади отдохнуть, подкармливая её травой и овсом. Наконец, уже ближе к вечеру они подъехали к деревне, выделявшейся среди других своим красивым названием и расположением на высоком берегу реки Десны.

Иван подумал:

-Как бы я нашёл её, если за всё время пути не встретилось ни одной живой души.

Никандр Николаевич остановился у избы, показавшей признаки жизни: открытое окно с занавесками и комнатными цветами на подоконнике выделяли этот дом среди других. Постучали в калитку. В окошке мелькнула тень и выглянула старушка:

-Что тебе, милок?

-Не знаете ли вы, где живёт Емельян Иванович?- спросил Иван.

-Как не знать... Кто же его не знает, все знают. А вы кто будете ему?- полюбопытствовала она.

-Мы родственники его,- ответил Иван.

На что последовало в ответ:

-Сейчас выйду, покажу дом. Он на краю деревни живёт.

Старушка не заставила себя ждать, вышла быстро.

-Пойдём, милок,- сказала она и пошла впереди лошади.

-Бабушка, садись на телегу,- сказал хозяин лошади, но старушка только махнула рукой и пошла скорой походкой.

Вскоре она подошла к дому и вошла в него, а через минуту из дверей дома вышел мужчина. Иван сразу не признал в нём Емельяна Ивановича, потому что был он с густой седой бородой и в крестьянской длинной рубахе, которую ранее никогда не носил.

Подойдя к телеге, мужчина поклонился и сказал:

-С приездом вас, дорогие братья. Милости прошу в дом.

Иван только по голосу понял, что это был его тесть, который ожидал не его, а приезда других людей. Как он постарел за это время, голос был тихий и какой-то смиренный, а походка его стала несмелой, да и опирался он на палку.

Иван напомнил ему о себе:

-Емельян Иванович, это я, Иван, муж вашей дочери и отец Серёжи.

Тогда Емельян Иванович равнодушно взглянул на него и как бы с укором сказал:

-Где же ты был столько времени?

Иван не стал отвечать на обиду, но подошёл к тестю и обнял его.

-Как я рад вас видеть. Не обижайтесь на меня, я постоянно думал о вас. Война разлучила нас на многие годы. Зовите же всех скорее в дом, я хочу всех вас видеть.

Никандр Николаевич, видя, как неприветливо встретил Ивана его тесть, сошёл с телеги и, не распрягая лошадь, вместе с Иваном вошёл в дом.

Сердце Ивана забилось так сильно, что, казалось, готово было вырваться наружу. Он искал глазами жену и сына, но их не было. В доме спокойно занималась своими домашними делами одна Мавра Анисимовна.

Иван окликнул её:

-Дорогая моя мама, Мавра Анисимовна, здравствуйте. Это я, Иван, вернулся с войны. Как я рад видеть вас.

-Ваня, ты приехал!- вскрикнула она и бросилась к нему. Мы думали, что ты забыл нас.

Слёзы брызнули из её глаз прямо ему на лицо, и она почти прокричала:

-Нет больше нашей доченьки, единственной кровинушки не стало. Похоронена она… здесь… недалеко… в лесочке под берёзонькой… на бережку… Каждый день поговорить с ней ходим… Поговоришь, и сердцу легче.

-Я постоянно думал о вас, но приехать не мог. Война. Простите меня за это. Я очень рад вас видеть,- оправдывался Иван.

Она долго плакала и не могла успокоиться, потом отстранилась от Ивана, вытерла слёзы и сказала:

-Ванечка, прошло уже более трёх лет, но душа не может успокоиться. Плачу и страдаю, нет ни сил, ни здоровья.

Иван спросил:

-Где же мой сын? Я столько времени его не видел. Ему уже почти пять лет будет, большой стал. Где он? Я так хочу его видеть.

-Сейчас придёт, пошёл рыбу удить, здесь за домом,- и крикнула в окошко:

-Серёжка, скорей домой иди.

Минут через десять в комнату вошёл в длинной светлой деревенской рубашке мальчик, босой и лохматый. Сердце Ивана дрогнуло, такое родное чувство озарило его. Он метнулся было к сыну, но тот потянулся к бабушке и прижался к ней.

Бабушка, посмотрела на внука и сказала:

-Серёженька, это же твой папа, подойди к нему. Он был на войне. Она закончилась, и папа приехал к тебе.

Ребёнок испуганно продолжал жаться к бабушке и со страхом смотрел на мужчину, а потом отстранился и вовсе выбежал их комнаты.

-Ничего, привыкнет,- произнесла бабушка и, обращаясь к Ивану, продолжила:

-Не ожидали больше тебя увидеть. Спасибо, что приехал. Мы уже здесь поселились, теперь никуда от нашей доченьки не поедем. Сил и здоровья нет.

Никандр Николаевич, молча наблюдавший эту сцену, вдруг сказал:

-Иван, надо лошадь распрячь и накормить. Хозяйка нас приютит, надеюсь, до завтра?

На что Мавра Анисимовна ответила:

-Конечно. Будьте как дома. Мы всегда рады гостям,- и громко через дверь крикнула:

-Емельян Иванович, помоги гостям.

Тот зашёл в дом и вместе с Никандром Николаевичем вышел к лошади. Иван остался с Маврой Анисимовной, чтобы немедленно отправиться на могилу своей жены.

Та кликнула Серёжу, который появился не сразу, будучи в растерянных чувствах. Ребёнок не мог понять, откуда явился этот мужчина и почему он должен называть его папой. Ему никто этого ранее не объяснял.

Бабушка сказала:

-Серёженька, пойдём сейчас к маме. Возьми в сарае лопаточку, будем убирать её домик.

Внук побежал за лопатой и вскоре вернулся, сказав:

-Пошли, я взял и ведро, чтобы полить цветочки.

-Мой внук золотой, что бы я без тебя делала,- похвалила его бабушка и добавила, обратившись к Ивану:

-Дедушка ведь наш инвалид, плох со здоровьем. Был ранен, теперь страдает сильно.

Они втроём пошли через огород и далее тропинкой к реке. Вдоль высокого берега реки Десны был хорошо виден противоположный низкий её берег, где открытое пространство раскинулось до самого горизонта. Показалась и полянка, на краю которой под молодой берёзой весь усеянный полевыми цветами открылся небольшой живописный холмик с деревянным крестом.

-Вот наш домик для Машеньки,- сказала бабушка и заплакала. Иван, подойдя к могиле, встал на колени и низко склонил к цветам свою голову. Он всхлипывал, как ребёнок, которого сильно и незаслуженно ударили, тихо произнося слова:

-Моя единственная и неповторимая любовь, украсившая мне жизнь. Спасибо тебе, что ты была со мной. Я уверен, что твоя светлая душа находится на небесах, но сейчас, я верю в это, она приблизилась к нам, чтобы поговорить с нами этими полевыми цветами, полыхающими над твоим домиком. Я по-прежнему люблю тебя. Моя жена, видит бог, я не оставлю тебя и твоих родителей. Дорогая, Мавра Анисимовна, Серёженька, мы всегда будем вместе. Я обещаю это вам.

Мавра Анисимовна плакала, Серёжа тоже заплакал вслед за нею.

На обратном пути свекровь рассказывала об обстоятельствах гибели жены, хотя это давалось ей с большим трудом. Иван слушал, едва сдерживая слёзы.

Из рассказа он понял, что Маша вместе с отцом вступила в партизанский отряд и патрулировала лесную дорогу. Это было рядовое каждодневное задание, выпадавшее тем, кто явился к партизанам с собственной лошадью.

Все лесные дороги, ведущие к партизанскому отряду, имели преграждающие путь засеки из срубленных больших деревьев, положенных поперёк дорог с потайными тропами для объезда, известных только партизанам.

В этот день первого октября сорок второго года очередь наблюдения за дорогой была за Емельяном Ивановичем. Рано утром отец с дочерью, подъезжая к одной из таких засек, увидели немцев, убирающих с дороги деревья. Съехав на объездную тропу, отец приказал дочери отправиться коротким путём к партизанам, а сам открыл по фашистам сокрушительный пулемётный огонь.

Немцы стали отстреливаться, и одна из пуль попала в лошадь, которая громко заржав, поднялась на дыбы.

Маша, оказавшись за обочиной дороги, увидела это и, не помня себя, закричала. Один из фашистов выстрелил на её голос, и пуля попала ей точно в сердце. Хоронили Машеньку всем отрядом на самом красивом месте высокого берега Десны. Место выбрали не случайно, чтобы могила была видна издалека и чтобы она была под стать её целомудренной красоте.

Пока они шли от могилы к дому, Иван судорожно искал решение, понимая, что оставить тело жены в этой красивой глуши он не мог. У него созрел необычный план: откопать и перевезти гроб в Почеп и тем самым помочь родителям возвратиться на свою родину.

Об этом он поделился с Маврой Анисимовной, но та засомневалась, сказав:

-Не грех ли это, выкапывать мёртвое тело? Да и как мы жить без дома будем?

Иван стал доказывать ей важность такого решения:

-Нельзя ей лежать здесь одинокой. Мы должны похоронить её на своей родине среди знакомых ей людей. Мы не заметим, как быстро вырастет Серёжа, сможет ли он приезжать сюда, чтобы поклонится своей матери? Ведь он должен жить и учиться в Ленинграде. Соглашайтесь, мы это сделаем завтра же и все уедем отсюда. А про дом, не беспокойтесь. Я его вам построю. У меня есть некоторые сбережения для этого.

И она дала согласие. Необходимо было теперь уговорить Емельяна Ивановича, но Мавра Анисимовна взяла это на себя.

Ивана волновал и ещё один вопрос, поэтому он спросил:

-Мама, скажите, а где могут находиться мой дед Пётр Гаврилович и бабушка Прасковья Ильинична?

Она задумалась, а потом сказала:

-Война-это беда. Сколько же лишений за это время мы испытали, родных людей потеряли. Вот и твои бабушка с дедушкой не выдержали лишений, смерть настигла их на дороге. Не помню точно названия той деревни, где их похоронили, то ли Дубровка, то ли Дубки.

Иван не стал уточнять место их захоронения, но для себя решил обязательно найти его.

По возвращении в дом Серёжа перестал бояться своего отца после того, как тот подарил ему фонарик, купленный в Челябинске. Фонарик настолько понравился ребёнку, что он не выпускал его из рук и светил им во все тёмные места деревни.

Вечером Мавра Анисимовна сообщила Ивану о согласии мужа на перезахоронение дочери.

Теперь осталось поговорить об этом с Никандром Николаевичем, чтобы ночью приступить к выкапыванию гроба.

После ужина Иван вышел с ним во двор и сказал:

-Никандр Николаевич, вы так много для меня сделали. Я благодарен вам за это. Но нам необходимо сделать ещё одно очень важное дело. Мы сегодня ночью хотим выкопать гроб с телом Машеньки и завтра утром отвезти его для перезахоронения в Почеп. Не могли бы вы помочь нам в этом деле, ведь мы больше приехать сюда уже не сможем. Оставлять здесь одних почти беспомощных стариков тоже нельзя. Я буду вам очень благодарен, пожалуйста, не откажите.

На что тот сказал:

-А зачем мы тогда сюда приехали? Так и надо действовать. Родители согласны?- спросил он.

-Да, все согласны,- подтвердил Иван.

Как только стало смеркаться, почти в полночь, Емельян Иванович запряг свою лошадку, подаренную ему партизанами вместо погибшей, и трое мужчин отправились в лес. Вот где пригодился фонарик, подаренный Иваном сыну. Прежде всего, нарубили ёлочного лапника, чтобы укутать им гроб, а потом направились к могиле. Отрывать землю лопатами было нетрудно, потому что она была мягкой, а яма оказалась не глубокой.

Поднимали гроб втроём, Иван в яме подкладывал под доски верёвки, а старики их тянули кверху. Он же держал и выталкивал его снизу.

Толстым слоем хвойного лапника укутали весь гроб, поверх которого накинули старое ватное одеяло, завязав его верёвками.

Саму могилу зарыли, посадив заранее выкопанные цветы. На то же место поставили и крест.

Всю ночь готовили отъезд. Мавра Анисимовна хлопотала с запасами еды. На телегу Никандра Николаевича погрузили три мешка оставшейся картошки, мешок зерна, все соленья и варенья. С грядок был сорван весь зелёный урожай, сложенный в вёдра. Не забыли взять с собой даже коромысло.

Сна в эту ночь не было совсем, только Серёжа спал как обычно, его перенесли на телегу Никандра Николаевича, куда рядом с ним уместилась бабушка.

Емельян Иванович сел за возничего на своей лошадке, а Иван рядом с ним.

Старики перекрестились на дом, заочно попросили у всех жителей деревни прощения за столь спешный отъезд и тронулись в путь.

Стояла тишина раннего утра. Среди высоких крон деревьев уже виднелись просветы голубого летнего неба, хотя у подножия деревьев трава выглядела сплошной тёмно-зелёной полосой. Необычность произошедшего в душе Ивана вызывало волнение: теперь от него зависело положение стариков и будущая жизнь сына. Он размышлял о последствиях перезахоронения покойной жены: не введёт ли это его в грешные мучения, но он сам себя оправдывал тем, что это было необходимо, по его представлениям, для упрочения светлой памяти матери в глазах сына.

Когда они ехали по лесу, Иван издалека наблюдал за спящим сыном, лежавшим на подводе во весь рост. Его с большой любовью оберегала Мавра Анисимовна, постоянно укрывавшая внука одеялом.

Постепенно в лесу стало светлее, хотя солнца не было, что было хорошо для сохранения гроба.

В полдень подъехали к дому Никандра Николаевича, но остановились только затем, чтобы пополнить запас овса для скота. Сразу же отправились далее.

Серёжа проснулся и, удивлённый тем, что он не дома, произнёс:

-Бабуля, а куда мы едем?

На что бабушка ответила:

-Едем на нашу родину. Там ты родился, там и жить будем.

 

Глава 13






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных