НЕДЕТСКИЕ СКАЗКИ ЯПОНИИ

Миядзава

КЭНДЗИ МИЯДЗАВА

Оглавление:

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА.............................................. 3

В ЧАЩЕ......................................................................................... 7

КРАСНОГОЛОВЫЙ ЖУРАВЛЬ И ХРИЗАНТЕМЫ.................. 15

ПЛОДЫ ДЕРЕВА ГИНКГО........................................................ 20

УЧИТЕЛЬ ПТИЧЬЯ КЛЕТКА И МЫШОНОК ФУ...................... 25

ПЕРЕВОД И ОФОРМЛЕНИЕ.................................................... 30

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Миядзава Кэндзи. Японский национальный поэт, сказочник, мелиоратор, учитель. Глубоко любил свою родину — префектуру

Иватэ,

которую

часто

в

своих

произведениях

называл

вымышленным именем, заимствованным из языка эсперанто, —

Ихатово («райская земля»).

27 августа 1896 года в городе Ханамакиси в семье ростовщика

и торговца утилем Миядзавы Сэйдзиро (1874-1957) и его жены Ити

(1877-1963) родился первенец, назвали его Кэндзи. Весь род Миядзавы

принадлежал к буддийской школе Истинной Чистой Земли. Семья

Кэндзи обладала искренней, сильной верой в заступничество Будды и

силу молитвы. У Кэндзи был младший брат Сэйроку (1904—2001) и

сестры Тоси (1898-1922), Сиге (1901-1987) и Куни (1907-1981).

В 1903 году Кэндзи поступает в школу, где талантливо

пишет школьные сочинения, а также увлечѐнно собирает коллекции

камней и насекомых. За любовь к собиранию минералов он получает

от родных прозвище Каменный Мальчик (Исикко Кэн-сан). Кэндзи

посещает цикл буддийских лекций «Моя Вера», которые готовит

его отец вместе с единомышленниками.

В 1909 году Кэндзи поступает в старшие классы

среднеобразователъной школы Мориока, живѐт в общежитии. По-

прежнему он увлечѐн сбором минералов. Под влиянием старшего

товарища и ученика той же школы Исикавы Токубоку (в будущем

величайшего японского поэта) начинает писать японские

пятистишия — танка.

В 1914 году Кэндзи оканчивает школу. Мечтая об

университете, он неохотно работает в магазине отца. Видя

страдания сына, родители разрешают ему продолжить обучение в

университете.

В 1915 году Кэндзи поступает в Сельскохозяйственный

университет

Мориока

(сейчас

университет

Иватэ,

сельскохозяйственный факультет) и становится одним из лучших

студентов. В 1917 году он вместе с тремя товарищами издаѐт

журнал «Ад-зариа», где публикует свои первые стихи и эссе.

В марте 1918 года Кэндзи защищает диплом и поступает в

аспирантуру. Врачи признают его не годным к службе в армии. По

воспоминаниям семьи, именно в это время Кэндзи начинает

работать над созданием сказок.

В 1919 году любимая сестра Кэндзи Тоси заболевает

туберкулѐзом и ложится на лечение в токийскую клинику.

Кэндзи также едет в Токио. Там он прочѐл книгу великого

японского поэта Хагивара Сакутаро «Воющий на луну», которая

потрясла его. По выздоровлении сестры они вместе возвращаются

на родину, в Иватэ.

В 1920 году Кэндзи заканчивает аспирантуру университета. В

октябре того же года вступает в закрытую буддийскую школу

Кокутюкай (ветвь школы Нитирен). Работает в магазине отца.

23 января 1921 года, несмотря на возражения семьи, покидает

родину и становится адептом школы Кокутюкай в Токио. Живѐт в

общежитии, трудится в студенческой типографии, очень много

работает над сказками, активно занимается уличной пропагандой

учения своей школы. Пишет около 3000 листов сказок в месяц.

Повторный приступ болезни сестры Тоси заставляет его

вернуться на родину. В ноябре 1921 года поступает учителем в

старшие классы среднеобразователъной сельской школы города

Ханамаки. В его обязанности входит преподавание английского, математики, геологии, культуры посадки и сбора урожая, климатологии и почвоведения.

Через год, в ноябре 1922 года, умирает его любимая сестра

Тоси. В этом же году Кэндзи напечатает сказку «Переход через

снега» и получит первый и последний в своей жизни гонорар за книгу

— 5 йен.

В августе 1923 года под предлогом поиска рабочих мест для

студентов он едет на Сахалин (тогда — часть Японии). Настоящей

целью поездки был поиск общения с душой сестры Тоси. Во время

путешествия им была написана серия печальных стихов, посвящѐнных прощанию с сестрой, — «Утро вечного расставания» и

др.

В апреле 1924 года Кэндзи издаѐт на свои деньги сборник

набросков «Весна и асуры» (асуры — карающие боги в индуистской

мифологии). Сборник был высоко оценѐн критиками. В школе он

ставит театральные постановки с учениками по своим произ-

ведениям. В декабре опять издаѐт на собственные деньги книгу

сказок Ихатово «Харчевня, где всегда много заказов».

В июле 1924 года начинается переписка с литератором

Кусано Синрэй, которая позже перерастает в дружбу. Стихи Кэндзи

печатаются в литературном журнале Кусано «Гонг» («Дора»),

В марте 1926 года он оставляет работу в школе. Создаѐт

общество «Расутидзин кѐкай» для ведения просветительской

работы среди крестьян. В декабре того же года уезжает в Токио, где берѐт уроки скоропечатания, языка эсперанто, органа и виолон-

чели. Знакомится и активно общается с министром Финляндии, директором Академии эсперанто Рам-стедтом. Вступает в

японскую сельскохозяйственную партию префектуры Иватэ.

Посвящает себя просветительской мелиораторской работе.

В феврале 1927 года полиция предъявляет претензии к

работе общества «Расутидзин кѐкай» и останавливает его

деятельность.

В июне 1928 года Миядзава едет на полуостров Идзу к Ито

Нанао. Итогом поездки становятся циклы стихов — «Михара

Санбу» и «Токио». Летом этого же года слабый организм Кэндзи не

выдерживает огромной нагрузки работы мелиоратором, и к осени у

него открывается быстротекущая форма туберкулѐза. После

этого он в течение двух лет находится на домашнем лечении.

Создаѐт цикл стихов «В болезни». Почувствовав себя лучше, в

1931 году Кэндзи возвращается к активной деятельности, но

ненадолго...

Вскоре второй приступ болезни настигает его. Вернувшись

домой в Иватэ, он соблюдает строгий постельный режим, при этом

непрерывно работает над созданием сказок и стихов. 3 ноября того

же года он заканчивает новый цикл стихов «И даже дождь меня не

сломает» («Аме ни мо македзу»).

21 сентября 1933 года в возрасте 37 лет Кэндзи умирает от

туберкулѐза. Хочется плакать и кричать... Почему так мало, так

несправедливо... Но у Бога свои законы справедливости. За свои 37

лет он успел сделать столько, что могло бы хватить другим на

несколько жизней. В последний вечер жизни Кэндзи вышел к

односельчанам, и до поздней ночи они обсуждали проблемы удобрения

почвы. Перед смертью он оставил единственное завещание отцу: распечатать 1000 копий его любимой Сутры Лотоса («Хокэкѐ») и

раздать друзьям, чтобы они помолились...

Миядзава Кэндзи был необыкновенным человеком. Японцы

считают, что он был одним из немногих поэтов, достигших

просветления при жизни.

С детства Кэндзи, сын торговца, видел страдания и нищету

крестьян, которые в неурожайные годы вынуждены продавать всѐ

имущество и вести нищенское существование. Так, по-видимому, сформировался в нѐм комплекс вины перед этими людьми, желание

самопожертвования, ведь его семья относилась к зажиточному

классу торговцев. Также нельзя не отметить огромное влияние

буддизма на жизнь и творчество Кэндзи. В 18 лет он впервые

услышал Сутру Лотоса, которая глубоко затронула его сердце.

Именно под впечатлением от силы этой молитвы он поступил в

школу Кокутюкай, принципы которой отличались от устоев

буддийской школы отца, что внесло немало разногласий в семью

Миядзавы.

Жертвование всем ради обездоленных и презрение к сильным

мира сего были основными чертами школы Кокутюкай, что было

близко душе Кэндзи. Смерть сестры Тоси, которая понимала его в

семье лучше всех, навсегда оставила след лѐгкой грусти в произ-

ведениях писателя.

Произведения Миядзавы Кэндзи, наполненные гуманизмом и

любовью к природе, шагают из страны в страну. Они не могут и не

должны знать границ.

В ЧАЩЕ

- Наши предки птицы, все как один, когда впервые спустились с

неба, были совершенно белыми - так обратилась ко мне одна

престарелая сова, одиноко сидевшая в чаще леса на ветке низенькой

сосны в безветренный тихий вечер, когда золотой серп уже висел на

восточном небосклоне.

Однако я особенно не доверяю особам, подобным совам.

Посмотришь на неѐ, как она раздувает щѐки, разговаривает неохотно, а если и говорит, то голос еѐ звучит зычно, весомо, или как она широко

раскрывает глаза во время разговора и правдиво поворачивает свою

толстую шею в тѐмно-синей тени деревьев, то кажется, что сердце у

неѐ такое же - прямое и бесхитростное. Да, сова своим видом могла

обмануть кого угодно. Поэтому я ей нисколечко не доверял. Однако

однажды, в самый обычный вечер, я, вдыхая серебряный лунный свет, пошѐл послушать, что же теперь расскажет эта большая сова. Мне

показалось, что она хочет поведать известную историю о покрасочной

мастерской коршуна1. Что же, ничего плохого в том нет, что я спокойно

выслушаю еѐ рассказ и оценю, достаточно ли он логичен, нет ли в нѐм

обмана. Так что я, сделав, по возможности, серьѐзное лицо, обратился

к сове:

- Сова, говорят, что птицы спустились с неба - ноги поджали и

спустились. А ещѐ говорят, что они все были белыми. Это правда?

Если это так, то почему же сейчас они такие разноцветные: кто

трехцветный, кто пепельный, кто красный – кто во что горазд.

Сова, услышав начало моего обращения, мгновенно широко

открыла глаза:

- Ага, попался на удочку!

Однако моѐ упоминание о трѐхцветных птицах резко испортило

ей настроение.

- То, что вы говорите, совершеннейшая ерунда. Трѐхцветной

1 Традиционное японское сказание о том, как коршун открыл птичью покрасочную

мастерскую и покрасил ворону в чѐрный цвет, за что и приобрѐл ненависть соплеменников

(Словарь народных сказаний и легенд префектуры Иватэ, 1966 г.). Существует несколько

версий этой легенды, в том числе и о совиной покрасочной мастерской (здесь и далее прим, переводчика).

может быть только кошка. Птица не может быть трѐхцветной.

Я обрадовался, что сова попалась в расставленные мною сети, и

спросил:

- Так что, выходит, среди птиц не было кошек?

Услышав это, сова как-то нехорошо заѐрзала на ветке.

«Вот он, нужный момент», — подумал я и добавил:

- Где-то всѐ-таки я слышал, что кошки входили в разряд птиц. И

козодой мне говорил об этом, и ворона, кажется, говорила то же самое.

Сова горько рассмеялась, пытаясь сбить меня тем самым с

толку, и добавила:

- Однако у вас большие связи.

Но меня так просто с толку не собьѐшь.

- И тем не менее это правда. К тому же об этом говорил мне ваш

друг козодой.

Сова поѐрзала на ветке ещѐ какое-то время и потом проронила:

- Это была кличка.

Сказала как отрезала и отвернулась.

- Так это была кличка? Чья? Чья? Эй, сова, послушай! Кошка —

чья это была кличка?

Сова немного приподнялась на ветке, обратив свой прозрачный

взгляд к луне, — весь еѐ облик выражал затруднение. Ничего не

поделаешь, видно было, что разговор подходил к развязке. Сова

сделала как могла интересное лицо и выпалила признание:

- Это была моя кличка.

- Ах вот как! Это была ваша кличка. Ваша кличка — Кошка. Хотя

вы совсем не похожи на кошку — так я говорил, с интересом

разглядывая совиное лицо, а сам про себя думал: «Ну вылитая кошка».

Сова, поморгав глазами, как бы страдая от яркого солнечного

света, отвернула лицо в сторону. Казалось, она вот-вот заплачет. Это

не входило в мои планы. Я так неумело пошутил над ней, что довѐл еѐ

до слѐз. Мне было жаль еѐ. Сначала ведь у неѐ было такое хорошее

настроение, она обратилась ко мне со своей историей, а я так

подтрунил над ней, что отбил у неѐ всякое желание разговаривать. Я

был расстроен и начал поспешно оправдываться:

- Ведь так много разных видов птиц. Я так понимаю, что раньше

у них были различные форма тела и голос, а цвет перьев был

одинаковым, он был у всех белым. Однако сейчас всѐ изменилось, правда ведь? Хотя и сейчас есть совершенно белые птицы, например

цапля или аист. Они не изменились, не так ли? — Пока я это говорил, сова постепенно поворачивалась в мою сторону, а к концу моего объ-

яснения она уже согласно кивала головой, как бы вторя моим речам.

- Это великолепная трактовка. Птицы действительно сначала

все были полностью белыми, что являлось причиной страшной

неразберихи. Очень часто бывало, что фазан или какая-нибудь горная

птица со спины окликнет другую: «Госпожа большая синица, добрый

день», на что эта птица, сделав нехорошее лицо, молча обернѐтся, и

окажется, что это чиж. Или, например, маленькая птица сидит на ветке, и вдруг ей кто-то издалека кричит: «Господин чиж, заходите в гости», а

оказывается, что это длиннохвостая овсянка. Тогда овсянка начинает

думать, что еѐ любят меньше, чем чижа, ведь звали в

гости не еѐ, разозлится и перелетит подальше. Всѐ это в

действительности приводило не только к тому, что больно ранило чьи-

то чувства, но и к тому, что в делах возникала страшная путаница и

даже суд строгого господина грифа Кордона не мог решить эти

проблемы.

- Да, похоже, вы совершенно правы. Действительно

неудобно. И что же случилось потом?

А-а, лист дерева на дубе сверкает и колышется. Но почему-то

только один лист. Почему он колышется? — так, думая совершенно о

другом, задал я вопрос сове.

Однако сова совсем не обиделась, а, наоборот, с радостью

продолжила разговор:

- И здесь все птицы, все без исключения, пришли к негласному

соглашению, которое они хоть и не произносили, но глубоко в сердце

все разделяли. Соглашение это касалось того, что надо что-то делать, надо, применяя смекалку, как-то изменить ситуацию. Иначе, если дело

так и дальше пойдѐт, цивилизация птиц остановится в своѐм развитии.

- Да, это так. Без перемен никак нельзя. У нас, у людей, тоже.

Разговор, правда, немножко о другом — касательно языков была такая

же проблема. Ну так что же было дальше?

Было решено срочно обратиться к коршуну, чтобы он открыл

свою покрасочную мастерскую.

Я подумал, что разговор привѐл нас, как я и предполагал, к

покрасочной мастерской коршуна, и невольно рассмеялся. Это

оказалось несколько неожиданным для совы, и тогда я, оправдываясь, поспешно добавил:

- Вот ведь как. Коршун открыл свою покрасочную мастерскую.

Наверное, у него были такие длинные руки, что ими было очень удобно

подхватывать окрашенный материал и складывать в чан.

- Вы совершенно правы, — ответила сова.

- Этот коршун был страшный ловкач. Без сомнения, он открыл

покрасочную мастерскую, предварительно просчитав всю выгоду от

неѐ. Действительно, у этого коршуна были длинные руки, и ему было

очень удобно помещать птиц в чан с краской.

- А-а, — вскрикнул я, — так окрашиваемым материалом было

само тело птицы! Какая, однако, это была опасная затея! — Я

невольно вскрикнул, но сразу осѐкся, потому что испугался, что это

опять обидит сову. Однако сова не обиделась, а даже, наоборот, с

удовольствием продолжила свой разговор.

В этот вечер в лесу ветра не было, тишина была как в омуте. На

восточном небосклоне уже висел золотой серп. Дуб железистый и

сосна стояли тихо, словно мѐртвые. А единственным неспящим

существом, внимательно слушавшим совиный рассказ, был я. Вся эта

обстановка приводила сову в необыкновенно хорошее настроение.

- Да, сложно передать словами, какова была радость птиц.

Особенно велика была радость воробьев, синиц, крапивниц, белоглазок, длиннохвостых овсянок и мухоловок — птиц, которых

постоянно все путали. Они кричали от радости, кружились, прыгали, взявшись за крылья, и скорее неслись в покрасочную мастерскую

коршуна.

«Интересные вещи она рассказывает», — подумал я.

-

Вот

ведь

как

это

было.

Да,

теперь

понятно.

Выходит, все птицы отправились на покраску?

- Да, все пошли. И орлы, и страусы, и даже большие птицы - все, не спеша, отправились к коршуну. Заказы у всех были разные. Одна

говорила: «Покрасьте меня как-нибудь, без особых прикрас», а

другая:

«А

меня

покрасьте

тщательно,

избегайте

дурных

тонов,

в

крайнем

случае

я

могу

допустить

мышиный цвет».

Коршун с самого начала работы был в необыкновенном

расположении духа, хватался за работу и красил всех направо и

налево. На крутом берегу реки из красной глины он вырыл круглую яму

и залил туда краску. Он брал птицу в клюв и, широко расставляя ноги, опускал еѐ в чан с краской.

Конечно же, самым сложным делом была покраска головы и

лица. Смотреть на это было просто больно. Голова — ещѐ терпимо, еѐ

можно было покрасить, свесившись головой вниз. А при покраске лица

приходилось клюв птицы помещать в воду, что, конечно же, доставляло всем ужасное мучение. Если по невниманию во время

покраски какая-нибудь птица делала вдох, то весь желудок, все кишки

прокрашивались и становились либо красными, либо чѐрными.

Зная это, птицы, перед тем как поместить лицо в краску, делали

глубокий вдох. После погружения в груди у них оставалось много

дурного газа, который надо было выдохнуть. Тяжелее всего было

маленьким птицам, ведь у них и лѐгкие были маленькими.

Когда они не могли больше переносить погружения, говорят, они

поднимали своѐ личико и так страшно кричали, будто умирают. Ну и

тогда, понятно, лицо оставалось непрокрашенным. Например, у

белоглазки вокруг глаз остались белые непрокрашенные места, а у

длиннохвостой овсянки остались не погруженными в краску обе щеки.

Тут я решил подтрунить над совой:

- Вот как. Вот как. Вот оно что. А я думал, что белоглазка и

овсянка сами попросили, чтобы им не окрашивали эти белые пятнышки.

Сова немного растерялась и, переведя взгляд в глубину леса, куда-то в темноту, ответила:

- Нет, здесь ваше мнение ошибочно. Это всѐ произошло из-за их

маленьких лѐгких.

Тут я решил, что пришло время вставить своѐ замечание:

- Если всѐ так, как вы говорите, то почему же и у белоглазки, и у

овсянки с обеих сторон симметрично белые пятнышки одинаковой

формы и в одинаковых местах? Это было бы слишком хорошо, чтобы

быть правдой. Если бы им не хватило воздуха и они прервали покраску, то белое пятно осталось бы, скорее всего, либо с одной стороны у

глаза,либо сверху на лбу.

Сова на какое-то время закрыла глаза. Лунный свет спускался на

лес подобно свинцу — тяжѐлому, но светлому. Сова наконец-то

открыла глаза, голос еѐ звучал несколько ниже обычного:

- Наверное, они красили обе половинки лица отдельно.

Я рассмеялся:

- Если бы они красили обе половинки лица отдельно, то

получилось бы ещѐ хуже, не так ли?

Сова с чувством достоинства отвечала:

- Ничего здесь странного нет. Размер лѐгких был одинаково

маленький, как в начале покраски, так и в конце, и поэтому в одно и то

же время у них ощущалась нехватка дыхания.

- Да, похоже, что так, — сказал я вслух, а про себя подумал:

«Хитрая бестия, логично придумала, удалось тебе улизнуть».

- Вот какие дела, — оборвала сова свою речь на полуслове.

«Да, сейчас я проиграл», — подумал я раздражѐнно, и у меня

пропало всякое желание разговаривать.

Однако мне опять стало стыдно перед совой, и я решил

продолжить разговор:

- Ах вот, оказывается, в каком духе всѐ это происходило. И в

завершение такие птицы, как журавль или цапля, так и остались

неокрашенными.

- Нет, это всѐ было по заказу, по личному заказу журавля.

Господин журавль сам приказал покрасить только самый краешек

хвоста в чѐрный цвет. Его покрасили согласно собственному приказу,

— ответила сова и удовлетворѐнно рассмеялась.

Уже в который раз отметил я про себя, как ловко эта бестия

использует то, что сказал собеседник, но вслух ничего не ответил, помня о том, что изначальной причиной, побудившей меня продолжить

разговор, было желание порадовать сову.

И сова продолжала:

- Однако коршун становился всѐ наглее и наглее. Деньги у него

появились, социальный статус вырос. Ходил он теперь с важным

лицом: я, дескать, среди птиц и есть самый первый труженик. И как

следствие — совершенно перестал работать. Себя он покрасил в

такую жѐлто-синюю, эффектную полоску, чем очень хвастался. Таким

образом, прошло два или три дня, манера его работы становилась всѐ

вальяжнее и вальяжнее. Просит его, например, птичка сделать узор, состоящий из пятнышек коричневого, белого и чѐрного цвета, а он

чѐрный забудет положить; или попросят его сделать элегантную черно-

красную полоску, а он сделает какую-нибудь раскраску попроще, вроде

как у ласточки. Другими словами, стал он работать спустя рукава.

Хотя птиц-то неокрашенных к тому времени осталось не так-то

много. Ворона, цапля и лебедь — всего-то три птицы и осталось.

Ворона каждый день приходила в покрасочную коршуна и устраивала

скандал: хочу, дескать, чтобы меня именно сегодня покрасили. А

коршун ей неизменно отвечал: «Да, обязательно завтра покрашу». И

так продолжалось ежедневно. Ворона разозлилась и в один

прекрасный день решилась дать отпор коршуну. Пришла она к нему и

стала кричать: «Ты, вообще, о чѐм думаешь? Ты сделал вывеску

покрасочной мастерской, к тебе птицы поэтому и приходят. Если ты не

работаешь, не порядочнее ли тогда отказаться от вывески? Сколько

дней подряд всѐ прихожу и прихожу, а слышу в ответ только "завтра"

да "завтра". Если ты продолжаешь работать, то покрась меня сегодня

же. Если ты не сделаешь ни того ни другого, то я объявляю тебе

войну».

Коршун и в этот день, как всегда, сидел, уставившись в одну

точку, с утра изрядно напившись масла, но, услышав такое откровение, призадумался: «Даже если я закрою покрасочную мастерскую, то с

деньгами у меня проблем всѐ равно уже не будет, однако с именем так

расставаться не хочется. С одной стороны, работу бросать ещѐ не

хочется, а с другой стороны, работать уже не нужно». Так он

раздумывал и отвечал: «Да, вы правы. И как же вы хотите, чтобы я вас

покрасил?»

Ворона несколько охладила свой гнев и сделала заказ: «Хочу

быть в таких больших чѐрно-фиолетовых пятнах, таких стильных, как

на японском кимоно типа юдзэн2.

Эти слова задели коршуна за живое. Он резко встал и сказал:

- Ну, приступим же к покраске. Вдохните поглубже воздух.

Ворона тоже встала, обрадовалась, расправила грудь и

наполнила еѐ воздухом.

- Всѐ? Готова? Теперь закрой глаза.

Коршун взял ворону крепко в клюв и опустил еѐ со всего размаху

в чан с чернилами. Всю опустил, с головой. Ворона поняла, что

фиолетовых пятнышек при таком способе покраски ей не видать, и в

панике забила крыльями. Но коршун еѐ крепко держал. Тогда она

стала плакать и кричать и в конце концов выбралась из чана. Но к тому

времени она уже была совершенно чѐрная. Она страшно разозлилась

и как была, чѐрная, выбежала из покрасочной мастерской.

Ворона побежала к своим друзьям, птицам, и рассказала им о

тех безобразиях, что вытворяет коршун. Однако к тому времени все

птицы уже имели зуб на коршуна. Собравшись все вместе, они пошли в

мастерскую, схватили коршуна и засунули его в чан с чернилами.

Коршуна держали в чане с чернилами, пока он не потерял

сознание. Тогда птицы вытащили потерявшего сознание коршуна из

чана, а потом разорвали на маленькие кусочки вывеску покрасочной

мастерской. Через какое-то время коршун пришѐл в себя, но к тому

времени он был чѐрным не только снаружи, но и внутри. Вот в

результате чего и вышло, что журавль и цапля так и остались

неокрашенными.

Сова закончила свой рассказ и отвернулась, молчаливо

наблюдая лик госпожи Луны.

- Вот как. Теперь я понял, как всѐ было. Как я вижу, вам повезло, и вас покрасили в числе первых. Так детально, хорошо вас покрасили

— так я говорил, поднимаясь и прощаясь с совой, спрятавшейся от

ртутного, тяжѐлого света госпожи Луны в тѐмной тени деревьев.

2 Традиционный японский цветочный узор на кимоно (японское название — «юдзэн моѐ»).

КРАСНОГОЛОВЫЙ ЖУРАВЛЬ И ХРИЗАНТЕМЫ

На самой вершине фруктового холма росли две жѐлтые

хризантемы 3, ростом высокие, почти с подсолнух, и красная

хризантема, ростом даже выше, чем две еѐ подруги. Эта красная

хризантема хотела стать королевой всех цветов. Что бы ни случилось

— пронесѐтся ли мимо южный ветер, осыпая цветы и деревья

большими каплями дождя, или, оборвав с маленького каштанового

дерева, растущего на холме, зелѐные колючие плоды и маленькие

ветки, зло и громко смеясь, бросит их вниз, — наша бравая троица

стоит спокойно, слегка склонив друг к другу головы, и только красивее

становится.

Сегодня, впервые в этом году, прилетел господин Матасабуро —

северный ветер. Подул в свою свирель в голубое небо, потрепал

торопливо листья тополя Сиболди 4, растущего у подножия холма, сорвал и бросил на землю груши, растущие во фруктовом саду. А три

хризантемы, видевшие это, лишь слегка усмехнулись. Одна жѐлтая

хризантема, обратив к бледно-голубому южному небосклону своѐ

сердце, задумчиво обронила:

- Госпожа Солнце, похоже, сыплет сегодня кобальтовую

стеклянную пудру несколько больше обычного.

С любовью глядя на подругу, сказала вторая жѐлтая хризантема:

- Ты сегодня выглядишь несколько бледнее, чем обычно.

Наверняка и я выгляжу так же.

- Да, похоже, что это так, — отвечала ей первая и, обращаясь к

3 В оригинале автора — георгин, цветок семейства хризантем.

4 Тополь Сиболди (Populus Sieboldii). Принадлежит к семейству ивовых рода тополиных.

Высокое, до 5 метров дерево. Зимой, при сильном ветре, листья тополя трутся друг о друга

и издают звук, за что в народе дерево получило другое, более распространѐнное название, которое и использует автор, — тополь Яманараси, или Горный шѐпот.

«Кто так остро кричит,

Разбуженный ветром.

Это либо Горный шѐпот,

Либо тополь просветления просит».

Стихи Миядзавы Кэндзи.

красной хризантеме, продолжала:

- А ты сегодня выглядишь просто великолепно. Мне кажется, что

ты сегодня запылала, как огонь. Красная хризантема подняла своѐ

личико к голубому небу и, сверкая в солнечных лучах, смеясь, отвечала:

- Но для меня этого слишком мало. Жизнь была бы для меня

совершенно невыносима, если бы не моя вера в то, что я своим светом

смогу заставить небо пылать огнѐм. Ах, как меня это всѐ раздражает.

Но вот, наконец, солнце зашло, закатилось бледное небо цвета

цитрина5, чѐтко проступили контуры звѐзд, и небосвод стал подобен

тѐмно-синему омуту.

Послышалось пение: «Пи-то-ри-ри. Пи-то-ри-ри». И, освещѐнная

сиянием звѐзд, пронеслась внизу тень красноголового журавля6

- Эй, журавль, послушайте, ведь я правда красивая? —

обратилась к нему красная хризантема.

- Да, красивая, красная такая, — ответил красноголовый журавль, растворяясь в темноте, удаляясь по направлению к дальнему болоту, своему дому. По дороге журавль глухо поприветствовал одну-

единственную ослепительно-белую хризантему, растущую на болоте:

- Добрый вечер.

Белая хризантема застенчиво засмеялась.

Горы заволокли парафиновые облака, наступило утро.

Вскрикнула, удивившись, жѐлтая хризантема:

- Ой, какой ты стала красивой. Вокруг тебя как будто нимб цвета

персика.

- Да, точно. Как будто из радуги в этот нимб художник выбрал

только красные тона, — согласилась с ней еѐ жѐлтая сестра.

- Да так я не зря говорю, как меня всѐ это раздражает. Мне бы

5 Цитрин — прозрачный жѐлтый кварц. Назван от латинского «citreum» — лимон. Любимый

автором минерал.

«Облако прорвалось.

Наступило утро.

Небо цвета цитрина.

Грибной дождь».

Стихи Миядзавы Кэндзи.

6 Журавль в Японии — символ долголетия.

хотелось своим собственным светом сделать небосвод огненно-

красным. А иначе мне жить нестерпимо скучно. А госпожа Солнце всѐ

больше и больше сыплет серебряной пудры, — капризно отвечала

красная хризантема. Жѐлтые сестры обе как-то сразу смолкли, крепко

закрыв свои ротики.

Вслед за золотым жарким полднем пришѐл вечер, прозрачный и

свежий, словно кианит 7. Под сверкающим звѐздным небосводом

пронѐсся взъерошенный журавль.

- Эй, журавль, постой, я ведь сильно сияю. Не так ли?

- Да, ты прилично сияешь.

Журавль, медленно погружаясь в далѐкое молочное облако, глухо прокричал ещѐ раз белой хризантеме:

- Добрый вечер! Как настроеньице?

Звѐзды сделали свой круг по небосклону, Марс допел свою

последнюю песню, и небо окрасилось серебром наступающего утра.

Солнечные лучи наплывали и волновались, подобно янтарным волнам.

- Ой, как ты красива. Сегодня ореол сияния вокруг тебя в пять

раз больше, чем обычно, — хвалила красную подругу жѐлтая

хризантема.

- Ой, и вправду. Я даже проснулась сразу. Смотри, твой свет

стал такой сильный, что до дальнего каштана достаѐт, — вторила ей

сестра.

- Да, я вижу, это действительно так. Но всѐ равно мне этого мало.

Пока ещѐ никто не называет меня королевой, — отвечала им красная

хризантема.

Услышав это, жѐлтые хризантемы печально переглянулись и

перевели взгляд на тѐмно-синюю гряду восточных гор.

Подошѐл к концу солнечный, тѐплый осенний день, выпала роса, звѐзды вышли на небосклон, и всѐ тот же журавль молча кружил над

тремя хризантемами.

- Журавль, а журавль, как я тебе сегодня? — спросила его, как

всегда, красная хризантема.

- По-моему, даже очень ничего. Хотя темно уже, плохо видно.

7 Кианит – минерал, силикат алюминия. Цвет голубой, синий, иногда зеленый, желтый.

Назван он от греческого «кианос» - темно-синий

Журавль, пролетая к себе на дальнее болото, бросил, как всегда, вниз белой хризантеме:

- Здравствуйте. Сегодня славный вечер, не так ли?

Начало рассветать, и в этом колокольчиковом мареве жѐлтые

хризантемы заметили что-то в силуэте красной подруги, что заставило

их в испуге, встретившись глазами, вдруг замолчать. Закричала

красная хризантема:

- Меня всю колотит от злости. Сегодня как я выгляжу, как? — И

тогда одна жѐлтая хризантема, осторожно выбирая слова, ответила:

- Наверняка ты красная, как огонь. Однако, как нам кажется, ты

выглядишь не краснее, чем раньше.

- Ах, как, как я выгляжу? Скажите, не томите меня.

Тогда другая хризантема, несколько стесняясь, добавила:

- Это только так нам кажется. Не принимай близко к сердцу. Нам

кажется, что у тебя по телу пошли какие-то тѐмные пятнышки.

- Ах, перестаньте же. Это плохой разговор, я не хочу его

продолжать.

Опять солнце светило весь день, и половина яблок на яблоне с

фруктового холма налилась алым цветом. Тогда вновь опустилась

молочная завеса, пожелтел небосклон и пришѐл вечер.

- Пи-то-ри-ри. Пи-то-ри-ри, — прокричал, пролетая, журавль.

- Господин журавль, добрый вечер. Меня хорошо видно? —

окликнула его, как всегда, красная хризантема.

- Сложно что-либо сказать. Плохо видно, — поспешно выпалил

журавль, направляясь к болоту.

Журавль, как обычно, поприветствовал белую хризантему:

- Сегодня выдался тѐплый вечер, не так ли?

Наступило утро. В бледно-голубом, пахнущем яблоками мареве

был слышен голос красной хризантемы:

- Скажите, скажите скорее, как я сегодня выгляжу?

Но жѐлтые хризантемы, как ни вглядывались в красную подругу, не видели ничего, кроме чернеющей жалкой тряпочки.

- Ещѐ не рассвело. Ничего нельзя толком разглядеть, —

отвечали они.

Красная хризантема уже готова была расплакаться.

- Скажите правду, прошу вас, скажите, — умоляла она, — я вижу, вы от меня что-то скрываете.

- Я почернела? Почернела, да?

- Да, похоже, несколько потемнела. Однако ещѐ темно и плохо

видно.

- Однако как мне это всѐ неприятно. Только представить такое: на красном — и вдруг чѐрные пятна.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился человек маленького роста с

жѐлтым заострившимся лицом и в странной треугольной шляпе. Он

остановился, взглянул на красную хризантему и воскликнул:

—

Так это же фамильный герб8 моего хозяина, один в один.

И он с хрустом переломил стебель. Красная хризантема

бессильно повисла у него в руке.

- Куда ты идѐшь? Куда ты идѐшь? Держись за нас! Не уходи! —

кричали, не переставая, вслед своей подруге жѐлтые хризантемы.

Какое-то время можно было ещѐ расслышать затихающий голос

красной хризантемы. Но этот голос всѐ удалялся и удалялся и теперь

уже был еле слышен у подножия горы, где он, наконец, смешался с

голосом тополя Сиболди.

И тогда взошло солнце, отражаясь в слезинках жѐлтых

хризантем.

8 Герб в виде 18-лепестковой хризантемы издревле в Японии был символом императорской

фамилии. Официально данный герб как символ императорской власти был закреплѐн в 1869

году. С 1871 года запрещается использование герба другими семьями, кроме императорской.

Согласно современной Конституции Японии использование герба в виде хризантемы лицам, не принадлежащим к императорской семье, разрешено, однако официальная регистрация

герба как символа рода либо фирмы запрещена.

ПЛОДЫ ДЕРЕВА ГИНКГО

Верхушка неба была холодная-холодная, как только что

выкованная сталь. Там, наверху, ещѐ было много звѐзд, но самый низ

восточного небосвода уже начал окрашиваться в нежно-фиолетовый

колокольчиковый 9 цвет. Под этим холодным небом, внизу, но так

высоко, что даже дневная птица не долетает, болтался острый

обломок облака. Его принѐс сюда ветер, который, мягко раскачивая, тащил его в южном направлении. Рассвет был так прозрачен, что даже

это тихое задувание ветра было слышно дереву гинкго 10, одиноко

стоящему на вершине горы. Потревоженные этим звуком, проснулись

враз все дети — плоды дерева гинкго, все до единого. Проснулись, и

сердца их сжались от страха. Они поняли, что пришло время

отправляться в путь. Все давно ждали этот день. Ещѐ вчера вечером

об этом дне напоминали две прилетевшие сюда вороны.

- У меня, наверное, всѐ будет кружиться в голове, когда я буду

падать, — сказал один мальчишка другому.

- Закрой глаза и падай себе спокойно, — ответил ему другой.

- Ой, я совсем забыл. В термос же надо было набрать воды про

запас.

- А я кроме воды в термосе ещѐ запасся и ментоловой водичкой

на всякий случай. Хочешь, поделюсь с тобой? Мама говорила, что, когда в пути станет особенно тяжело, надо отпить чуть-чуть и тогда

сразу станет легче.

9 Цвет колокольчика является одним из любимых цветов Миядзавы Кэндзи. Колокольчик —

символ осени, служит для передачи контрастности с холодным цветом стального неба.

10 Гинкго двухлопастный, гинкго (лат. Ginkgo biloba) — реликтовое растение. Это

единственный представитель класса гинкговых, единственного в отделе гинкговидные.

Растения этого класса были широко распространены на земле в мезозойскую эру.

Листопадное, голосеменное двудомное растение, в высоту достигающее 20—35 метров.

Дальними родственниками гинкго являются ели и сосны, поэтому раньше ботаники

относили растение к хвойным. Существуют мужские и женские деревья. На десять

мужских деревьев рождается в среднем одно женское. Дерево в Японии начинает цвести с

конца апреля до середины мая, а к сентябрю пыльцой от мужских деревьев опыляются

женские и завязываются плоды, похожие на абрикосы. Цветок женскою дерева имеет

двойной пестик, вокруг которого завязываются два плода, как. например, у вишни. Разговор

между двумя братьями (сестрами) — плодами дерева гинкго — и положен в основу рассказа, что соответствует анатомии дерева.

- Интересно, а почему мама мне не дала этой водички?

- Ну, так я тебе дам, говорю же. Нельзя думать плохо о маме.

Да, как вы, наверное, уже догадались, это самое дерево гинкго и

было для них всех мамой. В этом году мама родила тысячу

златоглавых детишек, тысячу плодов дерева гинкго. Но вот настал тот

день, когда все дети должны были покинуть мать, чтобы отправиться в

дорогу. И настолько горевала она при мысли о расставании с детьми, что растеряла до сегодняшнего дня все свои золотые волосы формы

веера11.

- Не знаю, куда я попаду, — тихонько промолвила одна девчушка, задумчиво подняв лицо к небу.

- И я не знаю, — ответила ей другая, — что касается меня, мне

вообще никуда идти не хочется.

- А мне всѐ равно, что бы со мной ни случилось, лишь бы

остаться здесь, вместе с мамой.

- Тебе же говорят — нельзя. Талдычил же тебе об этом ветер

каждый день.

- А я всѐ равно не хочу, не хочу.

- Что же выходит, нам всем придѐтся расстаться?

- Да, придѐтся. Мне уже всѐ равно в этом мире ничего не надо.

-

И мне тоже. Я была так эгоистична до этого.

Простите меня, друзья.

- Нет, это я, я была такой избалованной. Вы меня

простите.

А тем временем небо на востоке, бывшее когда-то бледно-

фиолетовым, как лепестки колокольчика, пожухло и потеряло силу.

Можно было заметить, что сквозь его завесу уже начало пробиваться

белое сияние зарождающегося утра. Звѐзды гасли одна за другой. А

два плода-мальчугана, сидящие на самом-самом верху дерева гинкго, продолжали свой неторопливый разговор:

- Уже рассвело. Я счастлив. Я знаю наверняка, что стану золотой

звездой.

11 Осенью светло-зелѐные гинкго желтеют и опадают. Особенностью является то. что ски-

дывает дерево листья одновременно, практически в одну ночь, и дальше всю зиму стоит

голое, что поэтично подметил Миялзава Кэндзи.

- И я стану. Наверняка. Стоит нам упасть, как нас подхватит

северный ветер и закружит в небо.

- Я не думаю, что это будет северный ветер, он не очень-то

ласковый. Я думаю, что в нашем случае это будут птицы.

- Да, наверное, птицы. Я их очень уважаю, потому что они могут

в мгновение ока перелетать так далеко, что не будет даже видно. Если

попросить, то, я думаю, они захватят нас двоих и отвезут прямо в

голубое небо.

- Давай, давай попросим. Ох, скорей бы уж они прилетели.

А на том же дереве, только немного ниже, разговаривали ещѐ

двое мальчишек:

-Я первым делом пойду во дворец абрикосового короля 12 и

поймаю того дурня, что похитил абрикосовую принцессу. Этот дурень

точно где-то там прячется.

- Да уж, наверняка. Однако это очень опасно. Этот дурак, говорят, просто огромен. Он может в нашу сторону дунуть, и нас

ветром снесѐт.

- Не бойся, у меня припрятано кое-что на этот случай. Так что

всѐ будет в порядке. Хочешь, покажу?

- Так это же сеть, сплетѐнная из маминых волос.

- Да, так и есть, это матушкин подарок. Она говорила, что, если

почувствуешь, что грозит опасность, надо скорее спрятаться в эту сеть.

Я вот что придумал. Положу волшебную сеть за пазуху и пойду к

дурню. Скажу ему: «Эй, дурень, алло. Будешь меня сегодня есть или

не будешь?» Он, конечно же, страшно разозлится и, без сомнения, меня проглотит. А я уж ему в животе такое устрою, что будьте любезны.

Я ему там тиф устрою, и он помрѐт. Тут уж я вылезу, возьму под руки

абрикосовую принцессу и поведу во дворец. Свадьбу сыграем, всѐ как

положено.

- Вот как здорово. Если всѐ выйдет, как ты задумал, ты меня на

свадьбу не забудешь пригласить?

12 Плоды дерева гинкго по форме действительно напоминают спелые абрикосы, но не

пригодны для еды, крайне токсичны и по запаху похожи на тухлое мясо. Внутри плода, наоборот, находится семя, пригодное в пишу и очень полезное. Японцы собирают плоды, компостируют их и, когда плод окончательно протухает, выбирают лишь пригодные в пишу

семена (гиннан).

- Да, конечно же, приглашу, какие тут могут быть разговоры. Я и

страну сразу поделю пополам и тебе половину отдам. А матушке я

буду посылать каждый день сладости.

Звѐзды на небе уже совсем погасли. Восточная часть небосвода

пылала белым светом. Вдруг листья на дереве гинкго зашевелились и

заволновались. Кажется, пришло время отправляться в путь. Слышно

было, как говорили двое мальчишек:

- Ой, мне кажется, ботинки малы. Ну их, пойду босиком.

- Не беспокойся, возьми мои, поменяемся. У меня на размер

больше.

- Махнѐмся. Ой, спасибо. Как раз подошли.

- Кажется, у меня тоже проблема. Я не могу найти пальто, подаренное матушкой, — говорила одна девочка другой.

- Так скорее же ищи. На какой ветке ты его оставила?

- Я не могу вспомнить.

- Да ты и вправду попала в беду. Там же будет очень холодно.

Ты должна найти пальто во что бы то ни стало.

- Посмотри, вкусный ведь хлебушек. И личико изюма из него так

аппетитно выглядывает. Скорей клади его в сумку, а то госпожа

Солнце уже выходит, — продолжали свой разговор мальчишки.

- Ой, спасибо, непременно отведаю. Спасибо.

- Ну, пошли тогда вместе.

- Я в затруднении. Никак не могу найти это пальто. Что же мне

делать? — говорила всѐ та же девчушка.

- Пошли вместе тогда. Я тебе буду иногда давать своѐ поносить.

Если будем замерзать, замѐрзнем вместе, — отвечала ей сестра.

Тем временем небо на востоке всѐ белело и уже начало

тихонько волноваться. Дерево-мать стояло, не шевелясь, точно

мѐртвое. Как вдруг пучок света, подобно золотой стреле, вырвался и

ударил вниз. Дети дерева гинкго разом запрыгали и засветились от

радости. С севера вдруг резко подул ветер, холодный и прозрачный, словно льдина.

- Прощай, мама. Прощай, мама, — словно дождь, посыпались разом дети с веток дерева гинкго.

Засмеялся северный ветер.

- И в этом году они, как всегда, говорят «прощай» своей матери

— так приговаривал он, удаляясь, расправляя всѐ шире и шире своѐ

стеклянное манто13.

Солнце залило восточный небосклон светом, сверкающим, подобно драгоценным камням. Оно дарило своѐ тепло печальной

матери — дереву гинкго и еѐ детям, впервые отправляющимся в путь.

13 Стеклянное манто является типичной одеждой ветра Матасабуро, постоянного героя

сказок Миядзавы Кэндзи

УЧИТЕЛЬ ПТИЧЬЯ КЛЕТКА И МЫШОНОК ФУ

В одно время жила-была Птичья Клетка. Да и то, честнее сказать, это была не птичья клетка, а птичья коробка. Был у птичьей коробки

потолок, дно, три стены, сделанные из тонкой доски, а с другой

стороны решѐтка из проволоки одновременно служила дверью. Сбоку

было маленькое стеклянное окошко.

Однажды в Птичью Клетку посадили птенчика птицы бульбуль14.

Птенец, попав в такое тѐмное тесное место, возмутился и стал

бить крыльями. Птичья Клетка ему говорит:

- Нельзя бить крыльями.

Однако птенец не слушался и всѐ бил и бил крыльями, пока

окончательно не выбился из сил. Тогда он лѐг без движения, заплакал

и стал звать маму.

- Нельзя плакать, — сказала ему Птичья Клетка.

В этот момент впервые Птичья Клетка почувствовала: «Ха-ха, да

ведь я Настоящий Учитель». Действительно, если внимательно

посмотреть, маленькое окошко сбоку — лицо, а решѐтчатая дверь —

чем не великолепная жилетка. И, как только Птичья Клетка в это

уверовала, с этого момента она уже не могла спокойно сидеть на

месте.

- Я — Учитель. Меня зовут Учитель Птичья Клетка. Я буду тебя

учить, — стала внушать она птенцу.

Бедный птенчик. Ничего не поделаешь. Пришлось называть

клетку Учитель Птичья Клетка. Однако он сильно ненавидел Учителя.

Ежедневно находиться неподвижно в животе Учителя было страшным

для него мучением. Птенчик уже не мог его больше видеть и поэтому

предпочитал сидеть, закрыв глаза. Но даже с закрытыми глазами одно

воспоминание об Учителе наполняло его душу тоской.

И вот птенец в один день, а именно седьмой, не получил на обед

ни крупинки пшена. Случилось так, что все о нѐм как-то забыли. Ему

14 Птица бульбулъ. Места обитания — Африка, Азия. Размер тела — 20—30 см. Синевато-

серое оперение, хохолок на голове, коричневые щеки. Вьет гнѐзда вблизи человеческого жилья, поѐт пронзительно-высоким голосом: «Хи-ѐ, хи-ѐ», за что и получила своѐ японское название

— «хиѐдори».

было очень голодно, он беспомощно открывал и закрывал ротик, но

никто не пришѐл на помощь, и птенчик умер.

- А-а, какая жалость, — сказал Учитель Птичья Клетка.

Со следующим птенцом случилось то же самое. Умер он, правда, по другой причине: выпил протухшей водички и отравился. Следующий

за ним птенчик очень любил небо и деревья. Сердце его не вынесло

разлуки с ними, и он умер.

С четвѐртым птенцом случилось следующее. В один погожий

весенний день Учитель Птичья Клетка беззаботно заснул, оставив

отвороты своего решѐтчатого жилета широко распахнутыми. Пока он

спал, пришѐл разбойничий Кот-Генерал и схватил птенчика. Тут

Учитель Птичья Клетка проснулся, но было поздно.

- А-а, нельзя этого делать. Ну-ка, верни мне ученика.

Рассмеялся Кот-Генерал и убежал.

- А-а, какая жалость, — сказал Учитель Птичья Клетка.

После этого случая он полностью потерял доверие своих хозяев.

Так оказался Учитель Птичья Клетка в конце концов на полке в

кладовой. Его соседями стали треснутые цветочные горшки, старый

красный лаковый ковшик и прочая никому не нужная рухлядь.

- А-а, ужасно. Какой здесь воздух спѐртый — так приговаривал

он и оглядывался по сторонам. За спиной у себя Учитель обнаружил

маленькую чѐрную дырочку.

- Интересно, что это за дыра такая. Еѐ мог вырыть лев, или это, может быть, пещера дракона — так размышлял он.

Вот пришѐл вечер. Из чѐрной дыры вылезла мышка и откусила

от Учителя Птичья Клетка маленький кусочек. Учитель удивился

сильно, но, стараясь не подавать виду, произнѐс:

- Ой-ой, гражданочка, разве вы не знаете завещание короля

страны Камадзин15, запрещающее без основания кусать посторонних

людей?

Мышь, оторопев, отступила на три шага назад, вежливо

поклонилась и только после этого ответила:

15 Страна Камадзин – выдуманная страна из сказок Миядзавы Кэндзи. Враждебна

маленьким животным.

- Я вам бесконечно благодарна за то, что вы меня научили. Меня

ваши слова до печѐнок пробрали. Вы совершенно правы. Без особых

на то причин кусать незнакомого человека — это действительно

ужасно. Я в прошлом году также бездумно укусила Господина

Железный Гвоздь, за что и лишилась двух передних зубов. И опять, весной этого года, я беспричинно откусила кусочек уха человека. Так

меня чуть не убили. Вот я страху натерпелась. К тому же у меня есть

сынок, его зовут Фу, ужасный разбойник. Я бы вас очень попросила: не

взялись бы вы за его обучение?

- Да, пожалуй, возьмусь. Приведите его. Я уж из него сделаю

человека. Хоть я сейчас и нахожусь в таком убогом месте, раньше-то я

жил в доме со стѐклами, где вырастил и воспитал четырѐх птиц

бульбуль. Все они сначала были совершенно неуправляемыми детьми, только и делали, что бездумно били крыльями. Но потом они все

прониклись моим учением и стали послушными, достойными птицами.

И так они провели свою жизнь в спокойствии и довольствии. Слава и

достаток им сопутствовали.

Данные слова привели мышь в такой восторг, что она не могла

произнести ни слова. Она почтительно склонила голову и торопливо

нырнула в свою норку. Через некоторое время из норки появилась

мышь со своим сыном.

- Вот мой сын. Я вас очень прошу взяться за его обучение

построже.

И оба в вежливом поклоне склонили головы.

- А-а, сразу видно — умненький ребѐнок. Какая замечательная

форма головы. Я всѐ понял. Я возьму его в ученики.

Однажды мышонок Фу торопливо пытался проскочить перед

клеткой Учителя. Учитель судорожно его окликнул:

- Эй, Фу, постой-ка чуть-чуть. Почему ты так незаметно

пытаешься проскочить перед моим носом? Мужчина должен ходить

медленно и важно.

- Но, Учитель, среди моих друзей нет ни одного, кто бы ходил

другой походкой. Да и то сказать, я среди них отличаюсь своей

величавостью.

- А что они за люди, эти твои друзья?

- Сороконожки, пауки, блохи.

- И ты дружишь с такой шантрапой? Почему бы тебе не

обзавестись более достойными друзьями?

- Но ведь я, Учитель, ненавижу котов, собак, львов и тигров.

- А-а, вот оно что. Тогда ничего не поделаешь.Но всѐ же

попытайся отработать более достойную походку.

- Понял, Учитель, — сказал мышонок и исчез в мгновение ока.

- После этого случая прошло пять или шесть дней. И опять

мышонок Фу попытался незаметно проскочить мимо клетки Учителя.

Но Учитель его окликнул:

- Эй, Фу, подожди-ка чуток. Почему ты всѐ время бегаешь, так

воровато оглядываясь по сторонам? Настоящий мужчина смотрит

прямо и идѐт прямо. По сторонам так воровато оглядываться не

годится. Ты ведь собираешься стать настоящей благородной мышью.

Тебе надо привыкать к этой мысли.

- Но ведь мои друзья все поступают, как я. Я среди них ещѐ

самый порядочный — так ответил мышонок перед тем, как убежать и

спрятаться в нору.

Опять прошло пять или шесть дней. Мышонок Фу, спеша как

обычно, пробегал перед клеткой Учителя. Учитель, позвякивая

решѐтчатой жилеткой, позвал ученика:

- Эй, Фу, ну-ка постой. Почему ты всегда убегаешь, когда я

пытаюсь тебе что-то объяснить? Сегодня присядь, успокойся и

спокойно выслушай мой урок. Зачем ты всегда так втягиваешь шею и

сутулишь спину?

- Но, Учитель, все мои друзья ещѐ больше втягивают шею и

сутулят спину.

- Но ведь среди твоих друзей есть и сороконожка, которая всегда

очень ровно держит спину?

- Да, Учитель. Но это только сороконожка. Остальные же все

сутулятся.

- И кто же они, эти твои остальные?

- Маковое зѐрнышко, зѐрнышко просо и зѐрнышко подорожника.

- Почему же ты всегда сравниваешь себя

с такими недостойными людишками?

Но мышонку Фу так надоело слушать эти нравоучения, что он

предпочѐл скрыться в норе.

На этот раз Учитель Птичья Клетка разозлился по-настоящему.

Он затрясся, застучал и закричал:

- Мать мышонка Фу, мать мышонка Фу, выходите сейчас же! Я не

могу уже больше терпеть вашего сына в своих учениках. Я передаю

его вам обратно, выходите быстрее из норы.

Мама мышь выволокла из норы трясущегося от страха сына за

шиворот и поставила его перед клеткой Учителя.

Учитель так разозлился, что весь покраснел, и то и дело с

шумом хлопал дверью клетки.

- Я воспитал четырѐх птенцов и до сегодняшнего дня не

встречался с таким ужасным, неуважительным поведением. Этот

ученик, ваш сын, совершенно ни на что не годен.

В этот момент вдруг, подобно урагану, появилось жѐлтое

существо, которое схватило мышонка Фу, расплющило его по полу и, остановившись, нагло повело усами. Это был Кот-Генерал.

Кот-Генерал рассмеялся:

- Ха-ха, ученик никуда не годится, но и учитель тоже плох.

Враньѐ этого учителя всегда так похоже на правду. Воля ученика

уменьшается до размера макового зѐрнышка. Такая ситуация

заставляет меня беспокоиться о будущем нашего государства.

ПЕРЕВОД И ОФОРМЛЕНИЕ

Штык Оксана

Переводчик и автор проекта.

Родилась 18 декабря 1972 года в г. Коломне. Окончила школу в

1990 году и поступила в МЭИ. Позже поступила в Институт стран

Азии и Африки на спецфакультет японского языка. В 1997 году

заканчивает ИСАА и уезжает на учѐбу в Японию. Изучает японский, поступает в аспирантуру Технического университета Сибаура, продолжает изучать карате, икебану, каллиграфию. Возвращается на

родину в 2001 году. Открывает секцию карате, каллиграфии при МЭИ.

В одну из поездок в Японию услышала по телевидению фрагмент

сказки Миядзавы Кэндзи. Произведение потрясло еѐ. Возникло желание

читать и переводить.

2007 год. Стала читать переведѐнные сказки в кругу друзей.

Сформировала группу художников-единомышленников, проявивших

желание иллюстрировать данные сказки и издать первую в России кни-

гу великого японского писателя-сказочника Миядзавы Кэндзи.

Художники, принявшие участие в проекте:

Духовская Евгения

Иллюстрации к сказке «В чаще».

Родилась и выросла в Москве. С детства любила выражать свою

индивидуальность через искусство. Студенческие годы провела в США, где

изучала

изобразительное

искусство.

После

получила

специальность дизайнера-графика в одном из вузов Сиэтла. В настоя-

щее время занимается иллюстрациями, дизайном и художественными

постановками.

Татибадзе Ирина

Иллюстрации к сказке «Красноголовый журавль и хризантемы».

В 1986 году окончила МХУ памяти 1905 года. В 1991 году

окончила Тбилисскую академию художеств. Участвовала во многих

выставках (выставочные площадки ЦДХ, Восточная Галерея и др.).

Является членом Союза художников России с 2005 года.

Лапинская Елена

Иллюстрации к сказке «Плоды дерева гинкго».

В 2006 году окончила художественно-графический факультет МП

ГУ. Работала в запасниках Государственного музея изобразительных

искусств им. А. С. Пушкина. Позже активно занялась педагогической

деятельностью в сфере искусства.

Участвует в выставках, имеет множество городских и

международных дипломов. В настоящее время работает над

иллюстрациями к книге.

Гончарова-Коняева Людмила

Иллюстрации к сказке «Учитель Птичья Клетка и мышонок Фу».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: