Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 19 страница

4) органическое мировоззрение людей, для которых высшей и абсолютной ценностью является власть сама по себе; таких людей сегодня можно чрезвычайно часто встретить как среди закоренелых преступников, так и среди современных политиков в России.

Данный вариант идеологии чрезвычайно привлекателен, однако он неприемлем в виду своей тотальной разрушительности, что демонстрирует специальный анализ нигилизма. Социальный распад во многом обязан, прежде всего, нигилизму. Глядя на сложившуюся ситуацию, следует действовать строго наоборот: в противостоянии власти и народа, закона и национальных ценностей адвокатура должна твердо и отчётливо принять сторону народа и его ценностей. Это означает необходимость критики нигилистического строя и редукции репрессивных форм общественного порядка в пользу гуманных и близких народу.

Примечание. Борьба адвокатуры против государства, политического строя недопустима даже в силу принципов организации и деятельности адвокатуры. Адвокатура может бороться за улучшение социально-политических условий, но не против них. Если адвокатура – элемент гражданского общества, то она не должна выступать самостоятельной, непосредственной силой по разрушению этого общества и сопряженного с ним государства. Революционеры, какие бы идеи они ни исповедовали и какие средства бы ни использовали, стоят вне системы гражданского общества, ибо действуют во имя его уничтожения. Адвокаты, стремящиеся к разрушению общества и государства, являются революционерами и уже не могут выполнять свою миссию, то есть перестают быть, по сути, адвокатами. Политическая, революционная адвокатура – это оксюморон.

Надо вместе с тем отметить, что царские чиновники также повели себя не лучшим образом. Мало того, что они фактически соучаствовали в искажении начал адвокатуры, но они ещё и пытались довести это искажение до абсурда, провоцируя общество на взрывы и предавая своего Государя.

Добавление. Тоталитарное государство должно следить за каждым шагом своих граждан – только тогда оно будет тоталитарным. Никакой адвокат не может обладать той полнотой информации, которой обладает тоталитарное государство. Следовательно, в адвокате нет никакой нужды – он не может прибавить ничего нового к тому, что государство знает о гражданине. Юрист может лишь критиковать истолкование правоохранителем тех или иных шагов гражданина. Но это уже не адвокат, а чистой воды казуист, который будет пользоваться в обществе репутацией злонамеренного софиста, критикана, выискивающего формальные ошибки в прямых и добрых действиях представителя государства. В связи с этим вспоминается карикатурный образ адвоката из старого советского фильма: ловкий говорун в костюмчике софистически оправдывает бандитов, разграбивших винные склады; в ответ на его крючковатую речь из толпы обычно безмолвствующего на суде народа выходит закопченный рабочий и задаёт простой вопрос: “Бандиты они или не бандиты?”. Этот вопрос чуть не хором повторяет народ, и адвокат, этот, по выражению Германа Гессе, “бандит духовного поприща”, не находя, что ответить, позорно бежит из суда.

§ 3. Неправо как признак гражданской войны

Юридически в Советском Союзе гражданская война закончилась с упразднением 58-й статьи в 1960 году с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и принятием Уголовного кодекса РСФСР в 1961 году.

В наши дни так называемые законы о борьбе с экстремизмом и/или терроризмом есть реакция проявления гражданской войны. Собственно такие законы тоже неправо. Это команда, это приказ, это директива по организации противодействия противнику, чьи амбиции простираются на борьбу с системой государственной власти. Хотя сам по себе терроризм есть одна из крайних форм политической борьбы. Терроризм есть активная форма борьбы, связанная с убийствами граждан.

Противоположная ей форма – крайняя степень пассивности, непротивления. Пример: Индия после Второй мировой войны, движение, которое возглавил Джавахарлал Неру.

Бороться с терроризмом – это то же самое как бороться с наводнением, вычерпывая воду из залитого дома. Терроризм – это следствие агрессивной политической борьбы какой-то партии. Борьба с бомбистами, не трогая самой партии, есть сохранение состояния гражданской войны на долгий срок. Состояние гражданской войны заменяет право на неправо. Во время войны действуют правила чрезвычайной ситуации.

Законы об экстремизме не могут не быть размытыми, неопределёнными, неясными. Ибо это установки в войне. Эти законы вне права. Всякое неправо – это произвол, абсурд. Всякий государь обязан стремиться к преодолению неправа правом. Неправо не может стать правом, независимо от того, какую нормативную форму придадут акту неправа. Сами по себе акты неправа ведут к независимости, то есть к произволу сильного.

Известно суждение, что проблема отношения государства к адвокатуре вечна, государство всегда против адвокатуры. В смысле исторического развития это действительно так. Так же как государство всегда противостоит народу. Всегда есть антагонизм между государством и народом. Но это диалектическое противоречие.

Против адвокатуры борется не государство, а антропологическое выражение государства, чиновники. Ибо микрожалобы отдельных адвокатов раздражают отдельного чиновника, жалобы его беспокоят, он нервничает.

Поэтому время от времени какой-нибудь правоохранительный орган или судебная вертикаль вдруг объявляет врагом правосудия адвокатуру, вдруг начинает бороться с правами адвокатов. Или, применив демагогический приём, софизм, то есть преднамеренное искажение логики, заявляют, что в коррупции, во взяточничестве в судебно-чиновничьей среде виноваты адвокаты. Поскольку адвокаты преподносят аморальное государственным людям, надо поставить под контроль доходы адвокатов. А пока контроля над адвокатами нет, то никак не удаётся побороть коррупцию. Или другой софизм: неправосудные решения принимаются из-за адвокатов, поэтому надо не допускать адвокатов на судейские должности.

А может быть, властью делиться не хотят и только потому сваливают с больной головы на здоровую?

§ 4. Конфликт идей как исток терроризма

Сейчас можно с достаточным основанием утверждать, что главным источником возникновения русской интеллигенции и всех связанных с этим потрясений явился конфликт между двумя духовными общностями – Россией и Западом. Образ жизни, стереотип поведения, путь духа России совершенно отличается от того, что есть в Европе. Однако Запад издавна характеризуется чрезвычайной духовной экспансивностью. Он распространил сферу своего духа на всю Центральную Европу, последовательно включив в свою орбиту примыкающие к ней народы других стран. Эти страны не без сопротивления, порой достаточно упорного и кровавого, стали, по сути, духовными провинциями Запада, так как если какой-нибудь народ присоединяется к уже сложившейся духовной общности, причём делает это не вполне добровольно, он должен слушать тех, кто пришёл к лежащим в основе этой общности истинам первым, в результате оригинального, абсолютно самостоятельного поиска. Поэтому одни (присоединенные) должны внимать другим и следовать их идеям, вкусам, привычкам, моде как образцу.

Та же участь была предназначена и России, примером чему могут служить Псковская и Новгородская республики. Однако Россия оказала сопротивление куда более мощное, ибо она опиралась на многочисленных и грозных союзников из степей Евразии. Россия сохранила свою духовную самобытность, однако непрерывная экспансия Запада принесла свои плоды в виде широкого движения западничества, постепенно набиравшего силу внутри русской культуры. Развитие этого движения, приобретшего сторонников в среде русских правителей, привело к многочисленным конфликтам между различными партиями – между царевной Софьей, ориентировавшейся на католический Запад, и Петром, ориентировавшимся на Запад протестантский, между англофилами и франкофилами в эпоху дворцовых переворотов и тому подобное.

С петровских времен, а ещё более с момента воцарения на российском престоле иностранцев (голштинский князь Петр Федорович III и анхальт-цербстская герцогиня Екатерина II) правящие классы России стали неудержимо отдаляться от основной массы населения: они по-другому одевались, с детства говорили на другом языке, обучались иностранцами, значительную часть своей жизни проводили в Европе, подчиненный народ рассматривали как существ иного порядка, как чуждую себе общность.

Это положение развивалось и усугублялось на протяжении двухсот лет – вплоть до начала XX столетия. Интеллектуалы увлекались различными западными идеями и стремились навязать их народу. Предприниматели организовывали свои предприятия на западный манер, приглашали иностранцев с их капиталом и навыками управления. Европейцы же ни на минуту не прекращали считать русских варварами. Народ, в свою очередь, также относился к правящей элите как к чужакам, живущим совсем по иным законам жизни. Эта духовная пропасть между основной массой населения и правящей элитой была беспрецедентной: хозяева обращались с подчиненными им людьми как с низшими существами, народ смотрел на хозяев как на чужаков. Неудивительно поэтому, что с рабочими Ленских приисков обращались как со скотом, а когда те справедливо восстали, их без сомнений расстреляли. Неудивительно поэтому, что когда в аналогичных условиях крестьяне восставали, они без сомнений вырезали семьи помещиков и громили их великолепные усадьбы. Неудивительно, что республика выпускников Оксфорда и Сорбонны продержалась всего полгода и что после этого восставший народ устроил господам невиданный кровавый террор на несколько десятилетий.

Октябрьская революция, по сути, явилась актом восстановления духовного своеобразия России: здесь собственные стереотипы вновь обрели статус господства. Если это было бы не так, Ленину и его коллегам никогда бы не удалось внушить рабочим и крестьянам такую ненависть к господам. Такая ненависть и борьба на уничтожение невозможна между классами одного и того же этноса – она возможна только между двумя враждебными духовными общностями. Борьба между классами в России была именно борьбой между двумя духовными общностями – Западом, представленным правящими классами (“господами”), и Россией, представленной большинством её народа. Народ одержал устрашающую победу в этой войне, где обе стороны были одинаково жестоки, о чем ярко свидетельствуют события Гражданской войны и последующих десятилетий. При этом, однако, надо учитывать, что деятельность ЧК, ГПУ и НКВД отличалась от аналогичной деятельности многочисленных “диких” контрразведок белой армии только своей систематичностью, а значит, как это ни парадоксально звучит, более правовым характером: ЧК была одна – контрразведок было много, у ЧК была одна цель и вытекающие из неё принципы – у контрразведок таковых не было, над ЧК был жесткий контроль большевистской партии – над белыми контрразведками никакого контроля не было. В жестокости же они не уступали друг другу.

Трагедия заключалась в том, что победа родного этнического стереотипа произошла под знаменем идей, пришедших от иных прагматических нравственных систем, иной духовной общности. И в течение полувека это привело к массовой вестернизации. Сегодня, когда множество отечественных деятелей культуры побывали на Западе и оценивают их образ жизни как совершенно неприемлемый для россиян, политика, как внешняя, так и внутренняя, всё равно движется в сторону Запада. Многим теперь стало ясно, что и мы оцениваем жителей Запада как варваров, и они оценивают нас как варваров за многие и многие жизненные правила и привычки. Но уже не только отдельные интеллектуалы и даже не только правители, но значительная часть народа готова преклониться перед Западом, более сильным и богатым и с течением времени не ослабившим свою духовную экспансию, пропаганду своего образа жизни и своих ценностей.

Итак, интеллигенция была и есть не что иное, как передовой отряд вестернизации в России. Приходится констатировать, что адвокатура стала передовой группой внутри этого передового отряда. Так сложилось во многом благодаря объективной роли юридического сословия. Чистое право, то есть право как независимая идея с собственной железной логикой, является одним из двух, наряду с экономическим интересом, главных компонентов цивилизации, а именно цивилизация является господствующей формой духа Запада. Именно на Западе люди уже достаточно давно живут затем, прежде всего, чтобы получить как можно больше непосредственной выгоды для себя и своих близких, стараясь при этом по возможности не нарушать закон, призванный согласовывать частные и общественные экономические интересы. Индивидуализм, прагматизм, потребительство Запада были изначально чужды русскому духу, однако в 19 веке мы наблюдаем поразительную картину – среди образованных людей огромное количество сторонников различных западных “практических” теорий, таких как позитивизм (в том числе юридический), утилитаризм, марксизм и тому подобное. Все они выражали стремление научить народ правильно жить, объяснить ему высокие идеи, улучшить его.

Интеллигенция оказала решающее влияние на формирование в России системы законов, списанных из всевозможных западных конституций и деклараций и совершенно чуждых русскому образу жизни. Однако она же сама стала первым врагом всякой законности. Кто как не интеллигенты и, что особенно поразительно, адвокаты, стали первыми пропагандистами нравственного и правового релятивизма и нигилизма? Разве не адвокаты-интеллигенты либеральной или социалистической направленности, кадеты, эсеры и эсдеки говорили чуть не в один голос о примате политической и социальной целесообразности, а на самом деле целесообразности проповедуемых ими идей, над всяким законом? Разве не они растоптали историческую русскую власть – последнее собственно русское правовое установление?

Почему русский народ так подозрительно и нигилистически относится к закону и ко всему с ним связанному? Потому что этот закон не соответствует исконным представлениям русского человека об общественном порядке, о правилах жизни и межличностных отношениях. Если бы право соответствовало духу народа, народ не отрицал бы его, по крайне мере не делал бы это так систематично и массово. Мы никогда не слышали о правовом нигилизме мусульман по отношению к мусульманскому праву, да и говорить о подобном было бы абсурдно. Но посмотрите на турок: с тех пор как их интеллигенция (младотурки) ввела для своего народа швейцарское право (великое благо Западной цивилизации), правовой нигилизм здесь развивается ничуть не меньше, чем в России. В этом свете становится абсолютно ясно, что если адвокатура будет насмерть привязывать себя к букве такого закона, да ещё при этом причислять себя к его творцам и хранителям (интеллигенция), она никогда не заслужит доверия народа, и люди по-прежнему будут относиться к адвокатам с недоверием и подозрительностью – как к чужакам. Русские люди в массе своей не надеются на закон, но, напротив, боятся его; знают, что он бессилен, но что если он будет соблюден, то будет ещё хуже; не разбираются в нем, а логику и мотивы тех, кто с ним связан, не понимают. Но как же их понять, если сотворившие закон интеллигенты сами его не уважают и считают лишь средством для обуздания непонятного для них народа?

В этом плане крайне интересна статья Богдана Кистяков ского “В защиту права (Интеллигенция и правосознание)”, где он писал о низком уровне, “притупленности” правосознания русской интеллигенции, которая не уважает права и не видит в нём ценности. “Правосознание нашей интеллигенции, – писал Кистяковский, – находится на стадии развития, соответствующей формам полицейской государственности”.

Одним из поводов для подобного упрека послужил II съезд РСДРП, в частности выступление Георгия Валентиновича Плеханова, заявившего, что революция – высший закон, и если для её успеха потребуется ограничение какого-либо демократического принципа (например, всеобщего избирательного права) либо разгон парламента, то перед этим было бы преступно останавливаться. Любопытно, что весьма похожих взглядов придерживались и либералы, и монархисты: менялась идея, ради которой следовало пренебречь законом, средства же её осуществления оставались теми же. Защищая правовые начала, Кистяковский писал, что “провозглашенная в этой речи идея господства силы и захватной власти вместо господства принципов права прямо чудовищна” и что речь Плеханова, “несомненно, является показателем не только крайне низкого уровня правосознания нашей интеллигенции, но и наклонности к его извращению”.

В знаменитом сборнике “Вехи” (1909 г.), к которому относится названная работа Кистяковского, для самой интеллигенции (правда, далеко не для всей) внезапно открылся ужас самосознания этой духовной и социальной силы во всей своей разрушительности. Типичные интеллигенты Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, П.Б.Струве, С.Л.Франк, М.О.Гершензон, А.С.Изгоев, Б.А.Кистяковский, заигрывавшие в своё время с революционно-нигилистическим движением, вдруг узрели ужасающий облик интеллигента, отрицающего всё – нравственность, религию, закон, отечество. В “Вехах” игнорирование или даже отрицание русской интеллигенцией традиционных религиозно-нравственных начал связывается с разрушительным социальным активизмом.

§ 5. Адвокаты и конвой в «деле Йукоса»

Казус. Конвой как публика.

Требует всяческого профессионального признания протест адвоката, который заявил суду о недопустимости, чтобы многочисленный конвой подсудимых занимал места в зале для публики. Не обнаружено, чтобы такие протесты были системой. Тем более, никто не высказал протеста против нахождения в зале судебного заседания конвойных с открытым огнестрельным оружием в руках.

Казус. Конвой и адвокат.

В “деле Йукоса” обратило на себя внимание зачастую раболепное поведение адвокатов по отношению к конвою подсудимых. В частности, адвокат, ратующий за присутствие в зале судебного заседания как можно большего количества представителей от средств всенародного оповещения, посчитал, что в зале есть свободные места, и обратился к суду, чтобы тот дал поручение начальнику конвоя допустить публику на свободные места.

Судья на эту просьбу адвоката заявил, что суд начальнику конвоя не вправе давать указания, и дал указание судебному приставу впустить в зал желающих согласно количеству свободных мест.

Казус. Конвой как субъект процесса для адвокатов.

Судебное заседание. Находящиеся под стражей подсудимые отделены от остальных присутствующих в зале решеткой.

Один из подсудимых обратился к суду с просьбой, чтобы суд сохранил тот порядок общения подсудимого с адвокатом, который существовал ранее. А именно – чтобы подсудимый мог разговаривать с адвокатом, который находился на расстоянии полуметра от решётки, и между ними не стоял конвойный. Таким образом, подсудимый и адвокат могли видеть и слышать друг друга. Теперь же конвой не даёт возможности адвокату приблизиться к решётке ближе одного метра, и между подсудимым и адвокатом стоит конвойный.

Судья, вместо того чтобы обеспечить условия для консультаций адвоката и его доверителя, спросил у начальника конвоя о порядке общения адвоката и его подзащитного. Конвойный поведал, что линия охраны проходит в одном метре от решетки согласно плану охраны, который имеется у конвоя. Судья поинтересовался, а должен ли находиться конвойный между подсудимым и адвокатом. Конвойный ответил, что в этом нет необходимости. Получив от конвойного разъяснения, судья рассудил, что суд не может рассчитывать расстояние для общения между адвокатом и подзащитным, но если такая возможность у конвоя есть, то надо чтобы между адвокатом и подсудимым непосредственно не стоял конвойный, потому что это затрудняет общение защитника и обвиняемого. Конвойный уточнил, имеет ли в виду суд, чтобы часовой не мешал. Судья пояснил, что если возможно, то нужно чтобы адвокат и подсудимый видели друг друга. Конвойный сказал, что это возможно.

Выслушав диалог между судом и конвойным, подсудимый заявил ходатайство об истребовании плана охраны подсудимых в зале судебного заседания. Это ходатайство было мотивировано тем, что поскольку план охраны ограничивает права подсудимого, то этот план должен являться публичным документом, для того чтобы подсудимый мог его обжаловать в компетентном государственном органе. И пока этот план не будет предоставлен суду, на него нельзя ссылаться.

Суд поставил на обсуждение сторон это ходатайство.

Адвокат поддержал ходатайство и пояснил, что режим общения защитника с подзащитным непрерывно ужесточается. Так, ранее начальник конвоя говорил, что при разговоре с подсудимым адвокат должен стоять на расстоянии полуметра от решетки. Однако теперь начальник караула заявляет, что это расстояние должно быть не полметра, а один метр. Стороне защиты неизвестны документы, устанавливающие расстояние между адвокатом и его подзащитным. Если этот документ существует и содержит указанные ограничения для общения адвоката со своим подзащитным, то сторона защиты будет его обжаловать. Потому что такой документ ущемляет возможности для стороны защиты.

Другой подсудимый в поддержку ходатайства сказал, что подсудимые и защитники имеют право на общение, в том числе конфиденциальное. Поэтому, если существуют какие-то акты, например, должностные инструкции, которые это право нарушают, и они не могут быть отменены или обжалованы, то, соответственно, нужно принимать какие-то другие меры для того, чтобы это право обеспечить. Поэтому подсудимый считает, что необходимо посмотреть на этот план охраны, действительно ли он предусматривает такие ограничения в общении, чтобы сделать оценку тому, являются ли эти ограничения существенным нарушением права на общение защитника со своими подзащитными.

Государственный обвинитель возражал против удовлетворения этого ходатайства, поскольку никакого отношения к предмету судебного разбирательства заявление подобных ходатайств и их разрешение не имеет. Государственный обвинитель подчеркнул, что он не увидел и не услышал каких- либо аргументов и доводов, сведений, которые бы позволяли прийти к выводу о том, что право на защиту кого-либо из подсудимых в судебном процессе нарушается. Относительно внутренних регламентов конвойной службы государственный обвинитель рассудил, что если эти регламенты касаются в какой-то мере подсудимых, то у подсудимых имеется возможность общаться с адвокатами в том порядке, в каком это определено законодательством. А именно путём обращения к администрации следственного изолятора либо к руководству тех подразделений, которые осуществляют конвоирование, сопровождение, охрану и тому подобные мероприятия в отношении подсудимых. Поэтому нет никаких оснований для удовлетворения заявленного подсудимым ходатайства, заключил государственный обвинитель.

По поводу суждения государственного обвинителя заявивший ходатайство подсудимый сказал, что он, подсудимый, уверен, что прокурор, даже выступающий в роли государ ственного обвинителя, всё равно понимает свою ответственность за защиту прав и правоохраняемых интересов граждан, в том числе, и являющихся подсудимыми. Поскольку в присутствии прокурора было заявлено предыдущей сменой конвоя, что порядок действия конвоя в зале судебного заседания определяется судом, а нынешней сменой конвоя заявлено, что этот порядок определяется ещё и инструкциями, которые неизвестны не только стороне защиты, но и суду, то и было заявлено ходатайство об истребовании этих инструкций, чтобы с ними ознакомиться. В этой ситуации, продолжил подсудимый, обращение к руководству следственного изолятора невозможно, потому что руководство следственного изолятора определило, что на зал судебного заседания их полномочия не распространяются. Обращение же к конвою с обжалованием их решения и поведения также невозможно, потому что инструкции, на которые он ссылается, ему, подсудимому, не известны. Соответственно, обжаловать неизвестные документы подсудимый не имеет возможности.

Другой подсудимый отметил, что речь идёт об уточнении процедуры взаимодействия с тем конвоем, который находится непосредственно в зале судебного заседания. А Уголовно- процессуальный кодекс России, напомнил он прокурору, регламентирует порядок в зале судебного заседания и то, чьим распоряжениям в нём подчиняются.

И суд определил, что в ходе судебного разбирательства и в перерывах судебного разбирательства суд не возражает против общения между подсудимыми, содержащимися под стражей, и их защитниками, если это общение каким-либо образом не создаст препятствия для судебного разбирательства. Суд отказал в удовлетворении ходатайства об истребовании плана охраны содержащихся под стражей подсудимых и определении расстояния, с которого адвокаты-защитники вправе разговаривать с обвиняемыми, поскольку такой документ не относится к предмету рассмотрения судебного разбирательства. Определение расстояния между защитником и подсудимым не относится к компетенции суда, так как компетенция суда определена Уголовно-процессуальным кодеком России. Также в этом же Кодексе отсутствует и положение о том, что суду каким-либо образом подчиняется конвойное подразделение, осуществляющее охрану и конвой подсудимых, содержащихся под стражей. Касательно конфиденциальности общения адвокатов с их подзащитными в зале судебного заседания суд указал, что поскольку начальник конвоя в судебном заседании заявлял, что создать полную конфиденциальность при общении адвокатов и подсудимых в зале судебного заседания невозможно, то с учётом этого обстоятельства судом был определён день, который полностью предоставлен для общения адвокатов с их подзащитными в следственном изоляторе. Обмениваться документами адвокаты и их подзащитные в зале судебного заседания могут с разрешения суда, заключил судья.

Синтаксис казуса. Подсудимые взяли на себя инициативу отстаивания не только своих прав, но и права как такового. Даже если эту мысль борьбы за право им подсказали адвокаты, это не имеет значения. Задача адвокатов – бороться за право, а не только выражать молчаливую солидарность с такой борьбой подсудимых. Абсолютное право обвиняемого и адвоката, обоюдное право, всегда и непрерывно, то есть при любой необходимости для кого бы то ни было, консультироваться друг с другом. Если нет условий для консультаций, если им кто-то препятствует, то нет и реализации права на защиту. Нет права на защиту – нет судебного процесса. Такой процесс не может продолжаться. Потворствовать продолжению судебного разбирательства без права на защиту, при отсутствии возможности для консультаций есть нарушение прав обвиняемого со стороны адвоката. Судебный процесс с пороком права на защиту есть мнимый процесс. Нет общения, конвой не даёт, тогда нет судебного процесса. И адвокаты не должны потворствовать таким нарушениям, создавая видимость отправления своих функций.

Обычно суд проявляет волю и власть над конвоем. Но проявление страха перед вооруженными людьми в мелочах есть фактически умаление судебной власти. Судья и прокурор пасуют перед конвоем, но одно из публичных предназначений адвокатуры – защищать достоинство судебной власти.

Казус. О конвое и суде.

Подсудимый и его адвокат заявили ходатайство, чтобы суд устранил чинимые конвоем препят ствия в общении защитника и его подзащитного. Суд в определении указал, что он подтверждает свою позицию, которая была изложена в ранее вынесенных судом определениях о том, что суд не возражает против общения адвокатов с подсудимыми, поскольку такое право подсудимым и их защитникам предоставлено нормами Уголовно-процессуального кодекса России. В частности, как во время перерывов, которые объявляются в ходе судебного разбирательства, так и во время судебного разбирательства, если это не будет создавать препятствия для судебного разбирательства и отвлекать каким- либо образом внимание участников процесса и самого суда. Вопрос о перемещении подсудимых по зданию суда и в зале судебных заседаний не входит в компетенцию суда, и жалобы подсудимых на действия конвоя не являются предметом рассмотрения по настоящему судебному разбирательству. Если у подсудимых имеются жалобы на действия конвоя, то они могут быть изложены руководству следственного изолятора с просьбой принятия соответствующих мер.

[Примечание. Для стороны защиты есть принцип: нет возможности для консультаций адвоката с доверителем – нет судебного процесса. Адвокат лишён возможности что-либо высказывать по существу предъявленного обвинения.]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

“ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ

Раздел I. Трагикомедия «дела Йукоса»: действующие лица и исполнители

Глава 1. Абсурд субординации адвокатов и подзащитных

Казус. Адвокаты первостепенные и второстепенные. Первое заседание. Один из адвокатов заявляет ходатайство о необходимости отложить слушание дела по той причине, что адвокат Гамма находится на излечении и без него, по воле подсудимого Икс, процесс вести нельзя. Подсудимый Икс считает, что, несмотря на множество приглашенных им защитников, в судебных заседаниях среди некоторых прочих адвокатов всегда должен обязательно присутствовать адвокат Гамма, ибо только присутствие адвоката Гамма может обеспечить наилучшую его защиту.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: