Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 44 страница




Сразу же адвокат заявил, что основа уголовного преследования его подзащитного политическая. И эта основа несовместима с целями правосудия. Адвокат намекнул на предстоящее формирование органов представительной власти. Но какое отношение такое формирование имеет к его доверителю, адвокат не раскрыл. Адвокат ограничился намёком на политическую основу уголовного преследования. Благо, намёк не надо доказывать.

В следующем пункте жалобы адвокат коснулся выдвинутых против его доверителя обвинений, которые адвокат назвал безосновательными по причине очевидности. Обвинительный орган всю коммерческую деятельность организаций, к которым обвиняемый имел прямое или косвенное отношение, назвал преступным деянием и квалифицировал по разным статьям уголовного закона. Для адвоката абсурд обвинений может быть очевиден. Но не для суда. Суд не должен останавливать процесс расследования лишь по возгласу адвоката об абсурде обвинения.

Затем адвокат в жалобе поднял тему “незаконного создания преюдиции”. Адвокат довел до суда распространенные обвинительным органом в средствах всенародного оповещения сведения об одном закончившемся судебном процессе, в результате которого осуждённые были приговорены к длительным срокам лишения свободы за хищения. В этом судебном процессе доверитель адвоката участия не принимал и в судебных заседаниях не упоминался. В вынесенном им приговоре никоим образом доверитель адвоката не назывался. Эти осуждённые не были знакомы с доверителем адвоката. Однако адвокат посчитал, что этот приговор имеет непосредственное отношение к его подзащитному и устанавливает какие-то обстоятельства, которые имеют значение для доказывания преступных деяний его подзащитного. Правда, адвокат не перечислил обстоятельства, которые прошедшим судом были установлены, и каким образом эти обстоятельства доказывают утверждения обвинительного органа о совершённых его доверителем преступлениях. Адвокат только намекнул на существование таких обстоятельств. Адвокат также намекнул и обвинительному органу, что адвокату известно о связи между уголовным преследованием его подзащитного и упомянутым приговором суда по другому делу. Адвокат знает, как можно использовать этот приговор против его подзащитного, и обеспокоен этим. Но это знание не более чем догадка. О догадках можно рассуждать, но не обязательно пытаться доказывать. Более того, догадку нельзя доказать. В основе любой догадки лежит предположение. Если адвокат признаёт за собой право на художественный вымысел, то все другие признают такое же право и за обвинительным органом, и за судом. В таком случае эти органы могут себе его присвоить по праву властного. Суд всегда окажется большим художником, хотя бы по той причине, что в его распоряжении искусство “монтажа картины”.

Адвокат ничего не раскрывал суду, ничего не доказывал, а только намекал. Суд остался в неведении. Суд не может и не должен выносить решения о том, что ему неизвестно, о том, о чём он судить не может.

Далее адвокат сообщил суду о переводе обвинительным органом его подзащитного для производства следственных действий из одного города в другой. Такой перевод адвокат назвал произвольным, искусственным, незаконным и необоснованным. Адвокат высказал догадку, что такой перевод негативно отражается как на производстве самих следственных действий, так и на осуществлении права на защиту обвиняемого.

Адвокат рассказал суду о дискриминационных действиях обвинительного органа в отношении адвокатов обвиняемого. Обвинительный орган всемерно ущемлял права адвокатов, в частности, препятствовал своевременному прибытию к моменту начала совершения следственных действий. Это нарушает право обвиняемого на достаточное время для подготовки к защите. Обвинительный орган предпринимал попытки воспрепятствовать вылету адвокатов к месту нахождения их доверителя под видом обеспечения безопасности воздушных полётов проводилась видеосъемка состязательных бумаг адвокатов. Адвокат назвал такую видеосъемку незаконными действиями правоохранительных органов по “собиранию доказательств”.

Конечно, у любого человека вызывает чувство брезгливости, когда одетый в форму государственной службы чиновник под угрозой насилия копается в личных вещах и читает чужие письма. Но жалоба адвокатом должна писаться спустя некоторое время, когда чувство брезгливости уступает холодной логической оценке прошедших событий. Поэтому такую видеосъемку называть “собиранием доказательств”, пусть даже “незаконным”, недопустимо. Ведь адвокат считает, что его доверитель не совершал никаких преступлений. Поэтому, согласно этому убеждению, у обвинительного органа не может быть никаких “доказательств” преступления. Следовательно, и у адвоката не может быть никаких “доказательств” отсутствия события преступлений. Или адвокат сомневается в невиновности своего доверителя?

Потом было продемонстрировано суду адресованное адвокату письмо следователя, в котором высказывалось намерение уголовного преследования адвоката за воспрепятствование производству предварительного расследования на том основании, что адвокат отказался якобы от подписания какого-то протокола. Это письмо обвинительного органа адвокат расценил как угрозу в адрес стороны защиты и желание поставить адвокатов в зависимое положение от обвинительного органа. Это письмо адвокат назвал злоупотреблением обвинительного органа служебными полномочиями в нелегитимных целях, а само письмо – противоречащим концепции справедливого судопроизводства.

Такое письмо обвинительного органа можно отнести к крайней форме правового невежества. Фактически оно призывает адвоката отказаться от своей профессиональной функции, а именно – осуществлять публичный безвластный надзор за соблюдением законов государственными служащими (чиновниками) и докладывать о нарушениях государственным властным контрольным органам. Адвокат сам решает, что ему подписывать. Адвокат не должен подписывать изготавливаемые обвинительным органом документы, которые только внешними признаками напоминают процессуальные документы, а по существу таковыми не являются. Иначе адвокат прикроет своим профессиональным авторитетом неправильные действия обвинительного органа и таким образом придаст им легитимный вид. Иносказательно это можно выразить так: удостоверением адвоката документ из ничтожного переводится в категорию оспоримого. Ничтожный документ вообще не является процессуальным, а оспоримый документ изначально процессуален.

Однако адвокат на всякий случай в жалобе указал, что письмо обвинительного органа с угрозой уголовного преследования содержит недостоверную информацию, так как все протоколы следственных действий адвокатом были подписаны вне зависимости от согласия или несогласия с их содержанием. Всё-таки адвокат вначале должен решить, согласен он с обвинительным органом или не согласен. После этого сетовать на обвинительный орган в суд. Если адвокат согласен во всём с обвинительным органом, тогда у суда нет предмета для реагирования. Суду останется только удовлетворить просьбу адвоката хотя бы по той причине, что пока адвокат ничего не просит исправить, приостановить, признать.

Далее адвокат рассказал суду о действиях обвинительного органа по отобранию у адвокатов подписки о неразглашении сведений предварительного расследования. Эти действия адвокат охарактеризовал как незаконные. Адвокат высказал суду возмущение самой настойчивой попыткой обвинительного органа отобрать у него подписку о неразглашении сведений предварительного следствия.

Адвокат в своей жалобе не раскрыл суду, какие сведения обвинительный орган сообщил адвокату, отказался ли адвокат дать подписку об их неразглашении. И в этом случае суд остался в неведении о содержании сообщенных адвокату сведениях. Следовательно, суд не может оценить с точки зрения закона попытки обвинительного органа обязать адвоката дать подписку о неразглашении. Если адвокату обвинительный орган никаких сведений не сообщал, то и разглашать адвокату нечего. Опять адвокат лишил суд предмета для оценки.

В следующем разделе жалобы адвокат рассказал суду о попытках следствия поставить адвоката под контроль обвинительного органа тем, что обвинительный орган предложил адвокату или реально участвовать в защите своего подзащитного, или расторгнуть договор об оказании ему юридической помощи. Причиной возмущения адвоката была реакция обвинительного органа на заявление обвиняемого и самого адвоката касательно ознакомления с материалами уголовного дела. Обвиняемый представил обвинительному органу заявление об освобождении адвоката от ознакомления с материалами уголовного дела до того момента, пока у него (обвиняемого) не возникнет необходимость в помощи этого адвоката, о чём он (обвиняемый) сообщит в дополнительном заявлении. Сам адвокат, ссылаясь на заявление своего подзащитного, попросил не приглашать его (адвоката) для участия в следственных действиях.

Само по себе заявление обвиняемого об освобождении адвоката от профессиональных функций абсурдно, но ещё более абсурдна ссылка на него адвоката при выражении просьбы, чтобы обвинительный орган не приглашал адвоката на следственные действия. Никто не может освобождать адвоката от выполнения профессиональных функций. Вопрос о необходимости знакомиться с материалами уголовного дела адвокат решает самостоятельно. Исполнение обязанностей обвинительным органом также не может ставиться в зависимость от просьб адвоката или обвиняемого. Но обвинительный орган не отстал в абсурде от обвиняемого и его адвоката. Обвинительный орган предложил адвокату либо участвовать в защите своего подзащитного реально, либо представить доказательства о выполнении поручения обвиняемого в суде с указанием дат судебных заседаний, либо расторгнуть договор об оказании юридической помощи, иначе действия адвоката воспрепятствуют расследованию уголовного дела в виде затягивания предварительного следствия.

Предложенный суду адвокатом абсурд не может иметь законного, логического разрешения. Или это будет беззаконие. Например, если суду представляется абсурдное обвинение и суд выносит обвинительный приговор, то такой приговор не может быть законным. Абсурд – форма произвола. Адвокат не должен предлагать суду абсурд. Назначение адвоката бороться с судейским произволом, абсурдом.

Адвокат в этой жалобе информировал суд о других жалобах адвоката высшим чинам обвинительного органа на неправомерные действия обвинительного органа. Рассмотрев эти жалобы, высшие чины обвинительного органа ничего противозаконного в действиях следователей не нашли, нарушения прав адвокатов не обнаружили. Эти другие жалобы адвокат приложил к жалобе в суд.

Адвокат в жалобе провел критический разбор ответов высших чинов обвинительного органа на жалобы адвокатов. И назвал их немотивированными и незаконными. Адвокат перечислил незаконные действия обвинительного органа.

Адвокат заявил, что выделение уголовного дела в отношении его подзащитного является незаконным, необоснованным и немотивированным. Адвокат дал своё видение и незаконности, и необоснованности, и немотивированности постановления обвинительного органа. Адвокат посчитал, что постановление о выделении уголовного дела подлежит отмене. Ибо, по мнению адвоката, выделение этого уголовного дела негативно отразится на всесторонности и полноте расследования и объективности последующего судебного разбирательства. При таких обстоятельствах, делает вывод адвокат, суд при рассмотрении уголовного дела будет лишён возможности непосредственного и одновременного исследования показаний подсудимых в одном судебном заседании и оценки их совместных действий в одном судебном документе, а произведённое обвинительным органом выделение уголовного дела в отношении одного обвиняемого в отдельное производство не позволит суду вынести законный, обоснованный и справедливый приговор в отношении подсудимого.

Адвокату надо, чтобы суд состоялся сразу над многими обвиняемыми, а не над одним его доверителем? Тогда приговор будет и законным, и обоснованным, и справедливым? Если адвокат напомнил суду о справедливости, то адвокат уже заранее признаёт, что приговор будет обязательно обвинительный. Ибо уголовно- правовая категория “справедливости” относится только к мере наказания. (Не путать с правом на справедливое судебное разбирательство.) Оправдательного приговора не может быть “справедливого”. Человек оправданный не преступник. “Справедливо” наказывать “непреступника”, невиновного нельзя. Если адвокат уверен, что его доверитель никаких преступлений не совершал, то зачем он пишет в жалобе о “справедливости”? Или адвокат не уверен в невиновности своего подзащитного? Если самого события преступления не было, то какая разница для профессионального защитника, в каком судебном процессе участвовать – с одним обвиняемым или со многими? Или адвокат знает, что у обвинительного органа есть какие-то “доказательства”? Или адвокат не понимает, что такое есть судебные доказательства?

Но суд, которому подана жалоба адвоката на все действия обвинительного органа сразу, ничего не знает ни об обвинении, ни о доказательствах. Адвокат предложил суду сразу и вдруг провести судебное расследование по предъявленному доверителю адвоката обвинению, без наличия обвинительного заключения, без завершения предварительного расследования. Но такое требование идёт вразрез с просьбой остановить процесс уголовного преследования.

И в заключение своей жалобы адвокат попросил суд признать незаконными все перечисленные в жалобе действия обвинительного органа в их связи и совокупности. Адвокат не смог сам перечислить в конце все незаконные действия обвинительного органа. Адвокат предложил суду перечитать жалобу адвоката, найти в ней незаконные действия обвинительного органа в их совокупности и во взаимосвязи, назвать эти действия и признать их незаконными. Единственно, о чём точно попросил адвокат суд в разделе “прошу”, это прекратить уголовное преследование против его доверителя, так как оно осуществляется с иными целями, нежели цели справедливого разбирательства.

Поскольку суд отказал в удовлетворении жалобы, адвокат подал кассационную жалобу на постановление суда.

Адвокат начал свою жалобу со стандартной фразы: постановление суда незаконное, необоснованное, немотивированное и вынесено с нарушением уголовно-процессуального закона. Адвокат информировал кассационную инстанцию о том, что суд первой инстанции уклонился от рассмотрения вопросов, поставленных адвокатом, тем самым суд отказался от осуществления контрольной функции по соблюдению прав обвиняемого в стадии предварительного следствия и предотвращению нарушений прав обвиняемого.

Дело не в том, что суд не удовлетворил просьбу адвоката, важна сама концепция судебного контроля над действиями обвинительного органа с целью пресечения злоупотребления властью в целях, не совместимых с целями правосудия, и решительная попытка реализации этой концепции как идеи разумной. Но пока, на первом этапе, адвокат попытался выразить свои эстетические ощущения, которым он не придал строгую форму синтаксиса. Адвокат предпочёл остаться в художественной сфере, области искусств, а не права. А у суда и обвинительного органа иные художественные предпочтения. Впереди долгий и трудный путь перехода из сферы абсурда в область логики.

 

Глава 3. Кассационная жалоба адвоката – покушение на негодный предмет

 

Вводное пояснение. В познании, в мыслительной деятельности под предметом понимается то, на что направлена познавательная деятельность; предмет – это то, что изучается, исследуется.

 

Назначение суда – рассмотрение спора. Нет спора – нет суда. В споре участвуют минимум два участника. Один выдвигает тезис и доказывает его. Другой соглашается с доказанностью тезиса или опровергает его. Суд разрешает спор и признаёт истинность или недоказанность выдвинутых тезисов.

В суде первой инстанции спорят сторона обвинения и сторона защиты перед судом, который оценивает, то есть проверяет, логическую правильность (обоснованность) выдвинутых сторонами, прежде всего стороной обвинения, утверждений. Результат – приговор суда. Познавательная деятельность сторон и самого суда в суде первой инстанции направлена на обвинение, выдвинутое обвинительным органом против обвиняемого. Поэтому самоё обвинение является предметом исследования.

Кто, с кем и о чём спорят в суде кассационный инстанции?

В Уголовно-процессуальном кодексе России (2001 года) в статье 373, которая так и называется “Предмет судебного разбирательства в суде кассационной инстанции”, определено, что “Суд кассационной инстанции проверяет по кассационным жалобам и представлениям законность, обоснованность и справедливость приговора и иного судебного решения”. В Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР (1960 года) в статье 325 говорится, что в кассационном порядке обжалуется приговор. В статье 349 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (1923 года) сказано, что “Жалобы на приговоры народного суда могут быть принесены каждой из сторон исключительно лишь по поводу формального нарушения прав и интересов данной стороны при производстве по делу или рассмотрении дела на суде и именуются кассационными жалобами и не могут касаться существа приговора… Прокурор вправе приносить кассационные протесты и по поводу нарушения прав и интересов всех участвующих в процессе сторон”. В статье 350 того же Кодекса 1923 года предписано, что “Обжалование жалобщиком существа приговора сверх указаний на имевшее место на суде при рассмотрении дела нарушение законов или даже обжалование существа без указания на формальные нарушения не освобождает губернский суд от обязанностей рассмотреть жалобу и всё производство по делу в ревизионном порядке”.

Во всяком случае, если обжалован приговор, то познавательная деятельность в суде кассационной инстанции участников процесса и самого суда направлена непосредственно на приговор.

Если в суде кассационной инстанции предметом исследования является приговор, то возникает вопрос о сторонах спора по поводу приговора. Первый участник спора – это лицо, обжаловавшее приговор. Жалобщик не согласен с приговором либо с его частью. Он считает, что приговор подлежит отмене или изменению. Жалобщик не согласен с приговором как с тезисом. Жалобщик спорит не с противной стороной судебного процесса в суде первой инстанции, а с самим приговором, который вынес суд. Например, если кассационную жалобу подал адвокат, защитник осуждённого, на обвинительный приговор суда, то адвокат оспаривает не обвинение обвинительного органа, а исключительно приговор.

С доводами кассационной жалобы, поданной, например, адвокатом одного из осуждённых, могут быть не согласны не только государственный обвинитель, но и адвокаты других осуждённых. С кассационным представлением государственного обвинителя могут быть не согласны адвокаты осуждённых. И каждое такое несогласное лицо может высказывать свои доводы против суждений, изложенных в кассационной жалобе. Однако высказывания участников сторон, которые участвовали в суде первой инстанции, против изложенных в кассационной жалобе тезисов не будет являться спором в его логическом смысле, противодействием сторон, выдвижением тезисов, доказыванием и/или опровержением их. Стороны, которые были в суде первой инстанции, в кассационной инстанции исчезают, утрачивают своё назначение в диспуте, так как они уже не спорят друг с другом.

Адвокат, оспаривая приговор, спорит с судьёй, вынесшим приговор, а не с органом обвинения, предъявившим обвинение суду. Обвинения больше нет, есть приговор. По правилам спора, отстаивать (защищать) истинность приговора на правах стороны может только сам судья, вынесший приговор. В кассационной инстанции судья, вынесший приговор, в качестве стороны не присутствует. Но сторона именно он. Таким образом, в кассационной инстанции имеется только одна сторона – жалобщик.

По общим правилам судебного спора, участник, что-либо утверждающий, должен доказать своё утверждение. Следовательно, жалобщик, утверждающий, что приговор подлежит отмене, обязан доказать своё утверждение. Суд кассационной инстанции проверяет доводы жалобщика. Но если, по сути, второй стороной является судья, вынесший приговор, то и он может быть вызван в суд кассационной инстанции для дачи пояснений кассационному суду по приговору. Например, по причине неясности, путанности приговора, сложности для понимания суждений в приговоре.

Итак, жалобщик оспаривает приговор и спорит с судьёй (судом), который его вынес. Они и являются сторонами спора в суде кассационной инстанции. Ибо нет спора – нет суда.

В кассационном суде нет судьи, вынесшего и отстаивающего приговор как тезис, который для судьи должен являться истинным. В кассационном суде наличествуют застывший тезис-приговор и жалобщик, который пытается опровергнуть тезис судьи своим живым представлением логических доводов. Конечно, можно представить ситуацию, когда кассационный суд рассматривает жалобу на приговор в отсутствии самого жалобщика, то есть исключительно по одним бумагам, заочно. Но во всех случаях с рассмотрением жалобы встаёт вопрос об отношении к приговору как к логическому тезису, а именно – вопрос о его истинности.

В суде первой инстанции обвинительный орган представляет суду тезис обвинения и доказывает его истинность, сторона защиты может вести себя абсолютно пассивно, то есть ничего не опровергать и не доказывать со своей стороны, или проявлять активность и доказывать антитезис либо отдельные обстоятельства. В конечном счёте, своё отношение к доказыванию сторонами своих утверждений суд выражает в приговоре. Суд может полностью согласиться или не согласиться с утверждениями обвинительного органа либо согласиться частично. При активном участии стороны защиты в доказывании суд также может полностью или частично согласиться с её доводами либо полностью их отвергнуть. Но бывает, что суд в приговоре излагает свою собственную картину инкриминируемого подсудимому деяния, которая никоим образом не совпадает с видением ни стороны обвинения, ни стороны защиты. Суд выстроил в приговоре свой собственный силлогистический ряд и, например, вынес обвинительный приговор, который оказался даже суровее, чем предлагал государственный обвинитель.

Должен ли признаваться за истину приговор? Допустимо ли такое признание? И каковы последствия такого признания? Из правил логики известно, что если тезис не доказан, то это не означает, что тезис ложный. Нужно доказать, что тезис ложен или истинен. В отсутствие такого доказательства тезис не является ни истинным, ни ложным. В отношении приговора такое будет парадоксом или абсурдом. Процессуальный закон такую логическую коллизию разрешает волевым способом – посредством правила “презумпции невиновности”. Если тезис обвинения не доказан, то обвиняемый наказанию не подлежит. Однако это не значит, что обвинение как логический тезис ложно. Чтобы обвинение стало ложным, оно должно быть доказано как ложное.

Резолютивная часть, например, обвинительного приговора, собственно мера наказания, возлагаемая на осуждённого, есть тезис приговора. Остальное содержание приговора – доказывание этого тезиса. Тезис суда может быть доказан или не доказан судом. Это зависит как от способности суждения судьи (судей), так и от его (их) вовлечённости в стихию произвола. Если никто не обжалует приговор, это не означает, что приговор истинен. Приговор вступает в силу и подлежит исполнению. Тема исполнения приговора – это не вопрос его логической истины. Но если приговор обжалуется, то и сам факт такого обжалования не означает его ложности.

Жалобщик подвергает логическому анализу самоё содержание приговора, а не выдвинутое обвинительным органом обвинение и материалы уголовного дела. Что подлежит доказыванию жалобщиком, если истинность приговора не может быть ни доказана, ни опровергнута? Если для постановившего приговор суда тезис приговора истинен, то жалобщик может только продемонстрировать недоказанность этого тезиса. Недоказанность тезиса демонстрируется посредством опровержения отдельных утверждений из содержания приговора и указания на логические ошибки в приговоре, внутренние противоречия приговора.

Большой соблазн для жалобщика при опровержении приговора сопоставлять содержание приговора с данными из материалов уголовного дела, с утверждениями обвинительного органа. Этим жалобщик вынужден демонстрировать приводимые из материалов уголовного дела сведения в качестве доказательств тех или иных обстоятельств. Тем самым жалобщик переходит из сферы опровержения приговора как логического суждения в сферу доказывания обстоятельств, которые, по представлению жалобщика, важны. Следовательно, такая демонстрация данных из материалов уголовного дела должна вовлечь и кассационный суд в несвойственную ему функцию – безотносительно к приговору заниматься проверкой доказывания обстоятельств, которые были или должны быть предметом рассмотрения суда первой инстанции. Уголовно-процессуальный закон такому “доказыванию” препятствует. Предмет кассационного рассмотрения – приговор, а не анализ материалов дела.

Однако это не означает, что о сведениях, содержащихся в материалах уголовного дела, в кассационной инстанции надо забыть. Напротив, такие сведения должны быть использованы, но только если они находятся в неразрывной связи с содержанием приговора. В противном случае, такое упоминание будет являться фактическим отказом жалобщика от опровержения приговора, что было не редкостью в “деле Йукоса” со стороны адвокатов. Это означает следующее.

Адвокаты часто употребляют в жалобах стандартную фразу, что суд вынес приговор в противоречии “с установленными в судебном заседании обстоятельствами (фактами)”. И поэтому адвокат рассказывает кассационному суду, какие “обстоятельства (факты)” были установлены в суде первой инстанции. Но дело в том, что, как показало “дело Йукоса”, никаких “обстоятельств (фактов)” суд в судебных заседаниях ни разу не устанавливал. Таких случаев не зарегистрировано, если не считать личности подсудимых. Сначала прокурор и адвокат что-то читали вслух, суд их слушал, далее прокурор и адвокат продемонстрировали свои способности в красноречии, а потом суд удалился из зала, а когда вернулся, зачитал вслух приговор. Ни в одном протоколе судебного заседания нет утверждения, что суд установил или согласился с наличием такого-то обстоятельства или факта. Если суд во время судебного заседания не признавал какие-то факты установленными, то и адвокат не должен их считать установленными в судебном заседании. То, что какой-то свидетель что-то рассказал или адвокат с прокурором что-то вычитали вслух из какого-то документа, не означает, что обстоятельство (факт) установлено.

Сначала судом должны быть утверждены обстоятельства, подлежащие доказыванию, чтобы участники процесса и сам суд не блуждали в потёмках. Далее обстоятельство должно быть доказано посредством силлогистических операций стороной в судебном заседании на стадии представления доказательств (доказывания), а в не речах. Потом суд должен признать, что такое-то обстоятельство установлено. После этого процесс переходит к установлению следующего обстоятельства. И когда все обстоятельства, утвержденные судом для обязательного доказывания, будут установлены или опровергнуты, стадия доказывания (судебного следствия) признаётся судом оконченной. При соблюдении таких условий жалобщик может ссылаться в своей жалобе на установленные судом обстоятельства, “факты”. В этом случае жалобщик мог бы подвергнуть силлогистическому анализу правильность того, как суд оперировал “установленными обстоятельствами (фактами)” в качестве аргументов в суждениях и умозаключениях.

Но такого “установления” в “деле Йукоса” не было. В сущности, в “деле Йукоса” не было доказывания. Поэтому жалобщику, казалось бы, оставалось только подвергнуть логическому анализу приговор как отдельно взятый документ. Редко кому удалось удержаться в этих строгих логических рамках.

Когда в судебном следствии, в сущности, ничего не доказывается, ничего не устанавливается, то утверждения самого суда в разделе приговора “установил” (что суд установил то-то и то-то) не могут быть признаны ни истинными, ни ложными. Ибо такие утверждения никак не основываются на судебном доказывании. Конечно, суд может именно доказать свои утверждения посредством силлогистических операций с использованием сведений (аргументов), содержащихся в материалах уголовного дела. Но это будет собственное доказывание суда, а не результат проверки доказывания сторон. И в этом случае жалобщик остаётся один на один исключительно с содержанием приговора.

Однако “дело Йукоса” показало, что и утверждения, приводимые в содержании приговора, силлогистическим порядком никак не доказываются. Суд утверждает что-то в приговоре и заявляет, что это утверждение подтверждается такими-то “доказательствами”. Далее следует перечисление каких-то документов и имен свидетелей со ссылкой на листы и тома уголовного дела. Каким образом эти документы и свидетели доказывают это утверждение приговора, никто не знает. Проверить это нельзя. Отсутствие в приговоре силлогистических порядков как раз и есть необоснованность приговора. Договор нельзя проверить на логическую достоверность. В этой ситуации приговор не должен рассматриваться на предмет истинности или ложности. Установить это нельзя. Приговор должен подлежать отмене и направлению на новое рассмотрение. Ибо отсутствие [логического] обоснования в приговоре не означает отсутствие самого события преступления или невиновности осуждённого.

Наличие обоснования в приговоре есть способ обнаружения объективной истины, установления её. Но вопрос установления [объективной] истины при постановке приговора и отношение к постановленному приговору как к истине – разные категории.

Должна ли быть презумпция истинности приговора для кассационного суда? Если такая презумпция есть, то кассационный суд будет бороться только с доводами жалобщика, логическому анализу будет подвергать не приговор, каким бы абсурдным он ни был, а содержание жалобы, её логическую стройность, последовательность, силлогистическую верность. И таким образом ревизии подвергается не приговор, а сам жалобщик. Жалобщик вдруг спорит уже не с приговором, то есть с постановившим его судьёй (судом), а с судом кассационной инстанции. Ибо, при условии, что приговор для кассационного суда есть истина, приговор может быть отменён только в том случае, если будет доказана ложность приговора. Доказать ложность приговора и продемонстрировать недоказанность приговора не только разновеликие, но и противоположные по своей логической сущности понятия. Жалобщик практически лишён всякой возможности доказать ложность приговора. Из этого исходит процессуальный закон. Несмотря на то, что уголовно-процессуальный закон стоит именно на том, что жалобщику достаточно продемонстрировать недоказанность, противоречивость приговора, чтобы он был отменен, “дело Йукоса” показало, что суды, ревизующие приговоры, подходят к ним с “презумпцией истинности приговора”. Содержащийся в приговоре абсурд остаётся нетронутым, превращается в истину, а кассационное решение множит абсурд.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных