Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 45 страница

Каково содержание кассационных жалоб в “деле Йукоса”? Что оспаривается в этих жалобах? Каков должен быть синтаксис жалоб? Пытаются ли жалобщики опровергнуть содержащийся в приговоре абсурд?

(1) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.

Адвокат начал свою жалобу с заявления о том, что “суд признал установленным”, что его доверитель совершил два преступления. Утверждение в приговоре, что обвиняемый что-то совершил, не должно означать для жалобщика, что “суд признал установленным нечто” или “установил что-то”. Ибо сама такая фраза уже предполагает её истинность для кассационного суда. Хотя для жалобщика это абсолютно не так.

Адвокат, напомнив кассационному суду также и другие деяния, которые вменялись обвиняемому обвинительным органом, хотя эти деяния не вошли в текст приговора, выдвинул тезис, что приговор “незаконный и необоснованный”. Далее адвокат изложил своё видение, почему приговор “незаконный и необоснованный”.

Незаконность и необоснованность приговора – разные основания отмены приговора. Если приговор необоснован, то это достаточная причина, чтобы он был отменён и направлен на новое рассмотрение. Необоснованность приговора не означает его незаконности, не означает, что наказание несправедливо. Но именно в силу отсутствия обоснования невозможно проверить законность и справедливость приговора. Незаконность – это когда при постановлении приговора неправильно применен закон. Поэтому, в широком смысле, речь о незаконности приговора должна идти только в том случае, когда в приговоре есть “обоснование”. Ибо самоё отсутствие обоснования подвергает сомнению “законность” приговора.

Прежде всего, адвокат указал на то, что в приговоре применена не та редакция уголовного закона, которая должна быть применена. Адвокат подвергает анализу две редакции диспозиции статьи уголовного закона и тем самым вообще уходит от вопроса о противоправности в деянии его подзащитного. Так, если доверитель адвоката обвиняется в уклонении от уплаты налогов, то адвокат фактически соглашается с этим обвинением. Но при этом адвокат рассуждает только о способе уклонения (то есть о способе нарушения границы права) и пытается убедить кассационный суд, что поскольку прямо такой-то способ нарушения границы налогового закона в статье уголовного закона не был ранее перечислен, то его подзащитный не должен подвергаться уголовному наказанию. Таким образом, адвокат помог кассационному суду оставить в силе приговор. Адвокат поставил перед кассационным судом только вопрос о понимании, или толковании способа уклонения от уплаты налогов. Ибо адвокат лишь намекнул, что его подзащитный не совершал правопреступление. Но намёк не требует, чтобы на него обязательно реагировали. Более того, адвокат заявил в жалобе, что в деяниях его подзащитного нет состава преступления (например, уклонения от уплаты налогов). И это утверждение адвокат сделал на основе анализа двух редакций статьи уголовного закона. Таким образом, согласно мысли адвоката, противоправностью деяния является не нарушение налогового закона, а упоминание способа нарушения налогового закона в уголовном законе. Часто заявление адвоката о том, что в деяниях обвиняемого нет состава преступления, есть фактическое согласие с утверждением, что событие преступления было. Этим адвокат ещё более облегчает мыслительную работу для суда. Последнему остаётся только перечислить элементы состава преступления, в совершении которого обвиняется подзащитный адвоката. Ещё более помогает кассационному суду оставить приговор в силе заявление адвоката, что такое-то обстоятельство “установлено показаниями осуждённого”, то есть подзащитного адвоката. Кассационный суд на такой приём адвоката из средневековой практики формальных доказательств всегда отвечает, что заявления обвиняемого ничем не подтверждаются.

(2) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.

Адвокат начал свою жалобу с заявления, что содержащиеся в приговоре выводы основаны на принципе объективного вменения, носят предположительный характер и противоречат фактическим обстоятельствам дела. Если исходить из того, что сам адвокат понимает им написанное, то получается, адвокат признаёт событие преступления, но только вины в совершении этого преступления у его подзащитного нет. Именно в этом заключается “объективное вменение”. Утверждение адвоката, что содержащиеся в приговоре выводы противоречат “фактическим обстоятельствам дела”, само является предположением. Ибо адвокату не могут быть известны никакие “фактические обстоятельства дела”, по той причине, что суд никаких “фактических обстоятельств дела” не устанавливал. Набор сведений, зафиксированных в томах уголовного дела, не может сам по себе являться “фактическими обстоятельствами дела”. Обстоятельства доказываются в судебном заседании. Однако такого доказывания в суде не проводилось никем. Если выводы суда носят предположительный характер, то это именно означает отсутствие обоснования приговора.

Потом адвокат противоречит сам себе, оценивая этот же приговор и как незаконный, и как необоснованный, и как несправедливый. Оценка приговора как “несправедливого”, по сути, несовместима с утверждением о том, что приговор “незаконный”, да ещё и вынесенный по принципу объективного вменения. Если приговор незаконный, то он должен быть отменён, но возможно его повторное рассмотрение в суде первой инстанции. Если нет вины в совершении преступления обвиняемого, то он должен быть освобожден от уголовной ответственности (объективное вменение не допускается). Но когда адвокат заявляет о несправедливом приговоре, то он признаёт, что всё-таки и преступление совершил его доверитель, и приговор законный, но только наказание назначено ему несправедливое, то есть слишком суровое. Предложение адвокатом обширного выбора позволяет кассационному суду вообще ничего не выбирать, а оставить приговор без изменения.

Адвокат, например, жалуется, что в приговоре оставлено без оценки утверждение подсудимого, что он не состоял в преступном сговоре с участниками организованной группы и не был вовлечён в эту группу для совершения преступлений. В приговоре не приведены доказательства, оправдывающие осуждённого, заявляет адвокат. Фактически адвокат сам признаёт, что и преступления совершались, и совершавшая их организованная преступная группа была, и обо всём этом знал его доверитель, но только сам он этих преступлений не совершал, его вины в их совершении нет. Адвокат в жалобе пишет, что всесторонний анализ исследованных в суде доказательств свидетельствует о том, что его подзащитный ни в каких преступных деяниях не участвовал, а выводы суда противоречат установленным в суде фактическим обстоятельствам, и не установлен факт понимания осуждённым преступного пути получения товара. Поэтому адвокат просит кассационный суд приговор отменить и уголовное дело в отношении его подзащитного прекратить.

Такие заявления адвокат делает, несмотря на то, что ему известно, что никакого “исследования” доказательств, а тем более их анализа, в суде не проводилось, и никакие “фактические” обстоятельства не устанавливались. Было чтение вслух разных, неизвестно к чему относящихся документов. Но подобные заявления адвоката помогают кассационному суду оставить в силе обвинительный приговор. Ведь адвокат во всём с приговором согласен, кроме некоторых элементов в так называемой “субъективной стороне”.

Разбирая “субъективную сторону” преступления, адвокат выстраивает свои суждения таким образом, чтобы продемонстрировать, что у осуждённых всё же был умысел на совершение преступления, именно в составе организованной группы, но не того преступления, за которое был осуждён его подзащитный, а на менее тяжкое. В подтверждение своей догадки, что был умысел на совершение менее тяжкого преступления, адвокат привёл решения арбитражных судов. Действительно, суд во всём согласился с адвокатом, только оставил уголовно-правовую квалификацию прежнюю, тяжкую.

Не менее парадоксально адвокат изложил в жалобе свою просьбу. Адвокат предложил кассационному суду сначала допросить полдюжины свидетелей, которые не допрашивались в суде первой инстанции, а после это отменить приговор и прекратить уголовное дело в отношении его подзащитного.

Просьба о допросе свидетелей явно несуразна. Получается, что адвокат согласен с тем, что двести томов материалов уголовного дела содержат достаточное и необходимое количество доказательств (совокупность доказательств), чтобы его доверитель был признан виновным именно в совершении того преступления, которое квалифицировано приговором. Приговор правильный, только суровый, то есть несправедливый. Но адвокат одновременно убеждён, что стоит допросить несколько новых свидетелей, как в суде кассационной инстанции будут тут же опровергнуты показания нескольких десятков свидетелей, которых допрашивали в суде первой инстанции, и признаны ничтожными сведения, содержащиеся в десятках томов уголовного дела. Однако всё, что делалось в суде первой инстанции, адвокат называет не иначе, как анализом и исследованием доказательств, установленными фактическими обстоятельствами. Это и есть абсурд, когда в одно и то же время двести томов подтверждают виновность и полдюжины недопрошенных людей подтверждают невиновность. Если адвокат считает, что в отношении его подзащитного должен был быть вынесен оправдательный приговор и для этого достаточно двухсот томов, то никаких других свидетелей в кассационном суде допрашивать не требуется. Или для адвоката без этой полдюжины свидетелей отсутствует “совокупность доказательств”? В этом случае ни один суд не поможет не только адвокату, но и его доверителю.

Прибавление. В кассационной жалобе было написано, что в приговоре неправильно квалифицировано деяние, не доказано совершение преступления, отсутствует вина, выводы суда противоречат материалам уголовного дела и так далее, и тому подобное. А жалоба заканчивается абсурдным заявлением, что суд не учёл обстоятельств, смягчающих наказание осуждённому, и активное способствование раскрытию преступления.

Жалобщик не сможет не только преодолеть абсурд приговора, но даже указать на этот абсурд, если сам в течение судебного разбирательства такому абсурду способствовал и творил его.

Примечание. Практически никто не жаловался, что сторона защиты получила протокол судебного заседания после вынесения приговора и что суд удалился для вынесения приговора без протокола судебного заседания. В процессуальном смысле судебного протокола не было.

(3) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.

Однако в “деле Йукоса” были попытки обнажить абсурд приговора стороной защиты. Если, по сути, судебное следствие в суде первой инстанции не велось, подлежащие доказыванию обстоятельства не определялись, ничего не доказывалось, то приговор не может не превратиться в судебный акт, оторванный от содержащихся в материалах уголовного дела сведений, изолированный от событий жизни. Такой судебный акт превращается в сочинение эпистолярного жанра, пребывающее в самостоятельной жизни. И этот акт может подвергаться в кассационной жалобе только анализу на предмет внутренних противоречий, потому как ни одно помещённое в приговор утверждение не может быть ничем подтверждено. Ибо в протоколе судебного заседания зафиксировано лишь то, что судебное следствие не велось.

В приговоре отсутствует демонстрация доказательств, то есть суд не указал, что и каким образом доказывают сведения, содержащиеся в перечисленных в приговоре документах и показаниях допрошенных в качестве свидетелей лиц.

Протокол судебных заседаний является основным процессуальным документом, на основании которого может быть вынесен приговор. Изготовление же судом протокола судебного заседания после вынесения приговора лишает протокол судебного заседания всякого процессуально-правового назначения и не может служить источником доказательств, фиксации доказательств, проверки хода ведения судебных заседаний судами кассационной и надзорной инстанций. Нарушения требований закона, допущенные при изготовлении протокола судебного заседания, всегда должны признаваться существенными, лишающими возможности проверить законность приговора в кассационном порядке и в порядке судебного надзора и принять по делу правильное решение. В “деле Йукоса” такого признания не обнаружено. Напротив, однажды кассационный суд, не смутившись фиктивностью протокола судебного заседания, в своём определении, подтверждая якобы соблюдение прав осуждённого, указал, что копия протокола судебного разбирательства, идентичная подлиннику, была вручена осуждённому и его адвокатам лишь через месяц после того, как им была вручена копия приговора.

Суд, в отсутствие протокола судебного заседания и представления доказательств со стороны обвинения, признал подсудимого виновным в совершении преступлений, однако не указал, в чём заключалась неправомерность вменяемых подсудимому деяний, то есть суд не указал нормативно-правовые акты, которые нарушил подсудимый.

В приговоре отсутствуют потерпевшие. Хищение предполагает наличие потерпевшего от преступления. Отсутствие потерпевшего в уголовном деле, возбуждённом и расследуемом по факту хищения, делает судебный процесс юридически неопределённым, даже бессмысленным, и ставит под сомнение сам факт хищения. Отсутствие потерпевшего от ущерба делает приговор абсурдным. И кассационная инстанция прикрывает этот абсурд другим абсурдом, заявляя, что отсутствие потерпевших по делу, когда ущерб причинен неопределённому кругу лиц, не является основанием не считать совершённые осуждённым деяния преступными. Согласно кассационному определению, собственником может быть неопределённый круг лиц. Но такого не может быть. Собственник всегда точно известен. В противном случае это имущество не имеет правового режима собственности.

В приговоре утверждается, что вменяемые деяния совершены осуждённым в составе организованной группы. Но поскольку никакого судебного следствия не было, то в приговоре состав этой группы был описан в неопределённой литературно-драматургической форме, а именно: (1) лицо, находящееся в розыске, (2) второе лицо, находящееся в розыске, (3) третье лицо, находящееся в розыске, (4) лицо, производство в отношении которого приостановлено, (5) основные владельцы и руководители коммерческой организации, а также (6) неустановленные лица. Указанный способ обозначения в приговоре членов организованной группы лишает сторону защиты всякой возможности в кассационном суде возражать против какого бы то ни было обвинения в участии в предполагаемой организованной группе и даже знакомства с участниками такой группы, а тем более призвать их выступить в защиту осуждённого. Это невозможно, потому что они никому неизвестны. Это ли не есть нарушение права на защиту?

В “деле Йукоса” легализация (отмывание) преступно нажитого имущества приобрело всеобъемлющее магическое свойство. Почти все обвинялись и в совершении этого преступления. Поскольку во время судебного заседания никто не говорил о “легализации”, то суд в приговоре не смог разрешить противоречие даже в предмете легализации, то есть что было легализовано, какое имущество “отмывалось”: денежные средства, или ценные бумаги, или произведенный товар. Не поддаётся правовому осознанию, как может придаваться правомерный вид владению имуществом, если этим имуществом владели и пользовались открыто и публично, то есть приобретали и распоряжались им в соответствии с нормами гражданского права, учитывали его в регистрах бухгалтерского учёта, платили налоги с доходов от этого имущества.

(4) Образец противоречий в приговоре.

1. О легализации

Согласно приговору, осуждённый признан виновным в том, что в результате совершённого им лично преступления он приобрёл имущество, а потом легализовал (отмыл) это имущество. “Сам похитил, сам легализовал” – статья 174.1 Уголовного кодекса России.

Такой вывод противоречит двум утверждениям приговора. Согласно первому утверждению, похищен был только товар. Если это утверждение верно и верна квалификация деяния по статье 174.1 Уголовного кодекса России, то должен быть легализован этот товар, а не иное имущество. Однако согласно другому утверждению приговора, легализованы были денежные средства, хищение которых не вменяется осуждённому. Если же легализуются денежные средства, то тогда их похитил кто-то другой, а такая легализация квалифицируется по статье 174 Уголовного кодекса России (“легализация похищенного другими”). В силу чего недопустимо обвинять осуждённого в легализации, которая предусмотрена статьёй 174.1 Уголовного кодекса России.

2. Об отсутствии стоимости

В приговоре указано, что осуждённый совершил хищение в особо крупном размере. Однако в приговоре не указана стоимость похищенного имущества. При квалификации деяния как хищения стоимость похищенного должна устанавливаться обязательно. В приговоре говорится о ценах на аналогичный товар в различных частях земного шара, о недополученной прибыли и коммерческих убытках разных организаций. Однако квалифицирующим признаком всякого хищения является размер действительного ущерба, то есть стоимость изъятого из фондов имущества, а не размер недополученной кем-то прибыли. В судебном следствии ни разу не рассматривалось такое подлежащее доказыванию существенное обстоятельство при рассмотрении вопроса о хищении, как стоимость принадлежащей коммерческой организации готовой продукции, подлежащей продаже. Стоимость готовой продукции всегда объективна, она определяется на основе проверенных документальных данных и не может быть выражена в ориентировочных цифрах, основанных на предположениях о прибылях и убытках третьих лиц.

3. Замена имущества на менее ценное

Товар был продан, получены денежные средства. Суд посчитал такую куплю-продажу хищением. В приговоре указано, что хищение было совершено путём его замены на менее ценное, а именно – товар был заменён денежными средствами. Денежные средства как объект гражданских прав и обязательный атрибут хозяйственной жизни страны не могут быть менее или более ценным имуществом по отношению к другим видам имущества. Деньги – это средство платежа, эквивалент стоимости, мера выражения цен всех товаров. Поэтому продажа товара за денежную сумму не есть обмен одного ценного товара на другой, менее или более ценный товар.

Подмена одной вверенной вещи, которую похититель присвоил, другой менее ценной вещью, то есть возложение на место похищенной вещи иной вещи для сокрытия преступления, может быть только в пределах вещей одного рода. Например, изъятие кладовщиком хрустальных стаканов и замена их на стеклянные будет изъятием имущества, вверенного виновному путём замены его на менее ценное. Но продажа продавцом хрустальных стаканов в магазине не есть их изъятие путём замены на менее ценное имущество – деньги.

Товар же всегда продается с прибылью, то есть дороже первоначальной (балансовой) его стоимости. Однако из приговора суда следует, что готовую продукцию как ценный товар заменили другим, менее ценным товаром – деньгами. Это значит, что номинальное количество денег от продажи товара должно быть меньше балансовой стоимости этого товара, то есть меньше её себестоимости. Такой вывод приговора противоречит экономической деятельности любой коммерческой организации.

4. О времени создания организованной группы

В приговоре утверждается, что организованная группа была создана в XXXX году. Это противоречит другому утверждению приговора: двумя годами ранее между членами организованной группы были распределены роли и совершено приготовление к преступлению. Таким образом, суд при вынесении приговора не располагал сведениями о существовании какой-либо организованной группы и дал описание этой группы, исходя из предположений.

5. О прибыли

В приговоре утверждается, что имущество было похищено. Это противоречит другому утверждению приговора, а именно – организацией была получена прибыль от продажи этого имущества. Противоречие заключается в том, что реализация имущества, в результате которой организация получает прибыль, не может одновременно являться хищением.

6. Об организации

В приговоре утверждается, что организация коммерческую деятельность не осуществляла, а являлась подставной, созданной специально для хищения имущества и последующей легализации денежных средств. Это противоречит другому утверждению приговора, а именно: эта организация являлась основным поставщиком сырья для перерабатывающих организаций, реализовывала товар на экспорт и получала прибыль от деятельности, связанной с продажей этого товара, платила налоги. Противоречие заключается в том, что либо коммерческой деятельностью организация не занималась, либо была поставщиком сырья, реализовывала нефть на экспорт, получала прибыль, платила налоги.

7. О приготовлении к преступлению

В приговоре утверждается, что одна коммерческая организация передала функции исполнительного органа другой коммерческой организации, чем вверила всё своё имущество этой управляющей организации. Эти правомерные действия в приговоре названы приготовлением к преступлению. Правомерные действия не могут быть приготовлением к преступлению и характеризоваться как преступные. Это то же самое, как если какой-нибудь отдельно взятый адвокат, прокурор или судья совершит преступление, связанное с его публичным положением, то самоё получение им звания адвоката, прокурора или судьи будет признаваться приготовлением к совершению преступления. Что есть абсурд.

Разрешить такие противоречия возможно только при повторном рассмотрении уголовного дела, поскольку проверить в суде кассационной инстанции ничего нельзя за отсутствием судебного следствия в суде первой инстанции. Однако кассационный суд, не обладая материалами судебного следствия суда первой инстанции и имея только противоречивый приговор, оставляет в силе приговор и составляет своё определение таким образом, что это определение никак не разрешает противоречий и вообще не связано с приговором и кассационными жалобами.

Адвокат в “деле Йукоса” подаёт надзорное прошение о пересмотре уже и приговора, и кассационного определения.

Дополнение. В “деле Йукоса” были случаи, когда сторона защиты подавала кассационную жалобу, но спохватившись и поняв, что их участие в суде кассационной инстанции только создаст видимость судебной проверки приговора, отказалась принимать участие в судебном процессе. Осуждённый был удален из зала судебного заседания кассационной инстанции.

Раздел XIII. Надзорная жалоба как жалостливая песнь адвокатуры

Глава 1. Судейский надзор: возвращение к судейскому произволу

Задача процедурных норм – борьба с судейским произволом. Процедура судебного разбирательства для суда первой инстанции, когда человек приговаривается к наказанию или оправдывается, расписана таким образом, что если соблюдать правила этой процедуры, то, даже обладая удовлетворительными познаниями в логике и праве, можно проверить верность, правильность, истинность приговора. Процедура рассмотрения жалобы на приговор в суде кассационной инстанции ещё кое-как расписана, общими штрихами. Процедура рассмотрения надзорного прошения исчезает вовсе. Приговор может быть пересмотрен в порядке надзора судебными инстанциями по усмотрению разных отдельно взятых судей.

Приговор вступил в законную силу и подлежит исполнению. Однако, например, адвокат осуждённого продолжает считать, что приговор является или незаконным, или необоснованным, или несправедливым. Поэтому он предлагает надзорным судебным инстанциям изменить или отменить приговор. Адвокат подаёт надзорное прошение о пересмотре судебных решений.

Надзорное прошение есть опровержение в части или в целом приговора, а также определения кассационного суда. Надзорное прошение есть логико-правовой разбор приговора и спор с судьями, вынесшими этот приговор и проверявшими его в кассационном порядке. В надзорном прошении, также как и в кассационной жалобе нет спора адвоката осуждённого с обвинительным органом. У обвинительного органа в этих судебных инстанциях исчезает самостоятельный публичный интерес. У осуждённого, даже если кассационное или надзорное представление принёс обвинительный орган, всегда есть самостоятельный жизненный интерес в результатах судебного рассмотрения этого представления.

В своей логико-правовой сущности надзорное прошение есть обвинение судей, вынесших приговор и проверявших его в кассационном порядке, в произволе, в умышленном вынесении неправосудного приговора. Адвокат не должен допускать самого понятия “судебная ошибка”. Никаких ошибок в судах не бывает. Все решения всегда выносятся умышленно и с пониманием их последствий. Нельзя допускать как аргумент, что может ошибаться человек, имеющий высшее юридическое образование и опыт работы по профессии юриста, прошедший квалификационные испытания для судейской должности и наделенный особым доверием Президента России быть федеральным судьёй. Если допустить, что судья “ошибается”, то есть случайно выносит правосудные и неправосудные приговоры, то надо признать ложность всего того, что предшествовало назначению этого юриста судьёй. Если признать за судьёй возможность ошибаться, то, согласно теории вероятности, количество правосудных и неправосудных решений должно быть равным. Однако количество оправдательных приговоров ничтожно мало, настолько мало, то математически ими можно пренебречь. Получается, следуя математическим расчётам, судья никогда не ошибается. Всё, что делает судья, есть результат умысла, трезвого расчёта.

Ошибка есть результат ослабленной способности суждения, незнания основ права и правил логики. Никто не должен допускать и мысли, что человек с такими интеллектуальными пороками может занимать должность судьи. Допущение такой мысли может породить сомнение в правильности функционирования всей государственной машины, в разумность Верховной власти. Всё, что производит каждый отдельный судья и вся судебная система, есть результат исполнения разумной воли Верховной власти. Как здесь не вспомнить гегелевское: всё разумное действительно, всё действительное разумно.

Однако нельзя признавать, что и адвокат, обжалующий приговор, может ошибаться, когда утверждает, что судьи вынесли неправосудный приговор. Адвокат не может ошибаться в вопросах своей профессиональной деятельности, он действует только умышленно, заведомо зная, каким образом и зачем будет изобличать судей, вынесших, по его расчёту, неправосудный приговор. Нельзя же допустить, что адвокат, имеющий высшее юридическое образование, осведомлённый о правилах адвокатской профессии, за нарушение которых может быть подвергнут корпоративному адвокатскому суду, который изгонит его из адвокатского сословия, может ошибаться. Адвокат не ошибается, как не ошибается судья, как не ошибается прокурор. Все профессиональные действия адвоката умышленные, заведомо осознанные.

Судья умышленно, осознанно, заведомо зная и понимая содержание и сущность всех законов, выносит приговор. Судьи кассационного суда, также зная и понимая все законы, оставляют приговор в силе. Адвокат, познавший содержание и сущность всех законов и философских наук, излагает в надзорном прошении опровержение приговора. Адвокат доказывает, что приговор подлежит отмене, потому что он незаконен. Используя в качестве аргументов положения из приговора и данные из протокола судебного следствия, адвокат высказывает свои собственные суждения о приговоре и делает умозаключения, то есть демонстрирует доказательства, собственно доказывает, представляет доказательства того, что приговор как тезис не доказан, то есть в процессуально-правовом значении приговор или незаконен, или законность его не доказана. Это достаточная причина для отмены или изменения приговора.

Адвокат сам создал и представил доказательства (суждения и умозаключения и есть доказательства в их логическом смысле) того, что судьи приняли произвольный, противоправный судебный акт. Тем самым адвокат представил судье надзорного суда доказательства противоправных деяний судей. Адвокат обвиняет в своём надзорном прошении судей в совершении преступления, возможно тяжкого или особо тяжкого. Такова логическая сущность надзорного прошения. Если скрыть эту сущность, лишить надзорное прошение этого значения, то весь судебный процесс, вся судебная система теряет разумный смысл, завершённость, самоё правосудие исчезает, а на его место возводится хаос, произвол, дикость. В этом случае правосудная система возвращается из логики в абсурд.

Получив надзорное прошение, по сути мотивированное и обоснованное обвинение в совершении преступления причастными к приговору судьями, как должен или может поступить судья надзорной судебной инстанции? В удовлетворении надзорного прошения может быть отказано, и оно может быть удовлетворено.

Судья надзорного суда, руководствуясь отсутствием процессуальных правил, ничем не ограниченным субъективным усмотрением и опираясь на такие же обширные познания в праве и других науках, какими обладают судьи и адвокаты, не соглашается с доказательствами адвоката о совершённых другими судьями злоупотреблениях и отказывает адвокату в проверке приговора в порядке надзора. Тогда адвокат составляет новое надзорное прошение следующему в иерархии судье по праву пересмотра судебных актов в порядке надзора. И в новом надзорном прошении адвокат уже обвиняет в совершении преступления, в дополнение первым судьям, также судью надзорной инстанции, который отказался совершать действия по пересмотру приговора, который адвокат считает подлежащим отмене. Таким образом, согласно надзорному прошению, все сопричастные к приговору судьи становятся соучастниками.

Но если судья надзорной инстанции лишь известит адвоката об отказе в удовлетворении его надзорной жалобы, это будет явная процессуальная незавершённость, незаконченность. Получается, что адвокат не только оболгал причастных к приговору судей, что те вынесли неправосудный приговор, то есть совершили преступление, но и искусственно создал доказательства такого обвинения, чему подтверждением служит самоё содержание надзорного прошения. Таким образом, адвокат самим актом надзорного прошения совершил преступление, а именно – заведомо ложный донос о совершении преступления судьями. Ведь адвокат, обладая указанными интеллектуальными качествами, не мог не понимать, что его надзорное прошение носит для него заведомо ложный характер и он искусственно, манипулируя софизмами, создаёт доказательства совершения судьями преступления. Теперь эта ложность стала очевидной и для судьи суда надзорной инстанции. Ответ судьи есть представление доказательств того, что адвокат совершил преступление. Судья сам доказал, что адвокат преступник.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: