Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Глава Шестьдесят Первая 3 страница




Торанага сначала купил ее контракт для того, чтобы отлучить от нее Оми, – она была одной из его слабостей и явной наградой ему. Эту награду можно было дать, а можно и нет, пока Оми не доказал своей настоящей преданности и не помог в удалении Ябу. Он помогал самым лучшим образом и доказывал ее много раз. Многие, если не все, прекрасные идеи Ябу шли от Оми. Месяц назад Оми получил никому не известные подробности о тайном заговоре Ябу с офицерами мушкетного полка, выходцами из Изу; об убийстве Наги и других офицеров Торанаги во время битвы.

– Здесь нет ошибки, Оми-сан? – спросил он тогда. – Оми тайно доложил ему об этом в Мисиме, пока они ждали результатов от Марико.

– Нет, господин. Там, около дома Кивами Матано из третьего полка Изу.

Офицер с Изу, плотно сложенный человек среднего возраста, выдал весь заговор, сообщил пароли и объяснил, как должен сработать этот план.

– Я не мог жить с таким позором, зная это, господин. Вы – наш сюзерен. Честно говоря, этот план был составлен только на случай необходимости. Я думаю, это значит – на случай если бы Ябу-сама решил изменить внезапно, во время битвы. Простите, но вы были первой целью, потом – Нага-сан. Потом – господин Судару.

– Когда впервые был оглашен этот план и кто о нем знает?

– Вскоре после создания полка. Нас знают о нем пятьдесят четыре человека – я дал Оми-сан имена в письменном виде. План, с условным названием «Слива», был утвержден лично Касиги Ябу-сама, перед тем как он последний раз уехал в Осаку

– Благодарю вас. Я ценю вашу верность. Вы должны хранить эту тайну до тех пор, пока я вам не скажу. Тогда вы получите участок земли стоимостью в пять тысяч коку.

– Прошу меня простить, я ничего не заслужил, господин. Я прошу разрешения совершить сеппуку за то, что столько времени хранил эту позорящую меня тайну.

– В разрешении отказано. Будет так, как я решил.

– Извините меня, я не заслуживаю такой награды. По крайней мере позвольте мне остаться таким, как есть. Это мой долг, и он не требует награды. На самом деле я должен быть наказан.

– Какой у вас сейчас доход?

– Четыре сотни коку, господин. Этого достаточно.

– Я подумаю о ваших словах, Кивами-сан.

После того как офицер ушел, он спросил:

– Что вы пообещали ему, Оми-сан?

– Ничего, господин. Он пришел ко мне вчера по своему собственному желанию.

– Честный человек? Вы сказали мне, что он честный человек.

– Я этого не знаю, господин. Но он пришел ко мне вчера, и я поспешил сюда, чтобы сообщить вам.

– Тогда он действительно должен быть вознагражден. Такая преданность намного важнее всего остального.

– Да, господин.

– Никому ничего об этом не рассказывайте.

Оми ушел, а Торанага задумался, не придумали ли Мусано и Оми заговор, чтобы дискредитировать Ябу. Он сразу же направил своих шпионов выяснить истину. Но заговор действительно существовал. Поджог корабля оказался прекрасным предлогом для уничтожения пятидесяти трех предателей – все они оказались в охране тем вечером. Кивами Матано он отправил на крайний север с хорошим, хотя и скромным наделом земли.

– Конечно, этот Кивами самый опасный из всех, – заявил Судару, единственный, кому было рассказано о заговоре.

– Да. Всю жизнь за ним будут следить, не доверять… Но обычно есть хороший среди плохих и плохой среди хороших. Выбирать хороших и избавляться от плохих, не жертвуя хорошими, – это искусство. В моих землях нет мерзавцев, которых можно было бы легко сбросить со счетов.

«Да, – удовлетворенно подумал Торанага вспомнив все это, – вы, конечно, заслуживаете награды, Оми».

– Сражение начнется через несколько дней, Оми-сан. Вы мне так верно служите. На поле последней битвы, после моей победы, я назначу вас господином Изу и снова сделаю род Касиги наследственными дайме.

– Прошу прощения, господин, пожалуйста, извините меня, но я не заслужил такой чести.

– Вы молоды, но вы многое обещаете в дальнейшем. Ваш дед был очень похож на вас, очень умен, но у него не хватало терпения. – Снова раздался женский смех, и Торанага посмотрел на Кику. Он все пытался решить ее судьбу… Первоначальный свой план он уже отбросил.

– Можно спросить, что вы имеете в виду под терпением, господин? – Оми инстинктивно чувствовал: Торанага хотел, чтобы ему задали такой вопрос.

Торанага все еще глядел на девушку, у него потеплело на душе…

– Терпение означает умение себя сдерживать. Существует семь эмоций; вы знаете: радость, гнев, беспокойство, обожание, печаль, страх и ненависть. Если человек не дает им вырваться, он терпелив. Я не так силен, как мог бы быть, но я терпелив. Вы поняли?

– Да, господин. Очень хорошо понял.

– Терпение для вождя необходимо.

– Да.

– Это госпожа, например… Она отвлекает меня, – слишком для меня красива, слишком идеальна. Я чересчур прост для такого редкого создания. Я решил: пусть она принадлежит кому-нибудь другому.

– Но, господин, даже как одна из ваших младших дам… – Оми произносил обычные вежливые слова, которые оба они считали притворством, хотя и обязательным. Оми все время молился, как он никогда не молился раньше… Он знал; попросить можно, но он никогда этого не сделает, никогда…

Торанага смотрел, как Кику бросает веер, ловит веер служанки и смеется, заражая всех своим весельем… Но тут обе дамы скрылись за лощадьми. «Извините, Кику-сан, – подумал он, – но я должен как можно быстрее отдалить вас от себя. Честно говоря, я действительно все больше влюбляюсь в вас, хотя Дзеко никогда не поверит этому, да и Оми тоже, и вы сами».

– Я совершенно согласен, но большой талант заслуживает жертв. Кику-сан достойна собственного дома. И мужа.

– Лучше быть содержанкой самого мелкого самурая, чем женой крестьянина или торговца, даже богатого.

– Я не согласен.

Для Оми с этими словами все закончилось. «Карма, – сказал он про себя, переполненным своим несчастьем. – Отбрось свою печаль, глупец. Твой сюзерен решил, – значит, с этим все кончено. Мидори – идеальная жена. Твоя мать становится монахиней, так что теперь в твоем доме будет полная гармония. Столько печали сегодня. И счастья: будущий дайме Изу, командир полка… Анджин-сан будет жить в Анджиро. Следовательно, первый корабль будет построен в Изу – на моей земле… Отбрось свою печаль. Вся жизнь – печаль. У Кику-сан своя карма, у меня – своя, у Торанага тоже своя, а мой властелин Ябу показал, как глупо беспокоиться об этом или о чем-то еще».

Оми взглянул на Торанагу. Мысли его очистились, все было расставлено по своим местам.

– Прошу прощения, господин, пожалуйста, извините. Я не подумал.

– Вы можете проститься с ней перед отъездом.

– Благодарю вас, господин. – Оми развернул голову Ябу. – Вы хотите, чтобы я закопал ее или увез с собой?

– Насадите на кол лицом к остаткам корабля.

– Да, господин.

– А что он написал перед смертью?

Оми прочитал:

«Что – облака,

Если не оправдание?

Что – наша жизнь,

Если не бегство от смерти?»

Торанага улыбнулся.

– Интересно, – заметил он.

Оми поклонился и передал завернутую голову одному из своих людей, а сам прошел между лошадьми и самураями в дальний конец двора.

– Ах, госпожа, – церемонно обратился он к Кику. – Я так рад видеть вас здоровой и счастливой.

– Я со своим господином, Оми-сан, а он здоров и доволен. Как могу я не быть счастливой?

– Сайонара, госпожа.

– Сайонара, Оми-сан. – Она поклонилась, осознав теперь, что все кончилось, – раньше она этого не осознавала. Появилась слеза. Кику смахнула ее и еще раз поклонилась ему вслед.

Она смотрела, как он идет широким, уверенным шагом, и чуть не зарыдала, сердце ее готово было разорваться, но потом, как всегда, она услышала добрый, мудрый голос и так много раз произносившиеся слова: «Почему ты плачешь, дитя? Мы, дамы Плывущего Мира, живем одним моментом, отдавая все наше время радостям от цветения вишни, снега, листьев вяза, звуков сверчка, от красоты луны, ее роста, и убывания, и нового рождения, от пения наших песен, питья чая и саке, ощущения благовонии и прикосновений шелка, от ласк для удовольствия и плавания, всегда плавания. Слушай, дитя: никогда не печалься, всегда плыви, как лилия на быстрине потока жизни. Как тебе повезло, Кику-сан, ты принцесса Юкью, Плывущего Мира, – плыви, живи мгновением…»

Кику смахнула вторую слезинку – последнюю. «Глупая девочка, зачем плакать? Не плачь! – приказала она себе. – Ты так невероятно удачлива! Ты наложница самого крупного дайме, хотя и очень незначительная, неофициальная, но какое это имеет значение – твой сын родится самураем. Разве это не замечательный подарок? Разве предсказатель не обещал такого необыкновенного счастья, в которое невозможно поверить? Если ты должна плакать, то есть более важные вещи. О семени, росшем в твоем чреве, которое изгнал тот отвар со странным вкусом. Но почему ты плачешь об этом? Это было только «оно», а не ребенок, да и кто был его отец? Если честно?»

– Я не знаю, не наверняка, Дзеко-сан, прошу меня извинить… Мне кажется, что отец – мой господин, – вымолвила она наконец – ей очень хотелось сына-самурая.

– Ну а если ребенок родится с голубыми глазами и светлой кожей, а? Посчитайте дни.

– Я считала и считала… О, как я считала!

– Тогда будьте честны сами с собой. Извините, но и ваше и мое будущее зависит от вас. У вас впереди еще много лет, чтобы рожать детей. Вам ведь только восемнадцать. Лучше быть полностью уверенной.

«Да, – снова подумала она, – как вы мудры, Дзеко-сан, и как глупа и очарована была я. Это было только «оно»… И как мы, японцы, зная, что ребенок – не настоящий ребенок, пока ему не исполнится тридцать дней. Тогда его дух укрепляется в теле и окончательно определяется его карма. О, как мне повезло! И я хочу сына, и еще одного сына, и еще одного сына, и совсем не хочу девочку… Бедные дочки! О боги, благословите предсказателя, и благодарю вас, благодарю вас за мою карму, за то, что меня любит великий дайме, что мои сыновья будут самураями… О, пожалуйста, сделайте меня достойной такого суда…»

– В чем дело, госпожа? – маленькая Суйсе испугалась радости, что прямо струилась с лица Кику. Кику удовлетворенно вздохнула.

– Я думала о прорицателе, о моем господине и моей карме… И прямо плыла, плыла…

Она прошла дальше в сад, закрываясь от солнца ярко-красным зонтиком, – она разыскивала Торанагу. Он почти полностью был закрыт от нее самураями, лошадьми и соколами, но она все же увидела его на веранде: он пил чай перед склонившейся в поклоне Фудзико. «Скоро наступит моя очередь, – решила она. – Может быть, сегодня вечером мы сможем зачать нового Это. О, пожалуйста!..» Успокоившись, Кику вернулась к игре.

За воротами Оми сел на лошадь и поскакал со своими телохранителями – все быстрее и быстрее… Скорость освежала и очищала его, едкий запах лошадиного пота радовал. Он не оглянулся на нее, в этом не было необходимости. Он знал, что бросил к ее ногам страсть, какой у него больше не будет, все, что любил в этой жизни… Он уверен: никогда больше не будет у него новой страсти, того экстаза при соединении душ, который воспламеняет мужчину и женщину… Но это его не огорчало. «Напротив, – с неожиданной холодной ясностью понял он. – Я благодарен Торанаге – он освободил меня от этого рабства. Теперь меня ничто не связывает. Ни отец, ни мать, ни Кику… Теперь я тоже могу быть терпеливым. Мне двадцать один год, я почти дайме Изу, мне еще предстоит завоевать весь мир…»

 

* * *

 

– Да, господин? – Фудзико готовилась слушать Торанагу.

– Вы должны ехать отсюда прямо в Анджиро. Я решил заменить надел земли для Анджин-сана – Иокогаму на Анджиро. Двадцать ри в каждом направлении от деревни, с годовым доходом четыре тысячи коку. Вы получите дом Оми-сана.

– Можно мне поблагодарить вас от его имени, господин? Извините, я правильно поняла, что он еще не знает об этом?

– Нет. Я скажу ему сегодня. Я приказал ему построить другой корабль, Фудзико-сан, вместо уничтоженного, и Анджиро будет идеальным местом для строительства, намного лучше Иокогамы. Я договорился с Дзеко, что ее старший сын будет прорабом у Анджин-сана. Все материалы, строители будут оплачены из моей казны. Вы должны помочь ему организовать управление этим делом.

– О, господин, – она сразу посерьезнела, – у меня осталось так мало времени для Анджин-сана…

– Я найду ему другую наложницу – или жену.

Фудзико посмотрела на него, глаза у нее сузились. Немного помолчав, она сказала:

– Чем я могу помочь?

Торанага спросил:

– Кого бы вы предложили? Я хочу, чтобы Анджин-сан был доволен. Довольный человек работает лучше.

Фудзико старалась собраться с мыслями. «Кто может сравниться с Марико-сама?» Она улыбнулась.

– Господин, нынешняя жена Оми-сана, Мидори-сан. Его мать ненавидит ее, как вы знаете, и хочет, чтобы Оми развелся. Извините, но у нее такие удивительно плохие манеры, что она заявила об этом даже мне. Мидори-сан – прелестная женщина и очень умна.

– Вы думаете, Оми хочет развестись? – Еще один кусок головоломки встал на место.

– О нет, господин, я уверена – он не хочет. Какой мужчина хочет слушаться своей матери? Но это наш закон – ему придется развестись при первом же слове родителей. Даже при том, что у его матери очень плохой характер, она, конечно, знает, что для него лучше подходит. Простите, я хочу быть точной в этом важном деле. Конечно, я не хотела сказать ничего оскорбительного, господин, но сыновний долг перед родителями – краеугольный камень нашего закона.

Торанага обдумывал эту новую мысль, как будто удачную.

– А Анджин-сан? Как он отнесется к Мидори-сан?

– О, господин, если вы прикажете ему жениться… то плохо. Но, прошу прощения, вам нет необходимости ему приказывать.

– Как так?

– Лучше всего… придумать способ, чтобы он сам об этом задумался. А Оми-сану вы, конечно, просто прикажете.

– Конечно. Вы одобряете Мидори-сан?

– О да. Ей семнадцать лет, ее сын – здоровый мальчик, она из хорошей самурайской семьи… родит Анджин-сану прекрасных сыновей. Я думаю, родители Оми-сана будут настаивать, чтобы Мидори отдала своего сына Оми-сану. Если нет – Анджин-сан усыновит его. Я знаю, мой господин симпатизирует ей – Марико-сан поддразнивала его ею. Она очень благоразумная, умная. О да, с ней он будет в безопасности. Ее родители умерли – некому препятствовать ее браку с Анджин-саном.

Торанага обрадовался этой идее. «Я, конечно, огорчу Оми, – подумал он. – Молодой Оми слишком легко станет занозой у меня в боку. Ну, тогда я сам ничего не буду делать, чтобы устроить развод Мидори. Отец Оми изъявит совершенно четкое последнее желание, перед тем как совершит сеппуку… Жена его, конечно, настоит: последнее и важное, что сделает он на этой земле, – добьется, чтобы сын его правильно женился. Мидори будет разведена через несколько дней…»

– А если не она, Фудзико-сан? Что вы скажете о Кику-сан?

Фудзико уставилась на него:

– О, прошу прощения, господин, вы хотите отказаться от нее?

– Я могу это сделать. Так что вы скажете?

– Думаю, Кику-сан может стать идеальной неофициальной наложницей, господин. Она такая красивая и умная… Я понимаю, что она хороша для многих обычных людей… Но извините, пройдут еще годы, прежде чем Анджин-сан сможет получать удовольствие от ее редких талантов – пения, танца, ума… А как жена… – Одним тоном она подчеркивала свое полное неодобрение. – Дамы Плывущего Мира обычно не подготовлены так, как… другие, господин. Их таланты проявляются в другом… Быть ответственным за финансовое положение, вообще за дела самурайского дома – этому не научишься в Плывущем Мире.

– А она может научиться?

Фудзико долго колебалась, что ответить.

– Идеалом для Анджин-сана была бы жена Оми, Мидори-сан, и Кику-сан – в качестве наложницы.

– Могли бы они научиться жить со всеми его… э-э… необычными привычками?

– Мидори-сан – самурай, господин. Это будет ее долгом. Вы прикажете ей. Кику-сан – тоже.

– Но не Анджин-сану?

– Вы знаете его лучше, чем я, господин. Но в вопросах интимных и… ему было бы лучше, конечно, обдумать и решить все самому.

– Тода Марико-сама была бы для него идеальной женой, верно?

– Это неожиданная мысль, господин, – не моргнув глазом ответила Фудзико. – Конечно, они оба чувствовали огромное уважение друг к другу.

– Да, – сухо заметил он. – Спасибо, Фудзико-сан. Я подумаю о том, что вы сказали. Он будет в Анджиро примерно через десять дней.

– Благодарю вас, господин. Если можно, я бы предложила, чтобы во владения Анджин-сана включили порт Ито и курорт Ёкосе.

– Зачем?

– Ито – просто на случай, если порт в Анджиро будет недостаточно большим. Для такого большого корабля может потребоваться стапель побольше.

– Вы уверены?

– Да, господин.

– Вы были там?

– Нет, господин, но Анджин-сан интересовался морем, Вы тоже интересуетесь. Моим долгом было попытаться узнать все о кораблях и мореходстве. Когда мы узнали, что корабль Анджин-сана сгорел, мне захотелось уяснить, можно ли будет построить еще один и если да, то где и как. Изу – прекрасный выбор, господин. Там легко задержать армии Ишидо.

– А почему Ёкосе?

– А Ёкосе – потому, что хатамото следует иметь место в горах, где он мог бы проводить время так, как имеет право ожидать.

Торанага внимательно посмотрел на нее. Фудзико казалась такой послушной и скромной… Но он знал, что она столь же несгибаема, как он, и не отступит ни на йоту, пока ей не прикажут.

– Я согласен. И учту то, что вы сказали о Мидори-сан и Кику-сан.

– Благодарю вас, господин, – почтительно ответила она, радуясь, что выполнила свой долг и перед своим властелином, и перед Марико. Ито было выбрано за его стапеля, а Ёкосе – потому, что Марико сказала, что их любовь по-настоящему началась именно там…

– Мне так повезло, Фудзико-сан, – призналась ей Марико в Эдо. – Наша поездка дала мне больше радости, чем я могла ожидать за двадцать жизней.

– Я прошу вас защитить его в Осаке, Марико-сан. Мне очень жаль, что он не похож на нас, не так цивилизован, как мы, бедняга. Его нирвана – жизнь, а не смерть.

«Это все еще верно, – снова подумала Фудзико, вспомнив Марико. – Марико спасла Анджин-сана, а не кто-нибудь другой: не христианский Бог, не другие боги, не сам Анджин-сан, даже не Торанага – никто, только одна Марико… Его спасла Тода Марико-нох-Акечи Дзинсаи.

Прежде чем я умру, я заложу храм в Ёкосе и сделаю завещание – поставить еще храмы в Осаке и Эдо. Это будет одним из моих предсмертных желаний, Торанага-сан, – пообещала она про себя, смиренно взглянув на него и радуясь другим приятным делам, которые она сделает для Анджин-сана. – Конечно, женой должна быть Мидори, никак не Кику… Уж если взять ее, то наложницей, и не обязательно главной. И земли его должны простираться до Симады на самой южной части Изу».

– Вы хотите, чтобы я уехала сразу, господин?

– Оставайтесь здесь на ночь, тогда вы сможете выехать утром. Но не через Иокогаму.

– Да, я понимаю. Простите, а я могу вступить во владение новыми землями моего властелина от его имени – и всем, что на них – в тот момент, как я туда приеду?

– Каванаби-сан даст вам необходимые документы до отъезда. А сейчас, пожалуйста, пришлите ко мне Кику-сан.

Фудзико поклонилась и вышла. Торанага что-то буркнул про себя. «Жаль, что эта женщина собирается покончить с собой. Она слишком ценна, чтобы потерять ее, и слишком умна. Ито и Ёкосе? Ито – еще можно понять. Но почему Ёкосе? И что еще было у нее на уме?»

Тут он увидел Кику, пересекающую раскаленный солнцем двор, взглянул на ее маленькие ножки в белых таби, – она шла, как бы танцуя, такая милая и элегантная в своем шелковом кимоно, с ярко-красным зонтиком… Мечта каждого мужчины, если он на нее смотрит… «Ах, Кику! – подумал он. – Я не могу удержать людей от этой зависти, как мне ни жаль. Я не могу выпустить вас в эту жизнь, простите меня. Вам следовало остаться там, где вы и были, в Плывущем Мире, – куртизанкой первого класса. Или, еще лучше, гейшей. Что за прекрасную идею подала эта старая карга! Там вы были в безопасности… Собственность многих, причина самоубийств, диких ссор, участница прекрасных любовных свиданий, почитаемая и внушающая страх, осыпаемая деньгами, с которыми вы бы так презрительно обращались, легенда… Пока продлилась бы ваша красота… А сейчас? Сейчас я не смогу сохранить вас, как мне ни жаль. Любой самурай, которому я отдам вас в наложницы, положит себе в постель обоюдоострый нож – полное отвращение с вашей стороны и зависть всех мужчин… Немногие согласятся на вас, – извините, но это так, сегодня день для того, чтобы говорить правду… Вас не учили вести хозяйство самурая. Как только ваша красота пройдет – о, ваш голос продержится, дитя, и ваш ум, – вы будете выброшены на задворки этой блестящей жизни. Простите, но это тоже правда. Другая состоит в том, что самые блестящие дамы Плывущего Мира оставляют все в своем Мире и по достижении старости переходят в другие дома – оплакивать былых любовников и ушедшую молодость, топить горе в баррелях саке, разбавленных слезами… Немногим удается стать в лучшем случае женой крестьянина, рыбака, купца, торговца рисом или ремесленника… В такой семье родились и вы – неожиданный цветок среди этой дикости, появившийся без всякой причины, только благодаря своей карме, чтобы мгновенно отцвести и исчезнуть… Так печально, очень печально… Как мне дать вам детей-самураев?

Держи ее при себе до конца жизни, – подсказал ему внутренний голос. – Она этого заслуживает. Не дурачь себя, как дурачишь других. Ведь ты легко можешь удержать ее, мало что ей давая, оставляя ее, когда тебе захочется, как своих любимиц Тетсу-Ко или Кого. Разве Кику для тебя не то же, что и сокол? Только сокол, которого вы кормите с руки, пускаете на добычу и отзываете приманкой, используете год-другой, а потом он исчезает навеки… Почему бы не поддержать ее? Она просто еще один сокол, хотя и совсем особый… Очень высоко летающий, яркий, так радующий глаз, но ничего более… Редкая, необыкновенная и… такая искусная в любви…»

– Почему вы смеетесь? Чему вы так радуетесь, господин?

– Потому что рад видеть вас, госпожа…

 

* * *

 

Блэксорн и самураи работали с останками «Эрзамуса». Блэксорн изо всех сил тянул за один из трех канатов, привязанных к основанию киля.

– «Хиппару-у-у!» – кричал он. – Тяни!

Сотня самураев, раздетых до набедренных повязок, с усилием тянула за канаты. Стояла вторая половина дня, отлив, и Блэксорн надеялся, что сдвинет с места остов корабля и вытащит его на берег, чтобы использовать то, что удастся. Он изменил свой первоначальный план, узнав, к великой своей радости, что на следующий день после несчастного случая из моря удалось вытащить все пушки, да в таком хорошем состоянии, словно они только что выпущены из литейного цеха близ Чатема, в его родном графстве Кент. Удалось еще спасти почти тысячу пушечных ядер, цепи, немного картечи и всякие металлические детали. Все это погнуто, поцарапано… Но теперь у него есть детали для корабля, о которых он и не мечтал.

– Чудесно, Нага-сан! Чудесно! – радовался он.

– О, благодарю, Анджин-сан. Извините. Мы о-очень старались! Жаль, что так мало спасли…

– Не извиняйтесь. Теперь все хорошо!

«Теперь «Леди» может быть чуть длиннее и чуть шире, – радовался он, – но она все еще последняя из самых паршивых судов. Эх, Родригес, – подумал он беззлобно. – Я рад, что вы в безопасности и в этом году спокойно отсюда уберетесь, а на следующий год я потоплю другого капитана. Если снова появится адмирал Феррьера, это будет дар небес, но я на него не рассчитываю. А за вас я рад. Я обязан вам жизнью, и вы хороший кормчий».

– Хиппару-у-у! – закричал он снова.

Канаты дернулись, вода катилась с них, словно пот, но остов не стронулся. С тех пор как на берегу появился Торанага с письмом Марико в руках, а вскоре нашлись пушки, ему не хватало времени в сутках. Он составил первоначальные планы, а потом все менял и дополнял их, тщательно продумывал списки необходимых людей и материалов, стремясь не ошибиться. И после такого дня еще допоздна работал со словарем: при объяснениях с ремесленниками потребуются новые слова, – надо же понять, что они уже сделали, и объяснить, что еще надо сделать. Много раз в отчаянии он хотел попросить священника о помощи, но знал – ее не будет, вражда их непримирима…

– Карма, – утешил он себя, нисколько не страдая от этого и жалея священника за его дурацкий фанатизм.

– Хиппару-у-у!

Самураи еще раз напряглись, пытаясь преодолеть сопротивление песка и моря. Раздалась команда, и они начали тянуть все одновременно. Остов чуть-чуть сдвинулся, люди удвоили усилия – тут трос сорвался, и все повалились на песок. Смеясь и подшучивая друг над другом, встали и снова налегли на канаты. Но теперь… остов держался еще крепче, чем раньше.

Блэксорн показал им, как тянуть то с одной, то с другой стороны, пытаясь накренить остов то на одну сторону, то на другую, но он держался как заякоренный.

– Я привяжу его к плоту, и тогда прилив сам выполнит всю работу и вытащит его из песка, – негромко сказал Блэксорн вслух по-английски.

– Дозо? – спросил Нага, заинтересовавшись.

– Ах, гомен насаи, Нага-сан. – С помощью знаков и рисунков на песке он объяснил, проклиная свой бедный словарь, как сделать плот и привязать его к килю во время отлива, как потом во время прилива тот всплывет и они смогут оттащить его и вытянуть на берег. А в следующий отлив – на катках передвинуть в нужное место.

– Ах, со дес! – Нага был потрясен.

Когда он объяснил идею остальным офицерам, все восхитились, а вассалы Блэксорна заметно заважничали. Блэксорн наставил на одного из них палец:

– Где ваши манеры?

– О, извините, господин, простите, что я оскорбил вас.

– Сегодня – прощу, завтра – нет. Плывите к кораблю – надо отвязать этот канат.

Ронин-самурай дрогнул и отвел глаза:

– Простите, господин, но я не умею плавать.

На берегу воцарилось молчание. Блэксорн понял: ждут, чем все это кончится. Он разозлился на самого себя: приказ есть приказ, и он, сам того не желая, объявил смертный приговор, на этот раз совершенно не заслуженный.

– Торанага-сан приказал, чтобы все мужчины учились плавать. Все мои вассалы должны научиться плавать за тридцать дней. Понятно? Лучше начните плавать еще раньше. А вы идите в воду – прямо сейчас устроим первый урок.

Самурай с опаской направился к морю, чувствуя себя уже покойником. Блэксорн присоединился к нему. Когда голова его скрылась под водой, он, не особенно миндальничая, вытолкнул его наверх и заставил плыть… Тот вволю побарахтался, но под руководством Блэксорна без особого риска для жизни добрался до остова судна. Самурай кашлял и отплевывался, но держался на воде. Блэксорн потянул его к берегу и в двадцати ярдах от мелкого места оттолкнул от себя:

– Плыви!

Самурай казался похожим на полузахлебнувшуюся кошку. Впредь он решил никогда не задаваться при своем господине. Приятели громко его подбадривали, те, кто умел плавать, катались по песку от хохота…

– Очень хорошо, Анджин-сан, – одобрил Нага. – Очень мудро. Я пошлю людей за бамбуком для плота. Завтра попробуем доставить все сюда.

– Благодарю вас.

– Еще попробуем тащить сегодня?

– Нет-нет, благодарю вас… – Блэксорн запнулся и прикрыл глаза, – на дюне стоял отец Алвито и глядел на них. – Благодарю вас, Нага-сан. На сегодня мы здесь закончим. Извините меня, я на секундочку. – Он направился к тому месту, где оставил мечи и одежду, но ему уже несли все необходимое. Блэксорн не торопясь оделся и засунул мечи за пояс.

– Добрый день! – приветствовал он Алвито. Священник выглядел усталым, но выражение лица у него было дружелюбное, такое, как раньше – до той их дикой ссоры после Мисимы. Блэксорн насторожился.

– Добрый день, кормчий. Я сегодня уезжаю. Мне только хотелось немного поговорить с вами. Вы не возражаете?

– Нет, совсем нет.

– Что вы собираетесь делать – пытаетесь поднять эту громадину?

– Да, пробуем.

– Боюсь, что это вам не поможет.

– Неважно. Все равно – попробуем.

– Вы действительно верите, что сможете построить еще один корабль?

– Ну да, – терпеливо ответил Блэксорн, гадая, чего на самом деле хочет от него Алвито.

– Вы хотите вызвать сюда и остаток вашей команды, чтобы они помогли вам?

– Нет. – Блэксорн мгновение помедлил. – Им лучше оставаться в Эдо. Когда дело подойдет к завершению и корабль будет почти готов… Словом, еще много времени, чтобы привести их сюда.

– Они живут с эта?

– Да.

– Так вы поэтому не хотите, чтобы они переехали сюда?

– Это одна из причин.

– Я вас не осуждаю. Говорят, они стали очень сварливы и большую часть времени пьянствуют. Вы слышали, неделю назад там произошли беспорядки и их дом сгорел. До вас дошло это известие?

– Нет… Кто-нибудь пострадал?

– Никто. Но только чудом. В следующий раз… Кажется, один из них сделал самогонный аппарат. Ужасно, что пьянка делает с человеком…

– Да-а… Жаль их дом… Но они построят себе другой.

Алвито кивнул и оглянулся на шпангоуты – волны ласково плескались о них.

– Я хотел сказать вам, прежде чем уеду, что мне понятно, что значила для вас Марико-сан. Я был очень расстроен вашим рассказом про Осаку, но в некотором роде эта история воодушевляет. Я понимаю, что значит ее жертва… Она рассказывала вам о своем отце, об этой трагедии?






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных