Празднества религиозной проституции

Мы знаем что представляли из себя аборигены Рима: это была кучка воров, бродяг и женщин такого же, как они, нравственного уровня. До установления института брака первым законодателем, у них не было никаких моральных правил и половые отношения, по словам Тита Ливия, стояли на таком же уровне, как в животном мире. Зато публичных женщин мы встречаем в Риме уже и в доисторическую эпоху. Проституток с берегов Тибра прозывали волчицами, Lupa, подобно тому как в предместье Афин именовали Lukaina несчастных диктериад. Кормилица Ромула, Асса Laurentia, и принадлежала к числу этих волчиц; это была одна из популярных тогда проституток. Ее жилище получило название Lupanar, все же празднества, которые устраивались в честь ее после смерти, назывались Lupercales; сенат отменил их в виду происходивших на них бесчинств.

И несмотря на это, все же можно утверждать, что именно и эпоху первых царей начинается цветущий период древнего Рима: представители власти своей безукоризненной честностью подавали примеры добродетели.

Сабатье говорит, что «в руках цензоров были широкие полномочия для исправления непредвиденных законов злоупотреблений, для переустройства в области общественного и домашнего быта; разнузданность сдерживалась тем уважением, которое питали граждане к честности и моральным началам.

В эту эпоху не было войн в отдаленных территориях, не было ни богатств, ни Азии, учения Эпикура, которое Фабриций находил желательным только для врагов своей родины — словом, ничто еще не оказало растлевающего влияния на Римлян.

Позже роскошь, изнеженность, любовь к деньгам и наслаждениям проникли во все классы общества и развратили его. Пороки, которые начали обнаруживаться в тревожное время ужасов гражданских войн, стали особенно процветать среди спокойной обстановки и утех мира. Участившиеся прелюбодеяния, распутный образ жизни холостяков, необузданный разврат — все это шло рука об руку с победами и военной добычей и распространяло пороки всего мира».

Далее в эту эпоху мы видим другую волчицу, по имени Флора, на которой женится один из богатейших патрициев Рима, Таруций; умирая, она завещает свое огромное состояние Риму.

Приняв золото куртизанки, город в знак благодарности устанавливает празднество в честь ее.

Это были так называемые Florales, которые происходили в цирках под руководством проституток и эдилов[67].

Эти бесстыдные празднества, которые Ювенал называет в своих бессмертных стихах pana[68]et ci cences, появились уже в VI веке от основания Рима. Не есть ли это те же Игры Флоры, которые занесены были от Сабинян в честь Флоры, богини садов? Как бы то ни было, празднества эти носили весьма непристойный характер; у Лактанса они описаны в следующих словах:

«Куртизанки выходили из своих домов целым кортежем, предшествуемые трубачами, одетые в просторные одежды на обнаженном теле, украшенные всеми своими драгоценностями; они собирались в цирке, где их окружал со всех сторон теснившийся народ; тут они сбрасывали с себя одежду и показывались совершенно обнаженными, с готовностью выставляя напоказ все, что угодно было зрителям, и вся эта бесстыдная выставка сопровождалась самыми непристойными телодвижениями. Они бегали, танцевали, боролись, прыгали, точно атлеты или шуты; каждый раз новая сладострастная пара вызывала крики и аплодисменты из уст неистовствующего народа.

«И вдруг на арену при звуках труб бросалась толпа нагих мужчин; тут же, публично, при новых восторженных криках толпы, происходила ужасающая оргия разврата. Однажды Катон, сам суровый Катон, явился в цирк в тот момент, когда эдилы готовились дать сигнал для начала игр; присутствие великого гражданина помещало началу оргии. Куртизанки оставались одетыми, трубы смолкли, народ был в ожидании. Катону дали понять, что он является единственным препятствием для начала игр; он поднялся с места и закрывши полой лицо, удалился из цирка. Народ стал рукоплескать, куртизанки сняли свои одежды, зазвучали трубы и зрелище началось.» Такую же публичную проституцию в честь богини, которая была по-существу только обожествленной проституткой, мы видим в сценах эротического безумия, разыгрывавшихся вокруг статуи Молоха и во время празднеств в честь Изиды, которые Римляне не преминули позаимствовать у Египтян.

Эти празднества, известные под именем Изиак, описаны Апулеем в его «Золотом Осле». Они происходили иногда на улицах и на общественных дорогах, куда стекались со всех концов города посвященные в таинства мужчины и женщины; все они были одеты в прозрачные белые одежды и шли, потрясая металлическими систрами.

Вся эта процессия направлялась к храму богини вслед за жрецами Изиды, которые играли самую гнусную, отвратительную роль в этом культе проституции; они несли в руках фаллус, сделанный из золота, «почитаемое изображение достойной уважения богини», как говорит Апулей. Как только толпа входила внутрь храма, начиналось посвящение в таинства Изиды, т. е. сцены чудовищных чувственных оргий, аналогичных Floralia, о которых мы только что говорили.

Те же жрецы Изиды, нищие и сводники, отвратительные своей безнравственностью, играли первенствующую роль и на других празднествах проституции в честь Вакха, известных под именем вакханалий или диониссиак, так как Бахус считался одним из воплощений Озириса. Для празднования Дионисиак выбирали преимущественно более уединенные места, так как уединение воодушевляло вакханок и звуки голосов разносились явственнее. Evohe! Evohe! — таков был крик почитателей Вакха; этим криком, по преданию, Юпитер некогда зажигал отвагу в душе своего сына Вакха, когда он боролся с препятствиями, воздвигнутыми ревнивой Юноной.

Изваяние бога обыкновенно расписывалось киноварью. Гиерофант, т. е. жрец, обязанный руководить церемонией, изображал создателя, Demiourgos'a. Носители факелов назывались Lampadophores, а их глава, Daduche, изображал солнце.

Главная церемония состояла в шествии, во время которого носили сосуды, наполненные вином и украшенные виноградными лозами. Затем шли молодые женщины с корзинами, наполненными плодами и цветами; это были Cenephors. За ними следовали женщины, играющие на флейтах и цимбалах, затем женщины и мужчины, замаскированные и переодетые сатирами, панами, фавнами, силенами, нимфами, вакханками, все увенчанные фиалками и листьями плюща, с растрепанными головами; одежды их были приспособлены к тому, чтобы оставить обнаженным все, что следовало скрыть; все они распевали phallica, непристойные песни в честь Бахуса.

За этой шумной толпой следовали Phallophores и Ityphalles; первые без всякого стыда выставляли напоказ всей толпе приставные мужские половые органы, укрепленные на бедрах с помощью ремней; вторые носили то же самое, но в гораздо большем размере, укрепленными на конце длинного шеста. Наконец, шествие замыкали четырнадцать жриц, которым архонт, или главный распорядитель по устройству празднеств, поручал всякого рода приготовления.

«Придя в назначенное место, — будь то в тихом лесу или в глубокой долине, окруженной скалами — вся эта масса развратных и фанатически настроенных людей вытаскивала из особого ящика, носившего у латинян название area ineffabilis, изображение Бахуса; оно ставилось на Герм и в жертву ему приносили свинью. За этим следовало обильное угощение фруктами и вином. Мало-помалу, под влиянием обилия винных возлияний, усиливавшихся криков, неумеренных восторгов, общения двух полов, являлось чувственное возбуждение, и безумие охватывало жрецов этого гнусного божества. Каждый из присутствовавших поступал на людях так, как если бы он был один в целом мире, самые позорные акты разврата совершались на глазах нескольких сот зрителей. Нагие женщины бегали взад и вперед, возбуждая мужчин телодвижениям и бесстыдными предложениями. Мужчины в эти моменты не заботились о том, что делали в этих собраниях их жены, сестры и дочери; бесчестье не трогало их, так как оно было взаимным — словом, нет ни одного вида разврата, который не культивировался бы здесь с новой утонченностью.

Когда же ночь, которая своей тьмой покрывала все эти гнусности, спешила удалиться, уступая место ясным лучам Востока, божество снова прятали в arca intefabilis. Мужчины, пресыщенные выпитым вином и возбужденные чувственными наслаждениями, возвращались, пошатываясь, в свои жилища, за ними следовали женщины и дети… все они были расслаблены, обесчещены!»

Все эти гнусности достигали подчас таких чудовищных размеров, что сенат часто запрещал их, но уничтожить окончательно не мог. Императору Диоклетиану принадлежит честь полного их уничтожения.

Но куртизанки играли роль не только в сфере религиозных празднеств; по словам Тита Ливия, у Римлян они выступали и на сцене. Они фигурировали в представлении, изображавшем похищение Сабинянок, и занимались проституцией, как только кончалось представление; некоторые авторы древности не делают даже никакого различия между театрами и публичными домами. Тертулиан говорит даже, что глашатай, провозглашая вслух подробное описание прелестей этих героинь проституции, указывал их местожительство и цену, которой оплачивались их ласки. Их было так много, что, не помещаясь во внутренних залах театра, они занимали места на сцене и на авансцене, чтобы быть больше на виду у зрителей. Помпей после открытия построенного им театра увидел, что театр является приютом для разврата и обратил его в храм, посвященный Венере, надеясь этим религиозным актом отклонить от себя упреки цензоров. (Сабатье). Куртизанки, участвовавшие в пантомимах, показывались на сцене нагими; они проводили пред глазами зрителей последовательно все акты проституции, а позднее, в эпоху Гелиогабала, все это получило вполне реальные формы. Так утверждает Лампсид. Таковы были удовольствия Рима, покорителя мира!

У Тита Ливия мы также находим описание возмутительных бесчинств, которые происходили во время этих ночных религиозных собраний, так называемых вакханалий. Он описывает церемонию посвящения в таинства Бахуса. Этот обычай введен был жрицей Paculla Minia, которая посвятила божеству своих двух сыновей. С тех пор посвящению подлежали юноши на двадцатом году[69].

«Посвящаемого юношу вводили жрецы в подземелье, где он был вполне предоставлен их скотским грубым страстям. Страшные завывания и звуки цимбалов и барабанов заглушали крики, вырывавшиеся иногда у жертвы насилия.

Чересчур обильная пища и масса выпитого за столом вина вызывали другие излишества, совершавшиеся под покровительством ночного мрака. Царило полное смешение возрастов и полов.

Каждый удовлетворял свою страсть, как ему угодно было; о стыдливости не было помину; храм божества осквернялся всякими проявлениями сладострастия, вплоть до самых противоестественных. (Plura vivorum inter sese, quam feminarum esse stupra)». Если иногда вновь посвященные юноши, устыдившись всего этого, оказывали сопротивление развратным жрецам, а иногда, в тех случаях, когда они небрежно выполняли то, что от них требовалось, их приносили в жертву: боясь их нескромности, их лишали жизни. Их крепко привязывали к особым машинам, которые подхватывали их и погружали затем в глубокие ямы. Жрецы же, чтобы объяснить исчезновение юноши, говорили, что виновником похищения был сам разгневанный бог.

Танцы, прыжки, крики мужчин и женщин — все это объяснялось божественным вдохновением, на самом же деле вызывалось обильными винными парами, составляло главный пункт всей церемонии и служило переходом к новым формам разврата. Иногда женщины с растрепанными волосами, держа в руках пылающие факелы, погружали эти последние в воды Тибра, где они тем не менее не гасли. Это мнимое чудо, говорит Тит Ливий, объяснялось тем, что горючее вещество факела состояло из серы и извести. Среди участников этих ночных собраний можно было встретить людей различных классов, вплоть до римлян и римлянок высшего общества, и число их было огромно. Это было уже не общество, не кружок людей, — весь народ принимал участие в ужасающем разврате; на них даже составлялись заговоры против существующего государственного строя. Это последнее обстоятельство заставило консула Постумия заняться более близким ознакомлением с этим обществом, о чем он и заявил сенату. Это соображение и побудило сенат отменить в 624 году эти собрания, чем был нанесен значительный удар культу Бахуса[70].

Отменив на некоторое время Вакханалии, римляне все же сохранили культ «доброй богини». Правда, мужчины больше не допускались во время таинств, но разврат сохранен был в полной мере. В своей шестой сатире Ювенал дает описание, разбор которого дан нами в другом нашем сочинении[71].

«Liberales» принадлежали к разряду тех же празднеств; происходили в марте, в честь Pater liber (псевдоним Бахуса). Phallus играл выдающуюся роль и в празднествах Liberales. У римлян, как нам известно, этот символ мужской силы назывался Мутуном. «Это было непристойное изображение, говорит св. Августин, которому поклонялись не в тайне, а вполне открыто; во время Liberales его торжественно перевозили на колеснице в предместья города».

В Ливиниуме чествование бога Liber'a продолжалось целый месяц, в течение которого, по словам Варрона, люди предавались наслаждениям и разврату. Сладострастные песни, неприличные речи как нельзя лучше соответствовали поступкам. Великолепная колесница, в которой помещался огромный Фаллус, медленно двигалась по направлению к площади. Здесь она останавливалась и одна из римских матрон, mater familias, возлагала венок на это неприличное изображение.

Таковы были празднества и церемонии священной проституции в Италии…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: