Мужчина и женщина до этого и после

Внутренний мир женщины – это мужчина.

Внутренний мир мужчины – это женщина.

По нескольким перьям можно представить хвост, по клюву – оперение.

Женская косметика должна быть вкусной.

Мужская – пьянящей.

Объём мужчины должен вмещать одну женщину целиком и две-три – частично.

Объём женщины – один мужчина и несколько маленьких человечков.

Мужчина до воспринимает женщину.

Мужчина после воспринимает себя.

Женщина до воспринимает мужчину.

Женщина после воспринимает их вместе.

Женщина после ждёт, что он изменится.

Мужчина после ждёт, что она изменится.

Он и Она во время этого думают о нём…

Мужчина после независимо и свободно идёт по дороге, проложенной женщиной, ухитряясь кормить её и её семью, которую ошибочно называет своей.

Явление

И я стал являться во сне. Она раньше шла спать с удовольствием, потом её стало раздражать.

– Как вы смеете в таком виде?

– А что я говорю, что я говорю?

– Всё равно не смейте. Это отвратительно, и то, что вы говорите, и то, что делаете. А я считала вас порядочным человеком.

– Но послушайте…

– А что же я делаю. Я слушаю. Но то, что вы несёте… Извините, я считала вас умным.

– Ну, хотя бы пример.

– Бросьте! Какая женщина сумеет это повторить. Я даже таких слов не знаю. Я прошу вас быть сдержанным. Я всегда шла спать с удовольствием, сейчас – как на плаху. Эти требования, эти приставания. Какой-то шантаж. Вы претендуете на общие воспоминания. Я завтра всем расскажу.

– О чём?

– Да не было ничего. Это ваши крики. Что вы хотите рассказать? Кому? Вы просто сошли с ума. Два раза душили.

– За что я вас душил?

– За что мужчина душит женщину? Я не могла понять, что вы хотели, а вы не могли объяснить – и за горло, и за нос… Где вы этому научились? Садист.

– И что, у вас синяки?

– Конечно… Вот… Вот…

– Ужас… Простите, это я?

– А кто же? Вы думаете, я себя сама избиваю? Я сколько раз вам говорила: мы всё можем решить мирно, но вы отвратительны, вам нужно крови, пыток. Где вы родились?

– Я прошёл войну.

– А я вас почти любила, но после этих грязных предложений… У вас действительно было столько женщин?

– А что я говорил?

– Ну, где-то 300—350.

– Ну, может быть – наоборот – 350—300.

– Я прошу вас: больше не появляйтесь.

– А вы не могли бы ложиться позже и сильно уставать перед сном? Чтоб сон был крепче, примите снотворное.

– Я уже приняла.

– Ну?

– В ту ночь вы были чудовищны. Вы привели какую-то девку, голую, грязную, в плаще, завалили рядом со мной на плащ-палатку, и оба орали такие мерзости. Потом душили меня вдвоём.

– Простите, у неё была татуировка на ягодице?

– Да!

– Вот сволочь из медсанбата… Вернулась. Я её найду… Я знаю, где она прячется, наркоманка проклятая. Простите, видимо, я стараюсь отвлечься.

– Нельзя ли приходить в другой дом?

– Поверьте, если бы это зависело от меня…

– А откуда у вас эти плётки?

– Да это я… Там один тип мне одолжил… Я ему верну… Не волнуйтесь, простите. А если нам лечь вместе?

– Я думала об этом. Ну, вы хотя бы пригласите на ужин. Мы же не животные.

– Хорошо. Я продам эти плётки и всё устрою. Без меня не ложитесь.

– А вы примете ванную?

– У вас?

– У меня?? А почему вы два слова скажете и сразу начинаете душить?

– Да… это… так.

– Что?

– Да просто руки у меня сильные, а мозгов нет.

– Что у вас с плечом?

– Рикошетом осколок, шрам, а так ничего.

– Ну посмотрите: вы же днём нормальный человек.

– Да это я… Я вообще нормальный. Спите, не бойтесь. Я буду рядом. В случае чего – просыпайтесь и ко мне. И по морде меня!

– От вас к вам?

– Да… И я вас спасу.

– А почему вы появляетесь во сне?

– Видимо, стараюсь отвлечься. Вы ж видите, какая жизнь. Но вы не бойтесь. Я буду рядом.

Автограф

В Одессе на книжной ярмарке на морвокзале я подписывал книги.

Образовалась даже небольшая даже очередь.

Даже народ галдит.

Я пишу в Америку, в Израиль, в Германию, Австралию.

В общем, нашим, но туда.

Кто-то просит подписать «Гале от Юры», кто-то – «мой папа Вас любит».

– Как папу зовут?

– Валера.

– Как маму зовут?

– Шурочка.

– Тебя как, девочка-радость?

– Наденька.

«С Вашей Надеждой не расстанусь».

Пишу быстро, бодро.

– Кому, девушка?

– Сыну Кириллу.

«Твоя мама, Кира… В общем, держись, Кирочка, за маму… Я тебя сменю…»

– Пожалуйста – Дашеньке.

– А где она?

– А под столом. Её не видно.

– Ставьте на стол.

«Расти, Дашенька, я подожду».

– Моему дяде в Америку.

– Нашему дяде Яше в Америку.

«Цепляйся, Яша, за Америку. Наложи, Яша, своё изображение на её очертания. Ты, Яша, знаменит Америкой».

И тут слышу два женских голоса:

– Почему я должна у него подписывать?

– Ну, пока он здесь.

– И что он мне должен написать?

– Ой, Муся, что ты начинаешь.

– Я не начинаю. Что, я должна книгу купить? Дай мне денег, я куплю.

– У меня нет. Купи ты.

– Не хочу. Почему я должна за двадцать гривен…

– Ну, дай ему что-нибудь написать.

– А что он мне напишет?

– Я не знаю. Он что-то тебе напишет.

– Что, Рая, что он мне напишет? Это я что, в очереди должна стоять?

– Не надо. Тебя пропустят.

– Кто?

– Все. Они тебя увидят – они пропустят.

– И что я должна сделать?

– Ой! Дай ему какую-нибудь бумажку, он что-то на ней напишет.

– Что, Рая? Что он должен написать, это я должна ему продиктовать?

– Он сам напишет.

– Что?

– Откуда я знаю. Он всем пишет. Подсунь бумажку. Он тебе напишет…

– Что?

– Он сам придумает.

– А если какую-нибудь гадость? Как я Лёне покажу?

– Значит, не покажешь.

– Как я могу не показать? Мы столько лет вместе. Тем более он всё равно найдёт.

– Что ты боишься. Ты уже на костыле, что он тебе такое напишет, что ты не сможешь показать Лёне?

– Ты вчера видела по седьмому каналу? Теперь только об этом пишут.

– Он такого не напишет. Я его знаю давно.

– Ты же говорила, что он редко приезжает.

– Сейчас редко, да…

– Ну вот… Между приездами их так портят. Они сейчас только об этом и пишут.

– Ну, тогда он просто распишется.

– А если он что-то ещё начнёт?..

– Вырви!!!

– Хорошо… Граждане, дайте инвалиду без очереди на костыле… Молодой человек, вот Рая просит, чтобы вы ей что-то подписали.

Я пишу: «Раечка! Так звали мою маму… Будьте здоровы».

– Ну, тогда и мне что-то напишите… Мусе.

Я пишу: «Муся! Не доверяй Лёне! Пусть знает – я тебя любил, люблю и буду любить! Руки, руки мои тебя помнят. Сердце, сердце ноет! Пусть его утешает, что мы редко видимся. Спасибо за сегодняшнюю встречу. Целую тебя, Мусенька, твой…»

– Рая!!! Ты видела, что он написал?! Его руки меня помнят. Как тебе нравится?.. Может, действительно… Я в 68-м году была в Ялте… Может, это был он, я не помню… Пусть эта записка полежит пока у тебя…

– Что значит «пока»?

– Я хочу его жене показать.

– Эй, девочки! – закричал я, но было уже поздно.

На морвокзале

В Одессе на морвокзале.

Толпа провожает или встречает.

Полная женщина в американской одежде на русское тело.

И вдруг она подскочила ко мне, будто вырвалась:

– Вы знаменитый юморист?

– Нет.

Она тут же бросилась к своим.

– Он говорит – нет.

Они ей что-то тихо сказали.

Она подскочила:

– Они говорят, вы – известный юморист.

– А я говорю – нет.

Она бросилась к ним с криком:

– Он говорит – нет. Он говорит – нет. Что вы мне голову морочите?

Они ей что-то тихо сказали.

– Кто-то из вас меня обманывает. Я из Америки. Вы – не известный юморист?

– Нет.

– А они говорят – да. Постойте тут.

– У меня нет времени.

– Постойте две минуты.

– Он говорит – он не известный юморист.

Они ей что-то тихо сказали.

– Так вы – известный юморист? Вы мне скажите: да или нет?

– Я не знаю.

– Он не знает. Если он не знает, откуда вы знаете… Они такое придумают, лишь бы деньги заработать. Могут любого назвать или знаменитым, или юмористом. Когда у них нет воды ни горячей, ни холодной, и неизвестно, когда будет, извините меня, пожалуйста. Я живу в Лас-Вегасе, я их спрашиваю – где Одесса? Они говорят – здесь! Я им говорю – нет. Где вода? Где свет? Где скумбрия?

– Мадам, – сказал я. – С чем вы сравниваете? Одессу надо сравнивать с Одессой. А вы с чем сравниваете? Вы КГБ помните? Идите быстрее.

– Всё! Я знаю, кто он. Как я догадалась. Быстро грузите вещи!.. Нет! Сначала меня. Чёрт с ними, с вещами… Лучше я буду на борту, а вы будете кричать с причала, так легче разговаривать.

– КГБ может снять с парохода, – шепнул я.

– Всё! Я поняла. Мне всё понравилось в Одессе. Сказочный город. Америка – дыра! А эти казино, эта эксплуатация человека человеком! Маркс был прав… Не надо вносить вещи – кидайте вещи на борт… Я в восторге от Одессы! Не загораживайте трап! Я гражданка Америки, чтоб она горела, и я хочу домой!

У окулиста

Пожилая одесская женщина у окулиста, прикрыв один глаз:

– Какая это шесть? Это же восемь!

Врач:

– Дальше…

Она:

– Дальше не будет. Вы скажите, я права?

Врач:

– Нет.

Она:

– Вы хотите сказать, что она шесть?

Врач:

– Да!

Она:

– Нет! Это не шесть. (Всматривается.) Ну, может быть, семь. Но я говорю – восемь. И не спорьте – я спешу.

Врач:

– Эта?

Она:

– Это буква?

Врач:

– Да. Какая это буква?

Она:

– Что?

Врач:

– Вы не видите?

Она:

– Я всё вижу. Я не слышу.

Врач:

– Какая это буква?

Она:

– «Ку»! Как, не похожа? Значит, «Бэ»… Что? Кто? Где? Вот это «Жэ»? Никогда… Доктор! Я сейчас встану, и вам будет стыдно. Идите, сядьте на моё место. Я встаю.

Врач:

– Сидеть!

Она:

– Вот это «Мэ»? Это «Ку», вот это что. Вы меня не убедили. Я остаюсь при своём мнении. Это «Ку». Вот хвостик, вот ножки… У вас есть другие буквы?.. Я прекрасно вижу и таблицу, и вас, и все эти ваши штучки. Со мной у вас не пройдёт. Вот вы тычете в «Нэ». Это «Нэ».

Врач:

– Вот «Н», а я показывал на «П».

Она:

– Так покажите на «Нэ», какие проблемы! Всё! Держите там палку, прикройте левый глаз, я иду к вам.

Врач:

– Сидеть! Вы сдаёте на права!

Она:

– Вот! А вы говорите, не права! Я всегда права, доктор.

Врач:

– Да. Идите.

Она:

– «Ку» есть «Ку» – и всё!

Прохожая

Прохожая обратилась ко мне на улице в Одессе: «Вот, сволочь, эти туфли нельзя носить. Клянусь, я их верну, и со скандалом! Она ещё меня вспомнит!» Я сказал: «Стоит ли из-за этой стервы так переживать?» Она сказала: «Чтоб у неё столько волос выпало, сколько она мне неприятностей сделала! Представляете? А я ей – не могу». Я сказал: «Ну вы же порядочный человек». Она сказала: «А вы разве меня знаете?» Я сказал: «Нет». Она сказала: «И я вас не знаю. Идите себе. Что это за манеры такие!»

Нарьян-Мар

– А где вы, девушка, живёте?

– В Нарьян-Маре.

– А где ваши родители?

– В Нарьян-Маре.

– А чем они занимаются?

– Они в Нарьян-Маре.

– А как они живут?

– Как все в Нарьян-Маре.

– А не хотели бы затеять какое-то дело?

– Нет. Они же в Нарьян-Маре.

– И что будет?

– А что может быть в Нарьян-Маре?

– Ну, может быть, учиться пойти?

– Где? В Нарьян-Маре?

– Ну, уехать, в конце концов.

– Из Нарьян-Мара???

– Ну, а что же там сидеть?

– А где сидеть?

– Ну, за границей.

– А кто же будет сидеть в Нарьян-Маре?

– Ну, значит, надо там жизнь налаживать.

– Где, в Нарьян-Маре?

– В Нарьян-Маре, а где же ещё.

– Откуда я знаю, где ещё? Мы ж в Нарьян-Маре.

– Ну и возьмитесь. Выберите толкового мэра.

– Где, в Нарьян-Маре?

– Да. А что тут странного?

– Да ничего.

– И начинайте жизнь. В Нарьян-Маре. А чего плакаться. Соберитесь, договоритесь, наладьте, и будет жизнь.

– В Нарьян-Маре?

– Там, там, а где ж ещё. Там же хоть что-то интересное есть?

– Это же Нарьян-Мар!

– Значит, так и будете жить?

– А как ещё жить в Нарьян-Маре?

Баба-Яга

Звонок в 6 утра. Я снимаю трубку.

– Позовите, пожалуйста, Бабу-ягу.

– Чего? Кого? Какого дьявола?..

– Нет-нет, дьявола не нужно, именно Бабу-ягу.

– Это кто звонит?

– Это Баба-яга? Это мама одного нехорошего мальчика.

– Какая мама? Какого мальчика?

– Баба-яга, у меня мальчик балуется. Звать Сёмочка. Баба-яга…

– Какая я тебе Баба-яга? У вас что, мозги там повылетали? Я – артист. Я только лёг. Я хотел уснуть.

– Это Баба-яга? Как хорошо, что вы сразу взяли трубку.

– Да, я взял трубку. Я забыл отключить телефон, и вы меня тут же наказали. Тут же!

– Здравствуй, Баба-яга!

– Чтоб ты перевернулась! Слушай, я сейчас положу трубку.

– Не клади, пожалуйста, трубку, Баба-яга. Мальчик капризничает, не хочет кушать, балуется. Баба-яга, представляешь, он так избалован… Он чёрной краской разрисовал наши стены, мы не можем смыть. Он развинтил настольную лампу, папа включил, папу ударило током.

– Так вот пусть током ударенный папа им и занимается! Я – артист, я не сплю ночами, я принял снотворное, я только приехал…

– Алло, Баба-яга?!

– Ещё раз так назовёшь…

– Баба-яга, я прошу тебя, поговори с Сёмочкой.

– Да я его, паскудника, по стене размажу!

– Вот-вот-вот!

– Что «вот-вот»?

– Вот это и скажи ему, Баба-яга.

– Да что это вы в 6 утра не спите, как все нормальные люди?!

– Вот-вот-вот! Я даю ему трубку.

– Постой-постой-постой-постой! Если я ему два слова скажу, он весь год говорить не сможет! За то, что вы меня разбудили, я прокляну всю его жизнь! И мать его сразу!

– Вот-вот, я даю ему трубку.

– Чтоб ты сдох, придурок! Я тебе рожу твою переверну вонючую! Ты у меня по утрам не то что порядочных людей, ты своей мамы будешь бояться! Ты всех людей будешь избегать!

Сёмочка. Это Баба-яга?

– Чтоб ты сдох, идиот! Я тебе все твои сучьи ручонки повыдёргиваю!

Сёмочка. Так это Баба-яга?

– Ты что, не слышишь, сучонок вонючий? Иди, сволочь, петухом работай в курятнике! Не буди артиста, кретин поганый! У артиста рассвет в 3 часа дня!

Сёмочка. Тётя, так вы Баба-яга?

– Артист полнокровно живёт только ночью, гадёныш вонючий.

Сёмочка. Ой, тётя, это…

– Какая я тебе тётя, подонок! Посмотрел бы ты на мою бороду.

Сёмочка. Нет, не надо!!!

– Конечно, не надо! А кто будет смотреть? Всё мне достаётся. Посмей ещё кого-нибудь разбудить, крыса однозубая! У тебя свисток есть?

Сёмочка. Да!

– Знаешь, куда я тебе его вставлю?! Весь будешь свистеть! Во сне будешь свистеть! Сам себя будешь свистом будить! Минуты спать не будешь! Не трожь артиста, обглодыш вонючий! Артист – существо возвышенное, и как скажет один раз – всю жизнь будешь отмываться! Иди реви к маме, не реви мне в ухо!

– Ой-ой-ой, это я, мамина Сёма, то есть Сёмина мама. Ой, не знаю, что вы ему сказали: он в угол забился, затих…

– Там ему и место! Забейся тоже! Все углы забейте!

– Нас трое…

– Котом забейте четвёртый угол!

– Ой, спасибо, Баба-яга! Ой, можно… ой, ой…

– Свою маму в угол забей, мамина Сёма… Кто тебе мой номер дал?!

– Я случайно набрала, случайно, но я никогда не видела Сёму таким тихим. Можно, я буду звонить вам по утрам?

– Стой, стой, мамина Сёма, дай свой телефон – у меня тоже проблема есть: ты с моими бабами будешь разговаривать!

Метро

(Вагон. Хор. Солисты.)

Девушка. Молодой человек, уступите место бабушке. Как вам не стыдно? Ей лет семьдесят. Садитесь, бабушка.

Бабушка. Не хочу я садиться. Чего вы за меня заступаетесь? Семьдесят… семьдесят… Вам какое дело?

Хор. Чё, действительно ты?

Девушка. Как вам не стыдно, бабушка? Вы же меня ставите в неловкое положение. Садитесь! Встань! Садитесь!

Бабушка. Не хочу я садиться, пусть сидит. Зачем ты начинаешь?

Хор. Чё рвёшься? Чё лаешься? Чё, больше всех надо? Чё кровь портишь? Пусть сидит!

Девушка. Как вам не стыдно? Старушке семьдесят. Больная. Он молодой балбес, ему стоять и стоять. А ей там что осталось? Садитесь! Встань! Садитесь!

Бабушка. Почему больная? Почему семьдесят? Какое вам дело? Я прекрасно себя чувствую! Больная ты. Сидите!

Молодой человек. И за балбеса могу приварить.

Девушка. Как тебе не стыдно? Почему ты сидишь? Человек еле дышит. Встань! Садитесь! Встань!

Бабушка. Не сяду я, и всё. Не сяду!

Хор. Ты откуда такая взялась? Ты где такая родилась?

Молодой человек. Не встану я, не встану!

(Поезд тормозит.)

Девушка. А вам, бабушка, должно быть стыдно – о вас заботятся, вам предлагают сесть, а вы бессмысленно упёрлись, как баран, как дура, позор, подонки все.

Хор. Что она хочет? Кто она такая?

(Поезд разгоняется.)

Бабушка. Не сяду я, не сяду!

Девушка. Как вам не стыдно? Встаньте! Сядь! Вы все ставите меня в неловкое положение.

Хор. Я бы тебя поставил… ох, я бы тебя поставил, да народ кругом. Сиди, пацан, сиди!

(Поезд тормозит.)

Девушка. Мы же пишем, мы же боремся, мы призываем.

Хор. Сиди, пацан, сиди!

Молодой человек. Не встану я!

Девушка. Как вам не стыдно. Мы пишем, пишем…

(Поезд разгоняется.)

Хор. Сиди, пацан, сиди!

Молодой человек. Не встану я!

Девушка. Как вам не стыдно, мы пишем, пишем…

Молодой человек. Не встану я!

Хор. Сиди, пацан, сиди!

(Поезд разгоняется.)

Девушка. Как вам не стыдно, мы пишем, пишем…

Хор. Сиди, пацан, сиди!

(Поезд тормозит.)

Девушка. Как вам не стыдно, мы пишем, пишем…

Бабушка. Не сяду я, не сяду.

Молодой человек. Не встану я, не встану!

Девушка. Как вам не стыдно. Мы же пишем, пишем.

(Поезд разгоняется.)

Хор. Сиди, пацан, сиди!

И представляешь, все проехали свою остановку!

Весна

Почему у оленей зов в лесу весной?

Почему мужчина не может дать зов с улицы через окно?

Или из квартиры через форточку?

И почему не набегут женщины на самый могучий зов – зов жизни?

Даже слово «издаю» теперь обозначает пошлость.

Что ты издаёшь?

Я издаю зов.

Зов любви.

Трубный голос из квартиры.

Со скамейки.

Из двора.

Я выхожу на улицу.

Я возбуждён.

Огромный яркий хвост.

Красное горло, горящие щёки…

Мой зов: – А-а-а!

Откликнитесь!

Из меня рвётся любовь!

Я уже люблю!

Не нужно бесед…

Кто я?

Я самец…

Без документов.

Без денег.

Я могучий самец.

Я зову в лес.

Для потомства.

Только для потомства.

Денег у меня нет!

Что же вы разбежались?

У вас не хватает населения, а вы могучего самца заталкиваете в КПЗ.

От кого ж понесёте, если запрёте меня в такой период…

Ну, нету у меня недвижимости.

Я весь в движении.

Я несу в себе страсть и потомство.

Лучше бы ты была не гламурная, а беременная.

Не путай эти вещи…

Ой, поймали, скрутили, вернули на кухню…

Нет у меня для вас сына, слышите – тишина, весна кончилась.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: