Крутой игрок, этот Лама. 1 страница

"Я соскочил с корабля в Гонконге и дошёл до Тибета, и путешествуя через Гималаи я везде служил, подавая клюшки для гольфа. Ну, и сказал им, что я профессионал в этом деле, и кого, вы думаете, они мне дали? Самого Далай Ламу. Двенадцатого сына Ламы. Ниспадающая мантия, величавость, лысый… ужас.

И вот, мы на первой восьмёрке. Я даю ему длинную клюшку. Он оттягивает и бьёт – крутой игрок он, этот Лама – далеко, прямо в трёхкилометровую расщелину у основания ледника…

Мы закончили уже восемнадцатую, он хотел меня заморить, и я сказал, "Эй, Лама, эй, как насчёт немного чего-нибудь, ну, знаешь, за старания". А он: "Ох, ээ, денег не будет, но когда ты будешь умирать, на смертном ложе, ты получишь полное сознание".

Вот что со мною будет, и это хорошо."

– Билл Мюррей, "Гольфклуб" –

24. Я сделал то, за чем пришёл.

Кто называет мои поэмы поэмами?
Мои поэмы – не поэмы.
Зная, что мои поэмы не поэмы,
Мы сможем вместе поговорить о поэмах.

– Риокан –

Эти последние полчаса были неожиданными. Разговор про чёрную тучу не был заготовлен заранее, но, как я уже говорил, я не планирую подобные вещи, я лишь следую потоку и играю свою роль, наслаждаясь движением.

– Вы много говорите о свете интеллекта и силе проницательности, – вдруг спросил один из ребят, как будто он всё время держал это на уме. – У вас открыт третий глаз?

Это означало, что веселье окончено, и начинается бестолковая метафизика. Ничего не поделаешь, надо стараться делать всё возможное.

– Э-э, – ответил я неохотно, – ну, если ты спрашиваешь просто из любопытства обо мне, ответом будет "Я не знаю". Меня немного смущает, когда разговор переходит на метафизику. Если ты спрашиваешь, потому что хочешь знать, нужны ли мистические силы для достижения просветления, тогда ответ "нет, никаких сверхспособностей не требуется". Если ты спрашиваешь, получаешь ли ты мистические силы в качестве бонуса, когда становишься просветлённым, то ответ не так очевиден. Я не вижу ауры, не знаю будущего и тому подобное. Полагаю, я бы мог развить в себе мистические способности, но не знаю, что я стал бы с ними делать. У меня нет такого желания.

– С другой стороны я обладаю, ээ, более высокими способностями, так сказать, которые большинство из вас ещё не распознали и не развили в себе. Эти способности в действительности не относятся к просветлению напрямую – по крайней мере, они не зависят от него, как и оно от них. Я говорю о способности воплощать желания, во-первых. Формировать собственную реальность. Второе, наверное, это способность рассматривать жизнь не в подробностях, а в больших структурах, будто с большей высоты, и двигаться из этой более высокой перспективы. Вот почему я прихожу в нерешительность, когда мне задают вопросы о третьем глазе или что-нибудь в этом роде. Тот, кто не знает, как формировать свою персональную реальность, может считать это сверхспособностью или чем-то мистическим, тогда как я просто знаю, как это делается. Я начал заниматься этим ради сугубо практических целей ещё до пробуждения и никогда не рассматривал это иначе, как действительно работающий механизм. В этом нет никакой великой тайны, волшебство появляется, когда вы не знаете, как это работает. Когда вы знаете, вы знаете. Я не думаю, что парень, установивший зажигание на моём автомобиле, обладает какими-то мистическими способностями, он просто знает, как сделать то, чего не знаю я.

Я улыбнулся восхищённым лицам в танцующем свете огня. Они внимательно слушали. Это может прозвучать странно, но временами я забываю, что меня на самом деле кто-то слушает. Иногда мне кажется, что я просто пою свою песню, потому что это забавляет меня. Я забываю, что других это тоже может забавлять.

– А какие пара десятков? – спросила Мэри, и почти сразу я понял, что она перескочила назад к моему заявлению о том, какие книги я бы оставил, если бы меня больше заботило состояние нашей библиотеки.

– О, хотелось бы немного точнее ответить на этот вопрос, – сказал я. – Причина, по которой я выбирал бы книги, была бы не в том, что они должны быть какими-то особенно просветлёнными, или даже отражать именно сам предмет просветления. Мой выбор был бы основан на том, что, как мне кажется, важно знать на пути к просветлению, что сильно отличается от самого просветления. В свете этого, я оставил бы какое-то количество книг, а также несколько фильмов, потому что часто они несут в основе наш общий опыт, и могут предоставить интересное обрамление для освещения определённых вопросов…

– Например?

Я подумал о нескольких фильмах, просмотренных мной за последние годы, с которыми должен быть знаком почти каждый.

– Ну, "Матрица" будет хорошим примером фильма, из которого я мог бы извлечь много пользы. "Вспомнить всё", "13-й этаж", "Бегущий по лезвию" – всё это хорошие взгляды на непрочную и даже произвольную природу того, что мы называем реальностью. Ещё я использовал бы "Джо против Вулкана" из-за его подобного притче взгляда на процесс смерти-перерождения. Наверное, будет ещё пара дюжин, если подумать. "Махабхарата" Питера Брука, конечно же. "Каждое утро на свете" – хороший взгляд на взаимоотношения учитель-ученик. "Куда приводят мечты" демонстрирует отношение между мыслями и реальностью. И множество других по различным причинам. "Харви" – просто так.

Я сделал паузу, чтобы поразмыслить, и решил придерживаться только основных рекомендаций, не слишком раскрывая их, чтобы избежать неверного толкования. Не хотелось бы упоминать те книги, которые потребовали бы длинных разъяснений.

– Что касается книг, не говоря о тех, о которых вы можете догадаться сами – это различные версии и переводы "Бхагавад Гиты" и "Дао Дэ Цзин", версия "Махабхараты" для жителей запада. "Три столпа дзен" роши Филипа Капло, "Чужак в чужом краю" Хайнлайна, "На лезвии бритвы" Моэма, "Уолден", "Листья травы", эссэ Эмерсона, что-нибудь Стефана Грофа, "Тысячеликий герой" Джозефа Кэмпбелла, "Голографическая вселенная" Майкла Тэлбота, и так далее – все хороши по разным причинам. Возможно ещё небольшая коллекция ченнелингов, духовных романов на тему о перерождении…

Почти все одновременно среагировали на упоминание о ченнелингах. В основном реакция выражала смесь удивления и недоверия.

– По-моему, ченнелинги очень полезны и интересны не только для учительства, но и для моего собственного понимания феноменального мира, где, как вы видите, я существую, как и все вы. Если вы желаете уточнения, скажу, что Михаил помог мне в понимании эго и структуры личности; что касается персональной реальности, мне нравится Сет; если у меня возникают вопросы о потоке и воплощении желаний, тогда я читаю Авраама. Может, я что-то позабыл, но в основном мне нравятся эти. В "Пути чудес", конечно, есть интересные моменты.

– Значит, эти ченнелинговые сущности служили инструментами в вашем…?

– О, нет, нет, не совсем, – я махнул рукой. – Просто вместе со всем остальным они служили мне инструкцией к тому, как быть человеком на планете Земля, "Человеческое существо – 101". Вот почему мне бы хотелось быть осторожным в этом разговоре. Мне нравятся эти книги, но я не так уж часто в них заглядываю. Обычно, только когда есть какой-нибудь специфический вопрос.

– А что вы читаете для развлечения? – спросила Мэри.

– Кроме сказок "Арлекина"? Мне нравится Ошо – просветлённый, раньше известный как Бхагаван Шри Раджниш.

По группе прошёл ропот удивления, что и понятно. Если ты приравниваешь просветление к святости, тогда Ошо покажется тебе антисвятым, особенно если ты услышишь истории о заговоре, о свободной любви, о присвоении власти, об уклонении от налогов и о девяноста роллс-ройсах. Мне нравится его стиль преподавания. Его интерпретация дзен. Я восхищаюсь его умом.

– И романы. Я читаю много художественной литературы.

По их реакции я понял, что должен сказать что-то ещё.

– Ну ладно, уговорили. Я провожу много времени, просто убивая время. Я играю в видео игры, читаю книги, смотрю кино. Можно было бы сказать, что таким образом несколько часов в день я трачу впустую, но я не считаю это время потерянным, поскольку не знаю ничего лучше, на что бы я мог его потратить. Я не могу использовать его лучше, так как не пытаюсь кем-то стать или что-то совершить. Мной не движет ни неудовлетворённость, ни амбиции. Я сделал то, зачем сюда пришёл. Я просто убиваю время, пока время не убьёт меня.

Это ввергло группу в молчание. Полагаю, они не рассматривали возможность, что просветление является окончанием многих вещей, о которых мы обычно не думаем, что они могут когда-то окончиться. Наконец, Мэри разрушила чары, возвращая нас к обсуждению книг.

– А если бы вас высадили на необитаемом острове, – спросила она, – и вы могли бы взять с собой только одну книгу?

– Это просто, – ответил я, – "Кэлвин и Хоббс".

Все засмеялись. Я закрыл глаза, откинул голову, и все восприняли это как знак, чтобы оставить меня в покое. Они говорили между собой, но я их не слушал. Я слушал всё и ничего, ощущал дождь на своём лице и вдыхал свежий вечерний воздух, сбрасывая с себя всё, очищаясь от тяжести, появляющейся при долгом пребывании в личности. Я не устал, не заканчивал вечер, просто мне хотелось не слышать собственного голоса какое-то время. Хотелось понаблюдать за дождём и ветром. Хотелось, чтобы одна тема ушла, а другая, более свежая, появилась.

Нелюбимый меч.

Этот меч – опасное, убойное оружие.
Он не для показных церемоний,
он не для настенной коллекции,
он не для того, чтобы показывать его внукам.

У него нет ни ножен, ни лент,
кузнец не оставил на нём своего клейма.
Рукоять высохла и потрескалась,
металл утерял свой блеск.

Тупой и пыльный, изъеденный временем,
с запёкшейся кровью на эфесе.
А когда-то он был острым как бритва
и сверкал на солнечном свете.

Теперь он забыт, заброшен.
Когда придёт время отрубать голову,
я знаю, где он лежит.
Но то время давно прошло.

Зачем читать про чей-то меч?
Ведь твоя голова ещё на плечах.

– Джед МакКенна –

26. Золотое правило.

У великого пути нет врат,
Тысячи дорог ведут к нему.
Когда ты проходишь через эти несуществующие врата,
Ты остаёшься один во вселенной.

– Мумон –

Созерцание огня навеяло воспоминания о тех временах, когда я был обычным человеком. Я с нежностью вспомнил своего приятеля выпивоху, с которым мы вели почти бессвязные философские рассуждения, когда мне было двадцать с небольшим. Подчиняясь наставлениям Торо, что большие идеи требуют больших пространств, мы вели наши споры вне дома – пререкались через ревущее пламя костров, на запруженных людьми улицах, возле тихих прудов – никогда не сидели, не стояли неподвижно, и никогда не доводили мысль до конца. Он был в процессе изобретения версии христианства, которая бы подходила его выходящей за пределы этой жизни личности, а я работал над Торо и Уитменом. Когда с большими мыслями бывало покончено, мы начинали кружиться, и кружились до тех пор, пока не падали, уцепившись за землю, пока она не переставала двигаться. Зачем? Не имею понятия. В то время это имело смысл.

– Джед?

– Да, Мэри.

– Что это значит в дзен буддизме, когда говорят, что чтобы достичь просветления, нужно пройти через несуществующие врата?

– Врата символизируют барьер, стоящий между непробуждённым и просветлённым умом. С перспективы человека, желающего стать просветлённым, эти врата кажутся огромными и непроходимыми. Это то, что ты видишь как разницу между мной и тобой. Я больше склонен думать об этом как о ряде дверей, каждая из которых должна быть открыта и пройдена, чтобы продолжить дальнейшее движение, пока, наконец, не будет открыта последняя дверь, и ты оглядываешься на своё великое путешествие только затем, чтобы обнаружить, что ты ни на дюйм не сдвинулся с места, и что не было никаких врат. Ни дверей, ни замкόв, не больше, чем линия на песке.

– Да, я понимаю. А как я могу это использовать?

Хороший вопрос. Я задумался на мгновенье, вспоминая свои мысли об этом до просветления.

– Не думаю, что ты можешь использовать это сейчас. Это то, что ты увидишь, когда пройдёшь.

– Понимаю. А когда говорят о пальце, указывающем на луну?

– Когда говорят о пальце, указывающем на луну, это значит, что нужно смотреть туда, куда указывает палец, а не на сам палец. Не путать палец с луной.

– Понимаю. А как это можно использовать?

– Ну, например, если ты начнёшь уделять мне слишком много внимания, я могу использовать этот образ, чтобы наставить тебя обратно на правильный путь, обратить твоё внимание снова туда, куда нужно, на луну, а не на палец. Понимаешь?

– Да, спасибо.

– Недавно читала дзен, Мэри?

– Да, вы так много о нём говорите.

– Используй эту возможность, чтобы заточить свой меч проницательности. Большинство из того, что ты можешь прочесть о дзен, это скорее палец, указывающий на палец, указывающий на луну. Помни это и дай мне знать, если возникнут вопросы.

Задавали и другие вопросы: кундалини, диета, психоделические наркотики, тот фильм, эта книга, тот гуру, эта поэма, тот путь, эта фантазия. Я был в очень расслабленном состоянии, но возник вопрос о блаженстве, и кровь во мне снова заиграла.

– Я знаю, что просветление это состояние экстаза и блаженства… – начал новичок по имени Джеффри.

– Что-что? – перебил я.

– То есть, – он продолжал, – я знаю, что это подразумевает, знаете, переживание…

– Блаженства? – спросил я. – Экстаза?

– Да, и я хотел спросить…

– Стоп.

Уж не знаю, смеяться или плакать.

– Кто ещё так думает? Поднимите руки, пожалуйста. Кто ещё приравнивает просветление к блаженству, экстазу или чему-то ещё?

Поднялось несколько рук. Мэри, спрашивавшая о дзен, не подняла руки. Та девушка, которая, я знаю, сделала Первый Шаг, тоже не подняла руки, но подняли руки около половины из них.

– К чёрту блаженство, – произнёс я. – Блаженство для детей. Блаженство для туристов, для невежд. Вы что, правда думаете, что духовное просветление это бесконечный оргазм?

Это вызвало приглушённые хихиканья.

– Вечный кайф? Рай на земле? Без забот и проблем? Всё время сидеть с блаженной улыбкой? Не кажется ли это вам немного, не знаю, притянутым за уши? Будто всё, чем мы здесь занимаемся, это пытаемся поймать великого нарушителя спокойствия?

Я сделал паузу, чтобы дать подумать над этим.

– Просветление это не высшее переживание. Это не изменённое состояние сознания. Это не сказка со счастливым концом. Духовное просветление означает пробуждение – именно так просто и так трудно. Блаженство это райский миф, переделанный для страдающей меланхолией толпы – рай на земле, рай здесь и сейчас. Это слишком глупо, чтобы об этом говорить.

– Но более важный вопрос сейчас, как эта нелепая идея вообще пришла вам в голову. Нужно как можно более трезво посмотреть на это. Если такая странная идея так крепко засела в вашем мозгу, тогда что же ещё там? Если ваши убеждения не являются вашими собственными, тогда чьи они? Кто вы? Вы должны пересмотреть все свои предположения, лишь малую часть которых можно легко увидеть. Не подвергнутые сомнению убеждения определяют вас и обуславливают направление вашей жизни. Возможно, вся причина вашего духовного поиска состоит именно в непроверенном убеждении, что этот путь ведёт к экстазу. Возможно, в действительности вы совсем не хотите идти туда, куда он на самом деле ведёт. Возможно вы здесь лишь из-за какой-то сказки. Могу предположить, что это верно более чем для девяноста пяти процентов западных духовных искателей.

Я огляделся, и увидел, что все смотрели на меня широко открытыми глазами. У меня что, ширинка расстегнута?

– Думайте сами. Вот золотое правило. Думайте сами. Пусть это станет вашей мантрой. Сделайте наколку на внутренней поверхности своих век.

Я театрально поклонился.

– Спасибо, леди и джентльмены. Вы были очень внимательны. Будьте осторожны за рулём. Спокойной ночи.

Они зааплодировали на реплику и начали разговаривать между собой, всё ещё немного возбуждённо. Я плюхнулся в кресло и стал наблюдать тлеющие угли. Дождь всё ещё моросил, и встречаясь с горячими углями, издавал едва слышное шипение. Я смутно ощутил сзади чьё-то присутствие, и понял, что это Сара.

– Если ты слишком устала говорить сейчас, можно встретиться завтра, – сказал я.

– Я не устала, – ответила она, подходя и садясь на сырую траву рядом с моим креслом. Она подняла колени и обхватила их руками. Несколько минут мы смотрели на костёр в тишине.

– Боюсь, я нахожусь не там, – начала она. – Мне кажется, что я не вполне подхожу для того, чтобы учиться у вас.

– Это, конечно, возможно, – сказал я, размышляя, действительно ли это так. Но нет, я так не думаю. Порой всё это может показаться ужасно односторонним, но вообще-то поиск истины сам по себе является жизненным выбором, который может вершиться многочисленными способами, не направленными на действительное достижение окончательной цели. Это пошаговый путь, и каждый шаг, в самом реальном смысле, является сам по себе отдельным путём.

– В каком-то смысле, то, чем мы здесь занимаемся, это интеллектуальный подход к духовному развитию. Ты думаешь, что для тебя был бы комфортнее сердечный подход?

Конечно, на самом деле я спрашиваю её, предпочтёт ли она в конечном итоге сказку реальности.

– Может быть, – сказала она нерешительно.

– Может быть, – эхом отозвался я. – Но, знаешь, земля не разобьётся от такого решения. Здесь нет ничего такого, что ты должна обязательно сделать. Мне кажется, что ты здесь, чтобы чему-то научиться. Может быть, не всему, может быть, лишь один-два маленьких урока. Вселенная порой забавными путями приводит нас именно туда, где мы можем найти следующий кусочек мозаики. Я говорил тебе о том, что здесь нет ни победителей, ни проигравших, верно?

– Да, я помню, – ответила она.

– И вот, нá тебе, ты паникуешь, думая, что ты не там, где должна быть. Я согласен, возможно, тебе придётся скоро уехать, но ничего плохого в этом нет. И сомневаюсь, что ты потеряла здесь время, или что тебе уже нечего здесь взять. Понимаешь, о чём я?

Она кивнула, говоря, что понимает, но будучи тем, кто провёл три четверти жизни, кивая, но не понимая, я склонен рассматривать кивание головой и тихое согласие с долей скептицизма.

– Сколько тебе лет, Сара? – спросил я.

– Двадцать, – ответила она.

– Хорошо, давай по-честному взглянем на вещи. Во-первых, тебе ещё не скоро придётся проходить через несуществующие врата. Это то, что лежит тяжёлым грузом на твоих плечах? Тебе кажется, что ты должна преуспеть в духовных делах?

– Не знаю. Может быть.

– Ты думаешь, что тебе здесь некомфортно, потому что тебе кажется, что ты не достаточно быстро прогрессируешь?

Я находился над и как бы позади неё, поэтому всё, что я мог заметить, был кивок, но можно сказать, что она восприняла это немного эмоционально. Я спросил, как долго она здесь с нами, и она сказала, что около недели. Я засмеялся.

– В какой-то момент на пути становится необходимо хорошенько надавить на себя, так надавить, что может быть даже сломать свой ум и попасть в психушку.

Она повернулась о посмотрела на меня с ужасом.

– Но сейчас я бы об этом не беспокоился, – успокоил я её. – Знаешь, чем я занимался, когда мне было двадцать, Сара?

– Вы, наверно, уже были просветлённым и учили людей, таких как я, – ответила она.

Теперь я действительно рассмеялся.

– Сара, когда мне было двадцать, я был полным олухом. Такая умная, красивая, духовно подкованная девушка, как ты, не посмотрела бы в мою сторону дважды. Ни глубины, ни целеустремлённости, ни духовных знаний. Просто бултыхался по жизни. Тот, кем я был в двадцать лет, никогда не попал бы в подобный дом, никогда бы не понял, чем мы тут занимаемся, даже в самом широком смысле. Ты намного более развита и пробуждена, чем был я тогда. Но это не значит, что к тридцати годам ты полностью пробудишься, хотя, кто знает? Никто ничего не знает.

По-видимому, Сара поверила мне только наполовину.

– Это правда, – заверил я её. – Я совсем не был интересным почти до тридцати лет. А до этого… ты даже знать не захочешь.

Теперь она улыбалась, немного расслабившись. Она была немного шокирована тем, что тот, кого она слишком высоко вознесла, на самом деле не был столь уж безупречным.

– У тебя впереди много лет этого духовного приключения, может быть, много жизней. Старайся делать каждый раз один шаг. Даже просто взгляд на два шага вперёд может быть сильно пугающим, понимаешь, что я имею в виду? Дыши глубже, пей больше воды, чаще медитируй. Не воспринимай всё слишком серьёзно. Ты не пытаешься вылезти из ада в рай, ты просто получаешь телесный опыт. Это просто жизнь, здесь нет ничего плохого, и когда она закончится, ты умрёшь – легко, как падает отпиленный чурбан.

Сара уже слышала это от меня, но я не был удивлён, что она по-прежнему верила в то, что она находится не в том месте, и что ей необходимо попасть в более подходящее место. Легко говорить, что нет никакой спешки, нет победителей и побеждённых, но совсем другое дело действительно понять это. Этот вопрос – один из айсбергов, и в то время, как он кажется довольно маленьким и лёгким сверху, под поверхностью прячется огромная масса затвердевших обструкций. Не думаю, что выслушивание моих разглагольствований может растопить чей-то айсберг, но, как я говорил в самом начале, моя роль – сидеть здесь и говорить о том, что я знаю, а не заботиться о последствиях. Возможно, я сею семена; возможно, я устанавливаю распорядок для более позднего выполнения; или может быть, я просто болтаю в пустыне, кто знает? Никто ничего не знает.

– Тебе что-нибудь понятно? – спросил я её.

– Да, вроде, – ответила она. – Мне кажется, что я… не знаю… как будто что-то не так со мной, что я должна продолжать, не знаю…

– Бороться.

– Да, что всё не достаточно хорошо, что я должна стать этим… должна абсолютно вычистить себя, а до тех пор, я… как будто я не…

– Не достойна?

Она вздохнула.

– Да, наверное.

– Будто ты посторонняя? Не такая, как все? Неправильная?

Она заметно отреагировала. Неправильная.

– Значит, ты чувствуешь, что ты какая-то неправильная? Как будто ты нереальна? Не такая, как другие люди? Ты, наверно, всё время чувствуешь себя не в своей тарелке, никуда не вписываешься, так? Ты всегда чувствуешь, как будто всегда смотришь на всё со стороны?

Она кивнула, тихонько всхлипнув.

– И теперь ты чувствуешь себя здесь не в своей тарелке, потому что все на месте, а ты – нет, и ты хочешь уйти?

Что-то освободилось в ней.

– Вся моя жизнь вот так, – сказала она, шмыгая сквозь слёзы. – Я всегда везде посторонняя. Я никогда нигде не вписываюсь, – рыдания усилились. – Все остальные вписываются… я никогда… я не как обычные люди… я не знаю, что делать…

Я дал ей выплакаться минуту-другую, чтобы стало легче. До того, не было смысла что-то говорить. Я не часто вникаю в личные проблемы, как получилось в этот раз, но какого чёрта? Мне действительно не всё равно её проблема.

– Здόрово, – сказал я, после того, как она немного успокоилась. – Отлично.

– А? – спросила она. – Что здόрово? Почему?

– В действительности, по двум причинам.

– По каким?

– В каждом человеке полным-полно дерьма, Сара, – сказал я и дал словам улечься, прежде чем продолжить. – Я не имел в виду ничего плохого, несмотря на прозвучавшее слово.

Она хихикнула.

– Я просто хочу сказать, что в этом всё дело, это встроено в нас. Никакой альтернативы – во всех полно дерьма. Под этим словом я имею в виду ложность – ложные верования, ложные восприятия, и основанная на них ложная личность. Как когда ты спишь и видишь сны, твои сны полны того, что твоё бодрствующее сознание назвало бы ложным, верно? Нереальным? Когда ты просыпаешься, ты видишь их как абсурдные выдумки, и удивляешься, как ты могла верить в их реальность, пока они происходили, верно?

– Да, наверно.

– Вот, и просветление это не больше, чем пробуждение ото сна. Ты, я, здесь, сейчас, всё кажется очень реальным и основательным, не так ли? Настолько, что даже вопрос об этом кажется абсурдным, верно?

Она согласилась.

– Но разве во сне происходит не то же самое? Разве сон не убедителен, когда ты находишься в нём?

– Да, сказала она.

– Это и есть иллюзия. То же самое. Всё это сон. Вопрос в том, кто спит, и как проснуться? Как стать реальным? Именно к этому сводится всё просветление – пробудиться и увидеть, что на самом деле истинно, делать то, что необходимо, чтобы постепенно становиться менее спящим. Мы должны драться, выцарапывать и прогрызать себе дорогу к пробуждению. В том же смысле, если ты хочешь стать более истинным, единственный способ сделать это – стать менее ложным, меньше полным дерьма. Если ты хочешь стать меньше полным дерьма, единственный способ сделать это – идти внутрь себя с фонарём проницательности, обнаружить дерьмо и осветить его. Освещение уничтожает дерьмо. Ложь исчезает, когда ты действительно смотришь на неё, потому что она никогда не имела реальной сути, она была выдумана. Вот чем ты и занимаешься прямо сейчас – смело направляешь луч света внутрь, копаешь всё глубже – и это здорово. Именно так айсберги растапливаются в океане.

Возле костра кто-то играл горящими ветками, и это напомнило мне сцену из адаптации "Махабхараты" Питера Брука и Жана-Клода Карьера. Танцуя с горящими шестами, Кришна говорил с Арджуной, который не мог оценить безграничности той битвы, в которую они ввязались. Чтобы спасти Арджуну, Кришна принёс в жертву своего могучего и любимого друга, важность чего Арджуна не мог постичь. "Да, – говорил Кришна, – Гатоткача спас тебя. Чтобы сохранить тебе жизнь, я послал его на смерть. Сегодня я дышу с радостью. Я был рождён, чтобы истреблять разрушителей, и я стал твоим другом из любви к миру."

– А какая вторая причина? – спросила Сара.

– А?

– Вы сказали, здόрово по двум причинам.

– Ах, потому что я точно знаю, о чём ты говоришь, потому что я сам был таким же, и скажу тебе, чего я хотел бы, когда чувствовал себя сконфуженным и отчуждённым. Я хотел бы, чтоб кто-нибудь сказал мне, что со мной всё в порядке, и что я не должен пытаться что-то исправить, что надо перестать пытаться вставить квадратную затычку в круглую дырку. Я бы хотел, чтобы мне кто-нибудь сказал, что я не похож на остальных не потому, что я дефективный, но потому, что я предназначен для других вещей. Быть непохожим может быть похожим на проклятье, но важно то, что это также и благословение. Я бы хотел, чтоб кто-то сказал мне, что надо перестать пытаться исправить проклятье, и начать уделять внимание благословению. Тебе это понятно?

Полагаю, понятно, потому что следующие несколько минут она провела, обняв меня вокруг шеи, выпуская, по всей видимости, долго сдерживаемые слёзы. Когда она выпустила бόльшую часть, и мы снова смогли говорить, её речь звучала гораздо менее зажато, а смех был настоящим, как будто ремень, стягивавший ей грудь, наконец ослаб, и она смогла свободно дышать впервые за долгое время.

Здόрово.

27. Кто-то думает, ему повезло, что он родился?

Кто-то думает, ему повезло, что он родился?
Спешу уверить его или её, что смерть такое же везенье,
и я знаю это.

Я проходил смерть с умирающим,
и рождение с только что омытым младенцем.
Я не вмещаюсь между шляпой и ботинками,
приглядываюсь к разнообразным объектам, не похожим друг на друга, и каждый хорош,
хороша Земля, и звёзды хороши,
и их принадлежности все хороши.

Я не планета, и не принадлежность планеты,
Я товарищ и компаньон людям,
таким же бессмертным и непостижимым, как я сам,
(Они не знают, насколько они бессмертны, но я знаю).

– Уолт Уитмен –

28. Простые человеческие вещи.

Вселенная это единство всех вещей. Если человек осознает свою тождественность с этим единством, то все части его тела будут иметь значение для него не более, чем грязь; и жизнь и смерть, начало и конец не потревожат его спокойствия,
как смена дня и ночи.

– Чжуан Цзы –

На следующее утро я встал в семь. Принял душ, быстро оделся, схватил яблоко на пути через кухню и выбежал из дома, пока меня никто не видел. Всё, что нужно, я уложил в багажник ещё с вечера перед тем, как лечь спать, и поэтому сразу был готов к отправке.

После вчерашнего разговора у костра поздним вечером я узнал из интернета, что сегодня ожидается абсолютно ясная погода – редкий случай для апреля в Айове – и решил воспользоваться этим. Моё снаряжение для прыжков с парашютом было уже готово для этого сезона, и всё, что мне оставалось, это закинуть в рюкзак какую-нибудь одежду и полотенце, проверить наличие формуляра и всякой другой всячины, закинуть всё это в багажник и убедиться, что машина не заблокирована другими на парковке, чтобы этим утром я смог быстренько смыться. И сейчас я ехал в зону для прыжков с парашютом, расположенную в тридцати минутах езды от нас, в такое утро, которое обещает быть идеальным для занятий подобного рода.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: