Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Маслоу Абрахам Гарольд. 16 страница




природой, нежели культурными традициями, обусловлена скорее <самостью>

человека, а не чем-то внешним или привнесенным в его личность. Четче

осознаются альтернативы выбора, пропадает прежняя нерешительность,

страх и т. д. Успешная психотерапия усиливает тягу к высшим ценностям,

позволяет увереннее отличать их от прочих.

 

В данном случае предполагается, что психотерапевт не воздействует на

характер человека, совершающего выбор, а он просто принимает в расчет

его личностные особенности. Например, терапевт должен помнить -

человеку труднее будет доказать, что <лучший> выбор (занимающий более

высокую ступень в иерархии ценностей, приближающийся к высшим

ценностям) лучше и с практической точки зрения, если этот человек

измучен тяжелой и несправедливой жизнью, если он невротичен, робок,

неуверен в себе, ограничен, скован, ригиден, привержен к стереотипам в

поведении, конвенционален (такие люди зачастую просто боятся всего

нового, они боятся даже мыслей о нем или сознательно отторгают новое,

подавляют, репрессируют его).

 

Известны результаты множества экспериментов, которые доказывают, что

общество склонно навязывать нам выбор. Примеры такого навязывания -

иррациональная реклама, давление общественного мнения, политическая

пропаганда, которые значительно ограничивают свободу выбора человека и

даже свободу его восприятия. Эти инструменты воздействия искажают

предлагаемые альтернативы и могут привести человека к неосознанному

или неверному выбору. Воздействию этого давления с большей

вероятностью поддаются конформные люди в отличие от независимых и

сильных. Клинические и социально-психологические данные говорят за то,

что этот эффект сильнее сказывается на молодых людях в отличие от

пожилых. Полезно будет

 

 

Ценности

 

заметить, что обычно эти и подобные им эффекты воздействуют на

подсознание, обращают к нему свои доводы и призывы. Так действует

агрессивная политическая пропаганда, так создается образ престижного,

так обманывает нас и запугивает реклама. Все используемые ими приемы

рассчитаны на нашу слепоту и невежество, на недостаток

проницательности, все они построены на умышленных недоговорках, на лжи

и угнетают способность и желание человека самому разобраться в

ситуации выбора. Мы можем лишить их вредоносной силы, только если

осознаем, каким образом они манипулируют нами.

 

Выбор в полном смысле свободный, совершенный в соответствии с

внутренними, сущностными потребностями человека, возможен только в том

случае, если человек вырвется из-под гнета социального давления, если

от откажется от подчиненности в пользу независимости, если слабость и

страх уступят место зрелости, силе и мужеству, если человек станет

знающим и понимающим. Выполнение каждого из этих условий неотвратимо

увеличит вероятность выбора в пользу высших ценностей.

 

Иерархия потребностей, в которой высшие этажи занимают высшие, или

экзистенциальные потребности, в некотором смысле обусловлена иерархией

нижележащих базовых потребностей, большей значимостью удовлетворения

первичных нужд по сравнению с потребностями развития, победой

стремления к гомеостазу над стремлением к росту и т. д. Как правило,

когда есть две неудовлетворенные потребности, то выбор делается в

пользу удовлетворения более насущной, более сильной из них, то есть в

пользу <низшей>. Следовательно, не стоит ждать пробуждения высших

потребностей до тех пор, пока не будут полностью удовлетворены низшие,

более сильные, потребности. Этот вывод позволяет нам многое понять и

предвидеть. Например, мы можем предсказать, что человек, который

чувствует какую-то опасность, то есть, человек, у которого не

удовлетворена первичная потребность в безопасности, в отличие от

другого человека, аналогичная потребность которого удовлетворена, реже

предпочтет правду лжи, красоту - уродству, а добродетель - дурному.

 

Это подразумевает новый взгляд на старую проблему: чем именно

<высокая> радость (например, музыка Бетховена) лучше <низшей>

(например, музыки Элвиса Пресли)? Как доказать ее превосходство

человеку, <остановившемуся> на низшем уровне? Возможно ли вообще

научить подобной разборчивости, и в частности можно ли научить ей

человека, не желающего учиться?

 

Почему возникает это <сопротивление> высшим ценностям? Мне кажется,

главная причина (в дополнение ко всему сказанному выше) заключена в

следующем. Никто, кто хоть раз испытал удовольствие от высокого, не

сможет оспорить, что оно лучше низкого. Но, как я говорил выше, для

совершенно свободного выбора необходимо создать такие условия, чтобы

человек мог полностью и без принуждения сравнить предлагаемые ему

возмож-

 

Заметки по психологии Бытия

 

 

ности. Личностный рост как таковой возможен только потому, что

<высшие> удовольствия действительно лучше <низших>, и только потому,

что человеку становится скучно удовлетворять лишь низшие свои

потребности. (Смотри об этом главу 4 в <Toward a Psychology of Being>,

где говорится о <первом восторге от нового и вновь подступающей скуке,

о вечном томлении и вечном поиске все более высоких переживаний>.)

 

Есть и другой ряд влияний конституциональных особенностей на выбор

ценностей. Представители самых разных зоологических классов - куры,

крысы, домашние животные - с самого рождения различаются между собой в

эффективности выбора, например, при выборе хорошей или плохой пищи:

некоторые животные в этом смысле являются очень разборчивыми,

некоторые - крайне неразборчивыми, и предпосылки тому заложены в самой

их природе, в их биологии и конституции. Неразборчивые, если

предоставить им самим осуществлять свой выбор, могут заболеть или даже

умереть. О том же говорят между собой детские психологи и педиатры.

Можно почувствовать влияние конституциональных особенностей на то,

сколь энергично организм добивается удовлетворения своих нужд и сколь

решительно он преодолевает фрустрации52. Исследование конституции

взрослых людей уже показало, что конституциональные особенности влияют

на эффективность выбора. Самым мощным препятствием на пути

эффективности выбора является невроз, он мешает совершению выбора в

пользу высших ценностей и не позволяет полноценно удовлетворять низшие

потребности. Он настолько вмешивается в процесс выбора, что степень

невротичности, степень психологического нездоровья личности легко

измерима количеством сделанных организмом <вредных> для него выборов,

таких, как употребление наркотиков и алкоголя, плохое питание, плохое

окружение, плохая работа и т. п.

 

Культура, господствующая в обществе, помимо очевидного воздействия на

процесс формирования потребностей, определяет и общественную оценку

того или иного выбора; это может относиться к карьере, к питанию и

тому подобным вещам. Таким же специфичным образом влияют на нас

экономические условия и уровень индустриализации общества; к примеру,

высокотехнологичные, агрессивные, стремящиеся захватить рынок

корпорации могут с успехом снабжать нас недорогой и качественной

одеждой или стремиться удовлетворить наши потребности в хороших,

экологически чистых продуктах питания, вроде хлеба без химических

добавок, говядины от здоровых коров, гормонально чистой птицы и т. п.

 

Подводя итог, можно сказать, что высшие потребности и высшие ценности

чаще актуализируются людьми 1) более здоровыми и зрелыми; 2) более

взрослыми; 3) более сильными и независимыми; 4) более храбрыми; 5)

более образованными и т. д. А одним из условий, способствующих

уверенному выбору в пользу высших ценностей, является отсутствие

непомерного давления со стороны общества.

 

 

Ценности

 

Для тех, кому становится не по себе от таких слов, как <хорошее> и

<плохое>, <низшее> и <высшее> (хотя эти слова могут быть определены

операционально), можно пересказать все вышесказанное иными словами.

Представьте себе марсианина (в смысле не человека), вопрошающего нас:

<Кто из вас, люди, когда и при каких условиях скажет правду вместо

того, чтобы солгать, предпочтет решимость, а не растерянность,

устремится к завершению дела вместо того, чтобы бросить его на

полдороге, выберет закон вместо

 

анархии?>

 

Есть и другой извечный вопрос, который также просится, чтобы его

сформулировали попроще: человек по сути своей хорош или плох? Неважно

даже, что именно мы будем иметь в виду, говоря <хорош> и <плох>, -всем

нам прекрасно известно, что человек движим и хорошими,и дурными

позывами, что человек способен как на хорошие, так и на дурные

поступки. (Пусть даже это не помогает нам ответить на вопрос, что -

дурное или все-таки хорошее - является более глубинным, более

основным, более инстинкте подобным в человеке.) Для наших, научных,

исследовательских, целей лучше будет переформулировать этот же вопрос

следующим образом: каковы должны быть условия в обществе и в окружении

человека, чтобы он, совершив выбор в пользу высших ценностей, был

сочтен <хорошим>? Что препятствует, а что способствует выбору в пользу

высших ценностей? Каким должно быть общество, чтобы благоприятствовать

такому выбору? Каким должно быть образование? Психотерапия? Семья?

Поставив вопрос таким образом, в скором времени нам захочется

спросить: как нам <улучшить> человека? Как нам улучшить общество?

 

 

Документы симпозиума по проблеме человеческих ценностей

 

У этих четырех докладов* на первый взгляд совсем разные предметы, но в

каком-то смысле все они говорят об одном и том же. Они служат ярким

 

Доклады Шарлотты Бюлер, Герберта Фингаретта, Вольфганга Ледерера и

Алана Уотса были представлены 15 декабря 1961 года в Сан-Франциско на

собрании Психологического Общества штата Калифорния. Председатель,

доктор Лоуренс Н. Соломон, так резюмировал позиции авторов:

 

<Во вводном докладе доктор Бюлер, опираясь на психоанализ, исследует

базовые жизненные тенденции как возможное основание для системы

ценностей, согласующейся с природой человека. Автор описывает

некоторые использованные ею при исследованиях приемы и предлагает

самую многообещающую, на ее взгляд, технику. Доктор Фингаретт

рассматривает философскую проблему моральной вины и глубоко исследует

важный вопрос: всегда ли поведение отражает внутреннее согласие

человека (на определенном уровне осознавания) с побудительным мотивом?

Однозначно утвердительный ответ на этот вопрос приводит его к

некоторым любопытным выводам относительно различий между моральной

виной и невротической виной. Доктор Ледерер в своем докладе делится

своим опытом работы в качестве психоаналитика. Случаями из практики он

доказывает, что психотерапия в наши дни, когда она достигла

определенной зрелости, должна все больше становиться

ценностно-ориентированной. Психотерапевт уже не вправе <просто долго и

молча слушать, рассеянно, некритично и безрезультатно, в смысле отказа

дать совет своему пациенту, - то есть оставаться невовлеченным>.

Ценности настоятельно требуют себе места в психотерапии, разумеется,

если терапевт достаточно волен, чтобы послушаться призывов своего

разума и своей совести в повседневной работе с самым распространенным

сегодня пациентом - молодым человеком, ищущим себя и смысл жизни.

Работу доктора Уотса в рамках западной культуры можно счесть скорее

романом, но в то же время нельзя не признать, что данная работа

представляет собой фундаментально важную концептуализацию природы

человека. В духе даосских традиций, он дает описание человека как

некой сущности, обитающей внутри телесной оболочки и одновременно

внутри мира, окружающего эту оболочку, так что телесная оболочка

выступает в роли границы между человеком и миром, принадлежит и

первому и второму. Такая точка зрения позволяет концелтуализировать

поведение человека как поведение субстанции под влиянием двух сил и

имеет важное значение для построения теорий человеческих ценностей и

морали>.

 

 

Ценности

 

отражением глобальных перемен в подходе к ценностям, воистину

революционных перемен, которые происходят на наших глазах и величие

которых нам еще предстоит осознать.

 

Ни одна из работ не апеллирует к внечеловеческому источнику или

местоположению высших ценностей. Авторы не видят необходимости взывать

к сверхъестественному, апеллировать к Библии, обращаться к религиозным

традициям. Все ораторы согласны во мнении, что ценности, которыми

движим человек, следует искать в природе самого человека и в сути

происходящего вокруг него.

 

Ничего мистического нет не только в фокусе ценностей, но и в

процедурах выявления этих ценностей. Раскрытие (или обнаружение)

ценностей требует человеческого усилия и человеческого познания,

нового осмысления экспериментального, клинического и философского

опыта, накопленного человеком. Никакие иные, сверхъестественные,

сверхчеловеческие сущности и силы, не вовлечены в этот процесс.

 

Не менее важное общее положение, подчеркиваемое всеми докладчиками,

состоит в том, что ценности следует искать (раскрывать или

обнаруживать), а не изобретать, конструировать или создавать. Следует

понимать, что они уже существуют в некотором смысле> в некоторой

степени, они ждут, если позволено мне будет выразиться так, ждут,

когда мы откроем их. Ценности нужно познавать, как и любую другую

тайну природы, чье существование и свойства до поры неизвестны, но

обязательно уступают нашему поиску и испытующему вниманию.

 

Смысл всех четырех докладов отрицает упрощенное понимание науки,

отрицает <объективную> в конвенциональном смысле науку, науку

демонстрирующую, принципиально отстраненную от своего предмета,

требующую от формулировок физичности.

 

Принцип отношения докладчиков к душе несомненно подрывает основы

объективистского видения науки. Но я не соглашусь с бессмысленными

утверждениями, что подобный <ментализм> разрушает науку в целом. Я

готов спорить, что наука, в которой будет место для человеческой души,

обретет новые силы. Так, например, я считаю, что только такое, более

широкое, более емкое понимание науки сможет решить проблему ценностей.

Нам известно, что наука в узком ее понимании, наука, стремящаяся к

чистому объективизму и безличностности, никак не может найти места для

таких психологических явлений, как ценности, цели, устремления, и

потому объявляет их несуществующими. Она либо отрицает их

существование, либо заявляет, что они не могут быть предметом научного

познания (записывая их в разряд вещей <третьестепенных> и не

заслуживающих серьезного рассмотрения). Говорить о ценностях считается

<ненаучным> или даже антинаучным, они отданы на откуп поэтам,

философам, художникам, религиозным мыслителям и другим мягкоголовым,

хотя и теплосердечным, людям.

 

Иначе говоря, эти доклады гораздо <научнее>, чем это может показаться

с точки зрения старого, изначального понимания <науки>. Мне кажется,

 

Документы симпозиума по проблеме человеческих ценностей

 

 

что по духу и подходам к проблеме они очень похожи на дискуссии о

витаминах, развернувшиеся в двадцатых годах нашего столетия. Тогда о

витаминах рассуждали в умозрительном, предэкспериментальном ключе, как

мы сегодня обсуждаем проблему ценностей.

 

Если мое впечатление не обманывает меня, тогда нам, конечно же,

следует продолжать дискуссию и смело выдвигать самые разнообразные

гипотезы. Нам нельзя торопиться и отказываться ни от каких

предположений. Разнообразие подходов, столь ярко проявленное на этом

симпозиуме, представляется мне естественным и уместным. Я думаю, если

бы у нас было время выслушать и других докладчиков, мы столкнулись бы

и с совершенно иными воззрениями. Время ортодоксов уходит, и я рад

отметить, что неистовая и яростная борьба между различными научными

школами, которая велась двадцать лет тому назад, сменилась более

миролюбивым осознанием необходимости сотрудничества и разделения

труда.

 

Придет пора, когда всех представителей науки примирит осознание того,

что интерес к проблеме ценностей обусловлен не только внутренней

логикой развития науки и философии, но и самим ходом исторического

развития нашей культуры, или, вернее сказать, самим ходом

исторического развития человечества и человека как вида. История

показывает, что проблема ценностей начинает интересовать человечество

во времена, когда общество находится в смуте и оспариваются самые

непреложные из прежних ценностей. Мы живем в эпоху, когда прежняя,

традиционная система ценностей терпит крах - этого не могут не

признать все здравомыслящие люди. Человечество не в состоянии жить без

ценностей, в которые оно могло бы верить и к которым могло бы

стремиться, и поэтому мы отправились на поиски ценностей, отправились

в новом, научном направлении. Мы стремимся экспериментально доказать

различие между ценностью, понимаемой как существующий, непреложный

факт, и ценностью, понимаемой как мечта и цель наших устремлений. Мы

надеемся, что именно таким образом нам удастся обнаружить ценности, в

которые можно будет верить, потому что это будут научные истины, а не

успокаивающие иллюзии.

 

Часть IV

 

Образование

 

11 Познающий и познаваемое

 

Основная мысль моих последующих рассуждений заключается в том, что

зачастую проблемы межличностного общения являются прямым следствием

коммуникационных барьеров внутри самой личности и что взаимопонимание

между личностью и миром во многом обусловлено степенью их взаимного

изоморфизма (схожести структуры и формы), что мир связан с личностью в

той мере, в какой это обеспечено ею, на том языке, воспринять который

она готова; в очень большой степени все общение состоит в том, что

человек берет от мира недостающее ему и отдает миру часть себя. Как

говорил Джордж Лихтенберг в одной из своих книг: <Такие вещи сродни

зеркалу - если туда заглядывает обезьяна, то апостол оттуда не

выглянет>.

 

Именно поэтому изучение глубинного в человеке является одной из

необходимых предпосылок для понимания того, каким должен быть человек,

чтобы на равных соотноситься с миром, и каким должен быть мир, чтобы

соответствовать человеку. Правильный ответ интуитивно известен каждому

психотерапевту, каждому художнику, каждому педагогу, но он заслуживает

того, чтобы сделать его более очевидным.

 

В данном случае я рассматриваю понятие <коммуникация> в самом широком

смысле. Я включаю в него все перцептивные и когнитивные процессы,

процессы научения, все формы искусства и творческого созидания. Я

включаю в него наряду с первичными процессами познания (архаическим,

мифологическим, метафорическим, поэтическим познанием), вербальные,

рациональные вторичные процессы коммуникации. Я поведу речь о том, к

чему мы слепы и глухи, о том, что с трудом и потерями прорывается к

нам, о том, что мы выражаем неосознанно, и о том, что мы можем облечь

в четкую структуру.

 

Главное следствие этого основного тезиса- что трудности

взаимоотношений человека с миром являются отражением его трудностей со

своим глубинным - состоит в том, что улучшение взаимоотношений

человека с

 

 

Образование

 

глубинным - состоит в том, что улучшение взаимоотношений человека с

внешним миром неминуемо последует тогда, когда человек научится ладить

со своим внутренним миром, когда он станет интегрированным и цельным.

Когда прекратится война между отдельными частями его личности, тогда

улучшатся его отношения с миром, улучшатся хотя бы потому, что человек

сможет лучше, точнее воспринимать реальность. Он станет более

перцептивным; как говорил Ницше, - человек должен научиться видеть,

чтобы иметь возможность понять.

 

Расщепленная личность

 

Что я прежде всего имею в виду, когда говорю о сбоях во внутренней

коммуникации? Простейший пример такого сбоя - диссоциация личности,

крайним случаем которой, наиболее драматическим и многократно

описанным, является расщепленная личность. Я проштудировал всю

литературу, которую смог найти по этому поводу, я лично изучил

несколько пациентов с симптомами расщепления сознания и несколько, у

которых отмечались менее драматичные по проявлениям фуги и амнезии53.

Мне кажется, что все эти проявления хорошо укладываются в единый

образец, на основе которого я выстраиваю пробную теорию. Я думаю,

такая теория будет полезна нам, потому что с ее помощью мы сможем

кое-что понять о расстройствах, которым подвержен каждый из нас.

 

Я заметил, что в любом из исследованных мною случаев <нормальную> или

внешнюю часть личности можно было описать как человека застенчивого,

тихого, замкнутого (чаще это была женщина), достаточно

конвенционального и скованного, довольно покорного, даже жертвенного,

неагрессивного и <хорошего во всех отношениях>, тихого как мышь, легко

управляемого. В любом из исследованных мною случаев другая часть

личности, та, которая прорывалась в сознание человека и влияла на его

поведение, была диаметрально противоположна по характеристикам -

импульсивна, а не скована, самолюбива, а не жертвенна, самоуверенна и

нахальна, а не застенчива, она не желала соблюдать приличия и законы,

была устремлена к наслаждениям, была агрессивной, напористой и

незрелой.

 

Нечто подобное, разумеется не столь ярко выраженное, может признать за

собой каждый из нас. Это вечный бой, постоянно идущий в глубинах нашей

личности между импульсом и контролем, между зрелостью и незрелостью,

между безответственной жаждой удовольствий и ответственностью.

Насколько каждому из нас удается одновременно быть озорным,

ребяческим, негодником и серьезным, ответственным, владеющим собой

гражданином, настолько мы цельны, не расщеплены, не расстроены. В

достижении подобного состояния, между прочим, и заключается задача

психотерапии расщепленного пациента, пациента, в котором уживаются

две, а то и три разных личности: сохранить две или три его

составляющие, но добиться

 

Познающий и познаваемое

 

 

их гармоничного согласия, единства путем сознательного или

бессознательного контроля.

 

Каждая из частей расщепленной личности по-своему сообщается с миром.

Они по-разному говорят, по-разному пишут, по-разному относятся к себе,

по-разному любят и дружат. В одном изученном мною случае первая часть

личности - <капризный ребенок> - писала крупным, размашистым детским

почерком со множеством ошибок и соответствующим детским словарным

запасом, а вторая часть - <жертвенная личность> - имела очень

опрятный, правильный почерк отличницы. Одна <личность> любила

вдумчивое чтение. Другая не могла долго читать, у нее не хватало

терпения, рассеивалось внимание и пропадал интерес. Представьте себе,

какими разными могли бы оказаться продукты их творчества, если бы

представилась возможность изучить их.

 

В каждом из нас есть некие частицы нашего <Я>, запертые в

неосознаваемое, которые стремятся прорваться оттуда и неизбежно

прорываются, оказывая влияние на наши взаимоотношения с миром - как на

то, что мы привносим в него, так и на то, что мы берем от него, -

которые воздействуют на наше восприятие и на наши поступки.

Присутствие их наглядно демонстрируется проективными тестами с одной

стороны и творчеством - как процессом, так и его продуктами - с

другой.

 

Проективные тесты выявляют, каким нам представляется мир вокруг нас,

или, лучше сказать, как мы упорядочиваем его для себя, что мы берем от

него, о чем мы позволяем ему рассказать нам, что мы хотим видеть в нем

и чего не хотим замечать.

 

Нечто подобное верно и для экспрессивной части нашего <Я>. Мы

проявляем то, что в нас есть (95). Если наше <Я> расщеплено, наше

самовыражение, наши взаимоотношения с миром также будут расщепленными,

неполными, однобокими. Если мы интегрированы, цельны, едины,

спонтанны, если мы гармонично реализуем все заложенное в нас, тогда

наше самовыражение, наши взаимоотношения с миром будут полными,

своеобразными и идиосинкратичными, живыми и творческими, в них не

будет следа скованности, конвенциональноеT, искусственности, они будут

честными и неподдельными. Клинический опыт подтверждает правоту этого

тезиса на примерах самовыражения в живописи и в вербальных видах

творчества; можно убежденно говорить, что он верен для любых актов

творческого самовыражения, равно как для танца, для атлетики и для

других способов телесного самовыражения. Он верен не только в

отношении благоприятного воздействия на межличностное общение, не

только в отношении впечатления, которое мы хотим произвести, но и в

отношении множества других эффектов, о большинстве из которых мы даже

не подозреваем.

 

Эти частицы нашего <Я>, отвергнутые и угнетенные нами (от страха или

со стыда), никуда не исчезают. Они продолжают действовать, но теперь

уже подпольно. А мы стараемся не замечать их деятельности, какое бы

влия-

 

 

Образование

 

ние ни оказывали они на наше общение с миром, мы считаем их чем-то

чуждым нам и говорим: <Я не знаю, что заставило меня сделать это> или:

 

<Не понимаю, что на меня нашло>.

 

С моей точки зрения этот феномен обозначает, что поведение обусловлено

не только требованиями культуры, но и запросами биологического в

человеке. Мы обязаны обсуждать эти инстинктоподобные составляющие

человеческого, эти внутренние, реально существующие аспекты природы

человека, подавляемые культурой, но неистребимые, оказывающие пусть

подспудно, пусть не всегда явно серьезное воздействие на наше

поведение, несмотря на препоны и рогатки культуры. Культура -

необходимое основание природы человека, но никак не достаточное. То же

самое можно сказать и о биологии человека, она тоже - только

необходимое, но не достаточное основание нашей природы. Смешно спорить

с тем, что только в культуре мы можем научиться говорить. Но бесспорно

и то, что при том же самом культурном окружении шимпанзе никогда не

научится говорить. Я акцентирую на этом внимание потому, что у меня

сложилось впечатление, что коммуникативные проблемы изучаются

исключительно с точки зрения социологического подхода в ущерб






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных