Почему Арджуна упал.

Мои члены слабеют, язык пересох во рту, дрожь сотрясает тело, волосы дыбом встают, из обессиленных рук выпадает Гандива – божественный лук, лихорадочный жар обжигает мне кожу, я еле стою, жизнь во мне пропадает и мутится, что это сулит? – лишь стенанья и горе!

Это не хорошо, о Кешав! Что хорошего в братоубийстве? Я ненавижу триумф и власть, богатство и безмятежность, завоёванные так ужасно! Какая победа будет приятной, Говинда? Какие трофеи будут полезны? Что возместит утраты? Как можно наслаждаться жизнью, доставшейся такой кровавою ценой?

– Арджуна, Бхагавад-Гита –

Джулия была близка к тому, чтобы увидеть то, чего ей никогда не смог бы показать никакой учитель и никакая книга. Она была близка к тому, чтобы узнать непосредственно, на собственном опыте, что в действительности означают слова: цена истины – всё.

Для некоторых эта стадия процесса проходит легче, для кого-то труднее. Некоторым требуются годы, чтобы как-то смягчиться и проскользнуть в неё более или менее безболезненно. Некоторые, как Джулия, бросаются туда с головой, без предупреждения или подготовки, и им становится так плохо, что невозможно выразить ни в каких словах. Вот здесь дело может окончиться смирительной рубашкой – как в случае Ахаба – или того хуже.

Порой я бываю так напугана, что практически застываю от страха, меня буквально тошнит от страха. Что ещё здесь есть? Даже воздух кажется слишком тяжёлым, чтобы как-то двигаться. Есть места на этом чердаке, которые я даже не могу рассмотреть. Различимы какие-то большие угрожающие формы, огромные тёмные объекты. Здесь нет других демонов, теперь я знаю, но некоторых из этих демонов я люблю! Это страшнее всего. Они являются мной, но и не являются, но и являются! Здесь моя мать, мой отец. Моя музыка. Любимые животные, мечты, семья, друзья. Не всё так уныло и ужасно. Есть и моменты волшебства, любви, красоты. Стихи, цветы, песни. Парни и мужчины, которых я любила. Мои учителя. Вы, Джед. Места, запахи, друзья из детства. Этому, кажется, нет конца, так много. Я прожила красивую, восторженную, счастливую жизнь. Что я делаю? Здесь не только мусор, не всё так плохо. И это больше всего пугает. Что делать со всем хорошим? Друзья! Любовь! Танец! Моё сердце! Всё это не реально? Все эти воспоминания не реальны? Моё сердце не реально? Что из этого реально? Что?

Здесь битва ещё не началась, здесь впервые было полностью рассмотрено поле битвы. Человек, который дошёл до этой точки, это совсем не тот человек, который прошёл дальше. В этом процессе сопротивление побеждается и занимает своё место не-сопротивление – приятие, распознавание, сдача. Отделённое "я" убито, и интегрированное "я" рождается. Смерть и воскресение, гусеница и бабочка, человек и вампир. Со стороны это выглядит, как будто человек стал другим, но изнутри это довольно явная смерть одного и рождение другого.

Я пытаюсь набраться смелости, чтобы сфокусироваться на одном – на своей матери. У меня плохо это получается. Я даже не понимаю, из чего состоит её присутствие здесь, но, похоже, что мать это совершенно нелепое название для несчётных тысяч – миллионов! – кусочков эмоций различной интенсивности, воспоминаний, образов. Не моей матери, конечно, но всего, каким-то образом связанного с ней, приходящего от неё, похожего на неё – страхи, образы, обрывки звуков, воспоминания, надежды, некоторые приятные, другие гнетущие.

Ещё деньги. Деньги это безопасность. Когда дело дошло до денег, я думала, что я уже на уровне, что я духовно настроена и уравновешена, но как оказалось, я заражена ими, как раком, который тихо распространился на каждый орган и на каждую ткань. Поразительно! Просто поразительно! Они везде! И всё это так грязно, отвратительно и поражено страхом, что меня тошнит от мыслей об этом. И ведь я была уравновешена, когда дело дошло до денег. Как же эта зараза выглядит в тех, кого я презирала за их любовь к деньгам? Или в тех, кого я жалела за их порабощённость ими? Я заболеваю даже при одной мысли об этом. Вы говорили об айсбергах, Джед, что бόльшая их часть прячется под поверхностью, но это больше напоминает мне грибы, о которых я однажды писала заметку. Большинство людей думают, что синий кит это самое большое живое существо на земле, но на самом деле им является медовый гриб, подземная корневая система которого, как я помню, может распространяться более чем на пятьсот гектар. Вряд ли можно было бы предположить, увидев видимую часть, растущую над землёй, что он растягивается на мили во всех направлениях, и может натурально уничтожить целый лес! Вот какие мысли вызывает во мне отвращение к деньгам, когда я обнаружила их громадную и вредоносную корневую систему – какими они кажутся добрыми и пушистыми в своём видимом аспекте, и какие огромные и опустошительные под землёй.

Я уже начинаю видеть, что нет ничего отдельного. Всё переплетено и является частью чего-то большего, а то частью ещё большего – этакий лабиринт, сотканный из энергетических нитей. В этом сложность эго структуры – её нити не идут аккуратными линиями, но хаотическими, многоуровневыми, закрученными узорами, из которых одни видны, другие глубоко спрятаны. Это мой чердак. Это моя ткань, моя структура. Эта ткань и есть я, но я не ткала её. Если рассматривать всё целиком, кажется, что это изображает меня, но как только я подхожу ближе и вижу, из чего это сделано и могу различить составные структуры, миллионы нитей, тогда "я" исчезает и всё, что остаётся, это лоскутное одеяло воспоминаний и эмоций. Вот что я такое. И это всё, чем я являюсь.

Если жёсткое эго станет противиться этому процессу, оно будет сломано. Я не знал лично людей, покончивших самоубийством в этих обстоятельствах, но полагаю, это происходит не так уж редко. Джулия, конечно же, думала об этом. Ты не можешь об этом не думать. В данной ситуации – невозможность идти вперёд, невозможность идти назад – смерть это tertium quid, третий вариант. Вполне могло быть, что именно эта мысль, мысль о смерти, послужила тем толчком, заставившим её всё отпустить, что само по себе тоже вроде смерти. Фактически, многие, или большинство, самоубийств случаются именно здесь, что покажется более правдоподобным, если мы получше узнаем, что такое "именно здесь" в действительности.

Именно эта точка, где один человек, который упал, становится тем человеком, который поднялся, является той разделительной чертой между двумя существами. Эго может желать просветления, но эго не сможет пересечь эту черту. Человек, который поднялся, это уже не тот человек, который упал. Прежде всего, это процесс смерти-перерождения, и ничто не сдвинется с места, пока это не произойдёт.

Джулия познаёт одну вещь о Бхагавад-Гите, которая не открылась бы ей в результате многолетних изучений или посвящений. Она на краю того, что можно увидеть, только приблизившись к своему полю битвы. Она на краю того, где был Арджуна. Она близка к тому, чтобы увидеть, почему Арджуна упал.

Я не знаю, во что я ввязалась. Это слишком – я не могу этого сделать. Какая я была дура, что начала это! Какая патетическая дура! Как я позволила этому случиться? Куда это всё ведёт? Без сомнения, я самый глупый на свете человек. Это плохо, это убьёт меня, это мой конец. Назад дороги нет, и вперёд тоже. Я ни за что не смогу это сделать. Не знаю, как кто-то смог. Никто не может. Никто не может это выбрать. Не я. Не я. Это что-то совсем для другого человека, я даже не представляю, какого. Я не могу это сделать. Не могу. Зачем вообще я всё это затеяла? Я хочу вернуться назад, какой я была. Не могу дышать. Все внутренности скручены. Ужас. Это выше моих сил. Моя душа до смерти больна, моё сердце разбито.

В этой точке Джулия впервые начинает угадывать, что в действительности происходит. Она ещё не начала битву, но она близка к тому, чтобы увидеть, что в реальности влечёт за собой эта битва. Она начинает видеть, где на самом деле находится поле битвы, чем оно на самом деле является. Она начинает видеть то, что увидит каждый, кто придёт сюда – и это не тьма и не зло, в этом-то и проблема. Это не невежество и не грех. Это не что-то, что мы не можем разглядеть или то, о чём мы не знали. Джулия начинает видеть то, что заставило Арджуну, величайшего воина на свете, бросить оружие и рухнуть на землю в страхе и смятении, когда он увидел это.

И что это великое чудовище неукротимо, у тебя ещё будет случай узнать.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

Привязанности к "царству сна" созданы из энергии. Эта энергия называется эмоцией. Все эмоции, позитивные и негативные, это привязанности. Человек это существо, основу которого составляют эмоции, извлекающие энергию из одной центральной эмоции: страха. Этому страху нельзя противостоять, его нельзя убить, так как это страх ничтожности, не-я. Желание убить страх само является основанной на страхе эмоцией. Страху можно только сдаться, чтобы вошло то, чего ты боишься. Ты можешь потратить целую жизнь, кромсая миллион-головую гидру привязанности и никогда не сдвинуться с места, либо ты можешь проследовать за эмоциональной энергией вниз до её источника, её логовища, и увидеть Левиафана, врага света, чем он является в реальности:

Твоим сердцем.

Вот что увидел Арджуна. Вот почему Арджуна упал.

19. Выходите, Ахаб поприветствует вас. Монолог Ахаба после собрания команды, из главы 37 "Закат"

Пророчество гласило, что я буду разорван на части, и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю, что разорву на части того, кто разорвал меня.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

(Каюта, возле кормового иллюминатора в одиночестве сидит Ахаб и глядит в окно)

Где бы я ни плыл, я оставляю за собой белый мутный след – бледные воды, щёки ещё бледнее; ревнивые волны по бокам вздымаются, чтобы поглотить мой след – пусть, но прежде я пройду.

Там, у края вечно наполненного бокала, тёплые волны краснеют, подобно вину. Золотое чело падает в синеву. Солнце-ныряльщик с полудня тихо опускается и ныряет в море – моя душа же теряет терпение, взбираясь на свою гору. Что ж, значит, тяжела моя корона – Железная Корона Ломбардии? Да, она сверкает драгоценными камнями, но я, её обладатель, не вижу её сияния, а лишь смутно чувствую, что ношу на голове то, что ослепляет своим великолепием. Она железная, я знаю, не золотая. К тому же, треснута – я чувствую, как острый край впивается так, что мой мозг, кажется, бьётся о твёрдый металл, ах, мой стальной череп, которому не нужен шлем в любом, даже самом умопомрачительном, бою!

Мой лоб покрылся испариной? О, было время, когда рассвет пришпоривал меня, а закат убаюкивал. Но этого больше нет. Этот прекрасный свет светит не мне, вся красота для меня мучительна, ведь я не могу насладиться ей. Одарённый высшим восприятием, я лишился низшей, благостной энергии, я проклят, самым искусным и зловещим образом, проклят посреди рая! Доброй ночи, доброй ночи! (махнув рукой, отходит от окна).

Сначала дело не казалось таким трудным. Я думал найти хоть одну опору, но моя шестерёнка подошла ко всем их колёсам, и они закрутились. Или, если вам больше нравится, они стояли передо мной как кучки пороха, а я был спичкой. Но ведь, чтобы зажечь других, сама спичка должна сгореть! На что я отважился, я желал; и чего я желал, я сделаю! Они думают, что я сошёл с ума – Старбок так думает, но я одержим, я обезумевшее безумие! И это неистовое безумие должно быть спокойствием, чтобы постичь себя. Пророчество гласило, что я буду разорван на части, и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю, что разорву на части того, кто разорвал меня. Теперь, значит, будет пророк и исполнитель в одном лице. Это больше, чем вы, великие боги, когда-либо становились. Я смеюсь и свищу вам в лицо, вам, игроки в крикет, вам, кулачные бойцы, вам, глухие Берки и слепые Бендиго*! Я не скажу вам, как школьному задире: не бей меня, возьми кого-нибудь себе по росту! Нет, вы сбили меня с ног, я вновь поднялся, а вы убежали и спрятались. Выходите же из-за своих хлопковых мешков! У меня нет длинного ружья, чтоб достать вас. Выходите, Ахаб вас поприветствует. Посмотрим, сможете ли свернуть меня с моего пути. Свернуть меня? Вы не сможете свернуть меня, не свернув себе шею! Человек оказался сильнее. Свернуть меня? Путь к моей ясной цели выложен железными рельсами, по которым предназначено бежать моей душе. Через глубочайшие ущелья, сквозь продырявленные сердца гор, под руслами горных потоков я безошибочно мчусь! И нет препятствий, нет поворотов на этом железном пути!"

-------*Берк и Бендиго – чемпионы Англии по боксу --------

20. Почему Арджуна поднялся.

Душа, что одинаково спокойно всё принимает – радость и печаль – живёт, не умирая! той жизнью, что вовеки не перестанет быть, что никогда не будет не существовать. Увидеть эту истину простую дано лишь тем, кто может отличить суть от случайности, непреходящее от тени. Знай! Неуничтожима Жизнь, разбрызгивающая жизнь повсюду, она не может никогда, ни в коей мере быть преуменьшена иль прекращена.

Но очертания, что Жизнь собой являет, наполнив духом их бескрайним и бессмертным, погибнут скоро. Оставь их, принц, и в бой!

Кто говорит "Ах, я убил!", и кто подумает "Я умер!", те оба упускают знанье! Жизнь не может убивать! Её нельзя убить! Дух не был рождён, он никогда не перестанет быть, и не было мгновенья, когда б он не существовал: Начало и Конец, они – всего лишь сон!

– Кришна, Бхагавад-Гита –

Я сидел за уличным обеденным столом на верхней палубе под тенью её парусинового навеса с несколькими книгами и набором рукописных страниц, разложенных передо мной. Кертис работал на ноутбуке в кабинете, и, когда зазвонил звонок, как внутри, так и через внешний динамик, я решил, что он откроет дверь, но ошибся, потому что через минуту звонок зазвонил снова.

– Я открою, – прокричал Кертис.

Минутой позже он ввёл Говинду через французские двери. Говинда начал говорить, но я прервал его.

– Садитесь, – сказал я. – Вот, – я указал на поднос с напитками, – налейте себе чаю со льдом.

Он сел и налил себе чаю, без сахара, как я заметил. У него было такое хилое и болезненно бледное тело, которое можно увидеть в магазине здоровой пищи, и которое никогда не видело ни чизбургеров, ни солнечного света.

– Послушайте это, – сказал я. – "Я крещу тебя не именем всевышнего, но именем дьявола!" – исступлённо взвыл Ахаб, когда дьявольский металл, зловеще шипя, пожирал крещенскую кровь. Вы читали "Моби Дик"?

Говинда выглядел слегка сбитым с толку, это хорошо. Уверен, он много думал о том, что скажет мне, когда придёт сюда, но я хотел представить ему свой стиль ведения диалога с самого начала.

– Э, да, в школе, – ответил он. – Вкратце, во всяком случае, или, может быть, я смотрел фильм. Кто кого крестит?

– Ахаб крестит свой только что выкованный гарпун. Кровью. Сваренный, как "клеем из расплавленных костей убийц". Круто, а?

Вероятно, моя улыбка была немного демонической, и Говинда, возможно, подумал, не совершил ли он ужасную ошибку, придя сюда. Может быть и так. Я улыбался не для него, я просто действительно наслаждался главой, где Ахаб создаёт своё оружие, и мне всё утро не терпелось разделить это с кем-нибудь.

– Звучит как-то по-сатанински, – ответил он.

– Да, – согласился я, – так и есть. Мелвилл сказал Натаниелю Хоторну, что это девиз книги.

– Э, не знаю, помните ли вы…

– Как же я мог забыть. Говинда. Рад вас видеть. Вы проходили это в школе?

– Проходили что?

– Почему девиз книги звучит по-сатанински?

– Сомневаюсь. Вы, наверное, удивлены, увидев меня снова…

– Да нет. Вообще-то я ожидал кого-нибудь с того вечера. И не удивлён, что это оказались вы.

– Ох, – произнёс он.

– И что же случилось после того, как мы ушли? Все, наверное, были ослеплены моей великолепной мудростью?

– В основном все подумали, что вы были пьяны.

– Могу себе представить. Давайте прогуляемся. Вы не против? Пойдёмте.

– Ох, – опять произнёс он. – Окей, да. Конечно.

Мы зашли в дом, я взял кепку Нью-Йорк Метс, бумажник и надел пару хороших сандалий для прогулок. Я был немного возбуждён, погрузившись в глубинные толщи "Моби Дика", так что прогулка была хорошим способом немного снять напряжение.

Мы запрыгнули в джип и проехали несколько миль до причала, что было хорошим местом для начала прогулки, так как давало нам на выбор несколько вариантов маршрута и расстояния. Мы припарковались и пошли вниз по милой заброшенной лесной тропинке. Говинда достал небольшую пачку свёрнутых банкнот из своего кармана и протянул её мне.

– Вы положили сто семьдесят один доллар в банку, – объяснил он. – Я взял десять, но всё равно это самый большой взнос.

– Я был немного уставшим, – объяснил я. – И мне ужасно хотелось уйти оттуда.

– Да, это было заметно.

Какое-то время мы шли молча.

– Я нашёл вас не только для того, чтобы вернуть деньги, – сказал он.

Я промолчал.

– Я прочёл вашу книгу, – сказал он. – Марк дал мне предварительный экземпляр. Я прочёл её, не знаю, раз пять. Она вся была в загнутых уголках и подчёркиваниях. Классная книга. Да. Я читал много…

– Этот говнюк, – воскликнул я. – Он должен был быть там в тот вечер. А теперь он ещё выдаёт мою секретную личность и моё тайное логово.

– По-моему, в тот вечер у него умерла бабушка. Она тяжело болела…

– О, – ответил я, – смерть в семье. Король оправданий. Как не стыдно применять его ко мне.

– Я думаю, что я единственный, кому он рассказал о вас.

– Значит, больше неожиданных визитов мне не ждать?

– Насколько я знаю, нет. Не думаю.

– Хорошо. Это не мой дом. Я не могу позволить, чтобы он приобрёл непонятную репутацию.

– Я надеюсь, вы не против….

– Не волнуйтесь об этом, – сказал я, но сам немного волновался, и мои мысли вернулись к очаровательной, свободной от эго зоне, которую я облюбовал в Марокко.

Мы сменили курс на песчаную дорожку, ведущую к берегу.

– Я хочу знать, почему Арджуна упал, – сказал он.

– Вы имеете в виду, что вы хотите знать, почему Арджуна поднялся, и понимаете, что сначала вы должны узнать, почему он упал.

Он немного задумался.

– Да, полагаю, что так.

Что делать… что делать…

Убить Кришну. Убить Арджуну. Вот первое, что нужно Говинде. Он застрял на Гите, и нужно его столкнуть.

– Знаете, – сказал я ему, – Арджуна не был похож на вас. Он не был искателем, духовным человеком. Он не был студентом философии или истины. Его опыт с Кришной не был результатом его собственных стараний или намерения. Он не стал реализовавшим истину посредством собственных преобразований. Он получил бесплатный доступ – освобождённый мистическим заклинанием. Кришна смошенничал, как всегда. Он поднял Арджуну на вертолёте, провёл гранд-турне и опустил обратно, и всё для того, чтобы Арджуна сделал то, что было нужно ему, Кришне.

– Признаться, я раньше не думал об этом таким образом, – сказал он.

– На самом деле, Бхагавад-Гита многого не стоит. Я люблю её, но она не имеет большой практической ценности для того, кто хочет пробудиться. Там есть несколько неплохих моментов, но она гораздо более эффективна в передаче дуальности, чем не-дуальности. Для Арджуны реализация истины – временное явление. Он пробудился лишь на столько, на сколько было нужно, чтобы исполнить то, чего хочет Кришна, а затем вернулся в своё обычное состояние сна. Его не-двойственное сознание не было постоянным.

Говинда молча размышлял.

– Если вы хотите увидеть настоящего человека, который поднялся, прочтите "Моби Дик".

Я привёл "Моби Дика", потому что это подходящий пример, и потому что он у меня на уме, к тому же я люблю проговаривать вещи, чтобы самому их лучше разглядеть.

– Вот капитан Ахаб, так? До своей первой встречи с Моби Диком он ещё был на двух ногах – ещё нормальный, уважаемый человек, так? Капитан корабля, надёжный профессиональный человек из Нантакета, муж и отец. Он всю жизнь охотился на китов, что являлось главным промыслом в Нантакете. Он был квакером, что было главной религией в Нантакете. Мы не знаем много о том, почему он упал, но мы видим его, когда он поднимается. Он посреди открытого океана, уже несколько лет не зная твёрдой почвы под ногами. Он в жестоком бою с громадным белым китом. Представьте. Он и его люди в своих маленьких, хрупких вельботах ведут свирепую схватку. Лодки разбиты в щепки, вода белая от пены и красная от крови неистового левиафана. Левиафан! Враг света! Всюду спутанные лини и плавающие обломки, люди бьющиеся о воду, крики сквозь шум, лодки разбиты, и в центре всего этого взбешённый зверь размером с дом, дерущийся за свою жизнь. Устрашающе, а?

Говинда что-то пробурчал.

– Итак, кит побеждает. Лодки, спущенные на воду для охоты за ним, разбиты, кроваво-пенная вода усеяна обрывками верёвок, обломками досок и членами команды. И что делает Ахаб?

Говинда потряс головой.

– Он выхватывает шестидюймовый нож и нападает на кита. Как ребёнок нападает на борца сумо с канцелярской кнопкой. Он бросается на кита и пытается убить его ножом.

– О, боже.

– Вот это поступок, а? Что такого было в нём и как долго, что заставило его так поступить? Кто знает, но он так поступил.

– И что произошло?

– Кит откусил ему ногу.

– Ох.

– Вот где пересечена черта. Это граница между двумя вещами. Подобное сражение не так уж необычно во время охоты на кита – лодки разгромлены, люди умирают в воде, киты уходят с гарпунами и отрогами в теле. Капитан с опытом Ахаба мог наблюдать подобные сцены десятки, возможно, сотни раз.

– Да?

– Но в этот раз всё иначе. В этот раз что-то в Ахабе заставляет его идти вперёд. Кто знает, что и почему? Ахаб прежде не сталкивался с этим китом. Для него это должен быть просто ещё один кит, но в этот раз Ахаб хватает нож и бросается на кита, и начиная с того самого момента, когда пошёл импульс к действию от его мозга к рукам и ногам, один человек закончился, и начался другой.

Некоторое время мы шли молча.

– Гита это всё ещё ценный инструмент, – наконец продолжил я, – но если ты смотришь на неё как на какой-то священный текст, или на что-то божественное, безупречный авторитет, ты делаешь единственно возможную ошибку.

– Остановку, – сказал он.

– Да. Здесь всё время нужно двигаться вперёд. Нет ничего священного, святого или божественного – только истинное или нет. Значит, вы хотите знать, почему Арджуна упал. Вы не знаете, но я знаю, что вы имеете в виду. Вы хотите вылезти из этой дыры, в которую вы закапывались в течении пятнадцати лет, и предпринять путешествие, которого всё это время избегали. Примерно так?

Он вздрогнул и кивнул.

– Да.

– Отлично. Есть причины для оптимизма. Я не всегда понимаю, какую мелодию играет вселенная, но какую-то она определённо играет сейчас. Нас познакомили через достаточно невероятные обстоятельства, я не знаю зачем, но тому есть причины. Быть может это для вас, быть может, для книги, над которой я работаю, быть может, для чего-то ещё. Возможно, всё вышеназванное. Кто знает? Не важно. Причины всегда есть, осознаём мы их или нет.

Мы продолжали идти ещё в течении часа или около того, и в это время я начал понимать то, что мне так трудно было понять. Сам просто шагая и сохраняя ум нейтральным, я позволил говорить в основном Говинде, и мне становилось ясно, что тема об отпускании штурвала, о которой я говорил в первой книге, не прошла через него. Может быть, он думал, что это не всех касается – шаг, который можно пропустить. Слушая его, мне казалось, что он просто это игнорировал, и в этом проявлялся довольно странный аспект работы с духовными искателями: они будут делать всё, что угодно, необходимое для путешествия, кроме движения вперёд. Они полностью отдаются движению, оставаясь при этом на месте. Они всё бы отдали, чтобы быть там, но чтобы сделать это отсюда. Эго хочет сладостей, но если ценой сладостей должно быть эго, в чём смысл? Глупо менять лошадь на седло. Так где же решение?

Ты можешь держать в руках пирожок и одновременно съесть его! Это пользующаяся широким спросом формула, которая заставляет Говинду идти на месте в течении пятнадцати лет – обещание, что вы можете величественно парить как орёл, не покидая при этом гнезда. Виртуальная реальность. Виртуальная духовность. Виртуальная жизнь. В конце концов, я вынужден был прекратить читать духовные книги и журналы несколько лет назад, когда стало ошеломляюще ясно, что та же формула, бесконечно перекраиваемая, формировала основу, на которой процветает весь духовный рынок. Последним на моей памяти духовным чтивом было интервью в журнале с каким-то старым индийцем, который сказал, что если будешь произносить определённую мантру в течении шести месяцев, станешь богатым, если будешь стоять на горячих камнях в течении шести месяцев, преодолеешь сексуальное влечение, и если будешь жить в одиночестве на открытом воздухе в течении шести месяцев, станешь просветлённым. Я подумал, а интересно, если делать всё одновременно, я что, стану тогда богатым просветлённым евнухом к рождеству, но в статье об этом не говорилось. Не рискуя бездарно потратить шесть месяцев, я распрощался с тем временем, когда заинтересованно следил за человеческой духовностью, и больше никогда не возвращался к этому.

***

То, что я сейчас заметил в Говинде, бурлило в моём сознании целую неделю, и теперь всплывало на поверхность. Джулия говорила об этом в некоторых письмах, которые я недавно читал. Это заставило меня пристальнее наблюдать за Мэри и Кертисом, как они действуют. Теперь вот Говинда, и я действительно начинаю видеть, что самая основная и самая важная вещь распознаётся меньше всего. И самая важная не только в смысле пробуждения, но и в смысле сладких снов тоже. Причина, по которой я так медленно осознавал это, состояла, вероятно, в том, что качество, о котором я говорю, настолько полностью во мне интегрировалось уже очень давно, что я полагал, что в других оно также развито. Поэтому, или благодаря моему отстранённому от эго образу жизни в последнее время, я просто забыл и думать об этом.

Возможно, это и послужило причиной для всей той любопытной череды событий, начавшейся с того, что я не выспался как следует перед поездкой город, потом Меган переиначила "будь здесь и сейчас", потом встреча в Квинсе, разговор с Кертисом, Говинда отыскал меня и явился лично, и кто знает, что будет дальше. Глупо делать вид, что знаешь, где что-то начинается и кончается, конечно, но это полезно, чтобы отсечь более мелкие тенденции, оставляя для рассмотрения более крупные. Смыслом этой череды событий, конечно, не может являться что-то одно, например, моё осознание своего слепого пятна относительно людской способности к высшей навигации, или того, что многие люди живут свои жизни как безучастные наблюдатели. Смысл может быть, и конечно, он есть, в прогрессе Говинды, и я уверен, что ещё множество других нитей вплетены в эту небольшую часть полотна. Ведь бесконечный разум так же безгранично и непостижимо сложен, какими нам могут показаться его действия; не существует большого или маленького, простого или сложного, много или мало для совершенного разума, который всем управляет и всем является, и думаю, я совершенно упустил из виду то, что не каждый знает об этом и живёт в соответствии с этим. Я совсем забыл, что большинство людей, включая многих из моего окружения, действуют из уровня конечного мозга, а не бесконечного разума.

Вот ещё одна частичка этой всё время развивающейся головоломки. Каким-то образом моего внимания избежало, что большинство людей действуют неизмеримо более худшим способом, чем тот, который принадлежит им по праву – нищие с выигрышным лотерейным билетом, забытым в кармане. И это касается не столько просветления, сколько человеческого развития. Это обсуждалось в первой книге, и не будет лишним ещё раз сказать: "не для меня, но для Тебя"; "на всё воля Аллаха"; "Брама главный возничий". Если ты этого не понял, ты не понял ничего. Если это не является твоей живой реальностью, значит ты, как большинство людей, застрял в уютном, укутанном в эго состоянии. Если так, то вот мой совет: Наблюдай это состояние. Изучи, как оно появляется в тебе и в других. Разверни свет своего ума на него. Замечай его везде. Научись распознавать действия и рассуждения эго. Вскрывай мысли, слова и поступки, чтобы обнаружить ядро страха внутри. Знать ложь это ненавидеть её, видеть её это убить её. В духовной нищете нет благородства. Если ты желаешь освобождения от этого состояния, ты должен молить об этом. Если ты не желаешь освобождения, ты должен молить о желании. Гнездо это не жизнь, как подтвердит любой, у кого есть крылья.

Просветление – чуднόе слово для пробуждения – это конечный пункт достижения для каждого человека, тогда как тот высший, безграничный образ бытия "в здесь и сейчас" доступен для любого, кто действительно этого хочет. Если составить список всего того, что вы хотели бы получить от духовного поиска и практик, его всецело заменит, или предоставит средства его достижения, Человеческая Зрелость. Да, большинство людей безнадёжно замкнуты в своей жизни, и поэтому такое естественное и всеми желанное качество так редко. Большинство людей перестают расти в возрасте десяти-двенадцати лет и умирают в гнезде, в котором родились. Нетрудно поверить, что многие, если не большинство, врагов человечества, как на индивидуальном, так и на общественном уровне, происходят из этого состояния задержки развития. Это верно как для общества в целом, так и для индивидуумов, составляющих это общество. Взгляните сами. Взгляните на себя. Взгляните на новости, политику, религию. Взгляните на образование, здравоохранение, бизнес, развлечения. Взгляните на причины, и на причины причин. И всё, что вы увидите, это жадность и суета – отпрыски страха, который в конечном итоге, является страхом не-я. Полистайте любой журнал, пощёлкайте каналы ТВ, прогуляйтесь в толпе, и вы не увидите ничего, кроме патологически незрелых, остановившихся в росте карликов, над которым властвует Майа – величайшая и непогрешимая.

Не то, чтобы лучший путь был доступен, а большинство людей не могут воспользоваться этим, но лучший путь всегда присутствует в полной силе и действии, а функционировать из уровня маленького отдельного я – значит противостоять ему. Другими словами, он работает в нашей жизни не в той степени, в которой мы используем его или владеем им, но в той степени, в которой мы не мешаем ему. И это не что иное, как взросление – полное раскрытие своего потенциала. Можно было бы подумать, что это должно быть главной темой дома и в школе, но большинство взрослых это просто дети, которые не знают, что они дети, невольно увековечивая нескончаемый круг самоуверенной посредственности. Будучи убеждёнными в своём полном и нормальном развитии, они выращивают из своих детей взрослых, которые не знают, что они дети, передавая факел духовного дварфизма* следующему поколению, которое передаст его следующему. Мы надеемся, что наши дети вырастут и станут президентами, или богатыми докторами, или влиятельными адвокатами, как будто в этом и состоит успех. Лучше бы мы надеялись, чтобы они выросли и стали взрослыми человеческими существами, и соответственно переопределили наши взгляды на успех.

---------*дварфизм – карликовость, неизлечимое заболевание, связанное с задержкой роста ------------

Тюремная дверь эго никогда не заперта, но очень немногие желают пройти через неё. Цепи, сковывающие нас в пещере Платона не замкнуты, но очень немногие знают об их статусе. Те, кто скинул цепи, возможно, стали ещё более скованы, думая, что свободны только потому, что их клетка стала больше, а другие остались менее свободными. Думая, что они свободны, они не ищут свободы. Они удовлетворены в своём пленении.

Я думаю о людях, которых я знаю и знал, и вынужден признать, что это более полное развитие, о котором я говорю, не имеет такого значения, как что-то правильное, когда оно правильно. Это должно беспокоить людей тогда, когда они столкнутся с этим, но не раньше. Юношеская буйность предоставляет драматический элемент жизни – в конце концов, какой интерес в игре, полной благонравных взрослых? Гордость. Зависть. Обжорство. Страсть. Злость. Жадность. Лень. Семь смертных грехов, нравится вам это или нет, придают остроту жизни. Может быть, мы можем выбирать, а может, и нет, но мы действуем, как будто можем, так что почему бы не выбрать не выбирать? Ограниченность эго может быть раем или адом, но нет смысла искать выхода из рая. А вот когда рай, как всегда, становится адом, эта открытая дверь начинает выглядеть весьма привлекательной. Но до тех пор нам в любом случае не хватит мотивации, необходимой для того, чтобы пройти через неё. Смысл того совета, который я дал выше – молись – в том, чтобы приблизить это время.

Хороший ли это совет? Не знаю. Я думаю о Генри с его друзьями и их Особой Духовностью, о том, как события повернулись так, что я посетил их в их клетках, и произнёс речь, будто знал, что им нужно, но что им было нужно, они уже получили. Смысл сна в самом сне, а не в пробуждении. Их образ жизни удушил бы меня в минуту, но они живут в нём довольно комфортно и счастливо, так зачем морочить голову? Поэтому я счёл обязательным для себя не посещать людей в их клетках. Если они хотят выйти, они могут. Когда они захотят, они выйдут. Если у них есть вопросы, и они знают, как их задать, ответы придут.

И вы, с другой стороны, читая эту книгу, могли бы призадуматься о том, как ваша нить вплетается в эту часть полотна. Это наша маленькая самонадеянность, что мы обладаем свободой воли, и вы можете немного напрячь её. Вы либо уже покинули свою клетку, либо принюхиваетесь к открытой двери, поэтому это может быть хорошим моментом, чтобы остановиться и спросить себя, чего вы хотите, и что намерены отдать за это. Не все огни зажигаются осознанным намерением в соответствии с удобным расписанием. Иногда они загораются там, где вы даже не заметили потепления, и тогда вы быстро научитесь двум вещам: огонь не вступает в переговоры, и "ничто" не горит. Чего вы в действительности хотите? Если у вас есть дети, дом, машины, карьера, любая жизнь, которая вам нравится, и вы рассматриваете обсуждаемые здесь предметы как способ духовно повысить свой настоящий образ жизни, тогда должен вам напомнить, что сны это очень легковоспламеняющиеся вещества, и предлагаю вам спросить себя, реально спросить себя, зачем вы читаете книги о том, как поджечь свой мир.

Сражаясь с демоном, будь осторожен, чтоб самому тем демоном не стать, ведь если очень долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит на тебя.

– Фридрих Ницше –

21. Первый Шаг.

Обломки трёх его лодок плавали вокруг, вёсла, люди всё кружилось в водоворотах, но капитан, схватив из разбитой лодки нож для линя, ринулся на кита, как арканзасский дуэлянт на своего противника, пытаясь шестидюймовым лезвием достать полутораметровой глубины, где покоилась жизнь кита. Этим капитаном был Ахаб.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

Первый Шаг, каким бы путём человек ни подошёл к нему, отмечает конец одного и начало другого. До тех пор, пока не сделан Первый Шаг, пробуждение из состояния сна невозможно. Когда мы впервые встречаемся с Ахабом, он уже прошёл дальше, но Измаил подробно рассказывает нам о ранних последствиях Первого Шага:

Невозможно было, чтобы его мономания возникла в нём мгновенно в тот самый момент, когда он был изувечен. Тогда, кидаясь на чудовище с ножом в руке, он отдался внезапной, страстной, всепоглощающей инстинктивной злобе, и когда его настиг удар, превративший его в калеку, он, вероятно, испытывал лишь сильные телесные мучения, и ничего больше. И когда из-за этого столкновения он был вынужден повернуть домой, и в течении долгих месяцев, состоящих из дней и недель, Ахаб и боль лежали вместе вытянувшись в одной койке, когда в середине зимы корабль огибал тот ужасный, стонущий мыс Патагонии, вот тогда его растерзанное тело и глубоко раненая душа, истекая кровью, перемешались друг с другом и свели его с ума. То, что мономания овладела им лишь на обратном пути после той роковой встречи, почти наверняка следует из того факта, что иногда во время путешествия, его охватывало буйное помешательство, и, хоть и без ноги, в его азиатской груди скрывалась такая сила, ещё более увеличенная горячкой, что его товарищам пришлось крепко привязать его к койке, где он лежал в бреду. Так, в смирительной рубашке он раскачивался в такт неистовствовавшему шторму.

Чем бы то ни было, что заставило Ахаба схватить нож и совершить тот прыжок в безнадёжной, тщетной попытке убить кита, оно не появилось в нём сразу. Мелвилл намекает на недобрые предвестия, но в этом действии Ахаб выразил своё намерение. Он сообщил вселенной на единственном понятном ей языке, чего он хочет. Он загадал желание и теперь получает то, чего хотел. Так всё началось.

Интересный вопрос – выбрал ли Ахаб свою судьбу, или она выбрала его. Из отрывка с ножом может показаться, что он был простым капитаном китобойного судна, занимающимся своим обычным промыслом, когда Первый Шаг свалился на него как гром среди ясного неба, сбил его подобно автобусу. Однако, мы видим, что в Ахабе присутствовало нечто до этого поворотного момента, что делает неясным, где была проведена граница между волеизъявлением и судьбой, когда пришло время Первого Шага. Это не снизошло на него в то время, когда он лежал привязанный, раскачиваясь в койке "длинными месяцами из дней и недель" после того, как потерял ногу. Могло бы выглядеть слишком чёрно-белым, когда здравомыслящий, достойный человек вдруг бросается в жестокую схватку, но Мелвилл намекает на ряд оттенков серого, ведущих к этому – что-то связанное с огнём, таинствами, загадочными парси и Федаллой. В терминах аллегории платоновой пещеры, к тому времени, когда Ахаб совершил свой прыжок на кита, он уже давно отбросил один слой реальности, и теперь объявлял войну другому. Он уже скинул цепи и потихоньку исследовал пещеру. Теперь же, с Первым Шагом, он отбрасывал саму пещеру и стремился к выходу.

И вот, Первый Шаг сделан, и отсекание эго начинается с первого удара такой чудовищной силы, что Ахаб абсолютно и навсегда меняется. После Первого Шага Ахаб, как и должно было случиться, теряет часть себя, часть, которая никогда не заживёт, никогда не отрастет снова.

И тогда одним взмахом своей серпообразной челюсти Моби Дик срезал ногу Ахаба, как лезвие косы былинку в поле.

Сначала Ахаб подвергается огромной и неизменной перестройке. Затем он испытывает продолжительное состояние ослепительной ясности, которое не даст ему покоя. Он будет неспособен снова погрузиться в сон, который он прежде называл своей жизнью. Это может выглядеть как ревущее безумие и визжащая боль, но это только энтомологическое описание стадии развития куколки – человек в тёмном чулане, связанный, словно кокон, в раскачивающейся койке, умирает и рождается снова. Капитан Ахаб из Нантакета умирает, а Безумный Ахаб рождается:

Вряд ли можно сомневаться, что с момента той почти фатальной встречи Ахаб стал лелеять дикое желание отомстить киту, тем более, что в своём исступлении он в конце концов стал отождествлять с ним не только причину всех своих телесных страданий, но и умственных и душевных расстройств. Белый Кит проплывал перед ним, как совокупное воплощение всех тех злых сил, которые разъедают внутренности некоторых глубоко чувствующих людей, покуда не оставляют их жить в пол-сердца и в пол-лёгких. Это изначальная, непостижимая, пагубная сила, чьей власти даже современные христиане приписывают половину мира, и которую древние офиты востока почитали в образе дьявола. Ахаб не пал ниц и не стал поклоняться ей как они – в исступлении придав ей образ ненавистного кита, он, весь искалеченный, вёл с ней тяжкую борьбу. Всё, что сводило с ума и мучило, всё, что поднимало муть со дна, всю правду с её злобой, всё, что рвёт сухожилия и выжигает мозги, вся незримая бесовщина в жизни и в мыслях, всё злое для Ахаба обрело визуальное воплощение и стало практически уязвимым для нападения в образе Моби Дика. Он вывалил на белый горб кита совокупность всего гнева и ненависти, испытываемую всем человечеством от Адама и по сей день, и потом, словно его грудь была мортирой, он выстрелил в него снарядом своего горячего сердца.

Что уцелело после первого удара? Появился Безумный Ахаб. Но это не просто другое существо, это другой образ бытия. Он функционирует по-другому. Он думает по-другому. Так как изменился воспринимающий, изменилось и восприятие, и Ахаб вступает совсем в другой мир, чем тот, который он оставил.

Одно он знает о своём новом состоянии: о нём надо помалкивать, и он выходит из куколки, приняв вид и действуя не как Безумный Ахаб, но как уважаемый Капитан Ахаб из Нантакета. Он лицемерит. Он создаёт ложную личину, не потому, что его заботит, что подумают другие, но потому, что у него есть цель, и больше ничто не имеет значения.

Зайдя, наконец, в более мягкие широты, корабль, раскинув лиселя*, плыл по мирным тропикам, где, судя по всему, горячка оставила старика после обострения у мыса Горн, и он стал выходить из своего тёмного логова на благословенный свет и воздух. Но даже тогда, когда он с непроницаемым и хладнокровным, хотя и бледным, лицом снова стал спокойно отдавать приказы, и когда его товарищи благодарили Бога, что наконец-то прошло его ужасное безумие, даже тогда Ахаб, в глубине души своей, неистовствовал. Человеческое безумие часто оказывается хитрой и очень коварной штукой. Когда ты думаешь, что оно прошло, оно могло лишь трансформироваться в какую-то более тонкую форму. Совершенная помешанность Ахаба не ушла, но сжалась где-то в глубине, как неукротимый Гудзон, когда этот благородный нормандец течёт по узким, но бездонным горным ущельям. И так же, как в узконаправленной мономании Ахаба не утерялось ни грамма его безграничного безумства, так и в этом безграничном безумстве не погибло ни грамма его прекрасного природного ума. То, что раньше было движущей силой жизни, теперь стало её инструментом. Если дать волю буйной фантазии, можно сказать, что его особое безумие взяло приступом его обычный здравый ум и, управляя им, обернуло всю сконцентрированную ударную мощь его пушек на собственную безумную мишень. Поэтому Ахаб далеко не утерял своей силы, но в этом смысле теперь обладал в тысячу раз большей мощью, чем он мог бы в здравом уме направить на любой разумный объект.

-------- *лиселя – дополнительные паруса ---------

Ахаб обладает чистотой намерения. Он мономаньяк. Это означает быть одержимо сфокусированным на одной вещи. Всё подчинено этой одной вещи. В случае Ахаба это уничтожение белого кита, и для этого ему потребуется корабль и команда. Капитан из Нантакета может заполучить корабль и команду, а Безумный Ахаб нет, так что один носит другого как маску.

Догадывайся кто-нибудь из его старых знакомых на берегу хотя бы о половине скрытого в нём, с каким праведным гневом они немедленно вырвали бы судно из рук этого дьявольского человека! Но их целью было выгодное плавание, доход от которого исчислялся бы в звонких долларах. А в намерения Ахаба входила лишь дерзкая, неумолимая и сверхъестественная месть.

Ахаб является учебным пособием трансформационного процесса. Он начинает как нормальный, добропорядочный член общества во всех отношениях, в чей ум медленно закрадывалась неудовлетворённость. Он был прям, как стрела, но потом потихоньку стал гнуться. Мы не знаем, чем Ахаб занимался во время своих экзотических поклонений и таинств, кроме указывающего на то уродливого шрама, но его неудовлетворённость превзошла и это. Он продолжал гнуться, пока однажды без предупреждения, хрясь! и сломался. Ахаб хватает нож и бросается на кита. Первый Шаг. Один человек закончился, другой начался. Назад пути нет. Потом наступает инкубационный период: "… долгие месяцы из дней и недель Ахаб и боль лежали вытянувшись в одной койке… а потом его растерзанное тело и глубоко раненая душа, истекая кровью, перемешались друг с другом и свели его с ума… В смирительной рубашке он раскачивался в такт неистовствующей штормовой качке. " После "ужасного безумия" мы видим появление нового существа – существа, которое скрывается под маской старого, существа "в тысячу раз более мощного", существа, в котором безумие это добродетель, для которого его "болезнь стала самым желанным здоровьем". Бесчисленные соображения, определявшие старое существо, бессмысленны для нового, у которого имеется лишь одно. Вся жизнь уменьшилась до одной вещи. Нелепая невозможность этой единственной вещи – дерзкой, неумолимой и сверхъестественной – не важна. Успех или неудача не важны. Смерть не важна. Установлены курс и направление. Новый человек вступает в новую жизнь, где всё известно, всё определено. Старый человек, человеческое существо, уже начинает стираться из памяти.

Вот так это выглядит, когда кто-то начинает процесс пробуждения. В этом реальность процесса, его интенсивность, буйность и коварство. Что-то кипело в течении многих лет или жизней, а потом, однажды, без предупреждения, оно прорывается, и начинается дикая гонка. Смерть, трансформация и рождение нового существа, стремящегося к одной единственной цели без оглядки на цену и без страха перед гибелью, скрывающего свою истинную природу и цель, и уже оставляющего за собой след опустошения.

Таков Первый Шаг.

22. Кто-нибудь высказывал истину? (Высказывания Ю.Дж.Кришнамурти: часть 2)

В том, что я говорю, нет ни религиозного содержания, ни мистического подтекста. Человека надо спасать от спасителей человечества! Религиозные люди надули сами себя и одурачили целый мир. Выбросьте их вон!

– Ю.Дж.Кришнамурти –

Дальнейшие наблюдения от Ю.Дж.Кришнамурти, анти-гуру.

Это сознание, которое функционирует во мне, в вас, в слизне и дождевом черве там в саду, одно и то же. Во мне оно не имеет границ, в вас они есть – вы заключены в них. Вероятно, это безграничное сознание толкает вас, я не знаю. Но не меня, я не имею с ним ничего общего. Как вода находит свой уровень, вот и всё – это её природа. Вот что происходит в вас: жизнь пытается уничтожить ограничения, эту мёртвую структуру мыслей и опыта, которые не свойственны её природе. Она пытается выйти, вырваться наружу. Вы этого не хотите. Как только вы замечаете трещину, вы берёте штукатурку и замазываете её, снова блокируя. Не обязательно должны быть какие-то так называемые реализованные, или духовные, или реализовавшие Бога люди, чтобы толкать вас, всё – этот листок вон там – научит вас тому же, если только вы позволите ему сделать то, что оно может.

***

Есть только одна мысль: "Как?". Только один вопрос, который интересует этот организм: "Как сбросить это порабощающее, удушающее воздействие культуры?" Этот вопрос – единственное, что есть в этом организме – не в виде мысли или слова – весь человеческий организм и есть этот вопрос. Не знаю, понятно ли я говорю. Это единственный вопрос, понимаете, который бьётся, пульсирует в каждой клетке, в каждой косточке, пытаясь освободиться из этого рабства. Это единственный вопрос, единственная мысль. Это и есть спаситель. И этот вопрос обнаруживает, что невозможно найти ответ, что он не может ничего сделать, и он взрывается. Когда ему некуда двигаться, нет места, происходит "взрыв". Это похоже на ядерный взрыв. Он разрывает непрерывность мысли.

***

У меня нет больше сомнений в своих действиях как до, так и после. Вопросы морали – "Я должен был так поступить", "Я не должен был так поступать", "Я не должен был так говорить" – ничего этого для меня нет. У меня нет сожалений, нет оправданий; всё, что я делаю, происходит автоматически. В данной ситуации я не могу действовать иначе. Мне не нужно рационализировать, думать логически – ничего подобного – в каждой конкретной ситуации существует только одно единственное действие.

***

Консервируя сексуальную энергию, вы не никак сможете себя улучшить. Это слишком глупо и абсурдно. Зачем столько стресса из-за этого? Воздержание, целибат не помогут вам достичь этого состояния, этого положения.

***

У нас очень странные идеи в области религии – мучить тело, спать на гвоздях, всё отвергать – столько нелепостей. Зачем? Зачем что-то отвергать? Я не знаю. Какая разница между человеком, пьющим пиво в баре, и человеком, повторяющим имя Рамы в храме? Не вижу никакой существенной разницы… Я не против бегства, но убежите вы по этому пути, или по другому, бегство это бегство. Вы бежите от самого себя… Что вы делаете, или не делаете, не имеет вообще никакого значения. Вы практикуете святость, добродетель – это ценно для общества, но это не имеет ничего общего с этим.

***

Ну, иногда я дохожу до крайности, говоря, что это возможно для насильника, убийцы, вора, каторжника, мошенника – это может случиться! … Моральные законы поведения не имеют к этому абсолютно никакого отношения.

***

Вы не знаете, что такое хорошо, вы знаете только, что хорошо для вас. Вот всё, в чём вы заинтересованы, это факт. Всё вращается вокруг этого. Все ваши мастерство и благоразумие вращается вокруг этого. Я не стараюсь быть циничным. Это факт. Ничего плохого в этом нет. Я не говорю ничего против этого. Ситуации меняются, но это то, что ведёт вас через все ситуации. Я не говорю, что вы видите не правильно. Если бы было не так, значит должно быть что-то не так с вами. Коль скоро вы оперируете в области, что называется, "пары противоположностей", плохого и хорошего, вы всегда будете выбирать, в каждой ситуации, вот и всё, вы не можете этого не делать.

***

"Моральный человек" это трус. "Моральный человек" боится, это человек с сердцем цыплёнка – вот почему он практикует мораль и сидит на суждениях о других. А его праведный гнев! Моральный человек (если таковой существует) никогда, никогда не говорит о морали и не сидит на суждениях о морали других. Никогда!

***

Вы надеетесь, что сможете разрешить проблему желания через размышление, опираясь на модель того святого, который, как вы думаете, контролировал или ликвидировал желание. Если у него, как вы думаете, нет желаний, он труп. Не верьте ему! Такие люди создают организации и живут в роскоши, за которую вы платите. Вы содержите его. Он делает это ради собственного благосостояния. Всегда найдутся дураки в мире, которые пойдут за ним.

***

Вы спрашиваете меня: "Есть ли в чём-нибудь какая-то цель?". Смотрите, вам дали множество смыслов и целей. Зачем же вы до сих пор ищете цель, смысл жизни? Все теперь говорят о смысле жизни и о цели жизни – все. Ответы дают спасители, святые и мудрецы человечества – в Индии их тысячи – и сегодня вы всё ещё задаёте тот же вопрос: "Есть ли в жизни какой-либо смысл или цель?". Либо вас не удовлетворяют ответы, либо вы не так уж заинтересованы, чтобы действительно их найти. Я заключаю, что вы не заинтересованы, потому что это пугает. Это очень пугает. Существует ли вообще такая вещь как истина? Вы когда-нибудь себе задавали этот вопрос? Кто-нибудь высказывал истину?

Вопрошающий: Истин так много!

Все они лжецы, фигляры и мошенники в мире, кто заявляет, что искал и нашёл истину! Хорошо, вы хотите сами выяснить, что это за истина. Сможете? Сможете ли вы ухватить её, удержать и сказать: "Это истина?" Принимаете ли вы, или отвергаете, всё равно – это зависит от ваших личных предубеждений и пристрастий. И если вы хотите отыскать истину сами, чем бы она ни являлась, вы не должны стоять ни на позиции принятия, ни на позиции отвергания. Вы предполагаете, что есть такая вещь, как истина, вы предполагаете, что есть такая вещь, как реальность (первичная, либо какая-то ещё) – именно это предположение и создаёт проблему, страдания для вас.

Смотрите, я хочу переживать Бога, истину, реальность или что угодно, значит, сначала я должен понять природу переживающей структуры внутри меня. Я должен изучить инструмент, которым я пользуюсь. Вы пытаетесь ухватить нечто, чего нельзя ухватить в терминах вашей переживающей структуры, поэтому эта структура должна быть устранена, чтобы что-то другое могло войти. Что это, вы никогда не узнаете. Вы никогда не узнаете истину, потому что это движение. Это движение! Вы не можете ухватить её, удержать её, выразить её. Нас не интересует логически выведенная посылка. Это должно быть вашим открытием. Что хорошего в моём опыте? У нас записано тысячи и тысячи переживаний – они не помогли вам. Вами двигает надежда: "Если я буду заниматься этим ещё десять лет, пятнадцать лет, может быть однажды я…", потому что надежда и есть структура.

***

Вопрошающий: И он всю жизнь искал, и в конце обнаружил, что ничего не нашёл.

Ничего. Вот и всё открытие. Так называемая само реализация это когда вы сами для себя обнаруживаете, что нет "я", которое можно обнаружить. Это сильно шокирует – "На что, чёрт возьми, я потратил всю жизнь?" Это чрезвычайно шокирующее открытие, оно убивает каждый нерв, каждую клетку, даже клетки костного мозга. Говорю вам, это будет нелегко, вам не принесут это на блюдечке с голубой каёмочкой. Вы должны стать абсолютно свободным от иллюзии, тогда истина сама начнёт выражать себя. Я понял, что бесполезно искать истину. Поиск истины, обнаружил я, абсурден, потому что это то, что вы не можете ухватить, удержать или выразить.

***

То, что отделяет вас, что изолирует вас, это ваши мысли – они создают границы, рамки. А там, где нет границ, там безграничность, беспредельность.

***

В некотором роде, вся жизнь похожа на один большой-пребольшой сон. Я гляжу на вас, но совершенно ничего о вас не знаю – это сон, мир сновидений – в этом нет ничего реального. Когда переживающая структура не манипулирует сознанием (или назовите как хотите), тогда вся жизнь это большой-пребольшой сон, с точки зрения, полученной опытным путём – не с этой точки зрения здесь, но с вашей точки зрения. Понимаете, вы наделяете вещи реальностью – не только объекты, но также чувства и переживания – и думаете, что они реальны. Когда вы не переводите их в термины накопленного своего знания, это не вещи; на самом деле, вы не знаете, что это такое.

***

Смотрите, у "вашей" структуры нет настоящего – всё, что есть, это прошлое, пытающееся спроецировать себя в будущее. Вы можете думать о прошлом, настоящем и будущем, но будущего нет, нет настоящего, есть только прошлое. Ваше будущее это лишь проекция прошлого. Если есть настоящее, то оно не может переживаться вами, потому что вы можете переживать только своё знание о настоящем, а это знание есть прошлое. Так какой смысл в попытках переживать тот миг, который вы называете "сейчас"? "Сейчас" не может быть пережито вами; всё, что вы переживаете, это не "сейчас". Поэтому "сейчас" это то, что никогда не сможет стать частью вашего сознательного опыта, и чему вы никогда не найдёте выражения. Для вас "сейчас" не существует, за исключением концепции о "сейчас". Я не могу говорить о "сейчас".

***

Смелость это способность отмести всё, что люди переживали и чувствовали до вас. Вы единственный, вы больше, чем всё это. Всё окончено, все традиции окончены, какими бы священными они ни были – тогда только вы можете быть собой – это и есть индивидуальность. Впервые вы стали индивидуумом. Пока вы полагаетесь на кого-то, на чей-то авторитет, вы не индивидуальность. Уникальность индивидуальности не может выразить себя, пока есть зависимость.

***

Я всегда отрицаю то, что говорю. Я делаю заявление, но это утверждение не выражает всё, что необходимо сказать, поэтому я отрицаю его. Вы говорите, что я противоречу самому себе. Я совсем не противоречив. Я отрицаю первое утверждение, второе, и все остальные – вот почему это звучит иногда противоречиво. Я всё время отрицаю, не ради того, чтобы достичь какого-то результата, просто отрицаю. В моих речах нет никакой цели.

23. И да будь, что будет.

Вот так – бόльшая, более тёмная, более глубокая часть Ахаба оставалась скрытой.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

Кертис, Говинда и я сидели вокруг обеденного стола на верхней палубе, который стал моим desko al fresco*. Они читали письма Джулии, помогая мне определить, какие из них попадут в полуфинал. Кертис провёл уже много времени за их перечитыванием, и из того, что он распечатал, можно было бы составить отдельную книгу, но об этом предоставим беспокоиться самой Джулии. Сегодня я попросил Говинду поработать вместе с Кертисом, чтобы урезать эту кипу хотя бы до сотни страниц с нужным мне содержанием – там, где Джулия описывает процесс, а не сам процесс – чтобы я смог потом просмотреть их и отобрать то, что нужно для книги.

----------*стол на открытом воздухе (ит.) -----------

– То, что делает Джулия… – произнёс Говинда, держа в руках листок.

– Да? – сказал я, не поднимая глаз.

– Она…

Я продолжал читать, пока он собирался с мыслями.

– Она как Капитан Ахаб, ведь так? Дело в этом, да?

Я посмотрел на него поверх своих бабушкиных очков.

– Она и есть Капитан Ахаб, да. Здесь вы видите, как это выглядит в реальности.

Он медленно кивнул.

– Охотится на своего белого кита?

– Конечно, или пишет своего "Моби Дика".

Он немного подумал.

– Вы имеете в виду, что Герман Мелвилл писал "Моби Дик" как, э, свой вариант "духовного автолизиса"?

– Когда ты честно пишешь о чём-то, это неизменно является процессом жертвоприношения самого себя – автолизисом – поэтому, да, конечно.

Я читал "Моби Дик" с той же целью, с какой они читали письма Джулии – пытаясь решить, что лучше подойдёт для второй книги, а что придётся опустить. Опустить придётся многое, но некоторые вещи стоят на самой грани. В данный момент я пытался решить, как много нужно включать отношений Ахаба с Пипом. Пип определённо должен попасть в книгу, потому что он предвещает скрытую судьбу Ахаба, что мы рассмотрим позднее. Но что насчёт той мощной связи, которая образовалась почти сразу же между травмированным Пипом и Ахабом? Так ли это важно, чтобы включать в книгу? Непросто будет отказаться от этого материала, особенно потому, что он помогает проиллюстрировать более широкие вопросы о здравомыслии и гуманности Ахаба. Я решил обсудить это с Кертисом и Говиндой, чтобы получше прояснить для себя его значение. Сначала я заметил, что в данном случае материал о Пипе имеет такое же значение, как материал о Капитане Гардинере, поэтому я начал с него.

– Мне необходима ваша помощь кое в чём, – сказал я.

Они оба отложили чтение и отдали мне всё внимание.

– Ближе к концу книги корабль Ахаба, "Пекод", встречает в море другой корабль, "Рэчел". Всё, что заботит Ахаба при встрече с любым судном, это видели ли они Моби Дика. "Вы видели белого кита?" – так он приветствует каждый корабль. В случае с "Рэчел" ответом было "Да".

– Хорошая новость для Ахаба, верно? – спросил Кертис.

– Да, только ради этого он здесь. Наконец-то, он близок к своей неуловимой жертве. Он знает, где Моби Дик.

– Здорово.

– Но прежде чем они расстаются с "Рэчел", её капитан, Капитан Гардинер, просит Ахаба о помощи. Капитан Гардинер из Нантакета, как и Ахаб. Он знает Ахаба. У него есть сын, как и у Ахаба. Он поднялся на борт "Пекода", чтобы поговорить лично с Ахабом, и сообщает ему, что потерял своего сына во время охоты на кита. Мальчик остался в лодке где-то в море. Он слёзно умоляет Ахаба присоединиться к поиску. Лишь на два дня.

– Чтобы найти сына? – спросил Говинда.

– Да, сына Капитана Гардинера. Двенадцати лет.

Я зачитал слова Капитана Гардинера Ахабу.

"Мой сын, мой собственный сын среди них. Ради Бога – я прошу, я заклинаю вас, – так восклицал неизвестный капитан Ахабу, который довольно холодно встретил эту мольбу, – позвольте мне зафрахтовать ваше судно на сорок восемь часов – я с радостью заплачу вам за это, заплачу щедро, если нужно – только на сорок восемь часов – всего лишь – вы должны, о, вы должны, и вы сделаете, как я прошу".

– Он хочет вернуть сына, – сказал Кертис.

Я продолжил чтение сердечной мольбы Капитана Гардинера.

"Я не уйду, – сказал незнакомец, – пока вы не скажете мне да. Сделайте для меня то, что я бы сделал для вас в подобном случае. Ведь у вас тоже есть сын, Капитан Ахаб – хоть совсем ещё ребёнок – он сейчас дома в безопасности – и он тоже дитя вашей старости. Да, да, вы смягчаетесь, я вижу – бегите, бегите все и приготовьтесь брасопить* реи."

----------*Брасопить – поворачивать мачтовые реи с помощью брасов (канатов) в горизонтальной плоскости. -----------

– Значит, Ахаб согласился? – спросил Кертис. – Он поможет найти мальчика?

Я читал дальше.

Ахаб всё стоял, подобно наковальне, принимая каждый удар, не шелохнувшись.

Говинда ничего не сказал.

– После повторных уговоров капитана "Рэчел", – продолжал я, – вот что сказал Ахаб:

"Стойте, – прокричал Ахаб, – не трогать брасы! – и затем, неторопливо, как бы отливая в форму каждое слово, продолжал. – Я не собираюсь этого делать, Капитан Гардинер. Даже сейчас я теряю время. Прощайте, прощайте. Благослови вас Бог, и да прощу я сам себе, но я должен плыть дальше".

Говинда медленно качал головой.

– Чёрт, – сказал Кертис, – у него нет сердца.

Я кивнул и улыбнулся.

– Но именно это Мелвилл и хочет показать – у Ахаба есть сердце. Если бы он был бессердечным, это не имело бы смысла. Если бы он был просто машиной, ради чего это всё было бы нужно? У Ахаба есть сердце. Можно рассматривать сына Капитана Гардинера, как сына самого Ахаба. Именно в этом всё дело.

Кертис потряс головой.

– Какое-то безумие.

Говинда молчал, но я заметил, что он внимательно слушал.

– Здесь нечто большее, – сказал я. – Это кажущееся бессердечие очень важно. Мелвилл хочет, чтобы мы это поняли. Он хочет, чтобы мы увидели, что это не порок, что Ахаб не просто бессердечный псих.

– Не понимаю, как это может быть, – сказал Кертис, качая головой. – Этот человек совсем свихнулся.

Я рассмеялся. Говинда промолчал. Я заметил, что этот разговор больше задевает Говинду, чем Кертиса. Говинда хочет знать, что значит встать на курс, ведущий за пределы всяких карт. Для Кертиса это просто открытка из места, о котором он что-то слышал. Для Говинды это мимолетный взгляд туда, что он считает своим возможным будущим. Говинда, как и Ахаб, муж и отец.

– Итак, – продолжал я, – почти вся толстенная книга прочитана, мы на последних главах, а охота всё продолжается. Ахаб знает, что белый кит уже близко. На выходе из каюты на палубу, его останавливает чёрный юнга Пип, который ранее чуть было не утонул и в буквальном смысле потерял себя от страха. Впервые увидев парня в невменяемом состоянии, Ахаб говорит ему:

"Где, говоришь, ты был, мальчик?" "Вон там, на корме, сэр! Вон там!" "А кто ты, парень? Я не вижу своего отражения в твоих пустых зрачках. О, Боже! Ты, должно быть, служишь ситом для отсеивания бессмертных душ! Кто ты, парень?"

– Ахаб тронут положением парня, и берёт его под свою опеку, – сказал я. – У них родственные души. Вот что Ахаб говорит Пипу.

"Ты затронул самый центр моей души, парень, теперь ты привязан ко мне нитями, сплетёнными с глубочайшими струнами моего сердца."

– Капитан Ахаб заводит дружбу с маленьким негритёнком? – спросил Кертис.

– Да, у них сложилась глубокая и непосредственная связь. Пипа тоже можно рассматривать как собственного сына Ахаба. Когда придёт время охоты, Пип захочет спуститься в лодке вместе с Ахабом, но Ахаб не позволит ему этого.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: