Но вернемся к Шопенгауэру.

«При такой интеллигентности появляется вполне ясное сознание, а следовательно - отчетливое и полное представление о мире. Одаренный ею человек обладает величайшим земным сокровищем - тем источником наслаждений, по сравнению с которым все другие - ничтожны. Извне ему не требуется ничего, кроме возможности без помех наслаждаться этим даром, хранить этот алмаз. Ведь все другие - не духовные - наслаждения суть низшего рода; все они сводятся к движениям воли, т. е. к желаниям, надеждам, опасениям, усилиям, направленным на другой объект. Без страданий при этом не обойтись; в частности, достижение цели обычно вызывает в нас разочарование. Наслаждения духовные приводят лишь к уяснению истины. В царстве разума нет страданий, есть лишь познание. Духовные наслаждения доступны, однако, человеку лишь через посредство, а следовательно, и в границах собственного разума: «весь имеющийся в мире разум бесполезен для того, у кого его нет».

Можно понять пессимизм Шопенгауэра. Ведь он считал разум редко встречающейся вещью, данной от природы. Мой оптимизм основан на том, что задатки есть у всех. И страдают люди не от отсутствия ума, а от того, что он не получил или должного развития, или правильного направления. Разработанная мною техника интеллектуального транса позволяет развить ум и придать ему соответствующий вектор. Сейчас мы уже знаем биохимию счастливой жизни - выброс в кровь эндорфинов в процессе творческого мышления, а это возможно при правильном использовании своего ума, но уже Шопенгауэр писал:

«Тот, кого природа щедро наградила в умственном отношении, является счастливее всех... Обладателю внутреннего богатства не надо извне ничего, кроме одного обязательного условия - досуга, чтобы быть в состоянии развивать свои умственные силы и наслаждаться внутренним сокровищем, другими словами - ничего, кроме возможности всю жизнь, каждый день и каждый час быть самим собою» (выделено мною. - М. Л.).

Он приводит высказывание Аристотеля: «Счастье в том, чтобы без помех упражнять свои способности, каковы бы они ни были». Но ведь и основной задачей современной психотерапии является возвращение человека к самому себе и такой организации жизни, при которой он упражнял бы свои способности и имел бы от этого доход. Тогда исчезает ощущение, что ты работаешь, а есть чувство, что ты живешь.

Если я пишу книгу, и мне это нравится и одновременно дает доход, то я чувствую себя счастливым. Если я делаю это только ради денег, то писательский труд становится каторгой. Лучше заняться чем-нибудь другим. Но часто заняться тем, что тебе нравится, не удается, тогда следует попытаться найти интерес в том, чем ты вынужден заниматься.

Шопенгауэр прав, когда утверждает, что без духовных потребностей не может быть истинного счастья. А когда человеку без духовных потребностей (философ называет его филистером) навязывают духовную жизнь, то он воспринимает ее как каторгу и старается «отбыть» как можно скорее. Действительными наслаждениями для него становятся только чувственные.

«Устрицы и шампанское - вот апофеоз его бытия; цель его жизни - добыть все, способствующее телесному благоденствию. Он счастлив, если эта цель доставляет ему много хлопот. Ибо если ему эти блага заранее подарены, то он неизбежно становится жертвой скуки, с которой начинает бороться чем попало: балами, театром, обществом, картами, азартными играми, лошадьми, женщинами, вином и т.д.

Но и этого недостаточно, чтобы справиться со скукой, раз отсутствие духовных потребностей делает для него недоступными духовные наслаждения. Поэтому тупая, сухая серьезность, приближающаяся к серьезности животных, свойственная филистеру, и характеризует его. Ничто не радует, не возбуждает его участия. Чувственные наслаждения скоро иссякают; общество, состоящее сплошь из таких же филистеров, скоро становится скучным».

Не имея духовных потребностей, филистер ищет только тех людей, которые могут удовлетворить его физические потребности. Духовные способности «возбудят в нем антипатию, пожалуй, даже ненависть: они вызовут в нем тяжелое чувство своей ничтожности и глухую тайную зависть; он станет тщательно скрывать ее даже от самого себя, благодаря чему она, однако, может разрастись в глухую злобу».

Здесь описан один из видов психологической защиты и ее механизмы. Шопенгауэр не видел выхода из этого положения. Современная психотерапия не только видит его, но и может помочь людям без развитых духовных потребностей. Рано или поздно такие люди заболевают. Из тех, кто заболевает, некоторые попадают к психотерапевту и получают излечение путем развития личности и духовных потребностей.

Хорошим подспорьем в психотерапевтической работе служат мысли Шопенгауэра о значении для счастья того, что человек имеет. Он указывает, ссылаясь на Эпикура, хороший способ разбогатеть - сократить свои потребности до естественных, удовлетворить которые не так уж сложно. Он предупреждает тех, кто разбогател при помощи таланта, что талант может иссякнуть - и заработок прекратится. Поэтому более надежно ремесло. Шопенгауэр тонко подметил, что люди, испытавшие нужду, боятся ее меньше, чем те, кто воспитывался в достатке.

Поэтому, разбогатев, они довольно легко тратят нажитые деньги и вновь впадают в нищету. «Я советую тому, кто женится на бесприданнице, завещать в ее распоряжение не капитал, а лишь доходы с него, а особенно следить, чтобы состояние детей не попало в ее руки».

Уже много позже Э. Берн указывал, что бедняк останется бедняком: даже если ему повезет, он просто будет бедняком, которому выпала удача; а богатый останется богатым: даже если потеряет капитал, он просто будет богатым, испытывающим финансовые трудности.

Бедность духа приводит и к реальной бедноте. Скука приводит «его [филистера] к излишествам, которые уничтожат в конце концов то преимущество, коего он оказался недостойным, - богатства». Мнение других о нашей жизни Шопенгауэр считает самым несущественным для нашего счастья. «Мудрено постичь, почему человек испытывает такую сильную радость, когда он замечает благосклонность других или когда польстят его тщеславию. Как кошка мурлычет, когда ее гладят, так же стоит похвалить человека, чтобы лицо его непременно засияло истинным блаженством; похвала может быть заведомо ложной, надо лишь, чтобы она отвечала его претензиям... <...>

С другой стороны, достойно изумления, какую обиду, какую серьезную боль причиняет ему всякое серьезное оскорбление его честолюбия... всякое неуважение, «осаживание» или высокомерное обращение». Он предлагает поставить этому известные границы. Иначе мы станем рабами чужих мнений и настроений. А сердцевиной нашего счастья станут головы других людей.

«Многое нам даст для счастья, если мы вовремя усвоим ту нехитрую истину, что каждый, прежде всего и в действительности, живет в собственной шкуре, а не во мнении других, и что поэтому наше личное реальное самочувствие, обусловленное здоровьем, способностями, доходом, женой, детьми, друзьями, местом пребывания - во сто раз важнее для счастья, чем то, что другим угодно сделать из нас. Думать иначе - безумие, ведущее к несчастью».

Еще раз прочитай эти строки, а можно и два. А теперь пойдем дальше.

Чужое мнение

«Восклицать с энтузиазмом: «Честь выше жизни!», значит в сущности утверждать: «Наша жизнь и довольство - ничто; суть в том, что думают о нас другие».

Блестящая мысль! Фактически невротичные люди работают на дураков. Умные люди, что бы ты ни делал, поймут так, как оно есть, а дурак, что бы ты ни сделал, поймет по-своему, т. е. по-дурацки. Так не лучше ли стараться понравиться самому себе и быть скромным в потребностях?

«Придавать чрезмерную ценность мнению других - это всеобщий предрассудок... он оказывает на всю нашу деятельность чрезмерное и гибельное для нашего счастья влияние... Предрассудок - это чрезвычайно удобное орудие для того, кто призван повелевать или управлять людьми; поэтому во всех отраслях дрессировки людей первое место отведено наставлению о необходимости поддерживать и развивать в себе чувство чести. Но, с точки зрения... личного счастья, дело обстоит иначе: следует, наоборот, отговаривать людей от чрезмерного уважения к мнению других».

Этим и занимаемся мы, психотерапевты. Мы предлагаем НЕ СЧИТАТЬСЯ С ЧУЖИМ МНЕНИЕМ, А УЧИТЫВАТЬ ЕГО. Считаться необходимо только с истиной, но надо учитывать обстоятельства, т.е. мнение других, и не торопиться высказывать свое, а выждать необходимое время, в течение которого создать соответствующие условия, чтобы мнение других и их действия не мешали получить необходимый результат.

А чтобы не так было обидно выслушивать оскорбления, я обучаю своих подопечных правильно реагировать на них. Но, к сожалению, «большинство людей придает высшую ценность именно чужому мнению... вопреки естественному порядку, чужое мнение кажется им реальной, а настоящая жизнь идеальной стороной их бытия... Столь высокая оценка того, что непосредственно для них не существует, составляет глупость, называемую тщеславием».

Это «ведет к тому, что цель забывается и ее место занимают средства». «Высокая ценность, приписываемая чужому мнению, и постоянные наши заботы о нем настолько преступают... границы целесообразности, что принимают характер мании всеобщей и, пожалуй, врожденной».

В последнем пункте я с Шопенгауэром не согласен. Поскольку человека начинают стыдить с раннего детства (например за то, что он не вполне опрятен в постели), ему кажется, что чувство стыда у него врожденное. Моя же практика показала, что чувство стыда - признак болезни. Поэтому я стараюсь помочь человеку избавиться от него, а вместо него развить мышление, которое позволит учитывать чужое мнение и не обнажаться тогда, когда это нецелесообразно.

Шопенгауэр пишет: «Во всей нашей деятельности мы справляемся прежде всего с чужим мнением; при точном исследовании мы убедимся, что почти 1/2 всех когда-либо испытанных огорчений и тревог вытекает из заботы о его удовлетворении... Без этой заботы, без этого безумия не было бы и 1/10 той роскоши, какая есть сейчас. Она проявляется еще в ребенке, растет с годами и сильнее всего становится в старости, когда по исчезновении способности к чувственным наслаждениям, тщеславию и высокомерию предстоит делиться властью лишь со скупостью».

«Все наши заботы, огорчения, мучения, досада, боязливость и усилия обусловливаются, в сущности, в большинстве случаев вниманием к чужому мнению... Из того же источника берут обычно начало также и зависть, и ненависть».

Можно сказать больше, но нельзя сказать точнее и лучше! Шопенгауэр призывает вырвать из тела терзающий нас шип - внимание к чужому мнению - и предупреждает, что сделать это очень трудно.

«Жажда славы - последняя, от которой отрешаются мудрецы», - говорит историк Тацит. А единственным средством избавиться от этого всеобщего безумия было бы явно признать его таковым... Если бы удалось исцелить людей от их общего безумия, то в результате они невероятно выиграли бы в смысле спокойствия и веселости духа, приобрели бы более твердую, самоуверенную tenue и свободу, естественность в своих поступках». Как считает философ, исцелению способствует уединение.

Я же предлагаю психотерапевтические методы, обучающие жить вместе, ибо по своей природе человек - существо общественное.

Шопенгауэр указывает три внешних признака ориентировки мнения на других: честолюбие, тщеславие и гордость.

«Различие между двумя последними состоит в том, что гордость есть уже готовое убеждение самого субъекта в его высокой ценности, тогда как тщеславие есть желание в этом убедить других с тайной надеждой усвоить его впоследствии самому. Поэтому тщеславие делает человека болтливым, а гордость молчаливым. Но тщеславный человек должен бы знать, что доброе мнение других, которого он так добивается, гораздо легче и вернее создается молчанием, чем говорливостью, даже при умении красиво говорить».

Гордость подлинна и серьезна, ибо основана на убеждении. А убеждение не зависит от произвола. Злейшим ее врагом является тщеславие, которое добивается чужого одобрения. Гордость часто бранят, но обычно это делают те, которым нечем гордиться.

«При бесстыдстве и глупой наглости большинства всякому обладающему какими-либо внутренними достоинствами следует открыто высказать их, чтобы не дать о них забыть...

Скромность - это прекрасное подспорье для болванов; она заставляет человека думать про себя, что и он такой же болван, как и другие; в результате выходит, что на свете существуют лишь одни болваны».

Но выказывать благородство следует в соответствии с заслугами, иначе гордость будет дешевой.

«Самая дешевая гордость - это гордость национальная. Она обнаруживает в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться; ведь иначе он не стал бы обращаться к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей. Кто обладает крупными личными достоинствами, тот, постоянно наблюдая свою нацию, прежде всего подметит ее недостатки.

Но убогий человек, ничего не имеющий, чем бы он мог гордиться, хватается за единственное возможное и гордится нацией, к которой принадлежит; он готов с чувством умиления защищать все ее недостатки и глупости».

Можно и не комментировать этот и приведенные ниже отрывки и их роль для личностно ориентированных методов психотерапии. Здесь призыв менять свою личность, чтобы изменить отношение к миру. Я ежедневно транслировал бы их по радио и телевидению.

«Нельзя не признать, что в национальном характере мало хороших черт: ведь субъектом его является толпа. Попросту говоря, человеческая ограниченность и испорченность принимают в разных странах разные формы, которые и именуются национальным характером... Каждая нация насмехается над другими, и все они в одинаковой мере правы. Правы только в том, что насмехаются над смешными чертами характера, но не правы в том, что насмехаются. От этого-то и вражда».

К тому, что человек из себя представляет, относятся также чин, честь и слава. Ценность чина, с точки зрения Шопенгауэра, условна, и из-за него не стоит биться. Что касается чести, то Шопенгауэр определяет ее как мнение других о нашей ценности с объективной точки зрения и как страх перед этим мнением - с субъективной.

Он выделяет несколько видов чести:

гражданскую

служебную

воинскую

половую (женскую и мужскую)

и самый глупый вид чести - рыцарскую, которую он осуждает больше всего по следующим причинам.

Эта честь заключается не во мнении, а в ВЫРАЖЕНИИ этого мнения. Можно презирать человека, но не высказывать этого, и тогда все будет в порядке. Честь зависит только от того, что говорят и делают другие: она находится в руках, висит на кончике языка каждого встречного; стоит ему захотеть - и она потеряна навеки.

«Поведение человека может быть чрезвычайно порядочным, благородным, его характер - прекрасным и ум - выдающимся, и все же его честь каждое мгновение может быть отнята: стоит лишь обругать его первому попавшемуся, который хотя и сам не нарушал законов чести, но в остальном - последний из негодяев, тупейшая скотина, бездельник, картежник, запутан по уши в долгах - словом, личность, не годящаяся оскорбленному в подметки. В большинстве случаев именно такие типы и оскорбляют порядочных людей... Насколько постыдно быть обруганным, настолько почетно быть оскорбителем».

Восстановить рыцарскую честь можно только поединком, дуэлью. Сейчас дуэлей нет, но как болезненно люди воспринимают оскорбления от негодяев!

Когда я зачитываю своим пациентам этот отрывок, они успокаиваются, а когда они обучаются психологическому айкидо и научаются отвечать на такие оскорбления, их настроение заметно улучшается. Сократа во время его диспутов часто оскорбляли действием, что он спокойно переносил: получив раз удар ногой от обидчика, он хладнокровно отнесся к этому и удивил обидчика словами: «Разве я пошел бы жаловаться на лягнувшего меня осла?» Другой раз ему сказали: «Разве тебя не оскорбляют ругательства этою человека?» На что он ответил: «Нет, ибо все это неприложимо ко мне».

Рыцарскую честь Шопенгауэр называет умственной несуразностью, и победить ее сможет только философия. А я считаю, что и психотерапия.

Слава - это бессмертная сестра смертной чести - также входит в разряд того, что мы из себя представляем. Слава может происходить от деяний и творений. Слава от деяний быстро возникает, быстро проходит и зависит от случая. Творение зависит от автора, и слава зависит от качеств творения. О деяниях до потомков доходят только рассказы, а творения могут дойти до них сами по себе. Такая слава приходит позже, но она прочнее. В своей работе я пользуюсь этим положением и предлагаю своим подопечным создавать.

Сам процесс творчества носит оздоравливающий характер, а слава может тогда и украсить жизнь. А если слава померкла после смерти, значит, она была ненастоящей, незаслуженной, возникшей благодаря временному ослеплению. Из этого вытекает, что нельзя гоняться за славой. Делай дело, и слава тебя найдет. А если ты за ней гоняешься, то можешь не поймать. Но если поймаешь, а она не заслужена, то неприятностей не избежать.

«Каждое существо живет ради себя, в себе и для себя. Чем бы человек ни был, тем он и является прежде всего и преимущественно для самого себя; если он в этом отношении малоценен, то он вообще немногого стоит. Наш образ в чужом представлении есть нечто второстепенное, производное и подчиненное случаю, лишь косвенно и слабо связанное с нашим существом. Сколь смешанное общество собирается в храме славы! Полководцы, министры, шарлатаны, певцы, миллионеры... и достоинства этих господ оцениваются гораздо беспристрастнее и уважаются больше достоинств духовных, особенно высших категорий...»

Напрашивается вывод, что жить ради славы не стоит. Но тем не менее, как писал Гоббс, «слава - последняя слабость благородных людей - есть то, что побуждает выдающиеся умы пренебрегать наслаждениями и жить трудовой жизнью».

«Так вот, эта слава есть, бесспорно, нечто производное - эхо, отражение, тень, симптом заслуг, а так как во всяком случае объект ценнее самого восторга, то, следовательно, источник славы заключается не в славе, а в том, чем она добыта, т. е. в самих заслугах.

Лучшим, чем может быть человек, он должен быть для самого себя; как это отразится в головах других, чем он окажется в их мнении - это неважно и должно представлять для него второстепенный интерес. Поэтому тот, кто только заслужил, хотя и не приобрел славы, обладает главным, и это главное должно утешить его в отсутствие того, что неважно. Человек достоин зависти не за то, что нерассудительная, часто одураченная толпа считает его великим, а за то, что он действительно велик; не в том счастье, что его имя дойдет до потомства, а в том, что он высказывал мысли, достойные того, чтобы их хранили и о них раздумывали столетиями».

Прочитайте еще раз этот отрывок, дорогие мои гениальные читатели, и успокойтесь, если дело только в том, что к вам не пришла слава, и придумайте еще что-нибудь гениальное. Рано или поздно ценители найдутся!

«Ставить кому-либо памятник при жизни - значит объявить, что нет надежды на то, что потомство его не забудет».

Жаль, что этого не читали наши вожди. А теперь изречение для молодых:

«Слава и молодость - это слишком много для смертных... Молодость и так богата сама по себе и должна этим довольствоваться. К старости, когда желания и радости умирают, как деревья зимой, как раз время для вечнозеленого дерева славы; ее можно уподобить поздним грушам, зреющим летом, но годным в пищу лишь зимой».

Высказывания Шопенгауэра о соотношении чести и славы имеют психотерапевтическое значение.

«Честь субъекта показывает лишь, что он не составляет исключения, слава же - что он является именно исключительной личностью. Поэтому славу приходится завоевывать, честь же - только хранить, не терять». Когда человек гонится за славой, он вынужден что-то делать. При этом можно прославиться, но потерять честь. Приобрести быстро славу и сохранить при этом честь - дело чрезвычайно трудное.

А следующий отрывок специально для тех, кто занимается фундаментальными науками и одновременно хочет прославиться.

«Трудность создать славу путем творений по легко уяснимым причинам обратно пропорциональна числу людей, составляющих «публику» этих творений. Трудность эта гораздо значительнее при творениях поучающих, нежели тех, которые созданы ради развлечения. Труднее всего приобрести славу философскими произведениями; обещаемое ими знание, с одной стороны, недостоверно, с другой - не приносит материальной выгоды; поэтому они известны вначале лишь соперникам, т. е. тем же философам. Эта масса препятствий на пути к их славе показывает, что если бы авторы гениальных творений создавали бы их не из любви к ним самим, не для собственного удовлетворения ими, а нуждались бы в поощрении славы, человечество редко или совсем не видело бы бессмертных произведений. Тот, кто стремится дать нечто прекрасное и избегнуть всего дурного, должен пренебречь суждением толпы и ее вожаков... Справедливо заметил Озорий, что слава бежит от тех, кто ее ищет, и следует за теми, кто ею пренебрегает: первые подлаживаются к мнению толпы, вторые же не считаются с ними(выделено мною. - М. Л.)».

Шопенгауэр придает славе относительную ценность, ибо она основана на отличии данного человека от других. Она вовсе исчезла бы, если бы все стали такими же, как знаменитый человек. Вот почему постоянно находится в беспокойстве человек, который хочет выделиться, прославиться, например тем, что модно одевается. «Ценность абсолютна лишь тогда, если она сохраняется при всяких условиях; такова ценность человека «самого по себе»... Поэтому ценна не слава, а то, чем она заслужена; это сущность, а сама слава - лишь придаток; она является для носителя преимущественно внешним симптомом, лишь подтверждающим его высокое о себе мнение... Но она - не безошибочный симптом, ибо бывают заслуги без славы и слава без заслуг.

Лессинг удачно выразился: «Одни бывают знаменитыми, другие заслуживают этого». Мы, когда жаждем славы, ориентируемся на мнение других о нас. Мы как бы смотримся в зеркало. Но если зеркало кривое или замутненное, неужели внешность наша от этого меняется? Нет, конечно. Просто мы видим не себя, а искаженное изображение или вообще ничего. И виновата не рожа, а зеркало.

«Легче всего приобрести славу, путешествуя: путешественник удостаивается славы за то, что он видел, а не за то, как он мыслил».

Кроме того, в данном случае «гораздо легче передать другим и сделать им понятным то, что довелось видеть, чем то, о чем довелось размышлять; в связи с этим публика гораздо охотнее читает первое, чем второе.

Уже Асмус говорил: «Кто совершил путешествие, тот может многое порассказать». Однако при личном знакомстве со знаменитостями этого сорта легко может прийти на ум замечание Горация: «Переехав море, люди легко меняют климат, но не душу».

Тому, кто все-таки хочет добиться большой славы, Шопенгауэр советует браться человеку за решение великих проблем, касающихся общих, мировых вопросов, и поэтому крайне сложных.

Он «...не проиграет, конечно, если станет по возможности расширять свой кругозор, но он должен это делать равномерно, по всем направлениям, не забираясь слишком далеко в специальные области... а тем паче увлекаться мелкими деталями... Именно то, что открыто для всех, дает ему материал к новым и правильным комбинациям. Поэтому и заслуга его будет признана всеми теми, кому известны эти данные, т. е. большей частью человечества. Вот на чем основано крупное различие между славой поэта и философа и той, какая выпадает на долю физика, химика, анатома, минералога, зоолога, историка и т. д.».

Шопенгауэр не советует гоняться за славой, ибо если ты прославился, тебя замучают завистники. «Ведь слава, приобретенная человеком, воздымает его над всеми остальными и настолько же понижает каждого другого; выдающаяся заслуга всегда удостаивается славы за счет тех, кто ничем не отличился... Отсюда понятно, почему в какой бы области ни появилось прекрасное, тотчас же все многочисленные посредственности заключают между собой союз с целью не дать ему хода, и если возможно - погубить его. Их тайный лозунг «А bas le merite» - долой заслуги. Но даже те, кто сами имеют заслуга и ими сами добыли себе славу, без удовольствия встречают возникновение чьей-либо новой славы, лучи которой заставят померкнуть их собственный блеск».

Большой психотерапевтической ценностью являются «Правила и поучения» Шопенгауэра. Некоторым из них я посвящаю целые занятия. Вот, в частности, весьма полезные рассуждения, в которых довольно подробно изложен основной принцип гештальттерапии -

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: