Эффект колобка»: уход, бегство отовсюду – от ВСЕХ ци- вилизаций.

Примеры предыдущего пункта показывают, что для прозы

М характерно демонстративное отчуждение, отталкивание от русского «мира», от русской цивилизации, как таковой.

Очень условно36 можно сказать, что проза Мандельшта- ма37 – это его «цивилизационный» дискурс, манифестация его ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО «само-позиционирования», в то время как его поэзия есть его «культурный» дискурс и, несо- мненно, относится (прежде всего, им самим относится) к рус- ской КУЛЬТУРЕ.

Эту бросающуюся в глаза текстуальную дихотомию у М от- метил С. Аверинцев в своей критической статье [21]: «Но функ- циональное размежевание между стихами и прозой “Шума времени” и “Египетской марки”, какая-то мандельштамовская диглоссия, — это феномен, о котором пока еще недостаточно говорили».

Аверинцев, реакция которого на дискурс М очень суще- ственна и даже «знакова» для наших рассмотрений, не хочет видеть в этой прозе принципиальный «цивилизационный» дискурс. Его, выдающегося представителя русской цивилиза- ции, раздражает «уход», «бегство» М от РЦ. Аверинцев скры- вает внутреннее (и вполне российское!) неприятие подобного бегства за упреками М в тривиальном, «не нужном» для уровня М, возврате к этничности.

Аверинцев говорит в [21]: «Еврейская тема — это для Зеева Жаботинского, не для О. М. Я понимаю еврейского патриота и почитателя Зеева, который огорченно, даже оскорбленно, ска- зал мне о поэте: “Что там, он от нас сбежал”. С одной сторо- ны, уж если кто “не мальчик, но муж”, так это Зеев, а Оська как

36 В понятийной системе Шпенглера, что вполне оправданно в этом контек- сте.

37 Прежде всего, ШВ, ЕМ и ЧП.

раз выходит вечный мальчишка; но ведь с другой стороны, на фоне внутреннего опыта поэзии О. М., Зеев со своим сионист- ским героизмом — наивное дитя. Если бы для О. М. все сво- дилось к тому, что нужно развеять псевдоморфозу ребяческой связи с миром державным, вспомнить о своей еврейской иден- тичности, высвободить еврейское ядро от гойской скорлупы... Всего-то».

Аверинцева38 раздражает дискурс прозы М, который он представляет как попытку («наивную, ребяческую», конечно)

«возврата к еврейской идентичности».

Но «шиш»39, дело глубже: М в каком-то смысле убегал от

ВСЕХ цивилизаций, как колобок40 – и от еврейской (в этом

«еврейский патриот» прав) и от русской, и от германской (за- падноевропейской), а «восточные» цивилизации (исламская, буддистская) были для М неприемлемы в принципе.

М сам выражает идеологию «ухода», ментальность «циви- лизационного колобка» в ряде текстов:

(1914) В программном в этом смысле стихотворении «По- сох» М эксплицирует «уход вообще» и уход (одновременно) от РЦ – «черные пашни», и от ЕЦ – «виноградники домашние», в частности:

«Посох мой – моя свобода, / Сердцевина бытия. /

<…> Посох взял, возвеселился / И в далекий Рим пошел. / Знаю, снег на черных пашнях / Не растает никогда, / Виноградников домашних / Не пьянит меня вода. /

Вариант: И печаль моих домашних / Мне по-прежнему чужда.»

(1933) «Не искушай чужих наречий, но постарайся их за- быть...»:

«Что, если Ариост и Тассо, обворожающие нас, /

Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз?»

38 Как и «еврейского патриота» – не случайно здесь «я понимаю…»: оба они, и Аверинцев, и «еврейский патриот», порождены одной – российской – циви- лизацией.

39 Выражение Аверинцева в [21].

40 Или как grenzgänger Чарли Чаплина, или как такой же grenzgänger Пауль

Целан?

Этот пример приведен М. Каганской в [36, с. 184]. В этой же статье Каганская говорит о мандельштамовских «Агасферовых странствиях по культурным диаспорам»41.

В ряде текстов и мемуарных свидетельств мы видим, что М отталкивается и от современной западноевропейской циви- лизации42 – но не от западноевропейской культуры (в смысле

*дихотомии Шпенглера!), которая фокусируется для М в фигу- рах Данта и Гете.

Примеры:

– (1923) «Андрей Белый. Записки чудака»: «Книжка Белого – в полном соответствии с немецкими учебниками теософии, и бунтарство ее пахнет ячменным кофе и здоровым вегетарианством. Теософия – вязаная фуфайка вырождающейся религии. <…> Чистенький ней- тральный кусочек земли и в то же время в сытом своем междуна- родном благополучии самый нечистый угол Европы. <…> “Записки чудака” свидетельствуют о культурной отсталости и запущенности берлинской провинции и художественном одичании даже лучших ее представителей» [II, c. 292-294].

– (1928) Э. Герштейн описывает43 реакцию М на текст Пруста: «…на- конец он [М] процитировал законченную фразу из Пруста и вос- кликнул с отвращением: “Только француз мог так сказать”» [8, с. 13].

– (1930) Э. Герштейн фиксирует в мемуарах впечатление М от встречи с Л. Каменевым: «Мандельштам отозвался о Каменеве сдержанно: “Gelehrter” <…>, указывая на ОГРАНИЧЕННОСТЬ мышления Ка- менева и НЕМЕЦКУЮ АККУРАТНОСТЬ в его кабинете» [8, с. 396].

– (1933) Э. Герштейн пишет в мемуарах: «… я хорошо помню, как, чи- тая “Закат Европы”, Осип Эмильевич раздраженно бормотал: “Не- мецкий профессор!”» [8, с. 46].

41 Но М явно сложнее, чем простак Агасфер. Хотя бы потому, что геометри- ческая метафора «пространства передвижений» у Агасфера – ориентируемая сфера (поверхность земного шара), в то время как для М соответствующая геометрическая метафора – неориентируемый лист Мёбиуса, см. Введение.

42 В ее немецкой и французской ипостасях, выраженных для М, прежде все- го, разумеется, в тексте, в ЛИТЕРАТУРЕ.

43 В мемуарах 90-х гг.

– (1935, апрель) С. Рудаков отмечает демонстративные негативные вы- сказывания М о французской литературе («литературе»!)44: «…О.Э. переводит “Иветту”45 и ЗЛОБСТВУЕТ ОТ НЕЛЮБВИ <…>. Пере- водя Иветту, он РАЗЪЯРИЛСЯ окончательно и сказал бессмертную фразу: “Что французы? о чем можно говорить с французом? Это кошка, опоившаяся валерьянкой. У них один Мериме чего-нибудь стоит”»46.

– (1935, ноябрь) С. Рудаков записывает реакцию М на культурологи- ческую немецкую книгу: «Об этой книге47 с О. разговоры, сводящие- ся к ПРОКЛЯТИЯМ Запада как СИСТЕМЫ НАЦИЙ»48.

* * *

Итак, «уход» отовсюду. Но дело в том, что, «убегая», М-«колобок» использовал еврейскую «пограничную мета- цивилизацию», точнее, ее «механизм» (см. Главу 1), как канал (способ) для осуществления этого «бегства», для того, что П. Целан, который в значительной степени являлся «реинкар- нацией» М, назовет позже Grenzgängerei49[6, c. 66].

Здесь неизбежно напрашивается точное сравнение с «бук- вальным» образом Grenzgängerei в одном из фильмов Чапли- на50: герой пытается уйти от преследования, убегая вдоль го- сударственной границы, так что ноги находятся в разных го- сударствах.

44 Может быть, сознательно пародирующие известный пушкинский дис- курс о «французской словесности».

45 Мопассана.

46 В записях С. Рудакова, цит. по [8, с. 136, 138].

47 Г. Вельфлин. “Основные понятия истории искусства. Проблемы эволю- ции стиля в новом искусстве”, перевод с нем., Academia, 1930.

48 Записи С. Рудакова, цит. по [8, с. 161].

49 = 'приграничные переходы, пересечения границ'.

50 Которому М явно симпатизировал и с которым, судя по некоторым тек- стам, в значительной степени себя отождествлял в 30-х гг.

Гл ав а VI

От тор ж ени е М а н д е л ьшт ама «рус ск о й ци- ви лиз а ц и ей». М а ни ф е с т а ция э т о г о пр о- це с с а в кр итик е и м е м уар и с тик е. Фа к т ор ы, сп о с о б с т ву ю щ и е р е а кции о т тор ж ения

Мандельштама нужно отправить обратно к дяде в Ригу

В. Хлебников

Сергей Есенин однажды даже пытался бить Мандельштама. И было за что

А. Коваленков, критик-мемуарист.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: