Отношение ближнего и дальнего зарубежья к росту торговой активности России

Надо сказать, что противники России по Ливонской войне были настроены весьма негативно относительно бурно развивающейся англо-русской торговли. Сигизмунд II Август, последний польско-литовский монарх из династии Ягеллонов, в 60-е гг. XVI в. писал английской королеве: «Московский государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву: ибо сюда привозят не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное, привозятся не только произведения художников, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская навигация будет продолжаться, то что будет… неизвестно»[667]. Император Священной Римской империи Рудольф II (1576-1612) имел сходное мнение. В отношениях с Россией он придерживался нейтралитета, в отличие от своего отца Максимилиана II (1564-1576), который был более лоялен к России. Однако что касается Ливонии, все императоры - и Фердинанд I (1556-1564), и Максимилиан II, и Рудольф II - считали ее частью своей Священной Римской империи, о чем неоднократно напоминали Москве, требуя прекратить воевать «убогих ливонцев». Уже в безвыходной для России ситуации в Ливонии в 1580 г. русская дипломатия предложила Рудольфу II союз против турок, рассчитывая, очевидно, на отмену запрета свободно ввозить в Россию из Австрии и германских земель оружие, порох и т.п. Расчет не сработал. Австрийский гонец привез следующий ответ императора: «возить в Московское государство медь, свинец, олово он, Рудольф, не запрещал, а запрещен вывоз из империи оружия и всего относящегося к ратному делу еще при Карле V [император в 1519-1556], и потом это запрещение подтверждено при императоре Максимилиане II»[668].

Как мы видим, позиция сопредельных с Россией государств и их патронов в вопросе пропуска в Московию товаров и специалистов из Западной Европы мало изменилась в конце XVI в. по сравнению с его началом, когда дерптский епископ считал своим долгом не допустить проезда в Россию даже одного наемника.

Однако более дальние западные страны (Англия здесь яркий пример) готовы были игнорировать опасения соседей — врагов России насчет наёма русскими зарубежных специалистов, а также проявляли заинтересованность в русско-европейской торговле. Для них после овладения русскими Нарвой она стала главными «торговыми воротами» в Россию. (Северный путь, найденный англичанами, почти два десятилетия оставался их монополией.) В последней трети XVI в. вслед за англичанами в Россию потянулись фламандцы, голландцы, германцы, французы, испанцы. Например, с 1570-х гг. через Нарву с Россией торговали французские купцы из Руана, Парижа, Ля-Рошеля[669]. Нарвские купцы, присягнувшие России, получили от царя различные льготы. В Нарве на службе у России появился самый оригинальный отряд служилых «немцев»: Иван Грозный нанял предводителя балтийских пиратов Карстена Роде и других каперов для защиты нарвского устья. Все наемники-корсары на русской службе получили лицензии у союзника России по Ливонской войне — владельца острова Эзель принца Магнуса[670]. К несчастью для Москвы, Ливонская война с конца 1570-х пошла неудачно. В 1581 г. шведы заняли Нарву. Проект вассального России Ливонского королевства во главе с принцем Магнусом, последовательно обрученным с двумя дочерьми несчастного удельного князя Владимира Старицкого (племянницами Ивана Грозного), также рухнул. В этой обстановке датский король Фредерик II, одно время почти потенциальный союзник России по Ливонской войне, решил прекратить хождение иностранных судов, везших товары в Россию, через датский Зунд, пролив, соединяющий Северное и Балтийское моря. Английские суда, оказавшиеся в Зунде, были там арестованы, а товары конфискованы датской таможней.

С 1581 г. единственной морской торговой дорогой в Россию оказался «английский» северный путь. Он шел Северным и Норвежским морями вокруг Скандинавии. Уже за Полярным кругом корабли попадали в Баренцево и Белое море, а потом бросали якорь в устье Северной Двины, в бухте Св. Николая, где позже, в 1584–1585 г., по совету английских гостей будет заложен главный северный русский торговый порт — Архангельск. До основания Архангельска самым оживленным торговым поселением на севере были Холмогоры. Там многие иноземные купцы имели дворы. Северная навигация была короткой и очень опасной, что делало ее менее выгодной по сравнению с нарвской. Однако когда Россия лишилась Нарвы, северный путь оказался очень даже востребован. Им стали ходить не только англичане, но и голландцы[671]. В 1560-е гг. один нидерландский приказчик Брюнель добрался до Колы, откуда отправился в Холмогоры, где выучил русский язык и познакомился с знаменитыми торговыми людьми Строгановыми. Последние сумели даже вытащить Брюнеля из тюрьмы, куда иноземец угодил по подозрению в шпионаже. С 1570 по 1577 г. Брюнель несколько раз курсировал между Нидерландами и русским Севером, выполняя торговые поручения Строгановых[672]. За Брюнелем последовали другие нидерландцы. В 1582 г. русское посольство в Лондоне получило жалобу на другого голландца Яна де ла Валле, который «прознал дорогу к Холмагорам за англичаны»[673]. Русские источники знают этого предприимчивого нидерландца под именем Иван Белобород. Впервые его корабли посетили устье Северной Двины в 1578 г.[674] В Москве выходцам из испанских Нидерландов и северных нидерландских провинций покровительствовали влиятельные люди — Никита Романович Захарьин-Юрьев и дьяк Андрей Щелкалов с братом. Они всегда выступали против исключительных привилегий английских купцов. В итоге русское правительство, давшее Английской (Лондонской) Московской компании право беспошлинной торговли, не собиралось делать северный путь её монополией. В 1582 г. из Голландии в Россию прибыли еще два голландских корабля. Один зафрахтовал лекарь Ивана IV фламандец Иоганн Эйлоф, другой принадлежал нидерландскому купцу фон Залену.

Появление голландцев в устье Северной Двины спровоцировало прибытие в Москву в 1583 г. английского посла Боуса (Бауса). Он должен был получить для Английской Московской компании исключительные права на торговлю с Россией и при этом аккуратно отказать царю в заключении военно-политического союза, а также брака Ивана Грозного с племянницей британской королевы — Марией Гастингс. Боус настаивал: «Дорогу к Белому морю нашли гости нашей государыни, так они одни пусть и ходят этою дорогою»[675]. Как мы уже отмечали, Иван IV готов был пойти на такую («тяжелее дани», по его словам) жертву, но Англия взамен должна была немедленно напасть на Речь Посполитую, Швецию и Данию, «которые его вотчину, Ливонскую землю, извоевали»[676]. Посол отказался вписать в договор это положение, сославшись на отсутствие у него полномочий. Россия не дала англичанам права исключительной торговли.

В итоге северные пристани были закреплены за разными гостями. Корельская, Воргузская, Мезенская, Печенгская и Шумская пристани остались за английской компанией. Пудожерская, куда уже неоднократно прибывал гость из Антверпена Иван Белобород (Ян де ла Валле), предназначалась для Нидерландов. В Кольскую гавань прибывали французы. О предоставлении этой гавани французским гостям в 1583 г. писал Ивану Грозному король Генрих III. Просьба сопровождалась предложением установить дружеские отношения между Россией и Францией. Вскоре переговоры о расширении русско-французской торговли продолжились уже в Париже, куда прибыл московский посланец толмач П. Рагон[677].

Пока англичане, выходцы из разных нидерландских земель, французы и прочие боролись за свои права в русской торговле, объявилась страна, желавшая просто «паразитировать» на этой торговле. Земли Кольского полуострова у Баренцева моря, вдоль которых шел северный путь в Россию, были спорной территорией между Москвой и Копенгагеном. Датская сторона решила брать пошлины с западных кораблей, плывущих вдоль ее берегов в Россию. Уже в 1582 г. датский король Фредерик II, несмотря на мирный русско-датский договор 1578 г. и признание Россией прав Дании на остров Эзель, организовал рейдерский поход своих военных кораблей против торговых судов, плывущих в Россию. Жертвами стали три голландских судна, сумма общего ущерба купцов составила 50 тысяч рублей. Иван Грозный в июне 1582 г. вынужден был отправить датскому королю по этому поводу особое послание, требуя прекратить подобные акции[678]. Так как Россия не имела военного флота, охрану англо-русской торговли на севере пришлось взять на себя Англии. Королева Елизавета послала для защиты своих подданных два военных корабля. Они, видимо, и провели на родину пять британских торговых судов, оказавшихся в 1582 г. в Белом море. До 1639 г. датские рейды прекратились. В морском набеге 1639 г., организованном Копенгагеном, опять пострадали голландцы: 4 нидерландских судна были атакованы 2 датскими военными кораблями[679].

Но все эти неприятности не повлияли на рост торговых операций между Россией и Западной Европой, как и на увеличение числа западных купцов, регулярно бывавших или постоянно ведших дела в Московии. В столичных немецких слободах конца XVI в. можно было встретить три категории торговых «немцев».

К первой, самой обласканной, относились компаньоны Английской Московской компании. Эту группу британских купцов возглавлял главный агент — факто́р, он же был официальным представителем английской короны при русском дворе. Большинство купцов Московской компании принадлежали к новому английскому дворянству, активно включившемуся в прибыльную международную торговлю.

Вторую категорию составили иностранцы из разных стран, объединявшиеся по торговым интересам, землячествам, религиозным предпочтениям, а то и по воле случая. Самыми сильными здесь оказались выходцы из освободившейся от испанцев части Нидерландов. В России их чаще всего именовали по названию одной из провинций — голландцами.

Купцы этих двух категорий не были подданными русского монарха.

Третья категория западных купцов, «московские торговые иноземцы», являлись уже своеобразными подданными русского государя. Это были входили выходцы из разных западных стран, осевшие в Москве, но большинство составляли ливонские торговые люди. Ливонцев принялись выводить в Москву с началом Ливонской войны. Горсей сообщает о «приведенных из Нарвы и Дерпта немецких и ливонских купцах и дворянах высокого происхождения, которых он [царь] расселил с их семьями под Москвой и дал свободу вероисповедания, позволив открыть свою церковь»[680].

В конце Ливонской войны всем иностранным купцам пришлось поучаствовать в финансировании русских затрат. Иван Грозный принялся взыскивать деньги на «свой подъем» и «для тое войны». Известно, что в 1580–1581 гг. с английских купцов была взята 1 тысяча рублей, а в 1581–1582 — 500 рублей[681]. Большинство «немцев», занятых торговлей в России, были профессиональными купцами, однако встречались и люди, совмещавшие коммерческие операции с военной или иной службой. Последнее обстоятельство часто объяснялось увязкой русской стороной торговых вопросов со своей заинтересованностью в наёме на русскую службу западноевропейских кадров.

Надо сказать, что при Иване Грозном российская центральная власть определилась в своем отношении к той роли, которую Россия будет играть в мировой коммерции: это роль оптового поставщика разнообразных сырьевых товаров русского происхождения, а также роль посредника в торговле Запада и Востока. Данная ориентация при поддержке царской власти сохранится и в дальнейшем в XVII–XIX вв. Защита интересов русского купечества в XVI в. царем присутствовала лишь в увязке с каким-либо государственным интересом. Как целенаправленная линия экономической политики она выкристаллизуется лишь в середине XVII в., о чем мы расскажем позже. Однако и в том виде, в каком дирижировала русско-европейской торговлей царская власть при Иване Грозном, она приносила значительную пользу России, обеспечивая ей взаимовыгодный товарообмен, знакомя с достижениями и новыми идеями западноевропейской цивилизации.

Выгоды российско-европейской торговли подогревали интерес европейских торговых людей к России. Неслучайно некоторые образованные купцы, сами никогда не бывавшие в русских пределах, стали авторами довольно подробных и достоверных «Описаний Московии», составленных на основе «Записок» различных послов, а также на сборе информации у западных купцов, живших в России. Таково, к примеру, сочинение С. Нейгебауера из Данцига, который собрал информацию о населении, природе, животном мире, климате, площади и географическом положении России, привел некоторые исторические экскурсы, довольно точно нарисовал облик города Москвы[682].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: