Проект Ливонского королевства

Идея создать в Ливонии вассальное королевство во главе с каким-либо западноевропейским правителем являлась уже третьим подходом московских властей к поиску компромиссного вхождения земель бывшего Ливонского ордена в Россию. «Третий ливонский проект» разрабатывался уже без Избранной рады, при значительном участии пленных ливонских дворян. К концу 1560-х среди ливонских «немцев» русского царя особо значимыми стали Таубе, Крузе, Фаренсбах, Вахтмейстер. Названные ливонцы были энергичными и талантливыми людьми, космополитами по своим взглядам.

О последнем ярко свидетельствует жизненный путь Юргена (Георга) фон Фаренсбаха. На его биографии мы остановимся, чтобы читатель оценил, как причудливо могли переплетаться судьбы конкретных людей, связывая русскую и западноевропейскую историю. Подробности биографии Юргена Фаренсбаха проследил эстонский исследователь Андрес Парве[847].

В европейскую военную историю Юрген Фаренсбах вошел как один из самых ярких кавалерийских военачальников конца XVI в. А в ранней юности он, один их 8 сыновей знатного ливонского помещика, начал самостоятельную жизнь на военной службе за границами Ливонии. К своим 19 годам, когда вернувшийся на родину Юрген Фаренсбах угодил в русский плен, он уже успел послужить в наемных армиях Швеции, Франции, Нидерландов и Австрии. В 1570 г. в России его определили в отряд немецкой тяжелой конницы, действующий против крымских татар. Вскоре Юрген по своей инициативе набрал из ливонских пленников отряд гофлейтов («дворовых людей») в несколько тысяч человек и во главе него под верховным начальством М. Воротынского отличился в битве при Молодях, где в 1572 г. был разбит Девлет-Гирей. Эти подвиги молодого ливонца стали известны Ивану Грозному, и русский царь приблизил его к себе. Далее служба Юргена проходила на полях Ливонии. Он стал сподвижником датского принца Магнуса, русского союзника. В 1575 г. Фаренсбах по рекомендации эзельского наместника Клауас фон Унгерна, сановника принца Магнуса, как знаток русского языка и русских обычаев, перешел на датскую службу. В 1577 г. он командовал датским отрядом, который король Фредерик II послал на помощь восставшему против Стефана Батория Данцигу. В 1579 г. Юрген был уже датским королевским наместником на о. Эзель. Однако в тот же год он решил перейти на польскую службу, где и был встречен с распростертыми объятьями королем Речи Посполитой Стефаном Баторием. В качестве командующего тяжелой конницей Батория Фаренсбах участвовал в войне Речи Посполитой против России. Заслуги ливонца были хорошо оплачены. Он стал одним из крупнейших земельных магнатов Речи Посполитой, владел 3 замками. С Польшей связаны и высшие его карьерные достижения. В 1583 г. 32-летний Фаренсбах стал инфлянским гетманом, т.е. наместником всей «польской Ливонии». В конце 1580-х как командир немецкой пехоты, а потом рейтаров, Фаренсбах громил войска австрийского эрцгерцога Максимилиана, в конце 1590-х участвовал в походе нового польского короля Сигизмунда III Ваза на Швецию, а погиб Юрген в 1602 г. в ходе отражения шведского натиска на Инфлянты. Сыновья Югена тоже стали видными польскими вельможами.

Потомки братьев и родичей Юргена Фаренбаха осели в Браденбурге, Чехии и России. В 1613 г. и в 1629 г. на русскую службу последовательно были приняты братья Фаренсбахи, которых русские источники именуют Дмитрием Андреевичем и Иваном Андреевичем Францбековыми. Оба после перехода в православие стали русскими дворянами. Первый был видным дипломатом, а потом якутским воеводой, много сделавшим для освоения Сибири. Второй служил воеводой в Тотьме, а в 1656 г. принял участие в оформлении союзного договора России и Браденбурга. Российскими офицерами были их дети и внуки, пока род названных Францбековых не прервался в 1725 г. Однако это не означало исчезновения потомков ливонских Фаренсбахов в среде российского дворянства. Еще в середине XV в., вступив на московскую службу, обрусели отпрыски рода Фаренсбахов, ставшие родоначальниками видных московских дворянских родов - Кожиных и Колюбакиных. Возможно, родство с ними сыграло свою роль в быстром возвышении Юргена Фаренсбаха при дворе Ивана Грозного.

Вернемся, однако, к ливонскому кружку, который предполагал Ивану Грозному из «раздробленной» Ливонии воссоздать единое государственное образование — Ливонское королевство, глава которого будет вассалом русского царя. В дальнейшем этот проект несколько раз менял свою форму, но суть оставалась прежней.

Первый вариант этого проекта строился вокруг личности находящегося в России в плену бывшего магистра Вильгельма Фюрстенберга. Иван Грозный выделил ему «на прожиток» городок Любим и отклонял все попытки имперской дипломатии вызволить Фюрстенберга из русского плена. Из сообщений ливонских хронистов и посланий польских дипломатов из Москвы конца 1564 г. следует, что Иван Грозный предложил Фюрстенбергу вернуться на родину и управлять ею по-прежнему, если тот согласится присягнуть московскому царю и его потомкам. По русским источникам для переговоров об этом Фюрстенберг приезжал в Москву из Любима в 1567 г.

Присяга экс-магистра как вассала русской короны должна была быть произнесена не только от него самого, но и от всех чинов и жителей бывшего Ордена. По польской версии, Москва оговорила пять условий автономии Ливонии: «1) по возвращении в Ливонию Фюрстенберг обязан восстановить все греческие церкви; 2) все главные крепости остаются в руках московских; 3) в совете магистра всегда будут заседать шесть московских чиновников; 4) если магистр будет иметь нужду в войске, то должен будет обращаться с просьбою о нем только в Москву; 5) по смерти Фюрстенберга царь назначает его преемника»[848].

С.М. Соловьев, опиравшийся на ливонские и польские известия, относил составление договора к 1564–1565 гг. А.А. Зимин в контексте русских документов датировал описываемые события концом 1560–х гг.

Польские источники утверждали, что бывший магистр согласился. Это сильно встревожило Сигизмунда II Августа, но, к счастью для последнего, скоро в Польше узнали, что, собираясь в Ливонию, в 1568 г. Фюрстенберг умер. По ливонским известиям, старик не пошел на вассалитет, не желая изменить клятве о подданстве Священной Римской империи.

Так или иначе, но смерть Фюрстенберга не поставила крест на планах создания в Ливонии вассального Москве государства. Влияние Иогана Таубе и Элерта Крузе на царя в это время возросло, и по их совету Иван IV решил вести переговоры с двумя другими возможными кандидатами на ливонский престол — ливонцем из знатного вестфальского рода Кетлером и принцем Магнусом, представителем древнего немецкого (ольденбургского и шлезвиг-голштинского) рода, который с XVI в. стал и датской королевской династией.

Оказалось, что Готгард Кетлер бесповоротно выбрал в 1561 г. своим патроном Сигизмунда II Августа, поэтому расчет на него не оправдался. Появлению на московской сцене датского принца Магнуса предшествовали попытки договориться о союзе с врагом Дании — Швецией. Поэтому первая рекомендация Магнуса русскому царю как возможного датского посредника в ливонских делах, которая была сделана датской стороной еще в 1559 г., осталась тогда без внимания. Несмотря за захват шведами Ревеля в 1563 г., Москва пошла на русско-шведское перемирии на 7 лет. В конце 1560-х в Стокгольме находилось русское посольство. Старый король Густав Ваза уже умер. На престоле сидел его старший сын Эрик XIV. Трем младшим детям — Юхану (Иоанну), Магнусу и Карлу — Густав Ваза выделил, соответственно, герцогства — Финляндское, Остерготландское и Зедерманландское. Братья плохо ладили между собой, но страх быть свергнутыми влиятельной землевладельческой знатью, всегда составлявшей в Швеции первое из четырех ее сословий, заставлял их держать «худой мир». Сдерживающим фактором была и угроза в случае внутренней смуты вновь оказаться под датской короной. Однако Сигизмунду II Августу удалось переманить на свою сторону финляндского герцога Юхана. Ягеллон отдал ему в жены свою сестру Екатерину, а за полученную субсидию посулил в залог ряд ливонских владений. Юхан стал убеждать короля Эрика XIV, что польско-шведский союз выгоднее дружбы с Москвой. Эрик не поддался и велел финским войскам идти на Сигизмунда II Августа. Тогда финляндский герцог восстал, но был осажден в крепости Або. Через два месяца его принудили сдаться, и он оказался в заключении вместе с женой, отказавшейся его покинуть.

Высокопоставленные шведские сановники еще до осады Або приговорили Юхана к смерти. Умертвить брата советовал Эрику XIV и его главный советник Персон. Однако король не решился на это, но возместил «упущенное» казнями прочих подданных. Эрик страдал душевной болезнью, которая обострилась от пережитых волнений. Королю везде чудились измены, а «бояробоязнью» он стал напоминать московского государя. В итоге, если за 1562 г. в Швеции был вынесен один смертный приговор, то в 1563 г. казнили 50 человек (32 — по делу Юхана), а к октябрю 1567 г. число жертв возросло до 232[849].

Конечно, масштабы, не сопоставимые с опричными «подвигами» Ивана Грозного, апогеем которых был зимний (1569–1570 гг.) поход на русский Север. А.А. Зимин собрал сведения различных источников на данный счет[850]. Уже в Клину, куда царь прибыл с 15-тысячным отрядом, расправились с 470 торговыми людьми из Пскова и Новгорода, вызванными по государеву приказу. В Твери Иван «приказал грабить все — и церкви, и монастыри, пленных убивать, равно как и тех русских людей, которые породнились и сдружились с иноземцами… трупы их спускать под лед в Волгу». В Торжке убили всех содержащихся там пленных немцев, поляков и татар. Но все это меркнет по сравнению с тем, что началось в Новгороде. Число жертв было огромно, хотя точно его определить нельзя. Из иностранцев-современников наименьшую цифру привел Джерио — 18 тысяч человек; наибольшую Горсей — 700 тысяч. Псковский летописец называет 60 тысяч мужчин, женщин и детей. Немцы-опричники Таубе и Крузе писали о 12 тысячах знатных и 15 тысячах простолюдинах, умерщвленных по царской воле. Курбский утверждал, что за один день Иван убил 15 тысяч человек, новгородское предание исчислило казненных в первый день в 2770 человек. По Шлихтингу, в Новгороде погибли «2770 из более знатных и богатых, не считая лиц низкопоставленных и беспредельного количества черни».

По сравнению с этим террором казни шведского короля Эрика XIV выглядят «детской игрой», но от нашего внимания не должен укрыться факт, что во всей Европе эпоха становления централизованных государств являлась временем, скорым на расправу. Итальянский гуманизм не помешал Макиавелли давать государям жестокие советы, рассматривающие казни как эффективное средство воздействия на подданных. В XV–XVI вв. на европейских престолах, как по команде, оказываются кровожадные властители: то расчетливые тираны типа Людовика XI Французского, то психически неуравновешенные «страдальцы» вроде Генриха VIII Английского, его дочери Марии Кровавой или испанского короля Филиппа II. Иван Грозный оказался в «хорошей компании», правда, никто из коронованных «братьев» русского царя не поднимал массовый террор против собственных подданных на пьедестал основного средства проведения в жизнь государственной политики.

Заваливание русского государства в деспотию оказалось главной причиной срыва русско-шведского союза. Вместо поиска компромисса русские послы вынуждены были настаивать на абсурдном требовании царя: выслать в Москву Екатерину, супругу Юхана. Иван IV не мог забыть, что после смерти своей первой жены Анастасии он безуспешно сватался к Екатерине Ягеллонке, сестре Сигизмунда II. Теперь царь хотел использовать ее не то для «досады» польскому монарху, не то для брака (хотя до 1569 г. была жива его вторая супруга, пятигорская княжна Мария Темрюковна). Чтобы снять требования Ивана Грозного о высылке Екатерины Ягеллонки в Москву, Эрику пришлось выпустить брата на свободу. Боясь мести Юхана, Эрик окончательно сошел с ума и стал упрашивать московских послов увезти его в Москву, так как «боится он бояр своих и воли ему ни в чем нет»[851]. 29 сентября 1568 г. подданные Эрика действительно восстали. В ходе мятежа были ограблены русские послы. На шведский престол сел новый король — Юхан (Иоанн) III.

Но даже после этого шанс на мир России и Швеции оставался. Юхан III поспешил направить в Россию посольство во главе с Павлом, епископом Абоским. Для послов заранее получили гарантии безопасности. Епископ Павел должен был заключить мир и «соседство». «Братство» с шведским королем Иван IV по-прежнему не признавал. В качестве условий шведы выдвигали требование закрепить за их королевством те земли в Ливонии, которые уже были ими захвачены и которые, как заявляли послы, царь «уступил Эрику». В ответ Швеция готова была признать за Россией завоеванные ею ливонские области. Это был взаимовыгодный компромисс, но у Московии еще не было опыта участия в больших европейских многосторонних конфликтах и понимания, что их нельзя выиграть в одиночку. По прибытии в Новгород 14 ноября 1569 г. шведские послы, несмотря на опасные (охранные) грамоты, были ограблены. 10 января 1570 г. их доставили в Москву, где 1 июня начались переговоры. Русская сторона - И.М. Висковатый и А. Васильев - опять связали условия мира с прибытием в Россию теперь уже шведской королевы Екатерины. Это был прямой вызов.

Пошли на него не просто так. Выяснилось, что принц (герцог) Магнус, младший брат датского короля Фредерика II, не прочь согласиться на то, что некогда предлагали Фюрстенбергу и Кетлеру. В итоге шведских послов задержали в России, отправив 12 июня 1570 г. в ссылку в Муром.

Магнус был «найден» при посредничестве все тех же ливонских дворян на русской службе Иоганна Таубе и Элерта Крузе. Может быть, они и подсказали царю идею создания буферного Ливонского государства как более приемлемой формы подчинения России прибалтийского населения, тем более что международная конкуренция в борьбе за Ливонию возрастала. Надеялись, что вассальное автономное королевство, в отличие от прямого вхождения ливонских земель в Россию, будет меньше раздражать окрестные государства, имевшие свои виды на Ливонию.

Стоит остановиться на фигуре принца Магнуса. «Герцог Магнус, - писал Джером Горсей, фактор (глава) в России английской Московской компании, - старший сын Христиана, герцога Голштинии, родился до того, как его отец был избран королем Дании, нынешний (датский) король Фредерик родился после, возникшая между ними яростная распря заставила Магнуса обменять свое Голштинское герцогство на остров Эзель с правом на Ригу и Ревель, которое оспаривал шведский король Иоганн (Юхан), а также на многие другие города и крепости в Ливонии, завоеванные русским царем...»[852]

Мы привели эту цитату, чтобы продемонстрировать, какие смутные слухи ходили вокруг Ливонии в странах, далеких от борьбы за нее. В реальности Магнус был на 6 лет моложе своего брата Фредерика II, датского короля с 1559 г. И это Фредерик родился в 1534 г., когда шлезвиг-голштинский герцог Кристиан еще не был датским королем Христианом III[853]. В начале правления Фредерика II между ним и Магнусом не было вражды. Оба были сторонниками юнионистской политики, желали возродить Кальмарскую унию, вернув датской короне Швецию и Финляндию. Фредерик II также собирался упрочить связь Дании с родным для его династии Шлезвиг-Голштинским герцогством[854] и распространить датское влияние на часть Ливонии. В свете последних планов он предложил брату отказаться в его пользу от завещанного Магнусу отцом Шлезвиг-Голштинского герцогства в обмен на владения епископа Эзельского и Пильтенского Йоханна фон Мюнхаузена. По секретному соглашению 1559 г. с Мюнхаузеном Фредерику II были уступлены за 30 тыс. талеров крупный эстляндский остров Эзель (совр. Эстонская Саарема) и 7 разрозненных территорий в Курляндии, самым значимым из которых был северо-курляндский город Пильтен. Также Мюнхаузен соглашался на потенциальный переход к Дании Ревеля и Риги. 18-летний Магнус принял предложение брата-короля. Осуществись их планы, Дания превратилась бы в доминирующую силу в Скандинавии и Балтии, а Магнус становился влиятельным монархом. Однако в отличие от брата Фредерика II Магнус не обладал никакими административными, дипломатическими и полководческими талантами. В сложной ливонской обстановке он к середине 1560-х гг. утерял контроль за всеми уступленными территориями, кроме Эзеля и небольшого района напротив него в Северной Эстонии. Фредерик II не оказывал должной поддержки брату, и Магнус решился с подачи «русских ливонцев» Таубе и Крузе разыграть «русскую карту», променяв вассалитет по отношению к Дании на вассалитет по отношению к России. О последнем он, естественно, не сообщал Фредерику II.

К концу 1560-х и владелец Эзеля, и датский король опасались претензий Сигизмунда II Августа и Юхана III на выбранные ими сферы влияния в Ливонии, это давало русской дипломатии большие шансы на создание русско-датского альянса в различных конфигурациях.

Таубе и Крузе списались с датским принцем в апреле 1569 г. В сентябре 1569 г. посланцы Магнуса прибыли в Москву. 27 ноября в Александровской слободе им вручили грамоту, содержащую условия создания Ливонского королевства. Царь торопился в Новгородскую карательную экспедицию, поэтому договорились, что Магнус прибудет в Россию в течение 1570 г.[855]

Союз с Магнусом решили оформить договором и политическим браком Магнуса с представительницей династии московских Рюриковичей. В 1570 г. принц приехал в Москву и был обручен с царской племянницей, дочерью недавно умерщвленного Владимира Андреевича Старицкого, - Евдокией или Евфимией.

Условия, оговаривающие вассалитет эзельского властителя, были таковы: «1) если царь сам выступит в поход и позовет с собой короля Магнуса, то последний обязан привести с собой 1500 конницы и столько же пехоты; если же царь не выступит в поход, то и Магнус не обязан выступать; войско Магнусово получает содержание из казны царской; если Магнус поведет свое войско отдельно от царя, то считается выше всех воевод московских; если же Магнус не захочет сам участвовать в походе, то обязан внести в казну царскую за каждого всадника по 3 талера, а за каждого пехотинца — по 1,5. Если сам царь лично не ведет своих войск, то Магнус не обязан присылать ни людей, ни денег до тех пор, пока вся Ливония будет совершенно успокоена; 2) если Магнус будет вести войну в Ливонии и царь пришлет туда же московских воевод, то король имеет верховное начальство над войском, советуясь с воеводами; 3) Магнусу, его наследникам и всем жителям Ливонии даруются все прежние права, вольности, суды, обычаи; 4) сохраняют они свою религию аугсбургского исповедания; 5) города ливонские торгуют в московских областях беспошлинно и без всяких зацепок… король Магнус даст путь чистый в московские области всем заморским купцам со всяким товаром, также всяким художникам, ремесленникам и военным людям; 6) если Рига, Ревель и другие города ливонские не признают Магнуса своим королем, то царь обязывается помогать ему против всех городов и против всякого неприятеля; 7) по смерти Магнуса и потомков его преемник избирается по общему согласию всех ливонцев»[856].

Новый проект, как мы видим, продолжал линию на компромисс, заложенный еще в жалованных грамотах Нарве и Юрьеву (Дерпту). Магнусу предложили вассалитет в западноевропейском духе, а не подданичество, утвердившееся в Московском княжестве с середины XV в. Документы из датских архивов содержат даже информацию, что царь намекал на свою готовность объявить Магнуса и его детей наследниками московской короны.[857] (Царь часто бывал не в ладах со своим старшим сыном Иваном, похожим на него характером, и вполне мог шантажировать царевича таким поворотом событий.) Жителям Ливонии, судя по договору, Москва тоже не собиралась навязывать свои социокультурные образцы. Россия соглашалась сохранить во внутренней жизни Ливонии привычный тамошним жителям статус-кво.

К такой гибкости в отношении Ливонии царя толкала международная обстановка второй половины 60-х гг. XVI в. Постоянная опасность, грозившая России с юга — со стороны Крыма и Турции - заставляла все время воевать на два фронта. Это истощало русские силы, перенапрягало страну. В середине — второй половине XVI в. наметилась тенденция к усилению южной военной опасности. К русским делам стал проявлять большое внимания турецкий султан Селим II. Отчасти это произошло из-за расширения османской экспансии XVI в. в Европу в целом. Другой причиной стало поглощение Россией мусульманских ханств в Поволжье. Султан считал себя преемником халифа, покровителем всех мусульман. Блистательная Порта решила непосредственно участвовать в восстановлении Астраханского и Казанского царств. В 1569 г. в Кафу было направлено 17-тысячное турецкое войско, включая янычарские части, артиллерию и суда. К счастью для России, крымский хан Девлет-Гирей опасался роста своей зависимости от Стамбула. В результате этот турецкий «подручник» так провел османов по степным путям, что турецкое войско измоталось еще до начала боевых действий. К тому же османы тащили корабли и пушки, надеясь спустить их водой до Астрахани по каналу, который следовало вырыть на переволоке между Доном и Волгой. Последнее оказалось затеей фантастической. Крымский хан расписал союзникам русскую мощь в Астрахани и «прелести» местного климата зимой. В итоге османо-татарское войско так и не решилось штурмовать Астрахань. Янычары решительно проигнорировали приказ султана о зимовке под Астраханью, и все вернулись в Кафу, откуда потом отплыли восвояси.

Берега Босфора вскоре посетили два русских посольства: Ивана Новосильцева (январь-сентябрь 1570 г.) и Андрея Кузминского (весна 1571 г.). Москва пыталась «помириться» с Турцией. Пришлось срыть русскую крепость, построенную на Тереке в земле царского тестя, кабардинского князя Темрюка (отца второй жены Ивана Грозного). Обещали также держать волжский путь открытым для турецких купцов.

Параллельно Москва налаживала дружеские контакты с врагом Османской империи — Персией. В 1569 г. к шаху Тахмаспу I поехал московский гость А.А. Хозников[858]. Являясь крупным купцом, он часто выполнял государственные поручения. Очевидно, в этой поездке были совмещены торговые и политические интересы Москвы. С русским послом в Персию были посланы 100 пушек и 500 пищалей[859].

Тем временем русские послы в Крыму умело затягивали переговоры, побуждая хана Девлет-Гирея воевать польско-литовские рубежи, а от Москвы довольствоваться умеренными «поминками». Положение русского посольства в Крыму было не из легких. Отвадив султана от военных авантюр в Поволжье, Девлет-Гирей развязал себе руки. Теперь, лавируя между Москвой и Литвой, он мог выбрать время и нанести удар по любой из этих стран, в зависимости от того, чье положение будет наиболее уязвимо или кто за мир предложит большую плату.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: