Жанры религиозной литературы

Халифу Омару принадлежат слова: "Поэзия была для людей знанием, достовернее которой у людей не было". Данная теза может пролить свет на раскрытие феномена карачаево-балкарского менталитета, основным свойством которого является поиск истины, справедливости (оба понятия неразрывны при этом) через слово. Для подтверждения своей мысли, для определения явления жизни у карачаево-балкарца всегда была возможность привести пословицу, притчу, спеть песню или рассказать легенду. Истина, справедливость и красота в его сознании были объединены. Несомненно, поэзия служила карачаево-балкарцам орудием познания окружавшего мира, понимание его достигалось через описание поэтическим словом. При этом обязательным элементом была красота слога, красота стиля. Только тогда эти знания считались достоверными. Но красота слога в понимании балкарцев и карачаевцев отличалась от понимания красоты в восточной поэзии, она была продиктована образом жизни народа, его борьбой за выживание в суровых условиях гор. "Человек всегда обязан стараться быть добрым, благородным, щедрым, верным в дружбе и любви, быть преданным своему делу, отчей земле, родному очагу, - писал Кайсын Кулиев, - ему необходимы стойкость, храбрость, перед врагами мужество в жизни - вот главное содержание, суть наших сказок, как и у всех народных сказок на свете. Но при таком общечеловеческом содержании в сказках балкарцев и карачаевцев заключены конкретные национальные черты, своеобразие быта, жизни, особенности характера народа. Они порождены нашей родной землей и похожа на нее, в них мы видим ее облик, уже не говоря о языке и его прелести. Многие наши сказки родились в горах. В них живет высота и свет вершин. Они похожи на горы, у них одна суть. Как прекрасны они - сказки и горы!"

Художественное слово полифункционально, многомерно. Оно - и орудие познания и сила воздействия, и средство для выражения чувств и построения образа окружающего мира и развития человеческих отношений...

Если постараться определить значение художественного слова в конкретной исторической обстановке - в XIX веке, то оно в ряду других значительных функций несло функция "жапсарыу" ("утешение"). Это хорошо понимал Кязим, который не уставал повторять:

Мени сезюм - негерди тюзге,
Тыянч факъыргьа, ёксюзге".

Подстр. Перевод

"Мое слово дружит с правдивым,
Оно - опора для бедных и сирых".

В национальном сознании карачаево-балкарцев закрепилось мнение, что правду можно познать через поэтическое слово, т. е. не через разум, а через чувства. В самом деле, хотя, казалось бы, что чувства, эмоции человека рождаются под внешним воздействием, под влиянием минуты и они в своей сущности менее выверены опытом, а мысли - результат накопленных знаний, последние чаще обманывают человека, нежели чувства.

Мир чувств, отраженный в поэзии, т.е. через красоту слога - вот истина и ей служили как светские поэты XIX века, так и те, кто творил свои произведения на религиозную тему.

Одной из сложных проблем теории литературы является определение литературного жанра. Существует специальное научное направление, исследующее эту важную теоретическую проблему на разных уровнях. Оно берет начало с античности, с работы Аристотеля "Поэтика". Однако до сих пор среди литераторов нет единства в определении многих аспектов жанра. Еще сложнее обстоит дело в определении жанров духовной (религиозной) литературы.

Более 70 лет в этой области не осуществлялись не только теоретические исследования, но не велась даже первичная литературоведческая работа - публикация текстов, их атрибуция, определение историко-типологических аспектов.

Исследование духовной литературы в Российской науке не пошло далее "Разысканий..." А.Н.Веселовского, осуществленных в конце Х1Х века (40). Духовная литература и других народов СССР также не изучалась на протяжении Советской эпохи.

Первая удачная попытка дать полную характеристику религиозной (или как определяет ее автор - "духовной") литературе сделана, С.Хайбуллаевым в монографии "Духовная литература аварцев". С.Хайбуллаев - автор многих известных исследований по дореволюционной дагестанской литературе, в его работе обобщены наблюдения многих лет. Исходя из фактического материала аварской литературы С.Хайбуллаев вычленяет следующие жанры религиозной поэзии и прозы: мавлиды, хадисы пророка, турки - проповеди, дууа-молитвы. (41).

Разделяя историко-типологический подход С. Хайбуллаева в решении важной теоретической задачи, необходимо отметить, что названные жанры соответствуют истории развития аварской литературы. Карачаево-балкарской религиозной литературе, не имеющей такой богатой истории как аварская, характерна другая жанровая классификация, не совпадающая с жанрами духовной литературы аварцев и шире - Дагестана.

Карачаево-балкарская религиозная литература представлена только прозаическим и поэтическим вариантами х. Драматические жанры находились и в развитых исламских литературах в самом зачаточном состоянии. Наиболее развиты поэтические формы.

Из прозаических жанров карачаево-балкарской религиозной поэзии можно выделить уаз, фатыуа, дууа, агиографическою прозу ("файхамбарны хапарлары" - "рассказы о файхамбарах").

" УАЗ " (ap. "наставление") - проповедь. Стиль проповеди обрабатывалась на различных мусульманских праздниках - курбан байрам, жертвоприношение в честь совершившего хадж, а также по случаю лунного и солнечного затмений, во время молебствий о ниспослании дождя, при надгробных речах, при поминальных обрядах (на 3,52 день, в годовщину смерти, эти даты сами по себе указывают на христианскую обрядность) и потому следует заметить, что они обладали определенным изяществом. Встречаются уазы, составленные ритмизированной прозой, иногда орнаментированные рифмой или рефреном.

К жанру уаз очень близок "дууа" (ар. "просьба"). Дууа в понимании карачаево-балкарцев имеет 3 значения:

1) талисман с текстом молитвы;
2) поминальный ритуал в течение первых 3 суток после смерти мусульманина;
3) произвольная молитва, посвященная достижению определенной цели просьба.

Дууа -, заклинание, в нем очень силен элемент личного боговосприятия. Встречаются дууа, в которых доминируют архаичные элементы, уводящие в мир тенгрианства и, отчасти, христианства. Особенно это явственно выступает при оговорении условий применения дууа в качестве талисмана. Так, некоторые моллы записывали заклинание на фаянсовой чаше, полоскали водой записи (произведенные обычно карандашом) и давали пить человеку, нуждающемуся в такой помощи. В рукописях С. Чабдарова имеется следующая запись: "То, что снимает перчу (сглаз) пишется на украденном яйце и скорлупа толчется в порошок. Порошок дают пить околдованному". И далее следует текст для написания молитвы.

Жанр исламской религиозней литературы дууа в карачаево-балкарской духовности в некоторых случаях синкретизировался с языческими и мифологическими представлениями. "Тилек" ("просьба") и "алгъыш" ("пожелание") - древние жанры карачаево-балкарского фольклора и дууа близки не только семантически, но их объединяет мир образов и теистических представлений. Встречаются произведения, где уповают одновременно и на Тейри и на Аллаха:

"Тейри берсин былагъа
Ёгюзню тартханын,
Атны чапханын,
Ушкокну атханын,
Къойну тюклюсюн,
Ийнекни сютлюсюн...
...Былагъа аманлыкъ этеме дегенни уа,
Тейриден тилеги къабыл болмасын,
Сауаргъа ийнеги болмасын,
Жегерге эшеги болмасын,
Юйюнде къарты болмасын,
Жай - жайлыгъы болмасын,
Къыш - къышлыгъы болмасын,
Жаратхан Аллахдан тынчлыгъы болмасын...

Подстр. перевод:

"Пусть им даст Тейри
Быка сильного,
Коня быстрого,
Ружье меткое,
Овцу шерстистую,
Корову молочную
... А тому, кто захочет им навредить,
Пусть Тейри не услышит его просьбу,
Пусть у него не будет дойной коровы,
Пусть у него не будет даже осла для упряжи,
Пусть у него дома не будет старшего,
Пусть у него летом не будет пастбища,
Пусть у него зимой не будет стойбища,
Пусть Аллах, его сотворивший, не даст ему покоя... "

- говорится в одном типичном благопожелании для молодых в день свадьбы (42).

Такое органичное сочетание совершенно различных мифологических систем, религиозных представлений ничуть не смущало исполнителей и слушателей. В мифологическом фольклоре карачаево-балкарцев и Тейри, и Аллах, и святая Мариям и поныне мирно сосуществуют.

Фатыуа - ар. "фетва" - "пояснение". Этот прозаический жанр религиозной литературы первоначально, вероятно, был связан с разъяснением неизвестных обстоятельств, исторических фактов и т.д. В обыденном сознании карачаево-балкарцев фатыуа (патыуа) означало разъяснение различных жизненных ситуаций, порядок вещей, свойства предметов, определение "халал" (чистый) и "харам" (нечистый) при употреблении продуктов, в личной гигиене.

Из поколения в поколение передаются фатыуа, высказанные известными алимами и шейхами. Так, в Баксанском ущелье у известного эфенди Ольмезова Тагиба (жил в X1Х веке) спросили: "Как поступить с бочкой заготовленного для зимы айрана ("акъ тузлукъ''), если в бочку попала мышь? Тагиб эфенди изрек такой фатыуа: "Харамом становится не весь айран. Чтобы установить до какого уровня бочки айран является чистым, нужно взять каменный уголь, растереть его в порошок. Порошок развести с водой и перемешать с айраном. Дать раствору отстояться столько времени, сколько в бочке находилась мышь. Затем вычерпать айран, пока не закончится окрашенный углем слой. Остальная оставшаяся часть айрана чистая".

Классическим примером фатыуа служит "Къылыкъ китап" - "Книга наставлений" Л. Асанова, адресованная женщинам. Это сложное произведение, где автор выступает за достижение физического и духовного совершенства женщины, рассказывает о требованиях ислама к женщине в той или иной жизненной ситуации.

Поскольку прозаические жанры религиозной литературы нами пока еще не собраны в достаточном для анализа количестве, ограничимся общей характеристикой агиографической прозы. "Рассказы о файхамбарах" - это прозаическое повествование о жизни и борьбе пророков, составленное на основе коранических легенд с элементами библейских сюжетов. Как правило, эти рассказы опираются на поэтические тексты - поэмы о чудесном вознесении пророка Мухаммада, о жертвоприношении пророка Ибрагима, о внуках пророка Хусейне и Хасане и т. д.

Наиболее популярными поэтическими жанрами карачаево-балкарской религиозной поэзии являются: мавлид, "ийман-ислам'', зикиры, мунажат.

Религиозно-дидактическая литература сыграла заметную роль в развитии карачаево-балкарской светской поэзии нового времени и в целом художественной литературы. Об этом свидетельствует творчество классиков карачаево-балкарской поэзии - К. Семенова, К. Мечиева, И.Акбаева, К. Кочкарова, И. Семенова.

Развитие духовной литературы было обусловлено сложностью теологической ситуации в Карачае и Балкарии. Ислам трижды приходил к предкам карачаевцев и балкарцев (в УШ, Х1У, ХУП веках). Третья попытка исламизации оказалась успешной и уже в ХУШ веке мусульманская религия и культура заняли прочное место в общественном сознании карачаево-балкарцев. Исламские миссионеры хорошо понимали, что догмы религии, ее основные постулаты легче найдут понимание, если они будут облечены в привлекательную художественную форму. И поэтому старались излагать требования ислама, ее историю через поэтическое слово. При этом обязательным элементом должна была быть красота слога. Это прекрасно понимали создатели первых мусульманских поэм и баллад. Талантливые авторы поэм "Чудесное вознесение", 'Хасан и Хусейин", "Пророк Ибрагим", имена которых в большинстве случаев не установлены, известный коранический сюжет наполняли красотой родной речи. Поэтические жанры религиозной литературы украшали исламскую проповедь, придавали богослужению особую, магическую значимость. Форма богослужения в Балкарии и Карачае ориентировались на древние формы богослужения ислама. Во всех пятничных мечетях обязательным было пение муэдзина во время утреннего и вечернего намаза. Мелодичное чтение Корана также было обязательным элементом службы. На пятничных молитвах ("джума намаз") не всегда Коран читался старшим моллой, а тем, у кого был красивый голос и хорошая арабская дикция. Читали Коран и по очереди. Каждый, кто мог читать Коран и обладал хорошим голосом, распевал одну суру и последующий читал далее. Из таких чтецов Корана на моулитах складывался хор. Хором пели суры из Корана или религиозные песнопения на карачаево-балкарском языке и женщины. Обычно эти религиозные песнопения возникали спонтанно, они не имели самостоятельного характера, подражая мужскому исполнению. Но в сочинении национальных вариантов зикиров женщинам принадлежала ведущая роль.

С самого начала исламизации становится известной поэтическая традиция под названием " Ийман ислам".

Как свидетельствует И. Карачайлы, автором первого варианта поэмы "Ийман-ислам" был шейх Абдуллах, прибывший в Карачай из Бухары в ХУШ веке (43). В последующем, в течение более 200 лет карачаево-балкарские авторы Кудаев Нух, Мечиев Кязим, Акбаев Исмаил, Каппушев Яхъя и др. продолжили эту ставшую поэтической традицией тему.

Поэма "Ийман-ислам" в своей основе является развернутой проповедью. Но в отличие от настоящей проповеди - "уаз", имевшей исключительно прозаический характер, "ийман-ислам", как и жанр "мунажат", имеют четкую тематику и выверенную структуру, и, как правило, поэтически организованы.

Религиозно-поэтическая традиция "Ийман-ислам" была доступна немногим авторам- лишь тем, кто обладал поэтическим мастерством и постиг глубину исламской философии. Первоначально "Ийман-ислам" имел практическое значение - обучить основам ислама учащихся медресе. В нем нашли отражение помимо 5 постулатов ислама (вера в Аллахха, совершение намаза, хаджа, соблюдение мусульманского поста, осуществление заката-раздача части имущества бедным),обрядовая сторона веры, краткая история жизни пророков.

Один из первых исследователей "Ийман-ислама" И. Карачайлы писал о произведении шейха Абдуллаха: "Этот замечательный труд под названием "Ийман-ислам" долгое время и даже теперь является настольной книгой для всякого карачаевца, изучающего грамоту на их родном языке. В этой книге вылилась вся житейская мудрость карачаевского народа, которая в простых и образных выражениях трактует о человеческих взаимоотношениях, преследующих исключительно моральную сторону жизни (44).

Несмотря на строгую цель - разъяснение основ ислама, авторы версий "Ийман-ислама" в своих зачастую эмоциональных обращениях к читателю и слушателю излагают свое понимание праведности.

Речь идет о соответствии деятельности "инсана" (человека, сотворенного богом) нормам ислама. В этой поэме впервые обосновывается философское значение понятия "инсанлыкъ" (термин включает в себя свод нравственных представлений, соответствующих шариату). Ключевые строки поэмы:

"Буслийманла, Ийман-ислам билигиз,
Ёле туруп ийман бла ёлюгюз" -

Подстрочный перевод:

"Мусульмане! Знайте ийман-ислам,
И в час смерти пусть с вами будет иман".

В этих строках понятие "ийман" совпадает с понятием веры в Аллаха и дает объяснение целям и задачам авторов.

Очень близок к "Ийман-исламу" - часто встречающийся жанр религиозно-дидактической поэзии "мунажат" - "наставления". Известны "мунажаты", принадлежащие перу Сюлемена Чабдара, Жалдуз Кулиевой. Отличает "Мунажат" от "Ийман-ислама" размер. В "мунажат" значительно меньше строк. Стихотворная форма - бейты, организованные в газели с точной клаузулой посредине, как в "Мунажат" Сюлемена Чабдара или же традиционный тюркский туюг с рифмами ааба, как в "Мунажат " Ж. Кулиевой.

Стихотворение Сюлемена Чабдара свидетельствует о высокой эрудиции автора, его глубоких религиозных познаниях, также незаурядном художественном мастерстве. Начало его произведения прямо перекликается с зачином поэмы "Искандернаме" турецкого поэта Х1У века Таджедина Ахмеди -

"Бэнден укден ничелер сёйледилер,
Дёрлю дастан беян айледилер" –

Подстр. перевод:

"Об этом и до меня рассказывали,
Разные дастаны создавали".

Сюлемен Чабдар –

"Намаз хакъында сёйлейим,
Тилибизде назму айляйым". -

Подстр. перевод:

"О значении намаза расскажу,
На родном языке стихотворение создам''.

В этих строках прямая реминисценция, воспроизводящая фразовую конструкцию из поэмы Ахмеди.

Обязательным художественным приемом авторской поэзии в конструкциях, основанных на бейтах, является упоминание (чаще всего в конце) имени автора. Сюлемен Чабдар, как знаток восточной поэтической классики пишет:

"Ким жазды деп сурамагъыз,
Ахшы болса, бургъамагъыз,
Атымы атаргъа жокъ хажжатым,
Дууа этсегиз, битер муратым." -

Подстр. перевод:

"Не спрашивайте, кто написал,
Понравится, не выбрасывайте.
Нет надобности упоминать мое имя,
Если прочитаете дууа, (молитва)
исполнится моя мечта''.

Классический пример религиозней дидактики представляет "Мунажат" Кулиевой Ж., где перечисляются картины "къабыр азаб" (букв. "мучения в могиле") - страдания в загробном мире за совершенные грехи в этом. Этот мотив является общим для всех "мунажатов".

Поскольку лирический герой Ж. Кулиевой не следовал ийман-исламу, после смерти испытывает всю тяжесть "азаба". Об этом становится известно дочери умершей, которой во сне является мать с рассказом об испытуемых ею страданиях в могиле. В связи с этим в "Мунажат" появляется второй лирический герой - дочь умершей, которая клянется соблюдать все предписания ислама, "Мунажат" С. Чабдара более обобщен и менее эмоционален, хотя поэтическая экспрессия организует стих с первой до последн" ей строки.

Мунажат - это название жанра. Некоторые авторы (как вышеприве денные - С. Чабдар, Ж. Кулиева) свои стихотворения озаглавили названием жанра, как часто встречается в религиозно-дидактической литературе. Но существуют стихи, написанные в жанре наставления - "Мунажат", имеющие самостоятельные названия. Например, стихотворение - наставление "Алдатмагъыз ахырмазаман дуниягъа" - "Не обольщайтесь призрачным миром". Стихотворения под таким названием были написаны автором конца Х1Х века Ю. Хачировым и Кязимом. Оба произведения помимо названи объединяет многое как в плане содержания, так и в поэтической структуре. Стихотворение Ю. Хачирова написано в жанре классического турки (религиозные 4-х строчные стихи, где рифмуются первые 3 строки, а четвертая – конечная - общая для всего стихотворения.) В данном случае 4 строка является рефреном всего произведения. Стихотворение Хачирова по своей архитектонике напоминает "зикиры" известного кумыкского поэта Х1Х века Абдурахмана из Какашуры, опубликованные в 1909 году в Темир-хан Шуре Шихамматом Эрпелинским. Не только строение стиха сближает эти произведения, но и почти одинаковый призыв - не забывать с призрачности человеческого существования и истинности жизни после судного дня.

У Абдурахмана:

"Дунияды деп беш алдатды
Халалны харамгъа сатды,
Кирди, жер къарнына жатлы
Кетди мискинАбдурахман". (45).

Подстр. перевод:

"Обманулся призрачным миром,
Поменял "халал" на "харам",
Вошел и лег в лоно земли,
Ушел жалкий Абедрахман".

У Юсуфа-эфенди:

"Хакъ тагъала бизни ючюн жаннетин,
Жаратханды, ашын, хурун кёгетин,
Хаузу суууун, хар бир тюрлю шербетин.
Алдатмагъыз ахырзаман дуниягъа".

Подстр. перевод:

"Истинный Аллах создал для нас рай,
Гурий, еду - всякие яства,
Прозрачную и сладкую воду.
Не обольщайтесь призрачным миром" (46).

В стихотворениях Абдурахмана из Какашуры нашли отражение суфийские представления о том, что мир - это порождение божественного начала, абсолютной истины. Основная философская мысль тюрки Абдурахмана - нет более достойной цели для всего сущего, как воссоединение с богом. А земная жизнь - это всего три дня испытаний харамом (в данном случае соблазнами мира):

"Юч кюн дунияда жашады,
Минг тюрлю харам ашады,
Ёз напсысын отха ташлады,
Кетди мискин Абдурахман..."

Подстр. перевод:

Три дня жил на этом свете,
Съел тысячу всякого харама,
Бросил в огонь свое тело
Ушел жалкий Абдурахман".

Как и во всей мусульманской литературе, в карачаево-балкарской религиозной поэтической традиции большое месте занимают "Зикиры" (соответствуют христианским псалмам). "Зикиры" в понимании карачаево-балкарских авторов отвечают арабскому значению слова - "воспоминание, память о ком-либо" - в них, в их классических вариантах, славится Аллах, воспеваются деяния пророков. Существует огромное количество анонимных "Зикиров". Авторская традиция связана прежде всего с именами Кязима Мечиева, Исмаила Акбаева, Ячъи Каппушева, Хусея Будаева. Иногда авторы отступают от классической религиозной традиции и пишут элегические зикиры о своих знакомых и друзьях. Это широко практиковалось в примечетских медресе, когда сохты по известному мотиву пели сочиненные им на злобу дня "зикиры".

"Зикир" - это обязательно синкретический жанр, он распевался автором или кем-либо, которому зачастую подпевали слушатели, повторяя последние строки куплета.

Художественной основой при создании зикиров был Коран. Формульные словосочетания, которыми были обрамлены тексты Корана легко запоминались, были близки тем, кто хорошо знал стихию родного фольклора, перекликались со структурой его поэтических форм, в особенности с ритмизированными историческими песнями-былинами. Суры Корана, ритмизированные и рифмованные, помимо легкости для чтения, рождали в душах ответный порыв на создание благозвучных стихов. Этим, вероятно, объясняется приверженность служителей культа говорить "высоким стилем", сочинять зикиры. Даже учащиеся медресе писали друг другу письма, стараясь придать им признаки поэтической речи. Письма начинались зачином:

"Къолума алдым къалам,
Аллахдан болсун салам." -

Подстр. перевод:

"Я взял в руки перо,
Пусть Аллах даст тебе салам".

И, как правило, письмо заканчивалось формулой:

"Бизден хапар сорсагъыз, - сау - саламат турабыз,
Сизни аллах сакъласын, биз палахдан тазабыз".

Подстрочн. перевод:

"Если вы спросите, как наши дела - мы живы -здоровы,
Пусть убережет вас Аллах, у нас нет неприятностей".

Многие карачаево-балкарские старики и по сей день придерживаются такой формы эпистолярия.

Помимо практических задач эти письма служили способом интеллектуального общения между образованными людьми, придавая непосредственность и душевность переписке.

Тщательно организованная (ритмически, стилистически, эмоционально) речь проповедников, учителей влияла на творчество учащихся - сохта и слушателей. Зикиры писались на различные темы. Определяющим элементом зикиров является не содержание, как в моулюте и мунажате, а форма, внешнее оформление, продиктованные стремлением приблизить к религиозной идеологии житейские ситуации. К этим зикирам можно отнести многое из сочинений К. Мечиева - элегии на смерть близких и друзей.

Библейская, а впоследствии и кораническая, легенда о непорочном зачатии девой Марией сына имеет множество народных версий.

В одной из них говорится, что, основателем фамилии Долаевых (отличающихся тем, что женщины этой фамилии, как правило, долгожительницы) была одинокая девушка по имени Лейлахан, молитва которой была услышана Аллахом и она была вознаграждена сыном. Сохранился зикир по этому поводу:

Кече жукълап тюшюмде,
Сюйюнч ищле болдула,
Эки мёлек келдиле,
Имбашыма къондула.
Дагъыда бири келди,
Бизге некях къылдыла,
Машхар кече къарнымда х
Асыраны хх къойдула.
Къабыл болду бу кече
Этген тилек сёзлери,
Лейлаханны жарылла
Алгъын мудах кёзлери.

Подстр. перевод:

Ночью, во сне
Случились удивительные дела.
Прилетели два ангела
Сели мне на плечи.
Прилетел еще один,
И сотворил для нас некях.
В ночь машхар в животе
Оставили асыра.
Исполнились в эту ночь
Все пожелания Лейлахан,
Заблестели от радости
Ее грустные глаза (47)

Среди агиографических легенд особым вниманием сочинителей пользовалась легенда о пророке Мухаммаде, особенно его чудесное вознесение на небо. Эту ночь "мирадж кече" - "ночь вознесения" ждали в течение года и ночное бдение имело целью успеть высказать в чудесное мгновение - когда встречается свет и мрак - свое пожелание, свою надежду на будущее. Понятие "мирадж кече" встречается не только в текстах моулюта, но и в зикирах и даже в светских произведениях.

Сюжет ночного вознесения пророка Мухаммада, после которого он становится посланником Аллаха, из наиболее любимых в северокавказской религиозной поэзии. Эта легенда легла в основу поэмы "Кёкге учхан" - "Ночное вознесение" классика карачаево-балкарской поэзии К. Мечиева.

К. Мечиев в своей поэме (которая сохранялась не полностью) выбирает из общеизвестной коранической фабулы полет гениальной мысли, пытающейся охватить беспредельность мироздания. Вселенная в ночном странствии пророка Мухаммада представляется необозримо огромной, пронизанной светом, необычно красивой. Но здесь же поэт рисует картины ада, как вместилища страданий для богоотступников и грешников.

Несомненным достоинством поэмы К. Мечиева является его язык, приближенный к разговорному, но не бытовой. Это можно определить и как творческую индивидуальность, присущей религиозной поэзии автора. Его мусульманские стихи и поэмы содержат минимум арабских заимствований, исламские понятия расшифровываются на близких читателю представлениях. Непреходящая ценность поэмы К Мечиева "Ночное вознесение" - приверженность к народному стилю. Так, например, общеизвестный зачин поэмы передан в разговорных интонациях:

"Тынгылагъыз, айтайым,
Кёкге чыкъгъан сафарын.
Эсигизде тутугъуз
Файхампарны хапарын..."

Подстрочный перевод:

"Послушайте, я расскажу
О путешествии Его на небо.
Держите в памяти
Рассказы о Файхампаре".

Если говорить о содержании поэм на аналогичную тему других карачаево-балкарских авторов (Я. Каппушева, С. Эбзеева и анонимных авторов), - это воспевание пророка Мухаммада, в них выражается также чувство любви к пророку. Поэты прямо обращаются к пророку с просьбой о заступничестве в день Страшного суда, а также восхваляют его родных, друзей, последователей. Создается впечатление, что стихи писались с надеждой примкнуть к последним.

Из традиционных жанров религиозно-дидактической поэзии самым большим является "Маулют". "Маулют" - это панегирик пророку Мухаммаду. В мусульманском мире отношение к "Маулюту" неоднозначное. Во многих мусульманских странах "Mayлют" - ритуальное богослужение, приуроченное к 12 дню рождения Пророка. В других странах к этому ритуалу отношение резко отрицательное. На Северном Кавказе и Дагестане значение "Mayлюта" заметно трансформировалось. Как явление поздней мусульманской культуры "Маулют" на Северном Кавказе более привязан к повседневной жизни народов. "Маулют" читают и поют в память об умершем близком на 3 или 52 день, иногда в годовщину смерти. Причем в представлении карачаевцев и балкарцев "Маулют" служит покаянием близких за грехи усопшего и обращением к Аллаху с просьбой об отпущении грехов.

Известны несколько поэтических изложений "Mayлюта" - карачаевский, чегемский и балкарский (48). За основу балкарского "Mayлюта" взята поэма Кязима Мечиева. Сравнение его с другими карачаево-балкарскими вариантами, а также широко известным в народе кумыкским (49) позволяют сделать вывод, что поэма Кязима превосходит эти версии силой художественного мастерства, выраженной во многих аспектах.

Религиозно-дидактическая поэзия карачаево-балкарцев была лишена образной системы в современном понимании. Сыфат (от ар. "сифат" - "образ") в понимании авторов религиозных стихов сильно отличается от того, что имеет в виду под образом современный автор. В этой поэзии невозможно найти изображение пейзажа, весьма скупо составляется портрет героя. Но отсутствие образности не лишает силы стихов. Все восполняется силой убеждения, идеи. Для религиозных поэтов главное - внутренний смысл.

Впрочем, стоит отметить, что и светская поэзия карачаево-балкарцев досоветского периода не была насыщена образами, что отличает ее от восточной поэзии. Это наиболее наглядно видно на примере, как поэт представляет читателю красавицу. В ее внешнем облике поэт прежде всего замечает то, что выражает красоту ее души - добрая улыбка, застенчивость, доброта или же плод ее усилий - длинная коса, красиво расшитый платок, со вкусом подобранное украшение.

Однако влияние восточной духовной литературы мы можем заметить в формальных признаках поэзии. Арабские буквы часто служили восточным поэтам тропами. Американский исследователь мусульманской поэзии Ф. Роузентал пишет: "...в любовной лирике сравнения телесных черт с буквами превратилось в стандартный компонент поэтической образности". (50). Локон на висках возлюбленной сравнивался с "кафом". В конечной позиции, лигатура букв "лам" и "алиф", когда они написаны в переплетении друг с другом, служили символом любовного союза:

"Я грезил, что ты обнимаешь меня,
Как "лам" на письме обнимает "алиф" - писал Хафиз. (51)

Буквы алфавита считались творением Аллаха, и поэтому арабское письмо занимало важное место в художественном сознании мусульман.

"Элифледен жангылама,
"Мим" жазсам да, "лам" сунама...

Подстр. перевод:

"Я ошибаюсь в алфавите
Начертав "мим", думаю о "ламе",

- писал Кязим. Литеры этих букв сильно отличаются во всех позициях, поэт таким образом выражает смятение чувств лирического героя, отдавая дань традициям восточной поэзии.

Будучи религиозно-дидактическими, стихи К. Мечиева, Я.Каппушева, С.Чабдарова, Ю. Хачирова, Н. Кудаева и др. являются незаурядными произведениями художественной литературы. Они насыщены разнообразными поэтическими тропами: метафорами, аллегориями, эпитетами, сравнениями. Наиболее часто употребляются метафорические сравнения:

"Намаз сени низамынгды,
Къыямат кюн базманынгды"

- "намаз это твой порядок, в судный день - весы твоих дел";

"Аны нюрю башланды
Бирден бирге таяргъа"

- "Свет его стал переходить от одного к другому".

Картины непостоянства земного счастья, коварства судьбы, неверности людей переданы через аллегорические образы змей, скорпионов в "мунажатах".

Произведения духовной поэзии насыщены приемами поэтического синтаксиса: риторическими вопросами, обращениями и эмоционально окрашенными восклицаниями.

Особое место в карачаево-балкарской религиозно-дидактической поэзии занимает творчество К. Мечиева. Развивая существовавшую до него религиозно-поэтическую традицию и опираясь на произведения кумыкских, татарских, турецких поэтов, К. Мечиев создал совершенно уникальные произведения, которые по уровню художественного мастерства можно соотнести с поэзией Юнуса Эмре. Поэмы К. Мечиева "Йман-ислам", "Маулют", а также баллады "Ибрахим", "Расул", "Намаз" и многие стихи, будучи религиозными по содержанию, отличаются общечеловеческим звучанием, выделяются блестящим стилем.

Карачаево-балкарская религиозно-дидактическая поэзия является незаурядным художественным явлением. Необходимо подчеркнуть, что в этих произведениях мы наблюдаем прочное равновесие между классическим тюркским стихом и арабо-персидской поэтикой. Это равновесие выразилось впоследствии в развитии жанра "назму", появление которого составило значительную страницу в истории карачаево-балкарской словесности.

Ретроспективный взгляд на историю религиозных представлений дает основание для вывода, что карачаево-балкарцы, имея ту или иную базисную религию, прежде всего ценили и развивали компонент культуры. Смена идеологической базы способствовало, естественно, и трансформации эстетических ориентиров. Однако при смене теистических представлений народ сохранял и развивал художественные достижения предыдущих поколений.

Карачаево-балкарский народ имеет многовековую богатую историю верований, но ему никогда не был присущ религиозный фанатизм. Общественно-политические процессы, происходящие сегодня на Северном Кавказе и Дагестана, многие склонны перенести на плоскость религиозных конфликтов (в частности, связать с течениями внутри ислама). Но теистический опыт карачаево-балкарского народа, отличающегося веротерпимостью, свидетельствует, что подлинная религия не может разъединять людей, ибо в богатстве ее художественной культуры заложены гуманизм и добро. А культура, как известно, сближает людей. Главная задача – постичь ее. Без знания не может быть ни подлинной веры, ни веротерпимости, ни взаимопонимания, так нужных на исходе 2 тысячелетия.

Литература и примечания:

1. Бартольд В. В. Сочинения, т. УП, М., изд. Восточной литературы, 1971, 217 с.

2. Об этом подробнее - Асадов Ф. М. Арабские источники о тюрках в раннем средневековье. Баку, Элм, 1993.

3. Зарубежная тюркология. Т. 1, М., 1986, 196 с.

4. Мец Адам. Мусульманский Ренессанс. М., "Наука", 1966, 163с.

5. Долинина А. Восходы лун на стоянках веселья. М., 1983, 7 с.

6. Микаиль Башту. Дастан о дочери Шана. Истанбул, 1991.

7. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь.

8. Лавров Л. Л. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках. Часть 1. Надписи X-XVIIвв. М., 1966. Часть 2. Надписи XVIII - XX вв. М., 1968. Часть 3. Надписи X- XX вв. Новые находки. М., 1980.

9. Лавров Л. Л. Новые материалы по арабской эпиграфике на Северном Кавказе. // СМАЭ. 1963, т. 21, 271 с. Этот археологический памятник описан также: Кузнецов В. А. Археологичекие исследования в верховьях Кубани. 1960-61 гг. // Краткое сообщение института археологии. Выпуск 96, 1963. Крачковский Ю. В. Два фрагмента арабских надписей из Нижнего Архыза. ЭВ, XVI, 1963.

10. Цит. по книге: Мизиев И. М. История рядом. Нальчик, 1990, 112 с.

11. Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.-Л., 1941, т. 2, с. 28.

12. Шаманов И. Народный календарь карачаевцев // Из истории Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1974, 340 с.

13. Адыги, балкарцы, карачаевцы в известиях европейских авторов XII - XIX вв. Сост, коммент., вступит. Статья В. К. Гарданова "Нальчик", 1974, с. 213.

14. Вахушти География Грузии. // ЭКОРГО. Тифлис, 1904, вып. 24, 139 с.

15. Адыги, балкарцы, карачаевцы..., с. 214.

16. Тизенгаузен… 29 с.

17. Валидов Д. Очерки истории образрванности и литературы татар. / До революции 1917 / Москва-Петроград, 1923, 51 с.

18. Новые селения Карачая и Балкарии во второй половине XIX - начале XX вв. // Вопросы археологии и традиционной этнографии Карачаево-Черкесии, 1987, 95 с.

19. СМОМПК, 1913, выпуск 43, 112 с. См. Также: ССК, 1885, т. УШ, 67 с.

20. ЦГА КБР, ф. 6, оп. 1, д. 933, 9-10 лл.

21. Там же, л. 18 об.

22. Валидов, указ. Раб., 46 с.

23. Материалы 2-ой краевой конференции по вопросам культуры и просвещения горских народов Северного Кавказа. Из выступления Ульбашева /Келлета - /. Пятигорск, 1929, 162 с.

24. Записано от Чочаева Ш. 77 лет, с. Гунделен в 1996 году.

25. ЦГАОР, ф. 1318, оп. 1, д. 55, л. 141.

26. Газ "Ленин байрагъы", 1990, 19 мая.

27. Газ. "Къарачай", 1990, № 31.

28. ЦГА КБР, ф. 9, оп. 1, д. 44, л. 128.

29. Там же, л. 8 об.

30. ЦГА КБР, ф. 6, оп. 1, д. 993, л. 9.

31. ЦГА КБР, ф. 6, оп. 1, д. 17, л. 26.

32. Документы по истории Балкарии. Нальчик, 1962.

33. Кязим Мечиев. Составление, комментарий, биографический очерк Бегиева А. М. Нальчик, 1996.

34. Из личного архива жены Исмаила Сюлеменовича Чабдарова - Фатимат Чабдаровой.

35. Карачаево-балкарско-русский словарь. М., "Русский язык", 1983.

36. Мец. А. Указ. Раб., 251 с.

37. Бартольд В. В. Ислам. Петроград, "Огни", 1918, 63 с.

38. Карачаево-балкарские деятели культуры XIX - начале XX вв. Том 2. Нальчик, 1996. См. Очерк об И. Абаеве.

39. Об Асанове Л. см. Статью Биттировой Т. Ш. в книге "Асановы". Нальчик, 1998.

40. Веселовский А. Н. Разыскания в области русских духовных стихов в 6 томах. СПб, 1879-1891.

41. Хайбулаев С. Духовная культура аварцев, 1994. Рукописный фонд ДНЦ РАН.

42. Алгъышла, нарт таурхула, жомакъла, жырла, эльберле...- Благопожелания, легенды о нартах, сказки, песни, загадки... Составление Биттировой Т.Ш., Габаевой А.Б. Предисловие Биттировой Т. Ш., Нальчик, 1997, 146 с.

43. ЦГАОР, ф. 1318, оп.1, д. 55, 141 л.

44. Там же.

45. Абдурахман из Какашуры. Сборник песен /турки/ суфийского толка. Темирхан Шура, тип. М. Мавраева, 1909.

46. Известное стихотворение Ю. Хачирова Было ошибочно отнесено А. М. Теппеевым к творчеству М. Мечиева в его двухтомнике. Атрибуция проведена на основании свидетельства известного сказителя и поэта Абугали Узденова. См. Книгу - "Джашауну оюлары" - "Лики жизни". Черкесск, 1968.

47. Газ. "Къарачай", 1992, № 3.

48. Они не изданы, находятся в частной коллекции Н. Х. Будаевой, которая любезно предоставила их в наше распоряжение.

49. Акаев Абусуфьян. Мавлид. Темирхан Шура, 1914.

50. Арабская средневековая культура и литература. Сборник статей зарубежных ученых. М., Наука, 1978, 216 с.

51. Там же, 155 с.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: