От первых времён до окончательного изгнания в 1З94 году 2 страница

Неправда ли, как характерно это посещение короля, направляющегося ночью через темный средневековой Париж для того, чтобы навестить ученого в глубине его таинственного убежища?

Со времени Филиппа Августа евреи должны были принять новые предосторожности; для них наступали все более тяжелые времена. Их литература свидетельствует об этом настроении умов. За небольшими стихотворениями, шутливыми поэмами и свадебными песнями, которые произносились за десертом на брачных пиршествах, следуют селихас, жалобные элегии.

Евреи теперь всюду декламируют жалобы Захарии-Га-Леви, прозванного Хашгари, автора «Духа милосердия».

«Увы! дочь Иуды облеклась в траур, ибо всюду легли ночные тени».

«Надейся на мою благость, о моя голубка. Я по прежнему вознесу твой ковчег; в нем я приготовлю лампаду для Давида, царя твоего и когда ты снова убедишься, я сдержу диких зверей, поджидавших в засаде, чтобы тебя растерзать, о моя прекрасная, сладкогласная голубка!»

Евреи всюду принуждены продавать маленькие школы «scеolae inferiores», в которых с таким злорадством научали богохульствовать против христианской веры. В Нарбоне, школа прихода С.-Феликса была продана за 350 ливров; в Ормане, маленькую школу уступили за 140 ливров, другую побольше за 340 ливров.

В течение веков евреи умели возбуждать жалость всего мира к этим несчастиям, а как только добились власти, так стали тотчас закрывать школы других.

Я помню, как один старый священник, вынужденный к выселению, показывал мне, со слезами на глазах, свои научные приборы, изломанные во время перевозки. Посмотрите на коллекции газет во время изгнания «Republlique Francaise», еврея Гамбетты, Rappel, еврея Поля Шериса, Lanterne, еврея Эжена Майера, «Paris», еврея Вейль-Пикара, «Debats», в которой еврей Рафалович господствует вместе с Леоном Сэ, креатурой Ротшильдов; они испускают дикие крики радости при виде несчастных монахов, принужденных покинуть начатый труд и сказать «прости» ученикам, составлявшим их единственную привязанность в этом мире.

Надо отдать справедливость евреям столь дерзким и презренным в счастии, что они замечательно переносят превратности судьбы. Во время преследований они были достойны удивления; матери часто сами бросали детей в огонь из боязни, чтобы их не окрестили.

Следы казни в Труа сохранились в элегической поэме, являющейся одним из редких памятников простонародного языка, оставленных нам средневековыми евреями.

Mout sont a mechiet’ Israёl, l'egaree gent

E is poet mes s'is, se vont enrayant;

Car d'entre os furet ars meinz proz cors sage et gent

Ki por lor vivre n'oret done nus racеet d'argent.

Конец сказания. Да спасёт нас Бог от жестокого народа.

Автор этого стихотворения был рабби Иаков, сын Иуды Лотрского (Лотарингского), который сочинил еще селиху, по-еврейски, на то же событие.

Действительно, событие в Труа сильно поразило евреев. 26 марта 1288 г. в Страстную пятницу, христиане напали на дом богатого еврея Исаака Шателена, автора элегических стихотворений, и арестовали его со всею семьею. Несчастные предлагали откупиться ценою золота, но им согласились даровать жизнь только в том случае, если они отрекутся от своей веры. Они отказались и в субботу 24 апреля 1288 г., а еврейской эры 5048, они взошли на костер в числе тринадцати человек. Все шли на смерть безбоязненно, пели схему и ободряли друг друга; жена Исаака сама бросилась в пламя; её два сына, невестка и зять Самсон последовали её примеру.

Дармштетер рассказывает об этой казни в «Израильских Архивах» и, естественно, ее не одобряет. Что же он думает о приятной заметке своего друга Майера, которая появилась в маленькой корреспонденции «Lanterne» 4 декабря 1883 г.

Тут нет полемического увлечения, которое возбуждает до того, что порой выражение бывает сильнее мысли. Просто честный человек спрашивает мнение Майера об убийствах в ла-Ракет, и вот что еврей отвечает.

«N.B. — И вы заключаете, что не следовало расстреливать бедных монахов в 1871 г. Мы противного мнения; мы даже находим, что с ними поступили слишком снисходительно.

Тут не могло быть мучеников и действительно их не было».

Конечно, нельзя не чувствовать жалости к страдальцам, кто бы они ни были; сердце сжимается, когда пробегаешь длинный мартиролог израиля, эту «долину слез», где вписаны жертвы всех стран.[46] Однако не мешает противопоставить лицемерным фразам евреев их истинные чувства к христианам. Это тем более поразительно, что в течение более ста лет «бедные монахи» не сказали ни слова против евреев, не требовали против них никаких насильственных мер.

Еще раз становится очевидным, что существует разница между историею, как ее понимают в академиях и салонах ложных католиков и настоящею историею, как ее видят в фактах мыслители, преданные истине.

Тем не менее мужество выказанное жертвами казни в Труа, было удивительно. Чтобы вполне оценить эту душевную силу надо перенестись ко времени, когда происходили эти сцены. Общество тогда было вполне верующее; идя в разрез с верованиями, еврей не только становился вне закона, но, по выражению Гегеля, которое мы уже раз приводили, «извергался некоторым образом из природы». Могла ли остаться какая ни будь надежда на борьбу со столькими соединенными силами у этого бедного народа, Бог которого со времени разрушения храма, оставался глух ко всем мольбам?

Энергия евреев и тут оказалась поразительною. Я говорю не о мужестве, выказанном перед оскорблениями, палачами в виду костров, — а о более редкой энергии, которая необходима для того, чтобы противостоять течению, влиянию среды, чувству полной беспомощности.

Сопоставьте с этим поведением низости, совершаемые перед презираемым правительством людьми богатыми, высокопоставленными, которым бы следовало только немного подождать и судите...

Тогда и только тогда еврей становится личностью, обрисованною Мишлэ в несравненной странице, которая отличается силою и жизненным колоритам Рембрандтовского офорта.

«В средние века», пишет он, «настоящим алхимиком, настоящим колдуном, знавшим, где лежит золото, был еврей или полу еврей ломбардец. К нему-то и следует обращаться, к этому нечистому человеку, который не может дотронуться ни к еде, ни к женщине без того, чтобы их затем не сожгли, к человеку, который терпит оскорбления и на которого все плюют.

Еврейское племя более, чем какое либо другое, одарено способностью размножаться, оплодотворяющею силою, которая одинаково размножает овец Иакова и цехины Шейлока. Преследуемые, изгоняемые и снова призываемые, они в течение всех средних веков служили необходимым посредником между казною и жертвою казны, между деньгами и плательщиком, высасывали золото в низших слоях и затем отдавали его королю со скверною гримасой, но всегда удерживали себе хоть немного... Терпеливые, живучие, они победили выносливостью, они разрешили задачу — сделать богатство летучим, вексель их освободил и теперь они царят; прежде они получали пощечины, а теперь они владыки мира.

Для того, чтобы бедняк обратился к еврею, чтобы он приблизился к мрачному жилищу, о котором идет такая худая молва, заговорил с человеком, который, говорят, распинает маленьких детей, нужно не менее, чем ужасное давление казны. Между казною, которой нужна его кровь и мозг костей его и чертом, которому нужна его душа, он берет в посредники еврея.

Когда у него истощались последние средства, когда приходилось продать даже кровать, а жена и дети, лежа на полу дрожали в лихорадке и кричали: «хлеба!» — тогда, опустя голову и склонясь как бы под тяжелою ношею, он медленно направлялся к отвратительному дому еврея и долго стоял у двери, не решаясь постучать. Еврей осторожно открывал оконце и завязывался странный разговор. Что же говорил христианин? «Ради Бога!» — «Еврей убил твоего Бога». — «Из состраданья!» — «А разве хоть один христианин выказывал состраданье еврею? тут не слова нужны, а залог». «Что может дать тот, у кого ничего нет?» Еврей кротко говорит ему: «Друг мой, по приказу нашего короля и повелителя я не даю денег под залог окровавленной одежды и земледельческих орудий... нет, в виде залога я хочу тебя самого. Я не вашей веры, мое право не есть право христианское; это старинное право (in partes sekando); ты ответишь своим телом. Кровь на золото».

Филипп Красивый поступал с евреями более жестоко, чем какой-либо из его предшественников. Эдикт 1306 г. изгонял их и в то же время повелевал конфисковать все их имущество, какое только можно было схватить.[47]

Однако евреи и тут не унывали.

Все что есть непонятного в деле храмовников, оставшегося в истории загадкою, к которой не могли подыскать разгадки — вполне объясняется, если отдать себе отчет в образе, действий евреев.

Этот образ действий мало изменяется, они не любят нападать открыто, а создают, или вернее искажают уже созданную (потому что даже на это у них не хватает изобретательности) могущественную ассоциацию, которая им служит стенобитным орудием для разрушения стесняющей их общественной организации. Орден Храмовников, франмасонство, интернациональный союз, нигилизм — им все годится. Как только они водворятся, то поступают как в финансовом товариществе, в котором силы всех направлены исключительно к тому, чтобы служить целям и интересам евреев, при чем, большею частью люди не имеют понятия о том, что они делают.

Рыцари Храма неоднократно вступали в сношения с евреями из-за денежных дел. Действительно, все финансовые операции Крестовых походов, механизм которых еще так мало исследован, происходили при посредстве храмовников; они собирали деньги, которые аббатства выдавали для вспомоществования христианским армиям; вельможам они давали деньги вперед и учитывали векселя с уплатою в Палестине. А достоверно, что всякий человек, всякое учреждение, всякое племя арийского происхождения, которое любит заниматься денежными делами — погибло: деньги их развращают без всякой пользы для них.

Пока евреи могли покупать земли непосредственно у рыцарей, отправлявшихся в святые места, они действовали сами; но когда королевская власть стала ограничивать их ростовщические проделки, они были принуждены пользоваться для прикрытия — храмовниками. Этим объясняется более кажущееся, чем действительное богатство ордена.

Каким образом рыцари Христа, герои Птолемаиды и Тивериады дошли до того, что стали оскорблять распятие? Г. Миньяр постарался объяснять это прогрессивное нравственное разложение ордена в очень ученом труде, посвященном описанию любопытного ларца, принадлежавшего герцогу де Блака.

Этот ларец, найденный в одном из домов ордена Храма в Эссаруа, весь покрыт кабалистическими знаками и арабскими надписями и воспроизводит главнейшие символы гностиков, семь знаков, звезду с семью лучами. Учения, зародившиеся в еврейской школе в Сирии, распространенные впоследствии Манесом, проникли в орден Храма, и манихеизм, побежденный вместе с альбигойцами нашел себе приют у этих, прежде столь ревностных, служителей христианской религии.

Одно только достоверно, подтверждается всеми свидетельствами, становится ясным из каждой строчки актов процесса, изложенного Мишлэ в «Неизданных документах истории Франции», это то, что, около времени уничтожения ордена, оскорбление распятия составляло часть обряда посвящения.

К числу таких обществ принадлежал и масонский орден Мопсов (XVII века).[48]

Все общества, имеющие целью унизить человеческое существо, заставляя его отречься от его Божественного происхождения, от Богочеловека, умершего за нас, испытывают потребность символизировать это падение видимым знаком.

Любимая мечта, взлелеянная евреями, мечта о всемирной революции, подготовленной в высших слоях — космополитическим орденом, связанным почти со всеми знатными фамилиями, в низших прокаженными, которые передавали друг другу лозунг, а заграницею испанскими маврами и тунисскими семитами, с которыми их французские единоверцы были в деятельных сношениях — погибла в пламени костра Якова Молэ.

Предание, хранящееся в масонстве утверждает, что 18 марта 1314 г., день всегда празднуемый в ложах, несколько посвященных, переодетых каменщиками явились на «Коровий Остров» ныне «Place Daupеine», собрали пепел гроссмейстера и поклялись истребить Капетингов и отомстить за павшие жертвы.

Они не скоро исполнили свою клятву, но во всяком случае Людовик XVI был заключен именно в Тампль, колыбель тамплиеров во Франции, прежде чем взойти на эшафот, равно и маленький Людовик XVII был замучен в Тампле евреем сапожником Симоном.[49]

Я полагаю, что нам нечего настаивать на тесной связи, существующей между франмасонством и храмовниками, которые сами называли себя «militia templi Salomonis, fratres militiae Salomonis». Факт этот доказывается самым названием некоторых лож. Руководство или «Кровельщик» объявляет, что «хотя храмовники и исчезли как гражданский орден, но оставили следы в масонстве», Рагон, масонский авторитет, тоже допускает эту связь.[50]

Об этом пункте особенно подробно говорит Реггелини.

Почти не подлежит сомнению и то, что евреи, сговорившись с Гренадским королем и Туниским султаном, устроили заговор прокаженных с целью отравить источники и таким образом всюду, вселить ужас и создать один из тех кризисов, один из тех периодов неопределенного беспокойства и смятения, которые сделали возможным гигантский переворот 93 года, столь выгодный для израиля.

Эти факты изобилуют доказательствами. Мне опять таки очень хорошо известно, что теперь все сговорились признавать апокрифическими документы, неблагоприятные для евреев, но человек читающий меня не обязан подчиняться этому приказу; ему позволительно думать своим умом и судить прошедшие события при свете настоящих.

Самое существование общего восстания прокаженных засвидетельствовано всеми авторами того времени, например продолжателем Гильома де Нанжи. «Мы сами», говорит он, «своими глазами видели такую ладанку в одном из местечек нашего вассальства». Одна прокаженная, проходившая мимо, боясь, чтобы ее не схватили, бросила за собою завязанную тряпку, которую тотчас понесли в суд и в ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что-то вроде женских волос, намазанных черной, вонючей жидкостью, так что страшно было разглядывать и нюхать это. Когда сверток бросили в большой огонь, он не мог сгореть: ясное доказательство, что это был сильный яд.

Много было разговоров и разноречий. Самое достоверное мнение то, что король Гренадских мавров, с горестью видя, что его так часто побеждают, задумал отомстить за себя, сговорившись с евреями и погубить христиан. Но евреи, будучи сами слишком подозрительны обратились к прокаженным.. и, при помощи дьявола, убедили их. Предводители прокаженных собрали последовательно четыре совета и дьявол через евреев дал им понять, что так как прокаженные считаются самыми презренными и ничтожными существами, то хорошо бы было устроить, чтобы все христиане умерли или стали бы прокаженными. Это им всем понравилось; каждый в свою очередь рассказал это другим... Многие из них, подкупленные ложными обещаниями царства, графств и других благ земных, говорили и твердо верили, что так и случится.

Сир де Партенэ, читаем мы у Мишлэ, писал королю, что один «важный прокаженный», схваченный в своем поместьи, признался, что какой то богатый еврей дал ему денег и некоторые снадобья. Они состояли из человеческой крови, мочи, с примесью тела Христова. Эту смесь сушили и измельчали в порошок, зашивали в ладанки с тяжестью и бросали в источники и колодцы.

Ничего нет удивительного, что прокаженные были возбуждены евреями. Разве мы тут не встречаем постоянного образа действий, приемов и системы семита? Не обращайте внимания на странную смесь из мочи и человеческой крови, а предположите, что речь идет о петролеуме, нитроглицерине или динамите, и вы очутитесь среди современного движения. Будь то Накэ, проповедывающий об употреблении гремучего хлопка во время империи, братья Гольдберг, Гартман или Есса Георман, употребляющая нитроглицерин в России — во всех этих специальных делах замешан семит. Нигде вы тут не встретите арийского начала. Ариец нанесет удар кинжалом, или выстрелит из ружья, но ничего не понимает во всей этой пачкотне.

Сношение евреев в XIV в. с иностранцами тоже не подлежат сомнению. Я не вижу, на основании каких причин отвергают подлинность писем, писанных к израильтянам королями Гренады и Туниса. Подлинность эта не оставляет и тени сомненья.[51]

Важнейшее из этих писем, т. е. оригинальный французский перевод, удостоверенный пятью королевскими нотариусами и припечатанный государственными печатями, находится в хранилище рукописей (нац. арх., папка Т, 429, № 18.

В этих письмах король и султан сообщают парижским евреям, что посылают им различные снадобья для отравления рек и источников; советуя поручить это прокаженным, обещают прислать много золота и серебра и просят их не щадить расходов, лишь бы скорее отравить христиан и французского короля в особенности. В конце перевода следуют подписи пяти нотариусов c приложением печатей.

Во всяком случае другие документы подтверждают эти сношения.

Для того, чтобы руководствоваться в оценке происшедшего, пишет г. Руперт в своем ученом труде: «Церковь и синагога», у нас есть перед глазами памятник, извлеченный из компиляторов «Богемских летописей» и изданный Маркаром и Фрегером. Изложение фактов составляет приложение к письму «De leprosis» папы Иоанна XXI. В этом письме, помеченном 1321 годом, папа воспроизводит донесение, сделанное ему Филиппом, графом Анжуйским, где говорится о различных средствах, пускаемых в ход евреями, чтобы вредить христианам.

«Наконец, на другой день, говорит Филипп, люди нашего графства ворвались к евреям, чтобы потребовать у них объяснения на счет питья (impotationes), приготовленного ими для христиан. Предавшись деятельным поискам в одном из жилищ, принадлежавшем еврею Бананиасу, в темном месте, в маленьком ларце, где хранились его сокровища и заветные вещи, нашли овечью кожу или пергамент, исписанный с обеих сторон. Золотая печать, весом в 19 флоринов придерживалась шелковым шнурком. На печати было изображено распятие и перед ним еврей в такой непристойной позе, что я стыжусь ее описать».

«Наши люди не обратили бы внимания на содержание письма, если бы их случайно не поразила длина и ширина этой печати. Новообращенные евреи перевели это письмо. Сам Бананиас и шесть других ученых евреев сделали тот же перевод не своею волею, но будучи принуждены к тому страхом и силою. Затем их заперли отдельно и предали пытке, но они с упорством давали тот же самый перевод. Три писца, сведущих в богословской науке и еврейском языке наконец перевели письмо по латыни».

Письмо обращалось к королю Сарацинов, владыке востока и Палестины. В нем ходатайствуют о заключении дружеского союза между евреями и сарацинами, и, в надежде, что когда ни будь эти два народа сольются в одной религии, просят короля возвратить евреям землю их предков. Вот что там читаем:

«Когда мы навсегда поработим христианский народ, вы нам возвратите наш великий град Иерусалим, Иерихон и Ай, где хранится священный ковчег. А мы возвысим ваш престол над царством и великим городом Парижем, если вы нам поможете достигнуть этой цели. А пока, как вы можете убедиться через вашего заместителя — короля Гренады, мы действовали в этих видах ловко, подсыпая в их питье отравленные вещества, порошки, составленные из горьких и зловредных трав, бросая ядовитых пресмыкающихся в воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы все христиане погибли преждевременно от действия губительных паров, выходящих из этих ядов.

Нам удалось привести в исполнение это намерения главным образом благодаря тому, что мы роздали значительные суммы некоторым бедным людям их вероисповедания, называемым прокаженными. Но эти негодяи вдруг обратились против нас и, видя, что другие христиане их разгадали, они обвинили нас и разоблачили все дело. Тем не менее мы торжествуем, ибо эти христиане отравили своих братьев; это верный признак их раздоров и несогласий».

В этом письме находится еще один многозначительный отрывок:

«Вам легко будет, с помощью Божьей, перейти через море, прибыть в Гренаду и простереть над остальными христианами ваш доблестный меч могучею и непобедимою дланью. А затем вы воссядете на престол в Париже, а в тоже время мы, став свободными, вступим в обладание землею наших отцов, которую Бог нам обещал и будем жить в мире, под одним законом и признавая одного Бога. С этого времени больше не будет ни страха, ни горестей, ибо Саломон сказал: «тот, кто связан с единым Богом, имеет с ним одну волю». Давид прибавляет: «О, как хорошо и сладко жить вместе, как братья!» Наш святой пророк Осия так заранее говорил о христианах; «в сердце их раздор и вследствие этого они погибнут».

Ненависть к распятию, это преобладающее чувство еврея, высказалась тут вполне; политика семитов тоже очень ясно выражена. Пользоваться чужеземным государем, как точкою опоры, будто Наполеоном И против Германии, или Вильгельмом против Франции, заставлять христиан биться между собою и пользоваться этими раздорами для торжества племени, все дети которого крепко держатся за руки — вот каково постоянно было учение евреев и ему то они, обязаны всеми своими успехами.

Очевидно, что Европа в конце XIII и начале XIV в. пережила период кризиса, подобного тому, который мы теперь переживаем, когда крупный банк, масонство и космополитическая революция, попав в руки евреев — различными средствами способствуют одной цели. Она натолкнулась на стремление евреев одновременно отнять у христиан и религиозную идею, которая помогает обходиться без денег и деньги, тем более необходимые для тех, которые верят только в земную жизнь.

Внезапность решения, которую Филипп Красивый высказал, схватив всех храмовников, спасла христианство от семитизма, как победа Карла Мартела при Пуатье спасла его от того же бича за 6 веков до того, как сильный и одновременный удар, нанесенный евреям всеми государями Европы, спас бы его теперь.

Евреи то изгоняемые, то снова призываемые еще некоторое время появлялись среди нас. При Филиппе Валуа постарались извлечь пользу из их шпионских наклонностей, делая их сборщиками податей. Иоанн Добрый, при вступлении на престол, по-видимому хотел решительного испытания и выполнил его при условиях, поразительных по своей честности. Евреям разрешено было жить во Франции в течение 20 лет и сын короля Иоанна, — граф Пуатье, был назначен хранителем их привилегий. Карл V и Карл VI подтвердили эти распоряжения.

При своем невероятном упорстве в зле, евреи продолжали свои многочисленные интриги. Они снова начали разорять страну ростовщичеством, и совершать гнусные поступки, оскорблявшие христианскую религию.

Понятно, что народ, менее терпеливый чем теперь, стал кричать; проповедники говорили громовые речи и короли были принуждены снова принять предохранительные меры.

Карл VI наконец издал 17 сентября 1394 г. окончательный приговор об изгнании: он изгнал евреев из своих владений на веки и запретил им жить в них под страхом смерти.

Это изгнание, по замечанию сделанному в своей книге «Евреи во Франции» Галлезом, который впрочем доброжелателен к евреям, совершенно отличается от предшествующих, как по своему характеру, так и по результатам. «Побудительною причиною к нему была не любовь к наживе и дух грабежа; доказывается это тем, что все долги и обязательства должны были быть уплачены евреям. Надо заметить, что сроки, назначенные законами Иоанна Доброго почти истекли, когда был издан указ об изгнании».

Этот 1394 год один из самых важных в нашей истории. Короли попеременно пробовали кротость и строгость; теперь стало ясно, что еврей не может акклиматизироваться во Франции. Самые разнородные племена: кельты, галло-римляне, германцы, франки, норманны — слились в одно гармоническое целое, которое называется французской нацией, они сгладили свои угловатости, внесли свои хорошие качества и снисходительно относятся к недостаткам друг друга. Один только еврей не мог войти в эту амальгаму. Франция говорит ему: «друг мой, мы не можем сойтись, — расстанемся и желаю тебе успеха».

Конечно в этом есть нетерпимость, но не в религиозном значении слова, ибо самыми страшными противниками евреев были государи вроде Филиппа Красивого, бывшего скорее политиком, чем мистиком; тут есть нетерпимость в том смысле, какой придает этому слову наука, когда она говорит: «субъект не может переносить такой-то субстанции». Франция не может переносить еврея — и извергает его.

Благодаря удалению этого яда, Франция, еще погруженная в ужасы столетней войны, быстро достигнет степени неслыханного процветания; она сделается великою европейскою нацией, будет царить оружием, литературою, искусствами, изысканною любезностью, вкусом, очарованием своей открытой и общительной природы, своею оригинальностью хорошего тона, которая так согласуется с образом мыслей других. Она будет судьею, образцом, предметом зависти всего мира; в числе своих детей она будет насчитывать доблестных полководцев, знаменитых министров, несравненных писателей; у нее будут успехи и превратности, но честь всегда будет неприкосновенна; она не будет лишена пороков, но пороки эти не унизительны. В ней будут, если не богаты, то по крайней мере счастливы, ибо там не будет еврея ростовщика, который как паразит пользуется чужим трудом. Одним словом, начиная с 1394 г. — времени изгнания евреев, Франция все будет возвышаться. Начиная с 1789 г., когда она их снова приняла, она все будет падать и падать...

С 1394 до 1789 г.

Раздумье еврея после изгнания в 1394 г. — Великое молчание. — Каббала. — Рейхлин. — Напечатание Талмуда. — Реформация. — Нострадамус. — Кончини. — Лопец. — Евреи в Голландии. — Мир Рембрандта. — Евреи в Англии. — Кромвелль и Манассэ. — Драма В. Гюго. — Четыре еврейския семьи в Париже времен Людовика XIV. — Мецкие евреи. — Покровительство семьи Бранка. — Евреи в Конта. – Хороший совет раввина. — Папский Авиньон и Мистраль. — Евреи в Бордо. — Монтэнь и Александр Дюма. — Принцесса Багдадская. — Мараны. — Усилия евреев проникнуть в Париж. — Прошение парижских торговцев и негоциантов. — Еврейский золотой паук, dиe judиseеe goldspиnne. – Вольтер и евреи. — Два агента. — Вольтер-финансист. — Невежество XVIII века относительно евреев. — Еврейская колония в Париже. — Пейксотто. — Первое еврейское кладбище. — Людовик XVI и евреи. — Скрытое еврейское движение. — Масонство. — Изгнание иезуитов. — Переряженые евреи: Ло, граф Сен-Жермен, Калиостро. – Ненависть евреев к Марии-Антуанетте. — Еврей Ангелуччи и Бомарше. — Мария Терезия и еврей. — Дело об ожерелье. — Иллюминизм. — Ложа св. Иоанна Невиннаго. — Герцог Орлеанский, гросмейстер франмасовства и союзник евреев. — Страдания Людовика XVI. — Мецская Академия. — Аббат Грегуар. — Евреи и учредительное собрание. — Эмансипация. — Старый и новый режим. — Новый Синай.

С 1394 по 1789 г.

Что сталось с евреем с 1394 по 1789 г.? Неизвестно. Он исчез, скрылся, как преследуемый заяц, изменил план действий, изобрел новые хитрости, умерил свой пыл. Он по-видимому весь погрузился в каббалу,[52] поглощен чтением «Захара» или «Сефер Зетзира», занимается алхимией, составляет гороскопы, вопрошает звезды, и стоит ему заговорить о «философском камне», чтобы ему всюду открылся доступ. На этот счет он не истощим, действительно он знает, и странствующие братья, с которыми он вступает в переговоры в каждом городе, тоже знают, какой смысл скрывает слово «философский камень» в своем таинственном символизме. Делать золото при посредстве банкиров, царить над людьми, которые верят только в священника и в солдата, в бедность и в героизм, вот цель еврейской политики. Но это намерение, об исполнении которого беспрестанно гадают по числам, кажется несбыточным или, вернее, очень отдаленным. Прежде чем предпринимать что-либо, надо низвергнуть старую иерархию, Церковь, монаха, папу.

Где же действовать? О Франции нечего думать. Испания, которую евреи передали маврам, начинает шаг за шагом отвоевывать почву родины и окончательным изгнанием евреев подготовляет себя к тем великим судьбам, которые ее ожидают при Карле V и Филиппе II. Германия удобнее для движения; она раздроблена, и в ней не встретишь той могущественной королевской власти, которая по ту сторону Рейна централизует силу и защищает общие верования. Однако Германия, как и Франция, не терпит евреев, и от времени до времени сжигает некоторых из них.

Еврей, ставший осторожнее после всех своих злоключений, не нападает более открыто на католицизм: он исподтишка дает советы Лютеру, вдохновляет его, внушает ему его лучшие аргументы.

Еврей, говорить совершенно справедливо Дармштетер,[53] умеет разоблачать уязвимые стороны Церкви, и для их открытия к его услугам, кроме познания священных книг, является еще опасная проницательность притесняемого. Он наставник неверующего; все возмущенные умы обращаются к нему тайком или открыто. Он помогает великому императору Фридриху и князьям Швабским и Арагонским изобретать богохульства, выковывает весь тот запас смертоносного рассуждения и иронии, который он впоследствии завещает скептикам возрождения, вольнодумцам великого века; и сарказм Вольтера, есть ничто иное, как последний громкий отголосок слова, произнесенного шепотом за шесть веков до того в тени гетто и еще раньше, во времена Цельсия и Оригена, в самой колыбели веры Христовой.

Протестантизм послужил евреям мостом для перехода, если еще не в общество то в человечество. Библия отстраненная в средние века на второй план, заняла место ближе к Евангелию, Ветхий Завет стал рядом с Новым. За Библией появился Талмуд. Рейхлин, креатура евреев, взялся за то, чтобы снова пустить в обращение изгнанную книгу.

Этот Рейхлин, по-видимому, был подкуплен врачом Максимилиана, евреем. В 1444 г. он выказал себя сторонником израиля в своей книге «De verbo mirifico», где он вывел философа древности Сидониуса, еврея-раввина Баруха и христианского философа Капнио (латинский перевод Рейхлина, что означает дымок). Ему было поручено рассмотреть Талмуд, и он не нашел, ничего предосудительного в оскорблениях против христианства, которые в нем содержатся.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: