КОММУНИКАЦИЯ И РЕЧЕВАЯ АКТИВНОСТЬ 16 страница

Работы Канемана и Тверски прежде всего связаны с выделением двух упрощающих принятие решений метапроцедур, или эвристик. Под эвристикой репрезентативности понимается простая стратегия сравне­ния неизвестного с известным. Определяющим при таком сравнении является общее сходство с типичным видом известных нам из опыта со­бытий (см. 6.2.3). Так, если, подбросив 3 раза монетку, мы вновь и вновь находим решку, то нам кажется, что вероятность выпадения орла при четвертой попытке должна быть выше 50% — ведь известно же, что об­щая частотность обоих событий, выпадения орла и решки, примерно одинакова. На самом деле, конечно, в каждой попытке вероятности ис­ходов остаются равными и не зависящими от предыстории. Следстви­ем использования этой эвристики является так называемая ловушка иг­рока — когда в некоторой азартной игре случается полоса невезения, то возникает впечатление, что после очередной неудачи вероятность удачи нарастает и нужно только рискнуть еще один, последний раз. В сочета­нии с тем обстоятельством, что в негативном эмоциональном контексте мы часто обнаруживаем повышенную готовность к риску (см. ниже в этом подразделе), это может вести к еще более серьезным потерям.

^4Î В 2002 году Даниел Канеман получил за эти исследования Нобелевскую премию по
экономике, став третьим лауреатом этой высшей научной награды в истории психологи­
ческой науки (после психофизиолога Роджера Сперри и исследователя мышления Гер­
берта Саймона). Амос Тверски умер в 1996 году. 251

Второй классической стратегией принятия решений является, со­гласно Канеману и Тверски, эвристика доступности — мы принимаем решение на основании наиболее доступной нам информации, предпо­читая искать решение «не там, где потеряли, а там, где больше света». Каких слов в русском языке больше — с буквой «н» на первом месте или на третьем? Обычно большинство людей полагает, что слов с «н» на пер­вом месте больше. Очевидной причиной подобного, ошибочного выво­да является значительно более эффективный поиск слов в памяти (внут­реннем лексиконе) по первой букве. Другой, еще более яркий вариант этого эффекта связан с англоязычной лексикой. Испытуемым предлага­лось в серии проб определить, сколько всего слов с некоторыми графи­ческими характеристиками может встретиться в массиве текста, состоя­щем из 10 000 слов. Оказалось, что испытуемые оценивают число слов с суффиксом «ing» на конце как примерно в 3 раза большее, чем число слов с «п» на предпоследней позиции (!).

Любое выделение информации меняет параметры доступности и, тем самым, способно повлиять на наши оценки и решения. Так, боль­шинство опрошенных американцев считает, что убийства случаются чаще, чем самоубийства. На самом деле, конечно, количество само­убийств значительно выше, но они крайне редко освещаются телевиде­нием и газетами. Другой пример: распространенное мнение об особой опасности авиаполетов. В действительности, с учетом преодолеваемых дистанций, поезда примерно в два раза, а автотранспорт более чем в 4 раза опаснее самолетов. Вероятная причина ошибочных представлений состоит в том, что авиакатастрофы широко обсуждаются средствами массовой коммуникации⁴⁴.

Иногда сообщаемая нам информация оказывает референтное вли­яние, то есть выполняет функцию системы отсчета (см. 3.1.2), хотя она заведомо иррелевантна. В одной из работ Канемана и Тверски испытуе­мые должны были определить число африканских государств, имеющих членство в ООН. Во время ответа испытуемым на экране показывалось какое-нибудь случайно выбрасываемое рулеткой число. Если таким числом было, скажем, 17, то оценка числа государств оказывалась мень­ше, чем в том случае, когда на экране возникало число 68. Практичес­кий аспект использования эвристики доступности связан с рекламным бизнесом, где дорогостоящая «раскрутка брэнда» обычно окупает себя

⁴⁴ Интересно, что влиянию эвристики доступности подвержены не только наивные испытуемые, но и эксперты. После состоявшихся выборов политологи совершенно ина­че начинают оценивать шансы кандидатов перед выборами, корректируя «задним чис­лом» и, похоже, без особых «задних мыслей» свои более ранние оценки. Точно так же даже опытные врачи меняют свои оценки вероятности некоторого заболевания на осно­ве описания группы симптомов, если им одновременно с этим описанием предъявляют­ся несколько различающиеся списки болезней. Проблемы с вероятностными оценками 252 заболеваний, впрочем, хорошо известны (см. 8.2.1).

за счет повышения знакомости и, соответственно, доступности инфор­мации о продукте.

Близкие факторы влияют даже на оценку логичности аргументов. Американские психологи Л. Росс и Р. Нисбетт (1999) сообщают об экс­периментах, в которых испытуемые наблюдали за спором нескольких персонажей на театральной сцене: подсветка лица или простое движе­ние — во время дискуссии один из актеров начинал ходить взад и вперед по сцене — увеличивали последующую оценку важности приводимых им логических аргументов. Причины этих эффектов не совсем понятны. Нет также данных о том, насколько стабильными оказываются подоб­ные результаты. Возможно, привлечение непроизвольного внимания за счет особой перцептивной заметности яркого пятна и движения позво­ляет провести более детальную обработку соответствующего сообще­ния, однако это происходит в ущерб пониманию других, в частности ситуативных, сведений⁴⁵.

К числу эффектов, обусловленных эвристикой доступности, по-ви­димому, относится стратегия межличностных оценок, известная как фундаментальная ошибка атрибуции. Суть этой типичной (и исключи­тельно важной для существования многих разделов психологии) ошиб­ки состоит в том, что различия в наблюдаемом поведении обычно при­писываются нами постоянным личностным «диспозициям» людей, хотя они могут объясняться и сугубо ситуативными обстоятельствами (см. также 6.2.3 и 6.4.3). Первые исследования эффектов атрибуции были проведены в середине 20-го века Фрицем Хайдером. Эти эффекты легко интерпретируются с помощью открытого гештальтпсихологами закона разделения видимой сцены на фигуру и фон (см. 2.1.1). Фигурой при этом обычно становятся действия и поступки наблюдаемого нами чело­века — именно он привлекает наше внимание и, следовательно, именно он в первую очередь сознательно воспринимается нами. Что касается ситуации, то она выполняет функцию фона, — как и полагается фону, ситуация при этом отступает на задний план, не подвергаясь детально­му психологическому анализу.

В результате подобной асимметрии обработки иногда возникают по­разительные примеры игнорирования ситуативной обусловленности на­блюдаемого поведения. Так, в одном из экспериментов большой группе испытуемых предлагалось поиграть в вопросы и ответы по типу бесчис­ленных телевикторин (Росс, Нисбетт, 1999). На глазах у всех группа раз­бивалась случайным образом на две части. Испытуемые первой подгруп­пы становились зрителями-судьями. Вторая подгруппа вновь делилась случайным образом. Четные ее члены получали возможность придумать

⁴⁵ Использование динамических зрительных и акустических эффектов, которые авто­
матически привлекают внимание наблюдателя (см. 4.4.1), во все большей степени харак­
терно не только для коммерческой рекламы и поп-культуры в целом, но и для современ­
ных компьютерных программ презентации данных научных исследований. 253

Таблица 8.3. Результаты экспериментов на оценку общего уровня знаний, демонстриру­ющие фундаментальную ошибку атрибуции

и задать какие-нибудь сложные вопросы. Нечетные должны были попы­таться на эти вопросы ответить. После окончания эксперимента все учас­тники оценивали общий уровень знаний тех испытуемых, которые зада­вали вопросы, и тех, которые отвечали на них. Результаты приведены в табл. 8.3. Как видно из таблицы, те испытуемые, которые в силу сугубо случайных обстоятельств получали возможность задавать вопросы (осно­ванные на их собственном, идеосинкретическом знании), получили более высокие оценки знаний и интеллекта, чем испытуемые, которые столь же случайно были вынуждены отвечать на эти вопросы. Различия отсутство­вали лишь в оценках группы задававших вопросы, очевидно, сохранив­ших способность критической оценки своих достижений⁴⁶.

В терминах рационального выбора особенно сложно объяснить об­наруженный Канеманом и Тверски эффект обрамления {framing effect), связанный с эмоциональным тоном событий. Влияние эмоционально­го контекста можно проиллюстрировать следующим простым приме­ром. Что бы вы предпочли: 1) получить 100 евро или 2) бросить монет­ку и с вероятностью 50% либо не получить ничего, либо получить 200 евро? В подобном позитивном контексте большинство людей выбирает первую возможность, демонстрируя нечто вроде стратегии «Хватай деньги и беги!». Рассмотрим, однако, другую, формально симметрич­ную задачу. Что бы вы предпочли: 1) отдать 100 евро или 2) бросить мо­нетку и с вероятностью 50% либо ничего не отдавать, либо отдать 200 евро? В этом случае многие неожиданно обнаруживают склонность к риску и выбирают вариант с бросанием монеты. Перспектива потери (негативный эмоциональный контекст) скорее, чем перспектива выиг­рыша (позитивный эмоциональный контекст), заставляет нас предпри­нимать какие-то дополнительные действия, в том числе связанные с дополнительным риском (см. 9.4.3)⁴⁷.

254

⁴⁶ Можно лишь догадываться, какую роль подобные эффекты играют в случае экзаме­
национных оценок и в любых других ситуациях, при которых в силу социальных обстоя­
тельств лишь одна из сторон может задавать вопросы, другая же должна на них отвечать.

⁴⁷ Канеман и Тверски (см. Kahneman, 2003) попытались построить теорию принятия
решений (теорию перспективы — англ. prospect theory), основанную на эмпирических

Еще интереснее следующая задача Канемана и Тверски. Предполо­жим, что в некотором городе вспыхнула эпидемия трудноизлечимой бо­лезни. Всего заболело 600 человек. Существуют два альтернативных спо­соба лечения, А и Б. Если использовать вариант Л, то будут вьшечены 200. Если использовать вариант лечения Б, то с вероятностью 1/3 удастся вы­лечить 600 больных, но с вероятностью 2/3 могут погибнут все 600. Когда задача представлена ц этой форме, то примерно 72% испытуемых выби­рает вариант лечения А, хотя математическое ожидание излечения при использовании варианта Б (то есть при многократном повторном его выборе в случае возникновения аналогичных ситуаций) также составля­ет 200 вылеченных пациентов. Эта задача, однако, может быть перефор­мулирована, казалось бы, несущественным образом. Пусть в некотором городе вспыхнула серьезная эпидемия, так что в общей сложности забо­лело 600 человек. Если использовать вариант лечения А, то погибнут 400 человек. При использовании варианта Б с вероятность 1/3 можно будет спасти всех, но с вероятностью 2/3 все 600 больных погибнут. Несмотря на то, что данная задача формально полностью идентична предыдущей, в этом случае 78% испытуемых выбирают вариант лечения Б.

Проблематичной в объяснении решения этой задачи (она также из­вестна в литературе как «дилемма генерала» — некий полководец вы­нужден при выходе из окружения жертвовать частью своих солдат для спасения остальных) вновь оказывается коммуникативно-прагматичес­кая интерпретация некоторых из высказываний. Когда мы читаем или слышим «будут вылечены 200 человек», то известная незакрытость этой фразы оставляет шанс на то, что речь идет в действительности о «как минимум 200», то есть число вылеченных может оказаться и несколько больше. При переформулировке «погибнут 400» опять же возможное прочтение близко интерпретации «как минимум 400». Таким образом, в прагматическом отношении (см. 7.4.1) оба варианта задачи по их смыслу далеко не эквивалентны, что, скорее всего, и находит отражение в при­нимаемых испытуемыми решениях. Это предположение было отчасти подтверждено в одной из последующих работ, где среди прочего меня­лось количество больных и степень их близости к испытуемому (Wang, 1996). Если общее число заболевших было небольшим (6 или 60), то эф­фект контекста становился менее выраженным и приоритет отдавался выбору вероятностного варианта. Этот последний был более приемлем с точки зрения принципа социальной справедливости, так как он давал шанс на выздоровление каждому заболевшему (см. 8.4.2).

данных об особенностях решений человека, в частности, на выявленной в связи с анали­
зом эффекта обрамления асимметрии решений в контексте возможных потерь или при­
обретений. Эта теория не получила, однако, большого распространения, так как спорны­
ми остаются сами положенные в ее основу феномены. В недавней попытке объяснить
обнаруженную Канеманом и Тверски асимметрию стратегий принятия решений в ситуа­
циях выигрыша или проигрыша было высказано предположение, что испытуемые про­
сто всеми силами стараются избежать отрицательных эмоций (Anderson, 2003). Возмож­
ная эвристическая функция эмоций будет рассмотрена нами ниже (см. 8.4.2 и 9.4.3). 255

С анализом прагматики, то есть с учетом социального контекста ситуации и различий того, что сказано и что только подразумевается, связана наметившаяся в последнее время реабилитация типичных осо­бенностей решений, основанных на упрощающих процессы поиска эв­ристиках. Даже простейшие эвристики — и именно в этом состоит их исходная интерпретация в логике, математике и психологии — могут быть полезны как предварительная основа решений в условиях, когда мы не располагаем всеми необходимыми для оптимального решения сведениями либо, как тоже часто бывает в реальных условиях, такое ре­шение объективно невозможно. Речь может идти о более или менее обоснованном — и в этом смысле вполне разумном — принятии реше­ний с одновременной экономией времени и сил на процессах поиска информации.

Простейшей стратегией принятия решений является вариант эври­стик доступности и репрезентативности, получивший название эврис­тики знакомости. В одной из работ Герда Гигеренцера и его коллег (Goldstein & Gigerenzer, 2002) испытуемым в Германии или США пред­лагалось указать город с большим населением в парах городов Биле-фельд — Ганновер, Сан-Антонио — Сан-Диего. Оказалось, что немец­кие испытуемые, никогда не слышавшие о Сан-Антонио в отличие от Сан-Диего, быстрее дают правильный ответ (Сан-Диего), чем амери­канские студенты, располагающие некоторыми знаниями об этих горо­дах. Обратная картина наблюдалась в случае оценки немецких городов Билефельда и Ганновера. Испытуемые явно используют что-то вроде правила «Раз я никогда ничего не слышал об этом городе, значит, он должен быть совсем небольшим». Существуют и более серьезные при­меры применения данной эвристики. Так, инвесторы, практически ни­чего не знающие о компаниях, представленных на американской бир­же технологических акций NASDAQ, и слышавшие лишь о наиболее крупных фирмах, таких как Microsoft, в конце концов оказываются примерно столь же успешными (или неуспешными), как и большин­ство экспертов, одновременно с ними работающих на этом рынке⁴⁸.

Это делает понятным еще одну причину распространенности эври­стик — они облегчают КОНТРОЛЬ, обеспечивая эффективный отбор часто действительно важнейшей информации. На последнем примере, впрочем, можно вновь видеть потенциальные опасности подобных уп­рощенных стратегий. В случае покупки технологических акций негатив­ной стороной опоры на эвристику знакомости является то, что ведущие компании ведут рынок не только на стадии общего роста, но и на стадии

⁴⁸ Эвристика знакомости используется в работе одной из наиболее известных в насто­ящее время систем поиска информации в Интернете, Google. Информация предоставля­ется пользователю прежде всего в порядке общей частоты ссылок на некоторую страни­цу, так как на основе одного лишь совпадения с критериальными понятиями может быть 256 одновременно выделено слишком большое их число.

так называемого «медвежьего рынка», то есть в период снижающихся котировок, когда они могут лидировать в падении курса. Таким обра­зом, фундаментальная проблема оптимизации наших решений и дей­ствий в конечном счете состоит именно в том, что полной информа­цией о будущем развитии событий не располагает никто.

Итак, насколько рационально мышление человека? Чтобы ответ стал очевидным, можно предложить незначительное изменение этого вопроса: «Может ли человек мыслить математически?». Совершенно ясно, что люди могут использовать, а могут и не использовать приемы математического рассуждения в зависимости от специальной подготов­ки, а также индивидуальных и ситуативных факторов. Это же справед­ливо и по отношению к мышлению. Сложность реальных ситуаций та­кова, что мы неизбежно будем совершать ошибки, в особенности при использовании неестественного формата представления знаний, недо­статочной практики или неполной теоретической работы с моделями возможных миров. Осознание этих успехов и неудач и ведет к форму­лировке логических законов, — процесс, который, кстати, продолжает­ся до сих пор (Kripke, 1982; Непейвода, 2000). Поэтому современная трактовка вопроса связана с различением прагматической рационально­сти, обеспечивающей успех в определенной области деятельности, и формальной рациональности, которая служит предметом конструирова­ния в математической логике.

8.4.2 Новые веяния в исследованиях решений

Новые аспекты анализа процессов принятия решения в когнитивной науке связаны с более полным учетом социальных, психологических и коммуникативных переменных, то есть с контекстами, в которых при­менение универсальных нормативных моделей из математических ис­следований операций и из теории вероятностей перестает играть преж­нюю центральную роль. Причины этого можно проиллюстрировать старой английской притчей о городском дурачке. В одном маленьком городе жил-был известный всем дурачок. Он был так глуп, что, когда од­нажды кто-то предложил ему на выбор фунт или шиллинг, подумав, выбрал шиллинг. Узнав об этой немыслимой глупости жители города наперебой стали предлагать ему выбрать между шиллингом и фунтом и всякий раз он настойчиво выбирал шиллинг. Этой странной привычке он, кажется, не изменил до сих пор... (напомним, что один фунт равен 12 шиллингам). Мораль этой притчи такова: сделайте «глупый» выбор, и у вас может появиться новый шанс в жизни!

• Под вопросом прежде всего оказывается принцип максимизации полезности. В самом начале этого раздела мы упоминали длительное время доминировавшее в экономике мнение, согласно которому человек есть рациональное, максимизирующее выигрыш (или полезность тех или 257

иных действий) существо — Homo economicus. Под влиянием примерно 20 лет наблюдений поведения инвесторов на рынке ценных бумаг мне­ние экономистов о рациональности поведения человека стало меняться. Эти наблюдения показывают, что влияние психологии на биржевые со­бытия не может быть смоделировано с помощью нормативных матема­тических моделей. В период нестабильности рынка, когда настроение участников начинает колебаться между эйфорией и паникой, норматив­ные модели перестают адекватно описывать их поведение⁴⁹. Наиболее явно неоптимальность принимаемых инвесторами решений проявляет­ся в том, что большинство из них покупает акции на пике подъема рынка и продает при его падении, причем это делают не только новички, но и большинство профессионалов. На достаточно продолжительных отрез­ках времени более половины менеджеров инвестиционных фондов де­монстрируют результаты, худшие, чем соответствующие рыночные ин­дексы. Иными словами, не принимая никаких решений и просто следуя колебаниям рынка, можно было бы добиться лучших результатов.

В экономических науках в последние годы возникло особое на­правление, получившее название поведенческой экономики. Данное на­правление подчеркивает низкую предсказуемость и иррациональность человеческих решений, пытаясь исследовать их особенности эмпири­чески. ^Примером работ по поведенческой экономике служит недавний, проведенный журналом «The Economist» анализ работы нью-йоркских таксистов. Оказывается, часто они по собственной инициативе просто стараются заработать за день определенную сумму. Если подобный «дневной план» выполнен, то они отправляются домой, если нет — то работают несколько дольше, чем обычно. Эта стратегия, наверное, не вызывает особого удивления, но с формальной точки зрения она дале­ко не оптимальна. Дело в том, что различные дни отличаются тем, на­сколько большим является спрос на услуги таксистов, а при выбранной «плановой» стратегии они в среднем работают меньше в удачные дни и больше в неудачные. Оптимальной стратегией, с точки зрения макси­мизации месячного или годового заработка, конечно, была бы страте­гия более продолжительной работы в удачные дни.

В связи с этим анализом, однако, возникает вопрос: всегда ли ге­нерализованный эффект экономической полезности действительно яв­ляется единственной переменной, определяющей поведенческую и в

⁴⁹ Нобелевская премия по экономике 1997 года была присвоена американским мате­матикам Р. Мэртону и М. Скоулсу за создание модели, оптимизирующей торговлю так называемыми опционами — спекулятивными бумагами, прогнозирующими снижение или подъем курса акций. Эта модель оказалась успешной лишь в период относительно ста­бильного рынка Действительно, ни одна математическая модель до сих пор не учитывает факторы, влияющие.. на настроение трейдеров. По утверждению финансового ежене­дельника «Euro» (№ 25, 2001), вероятность подъема акций на нью-йоркской бирже в пе­риод с 1984 по 1997 год в дни, начинавшиеся с солнечной погоды, была почти в два раза 258 выше, чем в дни, которые начинались с дождя.

особенности психологическую успешность решений? В примере с таксис­тами нужно было бы, безусловно, учитывать еще и то обстоятельство, что речь идет о высоких нагрузках и одновременно о довольно низком уров­не жизни. Чтобы выдерживать подобный режим нагрузок, они должны иметь возможность спокойно отдохнуть после тяжелого рабочего дня, чтобы полностью восстановить свои силы. Если учесть, что дневной за­работок существенно влияет на настроение, то понятно, что без достиже­ния очень конкретно поставленных целей подобная рекреация может быть затруднена.

Рассмотрим другой, возможно, более близкий многим пример. Предположим, что некоторая немолодая супружеская пара накопила 30 000 долларов, чтобы через несколько лет купить загородный домик, о котором они мечтали всю жизнь. Деньги положены ими в банк, где при­носят 5% дополнительных доходов в год. Кроме того, месяц назад суп­руги купили себе новый автомобиль за 10 000 долларов. Для оплаты этой покупки они взяли кредит под 10% годовых. Что можно сказать о всей этой ситуации? Для любого финансового консультанта расходы и дохо­ды спланированы в данном случае неоптимально — чтобы оплатить по­купку машины, нужно было бы просто снять деньги со счета и, таким образом, избежать выплаты относительно высоких процентов за взятый кредит. Тем не менее большинство людей, которые знакомятся с описа­нием этой ситуации, считают, что супруги все-таки поступили правиль­но. Очевидно, реализация мечты связана с отслеживанием движения средств по совершенно особому ментальному счету, отличному от счета, используемого при решениях о перемещении денег для оплаты повсед­невных или, по крайней мере, достаточно обычных покупок⁵⁰.

Можно привести десятки других примеров подобного рода, демонст­рирующих существование имплицитной стратегии распределения де­нежных средств на качественно различные ментальные счета. Пред­ставьте себе, что два студента идут вечером развлечься в казино — разумеется, после интенсивных занятий в университетской библиотеке. Перед самым входом один из них находит 20 долларов. Оплатив вход (каждый должен заплатить при этом 20 долларов), они попадают внутрь заведения, где второй студент также неожиданно находит 20 долларов. Спрашивается, какой из двух студентов скорее всего попробует сыграть в рулетку (ставка составляет 20 долларов)? С формальной точки зрения незапланированный рост капитала каждого из студентов совершенно одинаков. Тем не менее, по мнению большинства людей, знакомящихся с этим описанием, рискнуть скорее должен второй студент. Простейшее объяснение подобного единодушия состоит в том, что КОНТРОЛЬ легко

⁵⁰ При этом вновь можно констатировать непосредственную связь этой психологи­
ческой особенности принятия решений с практикуемыми торговыми фирмами в индуст­
риальных масштабах методами предоставления кредитов (с завышенными процентами)
для покупки товаров длительного пользования. 259

(или даже случайно) полученных, а следовательно, сравнительно безбо­лезненно инвестируемых средств опять же ведется по своему особому ментальному счету, из которого первый студент уже выплатил находив­шуюся «там» сумму за вход в казино.

В литературе наблюдается целый поток простых экспериментов, в которых вновь и вновь подтверждается, что люди вовсе не стремятся при всех условиях к максимальной выгоде (например, Medin et al., 1999). Так, обычно мало кто согласен продать «любимую кошку» или «любимую собаку», но при этом может быть готов, по крайней мере в ответах на вопросы экспериментатора, подарить их детскому санато­рию. Даже за крупную сумму денег практически никто не соглашается продать свое «обручальное кольцо». Ситуация меняется, если тем же испытуемым предлагается подумать о возможной продаже «золотого кольца». В одной из работ испытуемым-студентам предъявлялись вариан­ты следующего воображаемого сценария. Пусть два бывших выпускника университета — президент крупной компании и учитель гимназии — да­рят своему университету по 500 долларов. Едва ли стоит удивляться, что лишь 20% студентов оценивают личность президента фирмы положи­тельно, хотя практически все они одобрительно отзываются о школь­ном учителе. Предположим, однако, что президент компании дарит университету первое издание стихов известного поэта, причем ры­ночная стоимость издания также составляет 500 долларов. Хотя сумма не меняется и остается, с точки зрения возможных доходов данного лица, незначительной, этот поступок и лично президент внезапно на­чинают положительно оцениваться подавляющим большинством рес­пондентов.

Иными словами, вместо абстрактной величины полезности, выра­жаемой с помощью известного «всеобщего эквивалента», наши пред­почтения, оценки и решения определяются качественно различными системами ценностей. Новейшие исследования антропологов, сопос­тавивших влияние просоциальных и эгоистических интересов в раз­личных культурах, продемонстрировали решающее влияние первых, причем это влияние можно было предсказать на основе данных об экономической организации и структуре социального взаимодей­ствия: чем выше был уровень интеграции и поощрения кооперации, тем выраженнее были проявления просоциальности в экспериментах (Henrich et al., 2005 in press). Надо признать, что здесь мы затрагиваем одну из центральных междисциплинарных проблем когнитивной на­уки. Совмещение чисто функционалистски, то есть, в конце концов, прагматически ориентированных концепций психологии, лингвистики и нейрофизиологии с аксеологическими (то есть буквально задающими «ось», общее направление), ценностно ориентированными концепциями этики, теории права и моральной философии не всегда проходит глад­ко. Более того, для многих представителей последней группы дисцип­лин знания — даже имеющие априорный характер (подобный катего-

рическому императиву Канта (см. 1.1.3 и 9.4.3) — не являются основой морали⁵¹.

Одновременно, в связи с упоминанием ценностной основы реше­ний, возникает два новых вопроса. Первый заключается в том, насколь­ко сами моральные суждения могут быть результатом применения эв­ристик, чреватых возникновением не просто перцептивных или когнитивных, а, так сказать, «нравственных иллюзий»? Второй вопрос связан с личностным аспектом принятия решений. Остановимся вна­чале на первом из этих вопросов. В последнее время он стал предметом экспериментальных исследований. Главная методическая трудность со­стоит в отсутствии очевидной основы измерения степени «правильнос­ти» или «ошибочности» решений, подобной ошибкам в оценке физичес­ких параметров объектов при перцептивных иллюзиях или искажениям фактических знаний, с изучением которых первоначально имел дело подход Канемана и Тверски. Тем не менее в последнее время, похоже, удалось выделить ряд интуитивных эвристик, влияющих на решение моральных, политических и юридических проблем (Slovic et al., 2002; Sunstein, 2005 in press)⁵².

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: