Феномен Маяковского

Итак, лирический герой Маяковского отрицает мир высший, Горний, отрицает и окружающий его земной мир, извращая его, перенося на него собственное несовершенство, свои “комплексы”, чувства, меру своей способности к постижению мира. Но что он не отрицает, где находит точки опоры?

Во-первых, это собственное “я”, утверждение своей необычайности. Во-вторых, в ранней лирике поэта постепенно формируется “мы”, передающее ощущение поэтом себя как выразителя не только проституток, анархистов, но и разрушительного начала. Отношение поэта к этому “мы” скоро приобретет форму призыва к стремлению в неопределенное будущее.

Люди!

Будем!

На солнце!

Прямо!

Мы –

каждый –

держим в своей пятерне

миров приводные ремни!

(“Облако в штанах…)

Из этих призывов, столь неопределенных по содержанию, вполне естественно возникнут агитки Маяковского. Так что, наступал ли поэт на горло собственной песне, – это вопрос, спровоцированный самим поэтом. По крайней мере, жанр агитки просматривается в его раннем творчестве. Только после революции призывы поэта будут вполне определенными: новое время наполнит уже готовую форму своим содержанием.

Крестьяне! Вы только должны быть рады,

если за хлебом

продовольственные придут отряды!

Накручивай,

наварачивай ход

без праздников –

непрерывно.

“Голодаем” – весть.

Хлеб есть.

Сумей привезть

и будешь есть.

И далее – в стихах последнего года жизни.

Не жди,

голодая,

кулацких забот,

не жди

избавления с неба.

Колхоз

голодуху

мешками забьет,

мешками

советского хлеба.

(6: 163)

В-третьих, есть еще один момент, связывающий поэта с жизнью, – слово, его работа со словом. Ранняя лирика Маяковского – это мощное овладение словом, это огромное количество ярких образов, новых рифм. В защиту Маяковского обычно и выдвигается этот аргумент – несомненная талантливость поэта, его поэтическое мастерство.

Феномен Маяковского, вероятно, содержит в себе это противоречие: талантливости сопутствовало эгоцентристское – разрушительное – космополитическое – богоборческое сознание. Такому сознанию сопутствовал эмоциональный комплекс с небольшой амплитудой колебаний: от любви к себе до ненависти к другому.

Феномен Маяковского заключается и в том, что наработанные поэтом поэтические формы после революции будут заполнены новым идеологическим содержанием: на смену отрицанию придет утверждение, однако, не менее страшное в своей идеологической основе.

Литература

Альфонсов В. Слово и краски. Очерки из истории творческих связей поэтом и художников. М.; Л., 1966.

Брик Л.Ю. О Владимире Маяковском. Из воспоминаний // Дружба народов. М., 1989. № 3;

Бунин И. А. Лишь слову жизнь дана... М., 1990.

Выходцев П. С. Маяковский как национальный поэт // В. Маяковский в современном мире. М., 1984.

Гончаров Б. Творческий облик Маяковского и его интерпретация в современной критике // История советской литературы: Новый взгляд. По материалам научно-творческой конференции 11-12 мая 1989, Москва: В 2 ч. М., 1990. Ч. 1.

Зайцев Б. Этюды о Пастернаке // Октябрь. СПб., 1990. № 1.

Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. М., 1990.

Ковский В. “Желтая кофта” Юрия Карабчиевского (Заметки на полях одной книги) // Вопросы литературы. М., 1990. № 3.

Маяковский В. В. Собр. соч.: В 12 т. М., 1978.

Михайлов Ал. Маяковский: кто он? Объяснение для желающих искать истину. – Иванова Н. Сбросим Маяковского с парохода современности?.. – Аннинский Л. Карабчиевский против Маяковского // Театр. М., 1989. № 12.

Московский А.П. Маяковский смеется. Иркутск, 1984.

Петросов К. Г. Творчество В. В. Маяковского (о русской поэтической традиции и новаторстве). М., 1985.

Полонская В. Воспоминания о В. В. Маяковском // Вопросы литературы. М., 1987. № 5.

Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания / Сост.: В. Н. Терёхина, А. П. Зименков. М., 1999.

Солоухин В. Три поэта // День поэзии. 1988. М., 1988.

Солоухин В. Читая Ленина // Родина. М., 1989. № 10.

Вспоминает Эльза Триоле. Воинствующий поэт / Слово. М., 1990. № 1, 3.

Халфин Ю. Апостол хозяина // Век XX и мир. М., 1990. № 8.

Янгфельдт Б. “Любовь – это сердце всего” // В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1915–1930. М., 1991.

[1] Маяковский В. В. Собр. соч.: В 12 т. М., 1978. Далее цитирую это издание, указывая том и страницы

[2] Из работ 1990-х годов меня просто поразил материал Д. Н. Склярова“Творчество В. В. Маяковского. Лирический герой ранней поэзии. Библейские мотивы и образы” (Русская литература: XX в.: Справочные материалы: Книга для учащихся старших классов / Сост. Л. А. Смирнова. М., 1995. С. 178–190).

Поразил способом авторского мышления, в пределах которого тексты Маяковского и Евангелия рассматриваются как бы в одной плоскости. Д. Н. Скляров не замечает, что доходит до прямого кощунства: “Налицо ироническое снижение религиозного мотива, фиксирующее принципиальное отличие героя-спасителя от его библейского прообраза” (с. 181). Героем-спасителем является лирический герой Маяковского, а библейским прообразом – Иисус Христос.

«Отвергая схоластическую идеологию, культивируемую разного рода учебниками-катехизисами, Маяковский выдвигает грандиозную задачу духовной переориентации человечества:

Возьми и небо заново вышей,

новые звезды придумай и выставь...

Но все это, в конечном счете, для того, чтобы стимулировать извечное стремление людей к Абсолюту, подстегнуть вселенскую жажду высшей гармонии:

Чтобы иступленно царапая крыши,

в небо карабкались души артистов» (с. 184).

Довольно простая идея – богоборчество Маяковского – тонет в словах и выражениях “схоластическая идеология”, “задача духовной переориентации человечества”, “извечное стремление людей к Абсолюту”...

”Молодой Маяковский стал одним из тех, кому выпала участь соединить в своем творчестве противоположные начала романтического сознания. В его поэзии слились воедино пафос отрицания и пафос утверждения, нигилистическое отвержение устаревших религиозных заветов и мечта о возрождении мира по высшим законам Творца” (с. 190).

Поэт объективирует разрушительный эмоциональный комплекс, позицию тотального отрицания царской православной России – при чем тут вечная апелляция к “романтическому сознанию”?

Что за “устаревшие религиозные заветы”? Что за “высшие законы Творца”? Какого “Творца"?

Всё это напоминает соцреалистическое толкование религиозных “мотивов” в поэзии Маяковского. Только атеистическая позиция маяковсковедов прежних лет была более определенной и адекватной позиции Маяковского с его утверждением: долой вашу религию. А современный автор прибегает к приемам “фантастическим”, рассматривая религиозный вопрос с атеистических позиций.

Данный материал – ярчайший пример того, как современным литературоведением “осваивается” модная тема библейских мотивов и образов: так “освоить” можно всё – и, например, православного писателя Ивана Шмелева, и богоборца Маяковского.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: