Моя двенадцатимесячная дочь недавно умер­ла: я не могу понять, почему у нее была отнята жизнь.

Жизнь очень хрупка и случайна: в любой момент каждый может из нее уйти. Поэтому не беспокойся о том, что случилось; никакой причины нет. Все ответы, которые можно дать на твое «почему?», будут не более чем утешениями, чтобы так или иначе рационально объ­яснить то, что по своей природе таинственно, — но эти­ми рациональными объяснениями мы помогаем себе утешиться. Я не заинтересован в том, чтобы кого-либо утешать, потому что это опасная игра — утешение. Она удерживает в окружении буферов.

Истина в том, что ребенок был жив, а теперь, внезап­но, он больше не жив. Это должно заставить тебя по­нять подобное сну качество жизни. Жизнь соткана из вещества, называемого сном. Нам может сниться пре­красный сон, но его может нарушить любая мелочь — немного шума, и сон исчезает. Может быть, это был сладкий сон, и человек чувствует боль, и ему хочется закрыть глаза и продолжать видеть сон, но теперь ниче­го нельзя сделать.

Вместо того чтобы находить объяснения и утеше­ния, всегда смотри на обнаженную истину. Это грустно, это больно, это ранит: видь это, видь, что это так, но никаким образом не пытайся перекрасить. Все объяс­нения и философии — не более чем попытки перекра­сить вещи, которые не белы, которые очень темны и таинственны.

Когда приходят такие мгновения, они безмерно зна­чительны, потому что в эти мгновения возможно про­буждение. Когда твой ребенок умирает, это такой шок: в этом шоке ты можешь проснуться, вместо того что­бы заплакать и упустить возможность. Через несколько дней шок больше не будет шоком; время лечит все. Че­рез несколько лет ты забудешь об этом все. К концу твоей жизни это может выглядеть так, словно ты виде­ла это в каком-то кинотеатре, или прочитала об этом в романе. В свое время все померкнет, превратится толь­ко в отдаленное эхо...

Поймай это прямо сейчас. Это мгновение, когда это может помочь тебе быть бдительной и пробужденной. Не упускай возможность; все утешения — это упущен­ные возможности.

Никогда не спрашивай, почему. В жизни нет никаких «почему», и в смерти нет никаких «почему». На это «по­чему» ответить нельзя — и нет необходимости отвечать.

Жизнь — это не проблема, которую можно решить, — как и смерть. Жизнь и смерть — обе они части одной тайны, которая не знает ответа. Вопросительный знак пределен и окончателен.

Поэтому все, что можно сделать в таких ситуациях, — человек должен проснуться, потому что эти шоки могут стать прорывами. Мышление останавливается. Шок так силен, что ум мутится. Ничто не кажется осмысленным; кажется, все потеряно. Человек чувствует себя полным незнакомцем, посторонним... вырванным с корнем. Это безмерно значительные моменты; это моменты, когда ты можешь войти в новое измерение. И смерть — одна из величайших дверей, которые открываются в божествен­ное. Когда кто-то умирает, кто-то настолько близкий, как ребенок для матери, это почти что смерть тебя самой... словно ты сама умерла. И часть тебя умерла.

Просто видь, что жизнь — это сон, и все в ней рано или поздно исчезнет: прах вернется в прах. Ничто здесь не остается вечно. Мы не можем построить здесь свой дом. Это караван-сарай, остановка на ночлег, и утром мы будем двигаться дальше. Но есть одно, что постоянно и есть всегда, — и это твое наблюдение, твое свидетельствование. Все остальное исчезает, все остальное прихо­дит и уходит; остается только свидетельствование.

Вся суть в свидетеле. Просто будь свидетелем и не отождествляйся. Не будь матерью; иначе ты отождест­вишься. Просто будь свидетелем, молчаливым наблюда­телем. Это наблюдение поможет тебе безмерно. Это единственный ключ, открывающий двери тайн. Дело не в том, что он решает какую-то проблему; но он делает тебя способной проживать таинственное, и проживать тотально.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: