БРЕМЕНСКИЕ УЛИЧНЫЕ МУЗЫКАНТЫ 2 страница

— Я взяла ее с собой в дорогу, чтобы было мне с кем ехать. Дайте девушке какую-нибудь работу, чтобы она не стояла без дела».

До того, как в человеке появилось освобождающееся Я, господствовала древняя самость (старый король). Эта ста­рая самость потеряла владычество, но она бодрствует, она внимательна и следит за происходящим.

«Но у короля работы для нее не нашлось, и, не зная, что придумать, он сказал:

— Есть у меня тут мальчонка, он пасет гусей, пускай она
ему помогает.

Мальчика звали Кюрдхен; и пришлось настоящей невес­те помогать ему пасти гусей.

Немного спустя говорит фальшивая невеста молодому королю:

— Мой любезный супруг, сделайте мне одно одолжение.

— Я выполню его с удовольствием, — ответил он ей.

— Велите позвать живодера и отрубить голову коню, на котором я сюда приехала, он по дороге меня рассердил.

А на самом-то деле она боялась, чтобы конь не рассказал, как поступила она с королевной. Раз уж на то пошло, то должно оно было случиться, и пришлось верному Фаладе погибнуть. Но слух об этом дошел до настоящей королев­ны, и она тайно пообещала живодеру уплатить золотой, если он окажет ей небольшую услугу. Были в том городе боль­шие черные ворота, через них она проходила всегда утром и вечером со своими гусями.

— Прибейте, — сказала она, — над черными воротами голову убитого Фалады, чтобы я видела ее каждый раз.

И живодер обещал ей это: он отрубил голову Фаладе и крепко прибил ее над черными воротами.

На заре, когда гнали они вместе с Кюрдхен через эти ворота гусей, она, проходя, говорила:

— Вот где висишь ты, конь мой Фалада! И голова отвечала:

— А ты, королевна, ходишь за стадом. Если б об этом матушка знала, Сердце б у нее разорвалось.

И она медленно выходила за город и гнала гусей на пас­тбище».

Дева становится гусятницей, она становится той, которая рвется в «небесные поля», при помощи силы воли. Первым деянием воли является смиренное послушание по отноше­нию к судьбе. Гусей пасти тяжело, они постоянно разбега­ются, стремятся покинуть стадо. Это живой образ рассеива­ния, распыления. «Паси ощущения своих органов чувств», — гласила одна из важнейших заповедей времен рыцарства и трубадуров. Немецкая сказка говорит: «стань гусятни­цей» — собери чувственные ощущения — следи за внутрен­ней собранностью. К этому относится и истинное самоосознание, а его надлежит упражнять прежде всего утром и ве­чером. Утром, когда мы просыпаемся и выходим из темных ворот навстречу светлому дню, задействуем все органы чувств, предаемся всем впечатлениям, и вечером, когда со­вершается возвращение в самого себя, душа должна осоз­нать, кто она на самом деле такая и что некогда ей была подарена инспирация, которая не смогла утвердиться, но которая все еще вызывает воспоминания о потерянном цар­стве. Стремление снова обрести это царство отображается во многих сказках.

Наша сказка до сих пор изображала развитие разума в качестве пути, а этот путь необходимо связан с развитием мышления как процесса.

«Придя на лужок, она садились на землю и распускала свои волосы, а были они словно чистое золото. И Кюрдхен смотрел на них и радовался, глядючи, как сверкали они, и захотелось ему вырвать у нее несколько волосков. Но она сказала:

— Подуй, ветер-ветерок,

Сдуй у Кюрдхен колпачок,

Пусть бежит за ним вдогонку;

А я косы заплету,

Их в порядок приведу.

И поднялся вдруг такой сильный ветер, что сорвал у Кюрдхен его шапочку, — полетела она по полю, и при­шлось ему бежать за нею вдогонку. Пока он вернулся на­зад, она тем временем волосы расчесала, заплела их в косы, и он не мог вырвать у нее ни одного волоска. Рассердился Кюрдхен и перестал с ней разговаривать; и они продолжа­ли пасти гусей, пока не наступил вечер, а потом пошли до­мой.

На другое утро, когда они гнали гусей через черные воро­та, девушка сказала:

— Вот где висишь ты, конь мой Фалада! II ответил Фалада:

— А ты, королевна, ходишь за стадом. Если б об этом матушка знала, Сердце б у нее разорвалось.

Села она опять на лужок и начала расчесывать волосы Подбежал Кюрдхен и хотел схватить ее за волосы, но она быстро промолвила:

— Подуй, ветер-ветерок,

Сдуй у Кюрдхен колпачок,

Пусть бежит за ним вдогонку;

А я косы заплету.

Их в порядок приведу.

И подул ветер, сдунул у него с головы шапочку, и при­шлось Кюрдхен бежать за нею вдогонку, и когда он вернул­ся, девушка давно уже привела волосы в порядок, и он не мог вырвать у нее ни одного волоса. И пасли они гусей до самого вечера».

Так же, как волосы, растущие на голове, своим цветом и качеством могут многое поведать о своем обладателе, так же и внутренняя голова, именно та, которую мы «никогда не должны терять», — окружена аурой. Мысли должны быть «ухожены и причесаны». Все мотивы в сказках, имеющие отношение к гребням и причесыванию волос, рассказывают о внутреннем мире головы. Мудрость у королевской дочери имеется (золотые волосы), она дана ей как священное на­следство, но оно должно быть употреблено, о нем необходи­мо заботиться. Просто унаследованное имущество не ведет к цели. «Причесываться» — значит здесь «активно мыс­лить». При этом особенно нужно держать под контролем ту наивную и самонадеянную волю, которая тоже, правда, в традиционном смысле «пасет» ощущения органов чувств, но именно по своей наивности легко впадает в превосходство над другими и гордится своим «умом» — Кюрдхен. Братья Гримм добавляют в других источниках «Копрэдхен», что происходит от Конрад, Куонрад. (Дословно: «Дерзостно советующий», - Прим. перев.) Это та ограниченная, уз­кая воля, которая легко становится дерзкой нескромностью, желая блеснуть парой мыслей (несколько чужих золотых волос) и разрушая любое состояние концентрации. Кто же не знает таких нарушителей спокойствия? Их бесит (По-немецки дословно: «У них поднимается шляпа». - Прим. перев.), ког­да своим занятиям предается серьезная воля, пронизанная духом и не желающая, чтобы ей мешали.

В старые времена существовала магия слова, о которой рассказывают нам старые саги. Человек мог заклинать пого­ду, ему повиновался ветер. В тринадцатом веке Марко Поло видел при дворе хана Кубилая, как жрецы повелевали вет­ром и дождями. Часто и цари владели магическими силами. В ходе развития эта способность была утрачена.

В нашей сказке она есть и действует по слову Библии: «Дух дышит, где хочет». Мыслящая душа может повеле­вать в духовном, оно веет по ее желанию и прогоняет дер­зкого. Спокойно приводит она свои мысли в порядок, при­водя все три части (как три пряди косы) к единству. Здесь задействованы чувствование, мышление и воление.

«А вечером, когда воротились они домой, пришел Кюрд­хен к старому королю и говорит:

— С этой девушкой я пасти гусей больше не стану.

— Почему? — спросил старый король.

— Да она мне весь день докучает.

Приказал старый король рассказать, что же она ему та­кое делает.

И сказал Кюрдхен:

— Утром, когда проходим мы со стадом через черные ворота — а висит там на стене лошадиная голова, — девуш­ка говорит:

— Вот где висишь ты, конь мой Фалада! А голова отвечает:

— А ты, королевна, ходишь за стадом. Если б об этом матушка знала, Сердце б у нее разорвалось.

И стал Кюрдхен рассказывать дальше, что происходит на гусином лугу и как приходится ему бегать вдогонку за ша­почкой.

Старый король велел ему и впредь пасти гусей, а сам, только наступило утро, сел за черными воротами и услы­хал, как говорила она с головою Фалады; потом он пошел вслед за нею на пастбище и спрятался на лугу за кустом. И увидел он вскоре своими собственными глазами, как гусят­ница и пастушок пригнали гусей, и как села она потом и начала расплетать волосы, и как засияли они от блеска.

И опять сказала она:

— Подуй, ветер-ветерок,

Сдуй у Кюрдхен колпачок,

Пусть бежит за ним вдогонку;

А я косы заплету,

Их в порядок приведу.

И поднялся вихрь и сорвал с Кюрдхен шапочку, и при­шлось ему бежать далеко-далеко за нею вдогонку, а пас­тушка тем временем медленно причесала и заплела волосы, и старый король все это видел. Потом он незаметно вернул­ся назад».

Нo когда душа (королевна) подобным образом работает над собой, для обычной воли (Кюрдхен) это становится не­выносимым состоянием. Ведь в конце концов до сих пор она одна «пасла гусей»; тут на суд призывается старый ко­роль. Конечно, Я (королевич) уже давно решило вопрос в пользу королевны, но оно было обмануто самозваной невестой. Только древняя самость осталась на страже и помогает ему; она внимательна, она испытывает юную королевну у ворот и на лугу — и узнает ее.

«Когда вечером гусятница вернулась домой, король ото­звал ее в сторону и спросил, зачем она все это делает.

— Я сказать вам об этом не смею, да и не могу ни одному человеку пожаловаться на свое горе, я поклялась в том перед Богом, а не то мне придется погибнуть.

Он стал ее допытывать и не давал ей покоя, но ничего добиться от нее не мог. И сказал король:

— Если ты мне ничего не хочешь сказать, так пожалуйся
тогда на свое горе железной печке, — и ушел.

Тогда она забралась в железную печку, начала плакать и причитать, и все, что было у ней на сердце, высказала и говорит:

— Живу я, всеми покинутая, а я-то ведь королевна; коварная камеристка принудила меня силой снять с себя королевские одежды и заняла у жениха мое место, и должна я исполнять черную работу и пасти гусей. Если бы знала об этом моя матушка, сердце бы у нее разорвалось!

А старый король стоял за печкой и слышал все, что она говорила. Вышел он потом и велел ей вылезти из печки. Надели на нее королевские одежды; и казалось прямо чу­дом, какая была она прекрасная».

И до сегодняшнего дня печка играет в мире сновидении ту же роль, что и в сказке. Больные, страдающие сердечны­ми приступами, могут иногда поведать об этом. Ведь серд­це— это источник тепла в телесном доме так же, как печь — в доме жилом. И в переносном смысле мы говорим о тепле души, о горячей, остывшей и потухшей любви. (Железо еще более подчеркивает этот образ, ибо именно железо в крови будит и оживляет наше Я.) Царственная душа чело­века сердцем должна познавать, кем она является на самом деле. Этого должен требовать от нее король. Только нашед­ший самого себя становится личностью. Тем самым освобождается путь к королевичу — Я. И весь процесс в тем большей степени должен происходить в сердце, что разви­тие разума (путь на лошади) и развитие мышления (уход за золотыми волосами) очень легко могут стать односторонни­ми. Здесь должно помочь сердце как орган познания.

«Позвал старый король своего сына и объявил ему, что невеста у него фальшивая, а на самом деле она всего лишь камеристка, а настоящая стоит перед ним — это бывшая гусятница.

Сильно обрадовался молодой король, увидев ее красоту и доброту, и было устроено большое пиршество, и созвали на него всех людей и добрых друзей. И сидел на первом месте жених, а рядом с ним королевна, а с другой стороны камеристка, но была камеристка ослеплена и не узнала ее в пышном наряде. Вот поели они, попили, стало им весело, и задал тогда старый король камеристке загадку: чего заслу­живает та, которая так, мол, и так обманула своего хозяи­на, — и он рассказал ей все, как было, по порядку, и спро­сил:

- Какого приговора она достойна?

И сказала фальшивая невеста:

— Она достойна одного, чтобы раздели ее догола и бро­сили в бочку, утыканную острыми гвоздями; и надо запрячь в ту бочку двух белых лошадей, и пусть они ее тащат по всем улицам».

Мы видим перед собой сущностный образ — жених меж­ду настоящей и фальшивой невестой. Должен совершиться выбор. Так как принцип свободы действителен и для эгоис­тичной, высокомерной сущностной силы (камеристки), то ей предоставляется возможность высказать истину. Но она не в состоянии уже распознавать добро в его блеске и красо­те, и сама себе произносит приговор.

«Быть раздетым догола» означает потерять все душевные покровы и ауру; быть брошенным в бочку с гвоздями зна­чит умалиться, лишиться всякой возможности действовать и выстрадать на себе все те раны, которые были нанесены другим, как уколы и удары. И две белые лошади должны тащить ее по всем улицам до смерти: в какой-то степени происходит воскресение Фалады. А лошадь камеристки — до сих пор направленный на материальное и темное рассу­дочный инстинкт — претерпела превращение и просветле­ние до некоей духовной силы; это двуединство новой духов­ности несет смерть всякой низости и самовластности. Душа исполнена теперь мыслящим духом, Я полностью прониза­но душой, и можно праздновать королевскую свадьбу.

«— Так ты же и есть та самая, — сказал старый король — которая произнесла себе приговор, так и должно с тобой поступить.

И вот, когда исполнили приговор, женился молодой ко­роль на своей настоящей невесте, и стали они оба править своим королевством в мире и счастье».

В нижнесаксонских крестьянских дворах можно видеть на фронтоне две скрещенные балки с белыми резными кон­скими головами. Вероятно, недостаточно было бы усмот­реть в этом лишь большую любовь наших предков к лоша­дям. Между домом тела и жилым домом была теснейшая связь. Лоб соответствует фронтону дома. Здесь должен пра­вить духовный разум, должны соединяться и скрещиваться высший и низший рассудок. Оба они необходимы, чтобы хорошо «жить в своей обители» и действовать с внутренней правдивостью.

ЗОЛУШКА

Гримм, 21

«Заболела раз у одного богача жена и почувствовала, что конец ей приходит. Подозвала она свою единственную до­чку к постели и говорит:

— Мое милое дитя, будь скромной и ласковой, и Господь тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всег­да буду возле тебя.

Потом закрыла она глаза и умерла. Девочка ходила каж­дый день на могилу к матери и плакала, и была смирной и ласковой.

Вот наступила зима, и снег укутал белым саваном моги­лу, а когда весной опять засияло солнышко, взял богач себе в жены другую женщину.

Привела мачеха в дом своих дочерей. Были они лицом красивые и белые, но сердцем злые и жестокие. И настало тогда тяжелое время для бедной падчерицы.

— Неужто эта дура будет сидеть у нас в комнате? — сказала мачеха. — Кто хочет есть хлеб, пускай его зарабо­тает. А ну-ка, живей на кухню, будешь стряпухой.

Отобрали они у нее красивые платья, надели на нее ста­рую серую рубаху и дали ей деревянные башмаки.

— Поглядите-ка на эту гордую принцессу, ишь как вырядилась! - говорили они, смеясь, и отвели ее на кухню.

И должна она была там с утра до самого позднего вечера исполнять черную работу: вставать рано утром, носить воду, топить печь, стряпать и мыть. А кроме того, сводные сестры всячески старались, как бы ее посильней огорчить — насме­хались над нею, высыпали горох и чечевицу в золу, и ей приходилось сидеть и выбирать их оттуда опять.

Вечером, когда она от работы уставала, ей приходилось ложиться спать не в постель, а на полу, рядом с печкой, на золе. И оттого, что была она всегда в золе, в пыли и гряз­ная, прозвали ее сестры Золушкой».

Отец Золушки — богатый человек, купец. Купец стоит в гуще повседневной жизни, он должен работать и рисковать, чтобы сохранить свои богатства и приобрести новые. Сегод­ня он богат, а завтра может стать бедняком.

Если человек не находится больше в состоянии непосред­ственного переживания духовного мира и не владеет боль­ше своим королевским достоинством, если он имеет дело с богатством определенных традиций, происхождения кото­рых он теперь даже не знает, если он хоть и имеет во владе­нии сокровища мудрости — золото, но назавтра может ока­заться бедняком с пустыми руками, то тогда он похож на купца. Его душа — «богатая госпожа», но богатая госпожа умирает — это его лучшая часть души удаляется в высший мир.

Из древней, богатой душевности, из непосредственного единства сущности родилась юная сила, дочь. Но она долж­на взрослеть и учиться преодолевать сомнения и заблужде­ния. Она должна собственными силами найти то Я, которое стоит выше, чем сомневающийся, неуверенный самость — отец. Если эта будущая, пронизанная Я душевная сущность станет чем-то большим, чем просто богатая госпожа (жен­щина), то перед ней лежит трудный путь. Потому что когда в человеке, живущем по традициям, радеющем о духе, умерла спиритуальная душа — истинная супруга, то очень скоро к нему вселяется ненастоящая — «другая женщина». Она ста­новится хозяйкой в доме тела и злой мачехой для дочери, рожденной из настоящей детскости; потому что она однос­торонне обращена лишь к чувственному миру, любит лишь свое и себе подобное и всегда и повсюду преследует добро.

Две ее дочери лицом белые и красивые, но сердцем злые и жестокие. Они несут с собой обман и лицемерие. То, что, как оболочка, как аура, окружает сущностное ядро, истон­чается под влиянием этих злых сил. Многообразие внутренних движений и устремлений идет на убыль. Там, где душа была облачена, как в многоцветное одеяние, в богатство доброты, распространяется теперь угрюмый серый цвет. Они дали ей серую рубаху. Ее полнокровное участие в жизни деревенеет (они дали ей деревянные башмаки). С утра до вечера эти дьявольские силы угнетают и унижают душу, издеваются над ней и делают из нее стряпуху. Из многочис­ленных сказок известен нам этот образ, ведь он изображает тот внутренний процесс, который в большей или меньшей степени проделывает душа каждого европейского человека.

Мы видели уже, что очаг с огнем был когда-то важней­шим местом в доме. Там излучалось тепло, там был центр. В доме тела таким очагом является сердце. Очаг и печь могут символизировать во сне область сердца, поскольку сердце — это центр тепла. Так, человек может видеть во сне горящую раскаленную печь, если он охвачен чувством горя­чей дружбы или пламенной любовью, но ему может сниться и остывшая печь, если когда-то теплые или пылкие чувства угасли. Если же настоящей душе почти не остается места во внутренней сфере, то она в конце концов живет в сердце и заботится о том, чтобы не погасла последняя искра. Туда она удаляется, можно сказать, что туда изгоняют ее дьяволь­ские силы. В одном лишь сердце может она жить, оттуда она осуществляет свой труд, а все ее деяния и опыт имеют названия на языке образов: разводить огонь, варить, носить воду, мести золу — короче, служить при огне и золе.

«Случилось однажды, что отец собрался ехать на ярмар­ку и спросил у своих падчериц, что привезти им в подарок.

— Красивые платья, — сказала одна.

— Жемчуга и драгоценные камни, — попросила другая.

— Ну а ты что, Золушка, хочешь?

— Привези мне, батюшка, веточку, что на обратном пути первая зацепит тебя за шапку, отломи ее и привези мне с собой.

Накупил отец своим падчерицам красивые платья, жем­чуга и самоцветные камни, и, когда на обратном пути ехал он через лесок, веточка орешника хлестнула его, да так силь­но, что и шапку с головы у него сбила. Он сорвал эту веточ­ку и привез ее с собой. Воротился он домой, подарил падче­рицам то, что они просили, а Золушке отдал веточку ореш­ника.

Поблагодарила его Золушка, пошла на могилу к матери и посадила там веточку и так сильно плакала, что слезы кати­лись у нее из глаз на землю, и они полили эту веточку. Вот выросла веточка и стала красивым деревом. Золушка триж­ды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каж­дый раз прилетала на дерево белая птичка; и, когда Золуш­ка eй говорила какое-нибудь желание, птичка сбрасывала ей то, что она просила».

К египетским мистериям Солнца восходит тысячелетний миф о птице Феникс, которая сгорает, принося себя в жер­тву, и, заново рожденная, восстает из пепла. Огонь и пепел (зола) связаны друг с другом, так как пепел остается после сгорания. Там, где сердце горит в огне чистого желания, благородного воления, там, где все низменное сжигается в непрерывном очищении, — там возникает та внутренняя субстанция, которая на образном языке сказок называется «зола». Очищение означает изменение, непрерывную «смерть для жизни новой». Если душа хочет пройти через эту «смерть для жизни новой», то она должна стать Золушкой. Отец, ставший торговцем человеческий дух, не охвачен еще жела­нием этой «смерти для жизни новой». Он связал себя с за­твердевшей в материализме душой. Его проницательность ограниченна. Он не обращает внимания на страдания, носи­мые в сердцевине душевного ядра. Поэтому Золушка хочет себе веточку, которая «зацепит за шапку» на пути домой после его поездки.

Шляпа и шапка закрывают и ограничивают нас сверху; они выступают образами нашего собственного мышления, мозгового мышления, которое означает нашу личностную ответственность и наше личностное познание.

Образные выражения: «Ich nehme es auf meine Kappe» (Дословно: «Я беру это на мою шапку», то есть «я беру это на мою личную ответственность — Прим. лерев.), «Da geht mir der Hut hoch» (Дословно: «У меня шапка поднимается», то есть «я с ума схожу от этого». — Прим. перев.). У отца «шапка» сидит слиш­ком крепко. Нечто живое — веточка, побег — должно заце­питься за эту шапку, и то, что сбивает с него шапку, оказы­вается ореховой веточкой.

Крестьяне, руководствуясь древней мудростью, сажали кусты орешника по четырем углам сада и вдоль ограды, потому что он поглощает космические силы, вредящие зем­ле. Лесные орехи обладают высокой питательной ценностью, они укрепляют нервы и наполняют организм жизненными силами. Наверняка веские причины побуждают и искателей кладов, подземных ключей и т.п. с помощью волшебного жезла (Rutenganger) применять для этой цели именно оре­ховые жезлы. Ореховое дерево, поддерживающее жизнь, дарящее жизненные силы, стало символом древа жизни. Оно воспето в народных песнях. Его ветка защищает, например, от чертей. Что должно происходить, чтобы это внутреннее дерево жизни росло?

«Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась».

Если душа хранит воспоминание о материнском прамире и в молитве заботится об осознании, то в ней произрастают, подобно дереву, жизненные силы. Ненавязчиво указывает при этом сказка на важный закон, на повторение и ритм. Не одномоментная молитва дает душе достаточно сил, а повто­ряемая. Ведь всякое повторение укрепляюще воздействует на внутреннего человека. Если человек молится регулярно — трижды в день,— говорит сказка, то он вбирает в себя духовную силу, которая, как его вторая, высшая природа, дает побеги и растет и становится древом жизни. Тогда нисходит на него благодать чистой духовности, спускается бе­лая птичка. Эта белая птичка не что иное, как голубь в библейском тексте.

«Но вот случилось однажды, что король затеял пир, ко­торый должен был длиться целых три дня, и созвал он на праздник всех красивых девушек страны, с тем чтобы сын его мог выбрать себе невесту. Когда две названые сестры узнали о том, что им тоже надо явиться на пир, они стали добрые, кликнули Золушку и говорят:

— Причеши нам волосы, почисть туфли и застегни за-
стежки, да покрепче, мы ведь идем в королевский дворец на
свадьбу.

Золушка их послушалась, но заплакала — ей тоже хоте­лось пойти потанцевать; она стала просить мачеху, чтобы та отпустила ее.

— Нет, Золушка, ведь у тебя нет платья, да и танцевать
ты не умеешь, там над тобой только посмеются.

Заплакала Золушка, а мачеха и говорит:

— Вот если выберешь мне за один час из золы две пол­ные миски чечевицы, то можешь пойти вместе с сестрами, — а сама подумала про себя: "Этого уж ей не сделать никог­да". Высыпала мачеха две миски чечевицы в золу, а девуш­ка вышла через черный ход в сад и молвила так:

— Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебес­ные, прилетайте, помогите мне выбрать чечевицу!

Хорошие — в горшочек,

Поплоше, те в зобочек.

И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а вслед за ними и горлинка, и наконец прилетели-послетались все птички поднебесные и спустились на золу. Накло­нили голубки головки и начали клевать: "тук-тук-тук-тук", а за ними и остальные тоже: "тук-тук-тук-тук", и повыбрали все зернышки в миску. Не прошло и получаса, как кон­чили они работу, и улетели все назад.

Принесла Золушка две миски чечевицы мачехе, стала ра­доваться, думая, что теперь-то ей можно будет идти на пир, а мачеха и говорит:

— Ничто тебе не поможет: не пойдешь ты вместе со свои­ми сестрами — и платья у тебя нет, да и танцевать ты не умеешь, — нам будет за тебя только стыдно.

Повернулась она спиной к Золушке и поспешила со своими двумя дочерьми на пир».

До тех пор пока Золушка не посадила еще ореховое де­ревце, она была беззащитной перед нападками злых назван­ных сестер. Она упражняла терпение в страдании. И вот «растет» ее сила. Золушка слышит призыв на королевскую свадьбу и хочет последовать ему. Естественно, чинящие ей препятствия силы удваивают свои усилия. Чечевица, кото­рую они бросают ей в золу, и есть то самое препятствие, но одновременно это и «зернышки». Ставшая активной душа призывает на помощь новые силы. Через преодоление обе­их враждебных сил — обеих названных сестер — душа по­лучила две особые милости (два белых голубка). После того как они прилетают, собираются в избытке и другие духов­ные силы (птицы), и они завершают то, что было наложено как испытание. Они не просто выбирают чечевицу, но и отделяют хорошие зерна от плохих. Совершен шаг вперед: душа научилась различать, что является настоящим семе­нем и может принести настоящий плод, а что — плохо. Она умеет, таким образом, распознавать плодотворное и непло­дотворное. Милость духа забирает неплодотворное с собой (голуби забирают плохие зернышки в зобочек).

Теперь мы должны рассмотреть поближе обеих сестер. По существу мы знаем их достаточно хорошо. Потому что они приданы каждой человеческой душе и каждая душа должна каким-то образом вступать с ними в спор. У них «красивые ноги» — это значит, они с удовольствием живут на земле, но для золотой туфельки у одной оказывается слишком большим палец, а у другой — пятка. Они живут на слишком «широкую ногу»!

Раньше при ходьбе движение ноги начинали больше сверху вниз и ходили легче и окрыленнее, чем сейчас. Посмотрите как-нибудь на античные изображения па греческих вазах. У детей часто бывает еще эта походка на цыпочках, как и у людей, живущих на Дальнем Востоке. Они больше снаши­вают обувь на носке, меньше — на каблуке. Когда человек касался земли некоторым образом сверху, он в меньшей сте­пени зависел от земли. В настоящее время наш шаг тяже­лее, и ступня больше касается земли, даже в танце. Совре­менный человек сильнее опирается на пятку, на каблук. О Фихте, «Философе Я», рассказывают, что он постоянно снашивал каблуки.

Ступня и обувь представляют наше отношение к земле. Если мы овладеваем земным лишь бегло, мимолетно, то мы поверхностны в земной жизни, оторваны от земного. Если мы овладеваем им слишком интенсивно, тогда мы одержи­мы земными делами, погрязли в земном. Душа, поверхнос­тно живущая в земном, охотно убегает от будней с их обя­занностями. Она охотно поднимается и парит в высшем мире, но не в действительно спиритуальном, а в выдуманном мни­мом мире (она ходит на цыпочках). Она считает себя «чем-то лучшим», а при этом надменна, тщеславна и горда и толкает человека в дурман, иллюзию, в пустой мираж. Ее вер­ховный правитель — это та мощная дьявольская сила, кото­рая уже в раю призвала человека к высокомерию, к дерзко­му состязанию с Богом: это Люцифер (красный черт). Дру­гая сестра, погрязшая в земных делах, чья пятка слишком велика для золотой туфельки, слишком привязана к мате­ри. Она не может восторгаться высшим, живет низшими проявлениями бытия и ищет материальную выгоду. Через нее человек твердеет и костенеет, она парализует силу его энергии. Лишь то, что воспринимают органы чувств, счита­ет она подлинным. Ее верховный правитель — целиком дух лжи, Библия называет его Сатаной (черный черт). К древнеперсидской культуре восходит имя «Ариман». С тех пор как люди перестали точно различать спиритуальные исти­ны, они объединяют обе эти дьявольские силы в одну об­щую. В действительности мир имеет дело с двумя противо­положными злыми силами. Во многих душевных качествах мы можем познать эту полярность зла, но, само собой разу­меется, и необходимую добрую середину:

честолюбивый — целеустремленный, усердный — лени­вый, инертный;

сверхчувствительный — уравновешенный — равнодуш­ный;

высокомерный — скромный — раболепный, холопский;

экзальтированный — эмоциональный — бесчувственный;

расточительный — умеренный — жадный;

безрассудно смелый — мужественный — трусливый;

нерешительный — настойчивый — упрямый, твердоло­бый.

Человек должен найти свой путь между обеими крайнос­тями, причем не столько вступая в борьбу с ними, сколько работая над собой и очищая себя силой середины. Гармони­зируя себя, он должен сделать лучшее из противоречивости влечения. Золушка нашла в себе середину. Преодоление двойного зла принесло ей двойную благодать - двух белых голубков. Они снова появляются, когда объявляется насто­ящая невеста.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: