Летом 1687 г. у Петти стала сильно болеть нога. Дело кончилось гангреной, от которой он и умер в декабре того же года. Похоронили его в родном городе Ромси.

Замечательны последние письма Петти к его ближай­шему другу Саутвеллу. Они писались за два-три месяца до смерти. Это его символ веры, уже не омраченный коры­столюбием, мелкими делами, личными интересами. Он отвечает Саутвеллу, мягко упрекающему его в том, что, вме­сто устройства дел семейства, он занимается далекими от жизни вещами (полуслепой и мучимый недугом Петти слушал чтение только что вышедшей знаменитой книги Ньютона «Математические начала натуральной филосо­фии»).

Но и здесь сэр Уильям остается самим собой. Он, мол, дал бы 200 фунтов, чтобы Чарлз (его старший сын) мог понять книгу. О своих детях, которых он любил и воспи­танием которых много занимался, Петти пишет: «Не стану я потеть над тем, чтобы увеличить приданое дочери, и не стану обхаживать трутней. Я хочу, чтобы мой сын удов­летворился приданым той жены, которую он полюбит». И далее о смысле своей жизни: «Ты спрашиваешь меня, для чего я упрямо продолжаю заниматься этими бес­плодными трудами. Я отвечу, что эти труды радостны и что величайшим и_блаженнейшим является труд мышления»[44].

Сэр Уильям Петти имел у современников троякую ре­путацию: во-первых, блестящего ученого, писателя, эруди­та; во-вторых, неукротимого прожектера и фантазера; в-третьих, ловкого махинатора, человека жадного и не слишком разборчивого в средствах. Эта третья репутация преследовала Петти, начиная с его «подвигов» при дележе ирландских земель и до самой смерти. И она имела под собой основания.

Посмотрим на вторую половину жизни Петти как на биографию собственника и дельца. Перелом в его жизни наступает в 1656 — 1657 гг., когда он из интеллигента-раз­ночинца превращается сначала в спекулянта и авантюри­ста, а затем в богатого помещика. Эта перемена неприятно поразила его лондонских и оксфордских ученых друзей. Петти волнуется и страдает от этого, он пишет Бойлю, мнением которого особенно дорожит, заклиная его не де­лать поспешных выводов, дать ему возможность лично объяснить ход событий. Время отчасти стирает возникшее отчуждение, но следы его остаются.

Сразу после Реставрации Петти приходится вступить в жестокую борьбу за свои поместья: на них претендуют бывшие владельцы, из которых иные пользуются поддерж­кой нового правительства. Он бросается в эту борьбу со всей энергией и страстью, вкладывает в нее огромные душевные силы и время. Ему удается в основном сохра­нить свои разбросанные по всему острову земли, он тор­жествует. Но бесконечные земельные тяжбы преследуют его. Имея многие десятки тысяч акров земли, он зубами цепляется за каждый клочок, ссорится, судится, жалуется. По его собственным словам, он одно время имел на руках сразу 30 тяжб.

Но и этого ему мало! Вопреки своим принципам, во­преки увещеваниям друзей он бросается в новую авантюру: вступает в компанию налоговых откупщиков — богатых финансистов, откупавших у правительства право взимать налоги и грабивших страну. Петти в своих сочинениях резко выступает против системы налоговых откупов, ду­шивших предпринимательство и производство, а своих компаньонов он почти открыто называет жуликами и кро­вососами. И все-таки вносит аванс! Скоро он ссорится с «кровососами», но не может получить обратно свои деньги. Теперь он вовлечен еще в одну тяжбу — самую жестокую и бессмысленную. Петти запутывается в ней, как в сетях, приходит в ярость, вызывает у друзей сожаление, у вра­гов — злорадство. В 1677 г. он даже попадает на короткое время в тюрьму «за неуважение к суду». Эти скандалы губят последние шансы Петти на политическую карьеру, к которой он постоянно стремится. Ему отказывают в должностях, которых он добивается, чтобы осуществлять свои проекты.

Собственник стал рабом собственности. Петти сам сравнивал себя в одном из писем с рабом, который прико­ван к скамье галеры и изнемогает, гребя против ветра. Это трагедия талантливого человека, энергия и силы ко­торого растрачиваются в волчьем мире денег, рент, отку­пов: буржуазная трагедия.

Современники ощущали трагедию, но воспринимали ее, конечно, иначе, чем мы. Их изумлял разрыв между феноменальными способностями Петти и его незначитель­ными успехами на политическом и государственном попри­ще. Эвелин писал, что трудно представить себе человека, лучше понимающего государственные дела. Он продол­жал: «Во всем мире не найдется человека, столь же спо­собного управлять промышленностью и ростом торговли... Если бы я был государем, я бы сделал его по меньшей мере своим вторым советником».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: