Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Смелость, доходящая до дерзости




 

После сражения с карателями генерала Пиппера под Берестянами партизанский отряд ушел на север Ровенской области в район Вельки Целковичи.

Вскоре на место старого лагеря вернулась с маяка небольшая группа партизан. С ними была врач Алевтина Николаевна Щербинина, ходившая на маяк для оказания помощи тяжелораненому партизану. Алевтине Щербининой было поручено доставить в отряд переданные на маяк документы и другие трофеи, взятые у генерала Ильгена.

«Прибыв на старую стоянку, – пишет в своих воспоминаниях партизан Иван Филиппов, – мы осмотрели место боя. Трупов карателей там уже не было. Их гитлеровцы забрали на другой день после боя. Обнаружили мы только труп предателя-проводника, который вел карателей в лагерь, да пилотки фашистов, висевшие на сучках деревьев… Через несколько дней к нам присоединилась группа Бориса Черного с рацией. Ее послали, когда еще отряд находился в пути, для связи с Москвой».

В отряде произошел курьезный случай.

С маяка сообщили, что в лагерь приедет Кузнецов. Филиппов, командовавший партизанской группой, послал навстречу Николаю Ивановичу разведчика, а сам с несколькими бойцами ушел выяснить обстановку в районе, прилегающем к лагерю, и попутно заготовить продуктов питания. В лагере были оставлены часовой в секрете и врач Алевтина Щербинина, охранявшая генеральские документы.

Партизан, посланный для встречи Кузнецова, заметил, что по лесной тропе к лагерю приближается немецкий офицер. Партизан прибежал обратно доложить командиру группы об увиденном. Но в лагере, кроме часового, уже никого не было. Немец приближался, и часовой открыл огонь, а врач Щербинина с документами генерала побежала из лагеря. Растерявшийся часовой несколько раз выстрелил, но попасть в немца не мог.

– Вы, что, своих не узнаете?! – закричал Кузнецов.

По голосу и облику приблизившегося «немца» часовой и разведчик «признали» партизана Грачева.

– Кто еще есть в лагере? – спросил Кузнецов.

– Врач Щербинина, – ответил часовой.

– Немедленно найдите ее!

Начали искать Алевтину Николаевну, еле отыскали ее следы. Щербинина убежала за два километра в чащу леса.

Кузнецов крепко отчитал часового за то, что он плохо стреляет, а врачу Щербининой сделал внушение.

Группа партизан, в которой находился Филиппов, пробыла в старом лагере до осени. Она не прекращала связи с маяком, ожидая из Ровно возвращения разведчиков. Когда из города прибыли Ершов и Мажура (все остальные, работавшие в Ровно, были уже в сборе), партизаны двинулись в путь, чтобы соединиться с основным отрядом. Впереди предстоял 200-километровый переход по территории, где действовали банды украинских националистов. В такой обстановке требовалось твердое, умелое и авторитетное руководство. Хотя формально командиром группы был назначен Борис Черный, но фактически ее возглавил Николай Иванович Кузнецов, авторитет которого среди разведчиков был очень высок, – рассказывает бывший разведчик-партизан П. И. Ершов.

Из состава группы были сформированы отделение разведки, хозяйственное отделение, отделение радиосвязи и боевая рота. Во главе подразделений были поставлены наиболее мужественные и отважные партизаны. Кузнецов наметил маршрут следования, определил время выступления. Для заготовок продуктов питания на время перехода выделил специальных людей. Это было предусмотрительно. Партизаны продвигались по маршруту, избегая ненужных заходов в населенные пункты. Выделенные разведчики информировали группу о приближении банд буржуазных националистов. Все это во многом облегчило и обезопасило путь группы.

Меры предосторожности не могли, конечно, предотвратить столкновений с националистами, но стычки с бандами Кузнецов всегда превращал в короткие, стремительные и успешные схватки. И в этом чувствовалась направляющая рука отважного, находчивого командира, умеющего быстро оценить обстановку и принять единственно правильное решение.

Однажды, перейдя реку, группа партизан попала в засаду и под обстрелом начала отходить назад. Это грозило гибелью. В такой критический для партизан момент Кузнецов поднялся во весь рост и со словами: «Вперед, товарищи!» – увлек всю группу за собой. Бандиты были смяты и уничтожены.

«Смелость, доходящая до дерзости, была свойственна Николаю Ивановичу как разведчику, и это качество всегда приносило ему успех, – рассказывает П. И. Ершов. – Мгновенно принимая решения в трудные минуты, Кузнецов заражал всех своим мужеством и отвагой, внушал уверенность в успехе боя, увлекал всех за собой и добивался победы».

…В декабре сорок третьего года Советская Армия стремительно развязала наступление на широком фронте. Уже был освобожден Киев. Гитлеровцы откатывались на запад. Они уезжали из тыловых районов, которые прежде у них считались глубинными и безопасными. Более прозорливые немецкие офицеры понимали, что крах гитлеровской военной машины неминуем. И фашистские крысы бежали из Ровно, как с тонущего корабля. Многие знакомые Пауля Зиберта «приятели» и «друзья» уже скрылись из города. Кузнецов видел это, и ему очень хотелось использовать благоприятный момент паники в своих целях.

Те, кто знал в отряде разведчика Николая Кузнецова, поражались его неистощимой энергии, состоянию боевого духа. Уже одного того, что Кузнецов сделал в ноябре, было достаточно, чтобы вписать имя разведчика-партизана в плеяду мужественных и бесстрашных. Однако Николай Кузнецов не собирался складывать оружия. Он весь в действии, он работает без устали, без отдыха. Еще не все его «приятели» убрались из Ровно. Кузнецов рисковал быть узнанным во время операций по уничтожению гитлеровских военачальников. Это грозило разоблачением и мучительной смертью в гестаповских застенках. И все же отважный разведчик просит у командования все новых заданий.

Гестапо, зихергайстдинст[23] и фельджандармерия не оставляли своих попыток проникнуть в ряды народных мстителей. Гитлеровцы провели в городе поголовный арест всех бывших военнопленных, пытаясь найти нити, ведущие в партизанский отряд Медведева и городское подполье.

Разведгруппа Николая Кузнецова обнаружила, что в городе после комендантского часа свободно разгуливают… девушки. Они, эти девицы, ходят по квартирам, которые взяты гестапо на подозрение, и ищут своих «знакомых» военнопленных. Решили заинтересоваться некоторыми из этих особ. Оказалось, что они завербованы гестапо. Гитлеровцы настойчиво искали в Ровно гнездо советских разведчиков, их центр, чтобы одним ударом разгромить его. В «столицу» Украины прибыли гестаповцы из Киева и других городов. Агентура гестапо упорно пытается сблизиться с бывшими советскими военнопленными. Их ядовитые щупальцы сумели проникнуть в ряды городского подполья. Был схвачен руководитель ровенских патриотов Николай Астафов. Служба безопасности засылает в отряд Медведева своего агента. Но маневр врага был разгадан разведчиками группы Кузнецова. Шпиона обезвредили. Появились первые данные, что для гестапо активно работает какая-то женщина, «которая знает и выдает наших». Нужно было принять меры к установлению ее личности.

…В середине декабря 1943 года весь мир облетело сообщение агентства Рейтер. Президент Соединенных Штатов Америки заявил на пресс-конференции, что, будучи на совещании глав трех правительств в Тегеране, он остановился в русском посольстве, а не в американском, потому что русским стало известно о германском заговоре на жизнь участников конференции.

Данные о готовящемся покушении на глав трех правительств получил разведчик Николай Кузнецов. Он сумел добыть их в беседе с гитлеровским шпионом фон Ортелем.

Подвиги Кузнецова вызывали восторг и восхищение советских людей, страх и растерянность у фашистских захватчиков.

О Кузнецове и его боевых друзьях ходили легенды во всех партизанских отрядах Украины. Слава отважного разведчика росла с каждым днем. У него учились, у него брали пример мужества и находчивости, неиссякаемой ненависти к врагу.

26 декабря 1943 года радио принесло в партизанский отряд радостную весть. Указом Президиума Верховного Совета СССР «За образцовое выполнение специальных боевых заданий в тылу немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом отвагу и мужество» Кузнецов Николай Иванович награждается орденом Ленина.

Высшими наградами были отмечены и его боевые друзья: Николай Струтинский, Ян Каминский и Мечислав Стефанский.

Горячо, от всей души поздравляли партизаны Николая Кузнецова. А он, как всегда, скромный, отвечал: «Теперь я еще в большем долгу перед Родиной».

По заданию командования отряда Николай Кузнецов в чине офицера гестапо едет в оккупированный Луцк. Нужно было выследить генерального комиссара Волыни и Подолии группенфюрера СС генерала Шене, прославившегося жестокими расправами с населением, зверскими пытками, расстрелами местных патриотов. Нужно было наладить связь с подпольем. Гестапо провело в Луцке массовые аресты.

Партийная организация была под угрозой разгрома. Предстояло выяснить, какой враг проник в ряды патриотов.

Вместе с Кузнецовым пошли Иван Белов, работавший до войны в Луцке шофером, и подпольщица Нина Карст, владеющая немецким языком. В городе она имела знакомства среди немецких офицеров.

На шоссе Кузнецов с товарищами остановили пустой «мерседес», следовавший в Луцк. Недалеко от города у контрольного пункта разведчикам пришлось задержаться. «Мерседес» стоял почти в хвосте колонны машин. Короткий зимний день кончился. Уже смеркалось. Дорога была каждая минута: до комендантского часа нужно успеть найти в городе надежную квартиру. Кузнецов приказал шоферу ехать в обход. Свернули на обочину и грунтовой дорогой проскочили почти к самому контрольному посту. Патрульный накинулся с бранью и угрозами на шофера «мерседеса».

Тогда Кузнецов вышел из машины и внушительно пояснил патрульному офицеру:

– Я выполняю срочное поручение гестапо! – небрежным движением он показал свое удостоверение, махнув им почти у самого носа гитлеровца. – Я должен торопиться! А эти, – Пауль Зиберт показал в сторону колонны, – подождут…

Патрульный взял под козырек и дал машине, в которой ехали партизаны, дорогу вне очереди.

В Луцке Кузнецов провел смелую операцию и, реквизировав у одного из гитлеровцев автомобиль, завладел отличным средством передвижения.

Древний замок Любарта был забит арестованными луцкими подпольщиками и не причастными к делу горожанами. Нина Карст через своих знакомых выяснила, что пытками в тюрьме руководит капитан Готлиб. Он зверски истязал заключенных.

Кузнецов решил повстречаться с карателем-садистом. Проследив за распорядком «рабочего дня» гестаповца, Белов доложил: «Фашист после допросов заключенных в семь часов вечера выезжает из тюрьмы».

В тот зимний вечер к центральной башне замка Любарта подкатил зеленый «оппель». Из него вышел гестаповец и остановился у ниши стены. Машина уехала. Вскоре к замку подкатил черный «оппель-капитан». Увидев его, офицер подошел к шоферу:

– Я по распоряжению господина Готлиба. Срочно езжай в управление гестапо. У входа ожидает женщина в меховом манто. Немедленно доставь ее сюда…

«Оппель-капитан» умчался в вечернюю мглу, оставив за собой облако снежной пыли. К замку снова подъехал зеленый «оппель» с бравым молодым солдатом за рулем.

Ровно в семь у входа в проходной появился Готлиб.

– Прошу, господин офицер! – бойко обратился к гестаповцу шофер. И желая предупредить расспросы Готлиба, словоохотливый солдат пояснил:

– Господин капитан, ваша машина неисправна: меня послал за вами подполковник Краузе.

Уже садясь в зеленый лимузин, Готлиб коротко бросил:

– В гестапо!..

В это время к машине, готовой сорваться в путь, быстро подошел высокий бравый невесть откуда появившийся офицер-гестаповец.

Он попросил подвезти. Шофер сослался на гауптмана Готлиба:

– Если герр гауптман разрешит…

Готлиб не отказал «коллеге».

Машина проскочила деревянный мост, и вдруг шофер резко затормозил. У виска Готлиба оказался пистолет «коллеги».

– Ни с места! – приказал «офицер». – Иначе кончу первою пулей!

Глаза оцепеневшего Готлиба, казалось, готовы были выскочить из орбит.

В зеленом «оппеле» действовали Кузнецов и Белов. Они обезоружили фашиста, связали. Свирепого изувера Готлиба с перепугу прохватила медвежья болезнь…

Отъехав по шоссе несколько километров, разведчики свернули на проселок и углубились в лес. Здесь в тихом зимнем лесу состоялся короткий допрос гестаповского палача.

Узнав, что перед ним советские партизаны, Готлиб зашатался и с трудом устоял на ногах. Гестаповец показал, что Шене в городе нет. Он в Варшаве. Уже получен приказ об эвакуации Луцка…

Прогремели два выстрела. К Готлибу пришла расплата. Еще одним палачом на земле стало меньше.[24]

 

Впереди – тропа…

 

Во время пребывания в Луцке у Николая Ивановича кончился срок командировочного удостоверения. В связи с этим выехать в партизанский отряд он не мог. Стояла суровая зима. Фельджандармерия закрыла переезды через железную дорогу и завалила подходы, ведущие к ним. Кузнецов в такой обстановке не имел права рисковать собой. Командир отряда направил в Луцк «походную канцелярию», чтобы подготовить разведчику новые документы.

Советские войска были уже на подступах к Ровно и Луцку. Как хотелось в это время Николаю Ивановичу повстречаться с частями регулярной Советской Армии! Увидеть и обнять тех, кто по трудным дорогам войны шел следом за фашистским зверем, шел на запад. Но Кузнецова ждало новое особое задание.

Город Ровно к этому времени потерял свое значение как военно-политический центр; крупные гитлеровские военачальники спешно покинули его и удрали во Львов. Ровно находилось во власти фашистского произвола. Гитлеровцы пачками расстреливали на улице Белой ни в чем неповинных людей. Это была агония смертельно раненного зверя…

Вспоминая о тех днях, боевая сподвижница Кузнецова, смелая разведчица Валентина Константиновна Довгер рассказывает:

«Николай Иванович в тылу фашистов был неутомим. Его жажда деятельности против врага была так велика!.. Его стремление продвигаться, идти вперед, на заклятого врага было единой целью жизни. Я хорошо помню нашу последнюю встречу в Ровно. Прощаясь, мы много обо всем говорили. Я высказала мысль, что при создавшейся обстановке мне опасно оставаться в Ровно и не рано ли Николаю Ивановичу ехать во Львов? Я хочу ехать вместе.

Николай Иванович назвал мои сомнения малодушием. Он сказал: «Тебе надо быть ближе к рейхскомиссариату, ехать вместе с «ними». А я везде найду тебя. Покидать свой пост ты не имеешь права…»

Так он учил, так он действовал и сам».

Партизаны отряда, видевшие Кузнецова в Луцке перед отъездом во Львов, рассказывают, что в стане врагов разведчик чувствовал себя хозяином положения.

…На окраине Луцка в погребке, похожем на землянку, Кузнецова ожидали люди, прибывшие к нему с документами для «отправки» во Львов. В городе напряженная обстановка. Немецкие патрули не дают сделать и шагу. Подпольщик предупредил, что вот-вот должен появиться Кузнецов.

Распахнулась дверь. На пороге вырос высокий гитлеровский офицер в черном плаще, высокой остроконечной фуражке, в полной форме гауптмана, при орденах и медалях. Он щелкнул каблуками и, выбросив вперед руку, произнес: «Хайль Гитлер!» и, обращаясь к партизанам на немецком языке, потребовал документы. Это было так неожиданно, что один из прибывших партизан схватился за гранату.

Неосведомленный человек мог бы принять эту сцену за причуду Кузнецова, любившего шутку. Нет. Поступая так, Кузнецов действовал вполне серьезно.

Шлифуя свое мастерство разведчика, выступающего под личиной немецкого офицера, он не выходил из образа и продолжал оставаться гитлеровским гауптманом. Роль офицера была его оружием. И Кузнецов стремился к тому, чтобы это оружие действовало безотказно.

Мимо землянки в это время шел немецкий патруль. Подпольщик, стоявший на часах, вбежал в погребок и тревожно предупредил:

– Немцы!..

– Не волнуйтесь, товарищи! – сказал Кузнецов и стремительно вышел на улицу. Сидевшие в погребке услыхали властный голос «немецкого офицера»:

– Болваны! Что вы здесь топчетесь? Или вам спокойнее ходить на окраине города? А в центре пусть разгуливают партизаны?! Кругом! – Это действовал Пауль Зиберт. Развернув немцев, он направил их в другую сторону.

«Чувствовал себя там Кузнецов очень спокойно, уверенно…» – вспоминают партизаны об этой встрече с разведчиком.

В конце 1943 года специальный отряд полковника-чекиста Медведева насчитывал уже свыше тысячи бойцов и стал для гитлеровцев грозной силой. Во время наступления отряда на Цумань партизаны использовали пушки и минометы, отнятые в бою у генерала Пиппера.

Прибыв по приказу командира к месту сражения, партизаны развернули пушки, установили минометы и открыли огонь по населенному пункту. Бой разгорался все сильнее, и вдруг одна из пушек, стоявшая ближе к Цумани (от ее огня зависел успех боя), перестала стрелять. Немцы засекли ее, и снаряды начали ложиться почти рядом. Расчет зацепил пушку на упряжку и как только отъехал метров на десять, снаряд противника ударил в то место, где до этого стояла пушка и боевой расчет. Помощник командира артминометной батареи по технической части Михаил Кутовой вскоре исправил орудие, и расчет продолжал стрельбу.

После сигнала отбоя группа, в которой находился Кутовой, без потерь вернулась в лагерь.

Наступление длилось всю ночь, шел крупный снег, обувь у Кутового была плохая. Он забежал в чум просушить портянки. Следом за ним влетел командир батареи Орехов. Он был зол и начал кричать:

– Портяночки сушите! А пушку кто будет чинить?

– Пушка исправна, – спокойно заметил Кутовой.

К чуму в это время подошли комиссар отряда Сергей Трофимович Стехов, заместитель командира по разведке Александр Александрович Лукин и Николай Иванович Кузнецов. Услышав, как Орехов отчитывает своего зампотеха, комиссар вызвал того и другого к себе и спросил:

– Что с пушкой?

– Пушка в полной исправности, – доложил Кутовой.

– Так почему же она не стреляла, когда надо было? – недовольно заметил комиссар. – Что, она стреляет по принципу «когда хочу»? – и направился к пушке.

Вызвали боевой расчет. Кутовой начал подробно объяснять причину временного бездействия орудия. Оказалось, что наводчик раньше времени дернул курки, снаряд еще не был дослан в казенную часть, получился перекос патрона, и затвор заклинило. Но Орехов, не внимая объяснениям своего зампотеха, по-прежнему обвинял Кутового. В разговор вмешался Кузнецов.

– А товарищ зампотех прав, – сказал он, – это вы, товарищ Орехов, плохо знаете пушку и не научили своих подчиненных, как с ней обращаться. А еще кричите, стараясь показать, что вы здесь ни при чем, и сваливаете вину на других! А я считаю, Сергей Трофимович, – обратился Кузнецов к Стехову, – что здесь простое незнание пушки как со стороны командира батареи, так и расчета, и вот результат…

В подтверждение своих слов Николай Иванович взял снаряд и, вложив его в подающую часть пушки, чуть подвинул вперед и тут же развел курки, они врезались в гильзу, и снаряд дальше не пошел.

– Так было и во время боя, – пояснил он Орехову. – Видите, в чем тут загвоздка? А вы кричите… И зря. – Шагнув к зампотеху, Кузнецов подал руку.

– Будем знакомы, – сказал Николай Иванович. – Я уже слыхал о вас. Вы инженер по специальности?

– Да, – ответил Кутовой.

Кузнецов начал спрашивать, откуда родом Михаил Кутовой, когда попал в отряд. Узнав, что он конструирует прицелы на пушку и минометы, Кузнецов живо заинтересовался этим. И вдруг неожиданно спросил:

– А что, интересно, думаете делать после войны?

– Откровенно говоря, пока об этом не задумывался, – отозвался зампотех. – Наша жизнь такова, что не знаешь, что с тобой будет через день-два.

– Вы правы, – вздохнув, ответил Кузнецов, помолчал в раздумье. – Очень-очень правы. – Погрустнел на мгновение, но тут же, словно отгоняя мрачные мысли, воскликнул: – А впрочем, двум смертям не бывать!.. – и засмеялся.

Николай Иванович Кузнецов был большим жизнелюбом. В грозные годы борьбы с гитлеровцами, у партизанского костра в отряде, в кругу своих товарищей на подпольной квартире он, когда выгадывались редкие минуты отдыха, любил поговорить о жизни, о красоте людской.

«После тяжелого напряженного дня, когда приходилось много раз смотреть смерти в глаза, Николай Иванович очень любил вспомнить прошлое, помечтать о будущем, – рассказывает Валентина Константиновна Довгер. – Несмотря на сильное перенапряжение, мы могли просидеть всю ночь у печки (в которой теплился огонек) и говорить до зари. Это особенно стало возможным, когда нам удалось купить квартиру по улице Ясной – ныне улица имени Николая Кузнецова. В этой квартире мы чувствовали себя, как' дома, а с приездом мамы квартира стала еще более обжитой. В целях конспирации ее посещали только Кузнецов и Струтинский. Из рассказов Николая Ивановича мне было известно о годах его юности, работе на Урале и в Москве. Он всегда очень тепло вспоминал своих близких.

Да, жизнь в те годы была сложной. И те несколько часов, когда мы могли сбросить маску, были для нас большим счастьем. В глубоком тылу врага, где шла ожесточенная борьба, Николай Иванович очень любил поговорить о планах на будущее, о своих мечтах. Он говорил: «Пусть даже не все будет так, как мы мечтаем, но как хорошо помечтать!..»

Я очень ценила его дружбу и доверие. Эти воспоминания и сейчас мне крайне дороги».

Партизанский отряд долгое время не мог прорваться через линию железной дороги Львов – Луцк. Николай Иванович Кузнецов, который не выносил временного бездействия, заявил:

– Я ждать больше не могу. Попробую проскочить сам…

Он спешил. Впереди было большое ответственное задание.

Кузнецов облачился в немецкую шинель с погонами гауптмана. Машину, в которой он должен был поехать, на конях протащили до шоссе (в автомобиле мизерный запас горючего). За руль сел Иван Белов, одетый немецким солдатом. Ян Каминский выступал в роли крупного коммерсанта, спасающегося от русских большевиков, Николай Иванович остался Паулем Зибертом.

Все трое под видом отступающих удачно втерлись в колонну немецких автомашин, пересекли железнодорожное полотно и двинулись на Луцк. Но в городе Кузнецов нужных людей не застал.

При выезде из Луцка застава задержала машину разведчиков. Офицер, проверяющий документы, что-то заподозрил. Кузнецов застрелил офицера и трех его жандармов, разбил шлагбаум и проскочил вперед.

Пауль Зиберт продолжил свой путь на Львов. Отважному разведчику и его боевым побратимам поручалось осесть в этом городе, собрать разведывательные данные и совершить акт возмездия над львовским губернаторов Вехтером и вице-губернатором Бауэром. Было известно что эти палачи пролили реки крови мирных жителей Зверства, которые с их благословления чинили фашисты над людьми, по своей жестокости превосходили все границы человеческого воображения. Это здесь обреченным перед тем, как вести на виселицу, заливали рот гипсом, чтобы жертвы не кричали… Это здесь, в Яновском концлагере из заключенных был создан оркестр. Под дулом пистолетов два известных львовских композитора, находившиеся в концлагере, написали «Танго смерти». Под эту нечеловеческую музыку страданий, страха и обреченности, которую играл оркестр смертников, немецкие нацисты истязали, казнили людей.

Сотни тысяч безвинных детей, женщин и стариков замучили гитлеровские палачи. В сорок третьем году в день рождения Гитлера комендант Яновского лагеря Вильгауз отсчитал из числа заключенных пятьдесят четыре человека и, куражась, зверски потешаясь над жертвами, объявил охране:

– Я ставлю в день рождения нашего фюрера 54 свечи!.. Это мой подарок…

Комендант лично расстрелял обреченных…

Многие из этих фактов уже в то время были известны советским людям. И подъезжая к Львову, при виде красных зубчатых бастионов старой крепости на высоких холмах, при виде фашистского флага с вышитой свастикой на белом фоне, Николай Кузнецов думал о загубленных человеческих жизнях. И в сердце вскипала ненависть к немецкому фашизму.

У стен древнего Львова Кузнецов рассказал друзьям жуткие истории из жизни Яновского лагеря, чтобы они знали, как жесток враг, чтобы, готовясь к встрече с ним, сердца друзей-партизан горели неугасимым огнем мести.

Заканчивая рассказ о «свечах Вильгауза», Кузнецов, сдерживая душивший его гнев, сказал:

– Когда я услышал о людях-свечках, мысленно еще раз поклялся: «Пока жив, не ждите от меня пощады, фашистские изверги! Не будет конца свечам, которые я буду ставить вашему бесноватому фюреру и вам, двуногие звери!..»

При въезде в город Кузнецов обратил внимание на предупреждающий приказ, написанный по-немецки на большом щите. Приказ был категоричен:

– Внимание! Военным, прибывшим в город, тотчас зарегистрироваться в местной комендатуре. Отметка о прибытии и убытии обязательна. Без нее занятие квартир и ночлег в городе запрещены.

За долгую дорогу Кузнецов и его спутники нагляделись на потрепанные гитлеровские части, спешившие с фронта в тыл на переформирование. Куда девался тот лоск, с которым фашисты шли на восток, шли на Москву в первые дни войны?! Теперь же все они выглядели одинаково: заросшие щетиной лица угрюмы, глаза пусты и безразличны. Фашистские вояки на полях России и Украины, в Белоруссии и Прибалтике, в предгорьях Кавказа порастеряли свою спесь.

…«Фиат» серого цвета въезжал во Львов. Позади долгая и опасная дорога. Впереди – тропа разведчика.

 

Где Пауль Зиберт?!

 

Любой ценой уничтожить палачей Львова. После этого, исходя из обстановки, Кузнецов должен пойти с Каминским и Беловым на запад, в Краков, и действовать там до прихода Советской Армии, либо (если выехать в Польшу не удастся) связаться с группой Крутикова, которую выслал отряд в район Перемышляны. В крайнем случае предусматривался и такой вариант: Кузнецов, не установив связи с партизанской группой, переходит линию фронта. Если и здесь постигнет неудача, тогда в подполье во Львове он будет ждать прихода частей Красной Армии.

Благополучно миновав проверку на контрольном пункте, Николай Кузнецов, Ян Каминский и Иван Белов прибыли в город. Обстановка во Львове была тяжелой даже для такого опытного разведчика, как Кузнецов. Связь с отрядом, все еще находившимся в Ровенской области, нарушена. Условия для работы в городе не были заранее подготовлены. Из многочисленных знакомых Яна Каминского во Львове остались считанные единицы. Жители были запуганы. Массовые аресты, жестокие репрессии держали людей в страхе. И все же Кузнецов и Каминский находят квартиру у одного поляка-антифашиста и приступают к разведывательной деятельности.

Кузнецов подбирает себе помощников. Он продолжает миссию народного мстителя…!

Рядовые партизаны-разведчики, действовавшие во Львове, не раз видели Пауля Зиберта в сером «фиате», проезжающим по улицам города. Его не раз видели в полдень прохаживающимся у подъезда городского театра. Кузнецов ждал в условленное время связного, которого должен был прислать отряд. Но связного все не было и не было…

27 января 1944 года партизанский отряд, шедший к Львову, километрах в шестидесяти от города, выдержал жестокий бой с частями дивизии «СС Галичина» и немецкой моторизованной пехотой. Отряд повернул обратно и направился навстречу Советской Армии, чтобы выйти в тыл для переформирования.

А Пауля Зиберта уже искали гестаповские ищейки. Они схватили в Ровно Валентину Довгер.

– Где Пауль? – приставив к голове девушки пистолет, начал допрос гитлеровский офицер. – Где?!!

Фашистская разведка искала Пауля Зиберта.

Где, в чем допустил просчет разведчик Николай Кузнецов, каким необдуманным шагом дал заподозрить себя?

Для Вали Довгер начался длинный путь мучений, страданий, издевательств. Он кончился только в Германии, где с приходом американцев ей удалось бежать в зону советской оккупации.

Но Пауль Зиберт продолжал действовать, продолжал сражение с ненавистным врагом.

Перед нами страницы «Дела Пауля Зиберта», которое вела гитлеровская контрразведка. Мы читаем их двадцать лет спустя, с тех пор, когда закрылась последняя страница жизни Николая Ивановича. И на нас пахнуло дыханием грозных лет. Как бы воочию мы увидели ожесточенную схватку, поединок в стане врагов, который вел Кузнецов с коварной гитлеровской разведкой.

Мы видим документы, читаем слова о брате, которые говорил враг, сумевший засечь последние шаги отважного разведчика по советской земле, за счастье и свободу которой он бился.

31 января 1944 года, как явствует из рапортов полевой жандармерии, в 5 часов 30 минут вечера во Львове, в доме военно-воздушных сил, на Валштрассе, 11-а был убит подполковник Ганс Петере.

Около пяти часов неизвестный в форме капитана без разрешения посетил вышеназванный дом. Он был задержан охраной и доставлен к подполковнику Петерсу. При проверке командировочного удостоверения мнимый капитан, назвавшийся Паулем Зибертом, тремя выстрелами из пистолета убил подполковника и ефрейтора Зейделя и смог незаметно скрыться. На месте убийства найдено три гильзы калибра 7,65 мм…

8 февраля Николай Кузнецов проник в здание Львовского городского театра, где проходило важное заседание немецкой администрации Галичины. В президиуме заседания находились губернатор Вехтер и его первый заместитель Бауэр. Пройти к сцене через оцепление эсэсовцев было невозможно. Кузнецов после заседания дождался, когда губернатор и вице-губернатор вышли из театра и, сев в машины, отправились на квартиры. Не имея возможности точно установить, кто из них Вехтер, а кто Бауэр, Кузнецов отправился следом за одним из них. Теперь он знал: особняк этого палача находится напротив здания музея.

Утром 9 февраля, в половине восьмого, к особняку Бауэра подошла машина. Вице-губернатор в сопровождении одного из высших чиновников немецкой военной администрации Шнайдера собирался выехать по делам. В этот момент к особняку подошла другая автомашина. Из нее вышел высокий гауптман в зеленой шинели. Четко, как на параде, отбивая шаг, он приблизился к Бауэру и Шнайдеру:

– Кто из вас Бауэр?

Получив ответ, гауптман воскликнул:

– Вы-то мне и нужны! – Раздались пистолетные выстрелы, и оба фашиста свалились замертво.

Кузнецов выполнил свое обещание, данное когда-то, после ошибки во время покушения на генерала Даргеля. На этот раз он стрелял наверняка.

– Убит вице-губернатор Галиции доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор Шнайдер! – заметались по городу слухи.

Горожане, знавшие о зверствах фашистских палачей, мысленно торжествовали. Мучители и поработители казнены. И к ним пришла расплата за злодеяния.

Вся служба безопасности дистрикта Галиции, гестапо, жандармерия и полиция, сбиваясь с ног. искали террориста-мстителя.

Докладывая о покушении на вице-губернатора Бауэра и доктора Шнайдера, дирекция уголовной полиции в своем рапорте от 18 февраля писала: «Нападающий, наверное, стрелял из самозарядного пистолета. Раненые Бауэр и Шнайдер сразу же умерли. На месте происшествия найдено две гильзы калибра 7,65 мм. Возникает подозрение, что неизвестный произвел своим оружием много других покушений на райхенемцев и других лиц, которые занимают ответственные должности в немецкой армии».

Жандармерия, в связи с убийством руководителя губернаторства, начала еще больше свирепствовать. Людей хватали по малейшему подозрению. Оставаться Кузнецову в городе, не имея надежных квартир и связей, стало очень опасно. Нужно было немедленно уходить из Львова и постараться наладить утерянную связь с отрядом. Кольцо гитлеровской контрразведки сузилось до предела. Кузнецов видел это. И тогда он вместе со своими боевыми друзьями Яном Каминским, Иваном Беловым, прорвавшись через заслоны гитлеровской службы безопасности, скрывается из Львова.

Серый «фиат» держит путь в направлении на Броды.

Уже при выезде из города партизаны-разведчики обнаружили, что по дороге выставлены усиленные посты полевой жандармерии и гестаповцев. Но другого выхода не было, и трое продолжали путь.

Километрах в двадцати от Львова, неподалеку от села Куровцы, серый «фиат» задержала застава военного патруля. Кузнецов предъявил командировочное удостоверение. Но майор, возглавлявший патруль, потребовал другие документы, которые бы удостоверяли личность Пауля Зиберта. Тогда Кузнецов небрежно выхватил гестаповский жетон:

– Может быть, этого вам будет достаточно! – сказал Пауль Зиберт.

– Нет, – ответил майор. – А еще какие есть документы? – И Кузнецов понял, что посты предупреждены.

Раздались выстрелы. Майор, сраженный пулей, упал. К месту происшествия кинулись солдаты заставы. Из окна машины автоматной очередью Кузнецов срезал еще несколько человек. Остальные кинулись врассыпную. И «фиат» рванулся вперед. Проскочив еще четыре-пять километров, трое свернули с дороги на проселок. Бросив машину, в которой уже кончилось горючее, Кузнецов с товарищами скрылся в лесу.

Несмотря на повсеместные розыски, гитлеровская контрразведка не связывала террориста, совершившего акции против вице-губернатора Бауэра и других высших чинов оккупационных властей во Львове, с именем Пауля Зиберта. Первое упоминание о том, что Зиберт – убийца Бауэра, появляется месяц спустя после ухода отважного разведчика из Львова.

Николай Кузнецов с боевыми друзьями искал партизан в Ганачивском лесу, а начальник полиции безопасности и СД дистрикта Галиции 28 марта 1944 года доносил: «14 февраля 1944 года в одной из автомашин с фальшивым регистрационным номером найдены две гильзы от патронов 7,65. Из этой машины 12 февраля в Куровцах был убит военный патруль майор Кантер. Убийцы скрылись.

Этой же машиной пользовались также при убийстве вице-губернатора доктора Бауэра, доктора Шнайдера, подполковника Петерса и ефрейтора Зейделя».

Разведчик Кузнецов благополучно ушел из капкана, подготовленного ему во Львове. Но на пути советского патриота, как выяснилось потом, встали черные наймиты. После долгих блужданий разведчики натолкнулись на предателя-старосту, который под предлогом заготовки топлива ездил разведать место расположения партизанской группы. Уничтожив старосту-бандеровца, разведчики продолжали искать в Ганачивском лесном массиве следы партизан-медведевцев, которых, как знал Кузнецов, должны были послать в эти места. Пришлось выдержать несколько стычек с бандитами ОУНа. Рассеяв наседавших националистов, которые пытались захватить троих разведчиков в плен, Кузнецов, Каминский и Белов продолжали поиски. Недалеко от села Погорельцы разведгруппа нашла приют у одного поляка-патоиота. Получив у него одежду и продовольствие, Кузнецов с товарищами на подводе, которую им помог достать поляк, двинулись в направлении Бродов. В пути наткнулись на стоянку евреев-беженцев. Двое из них, Самуил Эрлих и Марк Шпилька, вызвались провести Кузнецова к партизанской группе, действовавшей в округе.

В ночь на 13 февраля состоялась долгожданная встреча с партизанами-медведевцами Приступой и Дроздовым.

– Где радист Бурлак? – в первую очередь спросил Кузнецов.

Товарищи рассказали, что отряд Крутикова выдержал несколько схваток с бандами украинских националистов и понес большие потери. Бурлак погиб. Во время последнего жаркого боя Приступа с Дроздовым отбились и потеряли своих. Потом они нашли партизанскую группу из местных жителей и влились в нее.

– Оставайтесь с нами, Николай Иванович, – предложил Дроздов, – подождем немного, вот-вот здесь появятся регулярные части Советской Армии.

– Поэтому-то я и должен торопиться, – сказал Кузнецов. – Мне нужно срочно передать командованию разведданные. Они очень пригодятся во время наступления. Не найду Крутикова – доберусь до Буска. Там, по моим данным, у партизан есть рация. Если не смогу разыскать и этих, буду пробиваться через линию фронта.

– Николай Иванович, Ганачивский лес – это бандеровский муравейник, – заметил Дроздов и начал рассказывать, как обойти скопления националистов.

Тепло попрощавшись, Кузнецов, Каминский и Белов пошагали дальше. На Николае Ивановиче поверх немецкой формы был одет плащ и шапка, а двое его сподвижников – в крестьянской одежде. Дроздов и Приступа лежали в тифу. Они понимали, что разведчик несет важные сведения. Ему нужно торопиться. Как им хотелось в это время быть рядом с товарищами по оружию, чтобы в трудную минуту оказать помощь. Они хорошо знали, что лес, как осиное гнездо, кишит бандами.

Кузнецов ушел. И следы его затерялись на дорогах небывалой кровопролитной войны…

 

Перемолов в районе Бродов большую группировку немецко-фашистских войск, сломив ожесточенное сопротивление противника, 27 июля 1944 года части Советской Армии освободили Львов. Чудеса героизма в боях за украинский город показал Уральский добровольческий танковый корпус. Но повстречаться с земляками бывшему уралмашевцу, инженеру Николаю Ивановичу Кузнецову уже не довелось…

Прибывший во Львов Приступа встретил там проводника Марка Шпильку. Проводник рассказал, что в районе Бродов группа Кузнецова выдержала бой с бандеровцами, переодетыми в форму красноармейцев. Эрлих погиб в бою, а Кузнецов с товарищами перешел линию фронта. Вероятно, проводник выдал желаемое за действительное.

Долгое время мы ничего не знали о судьбе брата. Но во Львове уже тогда были известны последние шаги бесстрашного разведчика Николая Кузнецова. Немцы, в спешке покидая город, не успели замести свои следы. Даже гестапо не уничтожило свои секретные архивы. В них и было найдено «дело Пауля Зиберта». Дело не было закончено.

Мы читали одну из его последних страниц, как последнюю весточку о брате. Это была телеграмма-«молния». Вот о чем доносила она:

 

«Начальнику полиции безопасности и СД по Галицийскому округу

IV-H-90/44. Секретно. Государственной важности. Гор. Львов, 2. IV. 44 г.

 

 

Телеграмма-молния

В главное управление имперской безопасности для вручения СС группенфюреру и генерал-лейтенанту полиции Мюллеру лично

Берлин.

 

 

При одной из встреч 1. IV. 44 украинский делегат ОУН группы Бандера, обсуждавший с нами возможность совместной работы против большевизма, сообщил, что одним подразделением украинских националистов 2. III. 44 в лесу близ Белгородки в районе Вербы (Волынь) задержаны три советских агента. Арестованные имели фальшивые немецкие документы, карты, немецкие, украинские и польские газеты, среди них «Газета Львовска» с некрологом о докторе Бауэре и докторе Шнайдере, а также отчет одного из задержанных о его работе. Этот агент (по немецким документам его имя Пауль Зиберт) опознан представителем УПА. Речь идет о советском партизане-разведчике и диверсанте, который долгое время безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности, доктора Функе и похитив генерала Ильгена, и который все еще разыскивается сыскной полицией. Во Львове «Зиберт» был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор Шнайдер.

Оба эти немецкие государственные деятели были застрелены неподалеку от их частных квартир. В отчете «Зиберта» дано описание акта убийства до малейших подробностей.

Во Львове «Зиберт» расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц, в частности, майора полевой жандармерии Кантера и подполковника воздушных сил Петерса.

В это время «Зиберт» имел еще одно столкновение с гестапо. Когда хотели проконтролировать его машину, он застрелил одного высшего гестаповца. При следующем контроле автомашины «Пауль Зиберт» застрелил еще одного немецкого офицера и его адъютанта.

После этого он оставил машину и бежал в леса, где вел борьбу с отрядами УПА, пробиваясь к советскому фронту.

Имеющиеся в отчете подробности о местах и времени совершенных актов, о ранениях жертв, о захваченных боеприпасах и т. д. подтверждают бесспорность выполненных действий. От боевой группы Прицмана поступило сообщение о том, что «Пауль Зиберт» и оба его сообщника были найдены убитыми на Волыни. Представитель ОУН обещал, что полиции безопасности будут сданы все материалы.

Очередная встреча с делегатом группы бандеровцев состоится на днях.

Приобретением богатейших материалов «Пауля Зиберта» выяснится исключительно важное дело государственной полиции.

Начальник полиции безопасности и СД по Галицийскому округу, доктор Витиска, СС оберштурмбанфюрер и старший советник управления».

 

 

Я люблю жизнь!

 

В ноябре 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Николаю Ивановичу Кузнецову за беспримерные подвиги в тылу врага было присвоено звание Героя Советского Союза.

…После войны во Львове собрались боевые друзья Н. И. Кузнецова и командование отряда огласило письмо-завещание героя-партизана.

Отправляясь на опаснейшее задание, бесстрашный разведчик понимал, что ему придется пожертвовать своей жизнью. Вот что писал он боевым друзьям на случай своей смерти:

 

«Вскрыть только после моей гибели! [25]

Завтра исполняется одиннадцать месяцев моего пребывания в тылу врага.

25 августа 1942 года, в 24 часа 05 минут я спустился на парашюте, чтобы беспощадно мстить за кровь и слезы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.

Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром немецкого офицера, пробирался в самое логово сатрапа – германского тирана на Украине Эриха Коха.

Теперь я перехожу к действиям.

Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью во имя освобождения ее от немецких оккупантов, я сделаю это. Пусть знает весь мир, на что способен русский патриот и большевик! Пусть запомнят фашистские главари, что невозможно покорить русский народ, как невозможно погасить солнце. Фашистские кретины Гитлер, Кох и компания думали уничтожить наш великий советский народ. По своему скудоумию они надеялись, что в море крови можно потопить русский и другие братские народы Советского Союза. Они забыли или не знали истории, эти дикари XX века. Но они еще поймут это!..

Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты бессмертны…

 

«Пускай ты умер!.. Но в сердце смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!..»

Это мое любимое произведение Горького, пусть чаще читает его наша молодежь, в нем я черпал силы для подвига…

Ваш Кузнецов».

 

Отправляясь на задание, он думал не о славе, а о долге. Он думал не о себе, а о Родине, о своем народе.

Николай Кузнецов один из тех, кого увлек на всю жизнь героический образ профессионалов-революционеров ленинской гвардии, отказавшихся от всего личного и даже от собственной жизни ради победы революций. И начавшуюся Великую Отечественную войну он встретил без трепета и малодушия.

Наоборот, он стремился участвовать в этой схватке двух сил: светлой и черной, свободолюбивой и захватнической.

Его место в этой войне оказалось среди партизан. Однако сам Кузнецов не просто был партизаном. Он был разведчиком и боевиком, умело действовал во вражеском лагере. Он разведывал военные секреты фашистов и одновременно именем советского народа карал наиболее гнусных представителей гитлеровской злодейской шайки.

Долгие годы никто не знал места и обстоятельств гибели Николая Ивановича Кузнецова.

Телеграмма-молния начальника полиции безопасности и СД, касавшаяся «дела Пауля Зиберта», создавала впечатление, что разведчик Н. И. Кузнецов попал в плен к бандеровцам и был ими расстрелян на Волыни. Но боевые друзья-партизаны не верили, что Кузнецов мог живым попасть в руки врагов, и уточняли обстоятельства его гибели, продолжали поиски его могилы.

Вот что рассказывает об этом боевой друг Николая Ивановича Н. В. Струтинский:

«Долгое время обстоятельства гибели Николая Кузнецова оставались неизвестными. Зная Николая Ивановича, его стойкий характер, мужество, выдержку и решимость, я был твердо убежден, что при любых обстоятельствах он живым в руки врагам не дался. Это непоколебимое убеждение служило мне путеводной нитью, когда я занялся выяснением обстоятельств и розыском места гибели дорогого друга и его товарищей – Ивана Васильевича Белова и Яна Станиславовича Каминского.

Еще раньше, когда я жил в Ровно, разные люди указывали на место предполагаемой гибели Николая Ивановича. Но показания и факты эти не подтвердились.

На след удалось напасть, когда мы с товарищами начали изучать путь группы Кузнецова из Львова в Ганачивские леса. Были привлечены и некоторые архивные материалы.

Мы установили, что Николай Иванович, Каминский и Белов, проводники Эрлих и Шпилька пошли лесными Массивами по направлению города Броды, Львовской области, куда приближалась линия фронта. Зная примерный маршрут боевых друзей, мы стали тщательно изучать местность по пути к Бродам. Были исхожены все места, по которым пролегал путь разведчиков, возвращавшихся в отряд после выполнения заданий во Львове. Мы беседовали с сотнями жителей хуторов и сел на этом направлении, и лишь весной 1958 года следы привели к Боратину.

Советские и партийные органы Львовской области приняли меры для изучения обстоятельств гибели героев. Поиски увенчались успехом».

Понадобилось пятнадцать лет, чтобы сорвать завесу таинственности, окутавшую гибель легендарного разведчика.

Верные боевой дружбе, скрепленной пролитой кровью в совместных боях против общего врага, друзья-побратимы героя – Н. В. Струтинский, В. И. Сухенко, П. М. Мамонец и Г. В. Струтинский после кропотливых поисков, с помощью жителей села Боратин восстановили подробности гибели разведчика Кузнецова и нашли у села, на опушке леса, его заброшенную могилу.

Весной 1960 года брат Николая Кузнецова Виктор побывал в Ровно, где протекала боевая деятельность разведчика. Он прошел по улицам города. Бывшие партизаны, однополчане Николая Кузнецова, знакомили его с памятными местами. «Вот из этого дома был похищен генерал. А здесь Николай Иванович расстрелял Функе…» – рассказывали они. И воображение рисовало картины далеких лет. Здесь ходил смелый разведчик на виду у заклятых врагов, здесь он выполнял задание Родины и народа.

Ранним мартовским утром Виктор ехал по тому шоссе, по которому шестнадцать лет назад Николай Кузнецов с товарищами на сером «фиате» мчался, обгоняя обозы, колонны гитлеровских автомашин, танков. Тогда разведчик спешил во Львов. Нелегким был этот почти четырехсоткилометровый путь среди фашистской военщины.

…Автобус подходит к районному центру Львовской области, городу Броды. Сюда, в Ганачивские леса, в марте 1944 года после выполнения задания Николай Кузнецов шел на связь к своим. Но связи не было. Группа Крутикова, посланная в район Бродов, после схватки с бандами националистов не пробилась к пункту назначения и отошла…

И вот за лесом, в стороне от шоссе, проглянула колокольня небольшой церкви, показались крыши домов. Это село Боратин. Недалеко от него, в урочище «Кутыки Рябого» было зарыто тело верного сына Родины…

В старинном украинском городе Львове Виктор Кузнецов повстречался с бывшими партизанами отряда Д. Н. Медведева. Однополчане брата рассказывали о боевых действиях разведчиков на Ровенщине, о подвигах Николая Кузнецова, подробности о его героической гибели.

 

Последняя схватка

 

…В ночь с 8 на 9 марта 1944 года к хате на окраине Боратина подошли трое: высокий немецкий офицер и с ним двое в крестьянской одежде. Видно было, что они измучены долгой дорогой, сильно промокли, перемерзли, голодны. Один из гражданских остался снаружи, а двое постучали и вошли в хату.

Это были советские разведчики. Николай Кузнецов, Ян Каминский и Иван Белов. Они пробирались в Боратин с надеждой обнаружить в селе своих. Кузнецов знал, что по плану операции здесь должен находиться один из возможных пунктов связи на случай возвращения группы Пауля Зиберта из Львова. Предстояло сделать небольшую передышку и выяснить обстановку.

Разведчики не подозревали, что в хату, в которой они находились, еще вечером «на постой» ввалилась ватага вооруженных бандеровцев. Заметив приближение троих неизвестных, двое бандеровцев, стоявшие в сенях хаты «начеку», предупредили своего главаря. Бандиты спрятались, пригрозив хозяину жестокими карами, чтобы молчал. Им хотелось узнать, кто такие явились в село.

Тускло горела на столе маленькая лампа. Пришедшие попросили поесть. Хозяин вышел на кухню, и в этот момент Кузнецов сунул под фуражку, лежавшую на лавке у стены, гранату. Каминский согласно кивнул головой…

Николай Иванович уже начал расплачиваться с хозяйкой немецкими марками за ужин, как с улицы в стену раздался глухой удар и послышался приглушенный вскрик.

Внезапно в комнату из кухни ворвалась группа бандитов с автоматами и винтовками наготове. Кузнецов не успел даже выхватить пистолет. Каминский был сразу оглушен прикладом. Как Кузнецов ни отбивался, его скрутили бандиты, повиснув на нем.

Заговорив по-немецки с бандеровцами, разведчик понял, что те принимают его за гитлеровского офицера. А с немцами «повстанческая армия» в ладу. Только вот обезоружат и тикай на все четыре стороны. Другое дело – советские…

– Вы что ж не отпускаете нас? Оружие забрали… Так в чем дело?! – требовательно обратился Кузнецов к бандеровцам, которые караулили его и Яна Каминского.

Но без разрешения пана атамана бандиты-охранники не захотели их отпустить.

На что мог рассчитывать в такой обстановке Кузнецов? Раскидать охранников и попробовать скрыться? Быть может, он понадеялся на свои «немецкие» документы. Бандеровцы верили им.

Но раздумывать не было времени.

В дверях показался дюжий бандит огромного роста.

Приглядевшись к немецкому офицеру, он вдруг воскликнул:

– Да это же он!.. Оружие к бою! Головой отвечаете за него!

Бандит вынул из кармана листок, бросил на него мимолетный взгляд и снова, захлебываясь от радости, завопил:

– Зиберт! Хлопцы, Зиберт!.. Я мигом, позову панов атаманов. Вот удача! Ведь за его голову немцы обещали… – и бандеровец выскочил во двор.

Кузнецов (охрана теперь не спускала с него глаз) попросил закурить. Один из бандеровцев насыпал ему па край стола щепотку крупного рубленого самосада.

Свернув цигарку, Кузнецов потянулся к огню. Долго прикуривал… И, когда в избу, пьяно гомоня, чертыхаясь и сквернословя, с улицы начали вваливаться бандиты, внезапно лампа погасла. В то же мгновение в руках Кузнецова оказалась граната.

– Так умирают советские партизаны!.. – бросил разведчик в лицо бандитам.

Взрыв потряс хату. Грянули выстрелы. Посыпались стекла, закричали раненые бандиты…

Первым в ту ночь погиб Иван Белов, убитый врагами на карауле. Вторым – Николай Кузнецов. Каминский же, очнувшись после взрыва, метнулся в окно. Автоматные очереди настигли его уже на выгоне.

Бандеровцы – эти выкормыши гитлеровской разведки, хорошо знали, кого встретили в ту ночь в крестьянской хате Боратина. После убийства вице-губернатора Бауэра и других чинов германской армии гестапо раздало своей агентуре фотокарточки знаменитого разведчика-боевика и пообещало за поимку Пауля Зиберта денежную награду в несколько десятков тысяч немецких марок.

Так, пройдя пекло фашистского ада, благополучно выбравшись из западни, которую во Львове «Паулю Зиберту» приготовила служба безопасности и СД, Николай Кузнецов оказался в кольце своры презренных гитлеровских наймитов, украинских фашистов. Он не захотел сдаться врагу и предпочел позору плена смерть бойца.

Но и после своей гибели легендарный разведчик продолжал наводить ужас на заклятых врагов.

Случилось так, что в середине марта, когда отступающая немецкая войсковая часть заняла оборону у Боратина, солдаты копали траншею и наткнулись на труп «германского офицера». Разгневанные фронтовики готовы были сжечь село. Но им сказали, что гибель офицера – дело рук бандитов, которые лечатся на соседнем хуторе. Немцы сели в мотоциклы и бросились туда. Бандиты, оставшиеся в живых после взрыва гранаты Кузнецова, нашли свой конец от руки гитлеровцев.

Нас часто спрашивают, чем объяснить, что оуновцы и гестаповцы назвали местом гибели разведчика Кузнецова Ровенщину? Эта «неточность» в сообщении полиции безопасности и СД разгадывается просто: гитлеровцы и их верные слуги бандеровцы всячески старались отвлечь внимание приближающихся советских войск от районов лесных массивов, в которых находились скопления украинских националистов, где квартировали главари банд ОУНа. Поэтому они и фальсифицировали убийство «Зиберта» на Волыни, наводя партизан на ложный след.

 

…Могила Кузнецова была вскрыта в присутствии общественности. Останки героя подвергли судебно-медицинской экспертизе. В ней приняли участие заведующий кафедрой судебной медицины Львовского медицинского института В. М. Зеленгуров и известный ученый-антрополог профессор M. M. Герасимов. Экспертиза подтвердила показания и выводы комиссии, работавшей по розыску останков.

Но Николай Владимирович Струтинский давно был убежден, что найденный им прах – это останки боевого друга, легендарного разведчика Николая Кузнецова. Еще при вскрытии могилы, увидев сохранившиеся кусочки шерстяной материи, он воскликнул: «Свитер! Черный шерстяной свитер, его носил под мундиром Николай Иванович…» Здесь же лежала обойма с патронами от пистолета. Это было все, что осталось с отважным разведчиком-боевиком. Эти несколько пуль он не успел послать по врагу…

 

Так погиб он…

Был век его краток.

Без него его годы идут…

 

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных