А ЖЕЛЯЗНЫ ОТНОСИТСЯ К ГРУППЕ МЕТАЛЛОВ 6 страница

— Отец работал на автомобильном заводе, но потерял работу еще до моего рождения, поскольку завод закрылся. Долгое время после этого он оставался безработным, так как найти другую работу не мог… Просто потому, что поблизости других заводов или фабрик практически не было… Но вот однажды он увидел объявление о найме. В газете, насколько я знаю. Изабелла когда‑то рассказывала мне об этом, но я уже многого не помню. Помню только, что раньше родители вроде как жили неподалеку от этого места…

Элли испытывала определенные трудности, расшифровывая его тихую, местами неясную и сбивчивую речь, но хранила по этому поводу молчание, сидела неподвижно, словно обратившись в статую, и ничего не записывала. Да и к чему? Она точно знала, что не забудет из его рассказа ни единого слова.

— Как бы то ни было, — продолжил Картер, — через некоторое время он получил место и начал работать в школе в качестве разнорабочего. В его обязанности входило наблюдать за работой бойлерной и местной электросети и ремонтировать все, что можно отремонтировать с помощью гаечного ключа и отвертки. Полагаю, он рассматривал возможность работать в этом месте как большую удачу. Даже как своего рода Божий дар. Понимаешь? — Он поднял голову и быстро посмотрел на нее, после чего вновь отвел глаза и принялся созерцать некую темную точку в пространстве молельного зала. — Что касается матери, то она работала на здешней кухне, где готовила и убирала. Помимо всего прочего, наша семья получила бесплатное жилье на территории школы, так что у родителей появилась возможность открыть счет в банке и откладывать деньги на черный день. Думаю, что все это, вместе взятое, позволяло родителям считать свою жизнь здесь очень даже сносной, хотя работу, которой они занимались, особенно интересной, конечно, не назовешь.

Когда мать забеременела, они здорово разволновались и обрадовались, поскольку детей у них не было, и они, похоже, считали, что уже и не будет. Полагаю, это стало главным событием в их жизни. Короче говоря, когда я родился, мать какое‑то время сидела со мной, а потом вышла на работу, чтобы не потерять место. — Картер замолчал и с минуту собирался с мыслями. Затем продолжил: — Это трудно объяснить, но поскольку родители жили и работали в закрытом учреждении, да еще и в сельской местности, то я стал своего рода общим ребенком. Хотя бы потому, что детей грудного возраста больше ни у кого здесь не было. Учителя и члены обслуживающего персонала чуть ли не в очередь записывались, чтобы посидеть со мной. По словам Изабеллы, местные юмористы называли меня «модной новинкой».

Элли продолжала сидеть без движения, положив руки на колени, и все время, пока он говорил, всматривалась в его лицо.

— И ты тоже жил в том коттедже с розарием? — спросила она. — Который, если помнишь, мы видели ночью в лесу?

У него на лице проступило удивление, как если бы он забыл, что они с Элли проходили однажды ночью мимо маленького каменного домика, окруженного цветниками. Как бы то ни было, он кивнул.

— Точно так. Теперь там живет Боб Эллисон.

— Хорошее место для счастливого детства, не так ли? — сказала Элли.

В ответ Картер пожал плечами, словно давая понять, что никогда об этом не думал. При всем том Элли заметила по выражению его глаз, что он с ее мнением не согласен и так не считает.

— Как ты думаешь, твои родители были здесь счастливы? — спросила она.

Его губы на мгновение изогнулись в печальной улыбке.

— Похоже на то. Я помню время, когда все мы вроде как испытывали это чувство. Кроме того, отец полюбил свою новую работу и со временем сделался истинным профессионалом по части техники и механики. Все в школе полагались на него в этом плане, как на каменную стену, и, по словам Изабеллы, ему это нравилось. Он всегда стремился быть нужным людям и наконец понял, что добился своего. Что же касается мамы… — Он сделал паузу и потер глаза.

Элли чувствовала себя ужасно. Ей хотелось взять его за руку, прижать к себе, поцеловать… короче сделать хоть что‑нибудь, чтобы облегчить его нравственные страдания, а не сидеть сиднем на лавке. Но Картер смотрел в сторону от нее и к ласкам, судя по всему, расположен не был. Поэтому она не сдвинулась с места и не произнесла ни одного слова.

Когда Картер заговорил снова, его голос зазвучал спокойно и ровно:

— Что же касается мамы, то она щедро делилась со всеми добротой своей души и пестовала учеников, как своих собственных отпрысков. Специально в столовую приходила, чтобы приготовить сандвичи для тех, кто проголодался. Ячменные лепешки пекла для учителей, когда те на собраниях засиживались… Короче, всех любила и за всеми ухаживала. — Он снова немного помолчал и добавил: — Так что, думаю, и она испытывала здесь счастье.

Элли почувствовала, как ее глаза стало пощипывать от слез. И тоже потерла их кулаком, как если бы они вдруг зачесались.

«Я не хочу продолжать эту пытку».

— Картер, — тихо сказала она. — Что же все‑таки с ними случилось?

После этих слов в комнате установилось молчание, разделявшее их и казавшееся осязаемым и материальным, словно стена или перегородка. По крайней мере, Элли представлялось, что она чувствует ее холодную твердую поверхность. Картер продолжал смотреть в сторону от нее, играя желваками на скулах и то сжимая в кулаки пальцы, то разжимая.

— Итак, — сказал Картер таким тоном, как если бы не слышал вопроса Элли, и продолжал начатый им рассказ, — в один прекрасный день отец поехал в Портсмут, чтобы забрать у местного дистрибьютора кое‑какие детали. — Его голос звучал на удивление спокойно и ровно. — Он ездил туда с этой целью довольно часто, но в этот раз мать изъявила желание поехать с ним. Ты понимаешь? Стоял погожий летний день, и она подумала, что всем нам было бы неплохо провести несколько часов у моря. Для этого она приготовила большую корзинку с припасами, чтобы устроить пикник, и пристроила ее на заднем сиденье рядом со мной. И вот мы всей семьей выехали за ворота, но…

Когда он снова сделал паузу, Элли затаила дыхание.

— На шоссе грузовик потерял управление, — произнес он, продолжая прятать от нее глаза. — Говорят, водитель заснул за рулем, выехал на центральную полосу и таранил наш автомобиль. — Он распрямил пальцы, а потом снова сжал их в кулаки. — Все утверждали, что они ничего не почувствовали. Все произошло так быстро…

У Элли по щеке прокатилась слеза.

— А ты как же? — пробормотала она, смахивая капельку соленой влаги с лица. — Ты пострадал?

— Получил несколько синяков и царапин. — В его голосе, казалось, проступила злость. — Ничего серьезного.

— Просто невероятно. — Элли позволила себе мгновение радости из‑за того, что он выжил, потом спросила: — А что потом? Я хочу сказать, что ты был тогда всего лишь ребенком…

— Мои родители очень дружили с Бобом Эллисоном, который стал моим крестным отцом. Ну так вот: он приехал в госпиталь и забрал меня. Поскольку близкие родственники родителей умерли, все устроилось очень быстро. Подробностей я, разумеется, не помню, — он пожал плечами, — но, похоже, моя особа больше никого не заинтересовала. Короче говоря, Боб переехал в наш коттедж, где я жил с ним до тех пор, пока мне не пришло время перебираться в общежитие для мальчиков.

Впервые за долгое время он поднял голову и посмотрел Элли в глаза.

— И вот я здесь.

Элли, подавив усилием воли сильнейшее желание сжать его в объятиях и разделить с ним боль, откашлялась, прочищая горло, и произнесла:

— Ты так много всего рассказал… Не могу поверить, что я не знала ничего этого раньше…

Картер сардонически выгнул бровь.

— Ну, это не совсем то, о чем я имею обыкновение говорить всем и каждому. Или ты предпочитаешь, чтобы было так? — Он театральным жестом вскинул руку. — Привет, друзья. Меня зовут Картер. Мои родители погибли в ужасной автомобильной катастрофе, когда я был маленький, но я выжил, оправился от потери и теперь отлично себя чувствую…

— Прекрати, Картер! — поторопилась перебить его Элли. — Это не имеет никакого отношения к реальности и несправедливо по отношению ко мне. Я — не «все и каждый», но твоя подруга. И ты мог бы поделиться со мной своей душевной болью.

— Да, мог бы. — Лицо Картера приобрело огорченное выражение. — Ты уж меня извини, Элли, но я не знал, как, когда и какими словами все это описать… Для меня это слишком тяжело. И еще одно. Не рассказывать об этом гораздо проще, чем рассказывать. Вот я и не рассказываю.

Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она протянула к нему руки и заключила его в объятия.

— Спасибо, что собрался с духом и все‑таки рассказал — прошептала она, уткнувшись ему в плечо. — Я знаю, что тебе это непросто далось, и прошу извинить меня за настойчивость…

Его руки сдавили ей талию и сомкнулись у нее на спине, словно две стальные пружины. Но даже у нее за спиной его пальцы продолжали то сжиматься в кулаки, то разжиматься.

Это странное, болезненное объятие длилось, казалось, целую вечность.

Но потом он разжал руки, отодвинулся от нее и снова потер кулаками глаза.

— Хорошо, что я рассказал тебе об этом, — вдруг произнес он грубоватым и хриплым от нахлынувших на него эмоций голосом, который постарался смягчить ласковой полуулыбкой. — Как ни странно, после этого мне стало гораздо легче.

— Теперь еще одно небольшое усилие, и мы покончим со всем этим, — сказала Элли, бросив исподтишка взгляд в свою тетрадь с вопросами. — Испытывал ли ты хоть когда‑нибудь чувство симпатии по отношению к Натаниэлю? Хотелось ли тебе уничтожить школу? Участвовал ли ты в каких‑либо заговорах против Изабеллы?

— Нет, нет и нет, — сказал Картер, откидываясь на деревянную спинку лавки и вытягивая перед собой ноги. — Что‑нибудь еще?

— Кажется, это все. — Элли торопливо сделала несколько заметок в своей тетради и неожиданно заметила вопрос, который забыла задать. — Ох, нет. Извини. Остался еще один. Говорил ли ты обо мне с кем‑нибудь из людей Натаниэля?

Неожиданно Картер сел на лавке прямо, склонил голову набок и осведомился:

— А не кажется ли тебе этот вопрос несколько странным?

— Кажется. Но Элоиза потребовала, чтобы я задала его тебе. Уж и не знаю почему.

Записывая предыдущие ответы Картера, Элли не обратила внимания на то, что он внезапно заколебался. Но чуть позже явственно почувствовала проступившую в его тоне неуверенность.

— Нет, насколько мне известно.

Элли посмотрела на него в упор, стиснув ручку в пальцах.

— Что ты сказал?

— Я сказал: «Нет, насколько мне известно».

Элли смутилась.

— Не совсем тебя понимаю. Как прикажешь толковать это твое: «насколько мне известно»?

— Но я же разговаривал с Гейбом, не так ли? — Он заерзал на месте, как если бы ему вдруг стало неудобно сидеть. — Пока неожиданно не выяснилось, что он убийца и сторонник Натаниэля.

Элли почувствовала, что сердце у нее забилось с удвоенной силой. Стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:

— И что же ты говорил обо мне Гейбу?

Картер неопределенно пожал плечами.

— Так… всякую ерунду…

— Всякую ерунду, говоришь… — протянула Элли, в душе которой зародилось крохотное семечко подозрения. — И какую же, интересно знать?

Он снова пожал плечами.

— Такую, какую имеют обыкновение говорить друг другу парни. — Он встретился с ней глазами. — Брось, Элли, не надо придираться к словам. В конце концов, он считался моим другом. Вот я и болтал с ним о всяких пустяках. Не знаешь, что ли, как это бывает?

— Не знаю, — ответила она, тоже садясь на лавке прямо и одаривая его прокурорским взглядом. — Итак, что конкретно ты говорил обо мне Гейбу?

— Уже и не помню. — Он упрямо выпятил челюсть и скрестил на груди руки. — Он действительно задавал о тебе много вопросов. А я не придавал тогда этому значения. Ну и отвечал что‑то, разумеется.

— Интересно, что относительно этих разговоров ты мне даже полсловечка не сказал! — вскричала она, после чего сделала паузу, чтобы поглубже вздохнуть и попытаться успокоиться. — Ну а Изабелле? Изабелле сказал?

— Нет. — С каждой минутой в его голосе все чаще прорывались виноватые нотки. — Да я вообще об этом забыл, пока ты не напомнила. Говорю же: не придавал тогда этому никакого значения. Так что не надо смотреть на меня как на подозреваемого в убийстве!

* * *

— О’кей, — произнесла она ровным голосом. — Извини, если что не так. Поставим вопрос иначе. Не можешь ли ты вспомнить, о чем он тебя тогда спрашивал?

С шумом втянув в легкие воздух, Картер поднялся с места и прошел к стене, на которой красовалось вытянутое в вертикаль изображение ивы, сделанное каким‑то средневековым художником. Внизу, под корнями дерева, можно было различить надпись: «Древо жизни». Элли любила эту картину больше всех прочих, но сейчас едва на нее взглянула.

После долгой паузы он сказал:

— Гейб спрашивал меня о твоей семье. О том, где ты живешь в Лондоне, кто твои друзья и так далее. Понятно? — Он повернулся и посмотрел на нее.

— И что ты ему рассказал? — спросила она.

— То, что знал. А знал я немного, — ответил Картер. — О Южном Лондоне, о муниципальной школе, которую ты посещала, о парнях, с которыми дружила. Если мне не изменяет память, одного звали Марк, а другого — Хэрри. О том, что у тебя неважные отношения с родителями.

Элли старательно отгоняла от себя мысль, что ее предали. Но, судя по ответу Картера, он сообщил Гейбу довольно много различных сведений о ее жизни до Киммерии.

«Не знаю, что делать дальше, о чем спрашивать».

Потом она вспомнила слова Элоизы относительно того, что это своеобразное дознание должно иметь вид журналистского интервью.

— Думай как репортер, — сказала ей Элоиза во время их разговора наедине в библиотечном кабинете с расписными стенами. — Представь, о чем спросил бы его журналист, если бы брал у него интервью. И запомни еще одну вещь: если не будешь смешивать собственные эмоции с работой, тебе будет легче отделять главное от несущественного.

Элли с минуту размышляла о том, какие вопросы задала бы Картеру, не будь она его близкой подругой.

— Не спрашивал ли он тебя о чем‑нибудь таком, что показалось тебе странным? Или нестандартным?

— Он спрашивал меня о твоем брате.

— Не может быть! — не на шутку разволновалась Элли. — Неужели он действительно расспрашивал тебя о Кристофере?

Продолжая стоять спиной к ней, Картер согласно кивнул.

— Я тогда еще подумал, откуда он, прежде всего, знает, что у тебя есть брат. — Картер повернулся к ней, и Элли заметила в его глазах обеспокоенное выражение. — Насколько я знаю, ты никому не рассказывала о брате… Но даже если и узнал, то с какой стати стал проявлять к нему такой интерес?

Неожиданно в комнате будто повеяло арктическим холодом. Элли сильно сглотнула и пробормотала:

— Может, ему Джу сказала? — Она покрепче стянула шарф на горле. — Я и вправду рассказывала ей о Кристофере, а она в то время считалась подругой Гейба. Что конкретно ему хотелось узнать о моем брате?

Картер отлепился от стены и подошел к Элли. Звуки его шагов эхом разносились по пустому молитвенному залу. Солнце, должно быть, уже почти село, поскольку свет, струившийся из цветных витражных стекол, иссяк, и в помещении стало темно и мрачно, несмотря на горевшие в канделябре свечи, отбрасывавшие причудливые пляшущие тени на стены часовни.

— Насколько вы с братом были близки. Стремилась ли ты и твои родители найти его. — Картер стоял прямо перед Элли, и в его темных глазах плескалась тревога. — А однажды спросил, куда бы ты первым делом направилась, если бы решила начать поиски.

Элли зябко обхватила себя руками.

— Не нравится мне все это, — произнесла она тихим голосом. — Ох, как не нравится!

— Мне тоже, — сказал Картер, блеснув глазами, в которых отражалось пламя свечей. — Мне тоже все это очень не нравится.

Глава пятнадцатая

Вечером Элли вела себя так, как и положено примерной ученице Киммерии. Но мысли у нее в голове то мчались стремительным хороводом, то переплетались между собой, замедляя бег. Как все запутано и ужасно, думала она. Картер и Гейб, соглядатай из числа друзей или близких знакомых, зловещий Натаниэль… Надо как‑нибудь во всем этом разобраться. В самом деле, почему Гейб задавал Картеру эти вопросы? Что хотел узнать? Какие ставил перед собой цели?

На свете, по мнению Элли, в данный момент существовала только одна личность, которая могла бы ей помочь, и посоветовать, как быть дальше, — ее лучшая подруга Рейчел. Но она не могла рассказать ей всего и обратиться к ней за помощью. Если разобраться, с этой проблемой она ни к кому не могла обратиться.

«За исключением…»

Она могла пойти к Изабелле и сообщить то, что узнала. Но если она сделает это, то каков будет результат? Уж не попадет ли по этой причине Картер в опалу? Она не перенесет, если из‑за ее рассказа Картер лишится доверия Изабеллы, которая в определенном смысле заменила ему мать.

Эта мысль мучила ее, поэтому она никак не могла сосредоточиться на учебе. Да и вообще на чем бы то ни было.

После обеда, когда учащиеся разошлись по своим комнатам, отправились в библиотеку или комнату отдыха, а на улице зарядил дождь, Элли двинулась к офису Изабеллы и стала прогуливаться неподалеку от двери по коридору. Неслышно ступая резиновыми подошвами туфель по навощенному дубовому паркету, она прошла в направлении комнаты отдыха, после чего вернулась к офису, а потом снова направилась в сторону комнаты отдыха. Пока прохаживалась, думала: идти ей к Изабелле — или же не идти.

«То, что сказал Картер, давно не является тайной. Сейчас все в курсе, что Гейб работал на Натаниэля, а Натаниэль имеет на меня зуб. Так что я владею информацией, которая, скорее всего, не такая уж и важная».

Дошагав до комнаты отдыха, она повернулась на каблуках и снова двинулась к офису Изабеллы.

«А что, если важная? Изабелла говорила, что нуждается в любых сведениях о Гейбе, которые помогли бы объяснить, когда и почему он присоединился к Натаниэлю».

Снова поворот и движение в направлении комнаты отдыха.

— Ты протрешь в паркете дырку…

Стоявший внизу главной лестницы Сильвиан наблюдал за ней. Элли не знала, сколько он там стоит, но помнила, что когда последний раз поднимала глаза, его там не было.

Даже в школьном форменном свитере и синих форменных брюках он представлялся богатым, самостоятельным и уверенным в себе молодым человеком. По крайней мере, синий свитер с подтянутыми до локтя рукавами выглядел как дизайнерский и, казалось, был изготовлен по индивидуальному заказу.

Пока Элли думала, что бы такое ему ответить, он добавил:

— Придут рабочие с инструментами, начнут менять доски в полу, перегородят коридор, а все будут винить в этом тебя.

Элли удивленно выгнула аркой бровь.

— Какой пессимизм… Кстати, это французское слово?

— Не пессимизм, а прагматизм, — сказал он. — Это действительно французское слово. Pragmatisme.

— А разве пессимизм — не французское?

— Тоже французское. — Он кивнул. — Все лучшие слова — французские.

Она не смогла удержаться от улыбки.

Склонив голову набок, он насмешливо и одновременно добродушно посмотрел на нее.

— Итак, скажи мне, Элли, почему ты меряешь пол шагами, как заключенная? Вынашиваешь какие‑нибудь коварные планы?

У него было такое открытое и благожелательное выражение лица, что ей стоило большого труда не рассказать ему все, о чем она думала.

«Я стала снова ему доверять. Интересно, когда это случилось?»

Весь этот семестр он держал себя по отношению к ней чрезвычайно вежливо и предупредительно и, казалось, в любой момент был готов прийти ей на помощь. А сейчас помощь ей бы очень даже не помешала.

— Просто обдумываю одну проблему. — Она опустила глаза и потерла носки своих туфель один о другой. — Мне надо решить, что делать. Но любое мое деяние может вызвать недопонимание со стороны одного человека, к которому я очень хорошо отношусь. Я могу причинить ему боль… или ей, — быстро добавила она. — Так что задача у меня нелегкая: определить, какой вариант недопонимания причинит этому человеку минимальное зло.

— Ясно… — протянул Сильвиан, опираясь спиной о стену. — Думаю, что твоя проблема из серии «хуже не придумаешь». Поскольку правильного ответа здесь быть не может. Оба неправильные.

— Именно! Ну и как бы ты поступил на моем месте?

— Доверяешь своим инстинктам? Положись на них.

— Инстинктам? — переспросила Элли. — Мои инстинкты, если хочешь знать, это один сплошной кошмар.

Он некоторое время задумчиво на нее смотрел.

— А вот я так не считаю. Да будет тебе известно, Элли, что ты выбираешь единственно правильное решение гораздо чаще, нежели думаешь.

Она хотела было ответить ему шуткой, но неожиданно поняла, что он сказал это на полном серьезе, прикусила язычок, и некоторое время стояла напротив Сильвиана без движения, и смотрела одновременно на него, и как бы сквозь него. Потом с отсутствующим видом сказала:

— Мне нужно поговорить с Изабеллой.

С этими словами она быстро повернулась, чтобы идти, надеясь поскорее встретиться с директрисой. Затем, так же быстро, повернулась на сто восемьдесят градусов и вновь встала напротив Сильвиана. Что интересно, последний ни на йоту не изменил своего положения в пространстве, стоял на прежнем месте, и смотрел на нее с таким глубоким чувством во взоре, что она даже растерялась.

— Извини, — сказала она, заливаясь румянцем. — Я не должна была уходить, не попрощавшись. Это невежливо. Ну и кроме того, хотела напомнить, что у нас с тобой завтра намечается одно общее дело… Не так ли?

— Все так. — Он посмотрел на нее с удивлением, и она заметила это. — Мы займемся интервью сразу после обеда.

— Круто.

Сказав это, она снова повернулась и, не оглядываясь, полетела по коридору к офису Изабеллы. Затем, постучав в дверь и не дожидаясь разрешения, повернула ручку и вошла в офис. Но никого там не обнаружила. Комната оказалась пустой. Но директриса, судя по всему, только что вышла, причем ненадолго — об этом свидетельствовали включенная лампа и чашка с недопитым чаем «Эрл Грей».

Рассматривая по привычке комнату, Элли перевела взгляд с гобелена с вытканными на нем изображениями молодой женщины и белой лошади на невысокие аккуратные шкафчики, где хранились личные дела учеников. Хотя она старалась не думать об этом, ее память снова и снова возвращалась к тому вечеру, когда они с Картером, прокравшись в офис, потрошили их в поисках информации.

При мысли об этом она сама не заметила, как стала нервно теребить нижний край футболки.

— Привет, Элли, — бросила Изабелла, входя в комнату. Она носила голубую шаль из тонкой шерсти, обмотанную вокруг горла, белоснежную блузку с воротничком «поло», черную, зауженную к низу юбку и добротные туфли на резиновой подошве. Положив на стол папку, которую принесла с собой, она одарила Элли вопрошающим взглядом и с улыбкой произнесла:

— Ну, как дела? Надеюсь, все в норме?

Закрыв за собой дверь, Изабелла указала на одно из обтянутых кожей кресел, помещавшихся у нее перед столом.

— Мне необходимо задать вопрос, который, возможно, покажется вам странным, — сказала Элли, опускаясь в кресло.

— Странным… — протянула Изабелла. — Но выпить чашку чаю, надеюсь, это тебе не помешает?

Элли помотала головой, отказываясь от чая, и так быстро, насколько могла, поведала директрисе о том, что рассказал ей Картер о Гейбе.

Пока она говорила, улыбчивое выражение лица Изабеллы постепенно уступило место озабоченному.

— Почему Картер не рассказал нам об этом раньше? — спросила она, когда Элли закончила свое повествование. — Он дал по этому поводу какие‑то объяснения?

Элли показалось, что в голосе Изабеллы проступила обида.

— Как вам сказать? Ответил, что не придал этому значения, — произнесла Элли и торопливо добавила: — Тогда много всего произошло. А после этого он вроде бы подумал, что это уже неважно, поскольку все узнали правду о Гейбе и Натаниэле.

— Не представляю, почему он так ответил, — пожала плечами Изабелла. — В его словах явно не хватает логики.

Элли тоже этого не представляла, но решила не развивать эту тему и прерывающимся голосом начала было что‑то говорить, стараясь обелить Картера, но директриса движением руки остановила ее излияния.

— Не волнуйся, Элли. Я отлично тебя понимаю, а то, что сказала, это всего лишь мысли вслух. Сделаем так: я сама поговорю с Картером. Вдруг он вспомнит что‑нибудь еще?

У Элли от этих слов пересохло во рту.

— Только не сердитесь на него, пожалуйста. Честно говоря, я не хотела передавать вам слова Картера и сделала это только потому, что в них содержалась информация о Гейбе. — Она наклонилась поближе к директорскому столу. — Но вы же не сомневаетесь, что Картер не работает на Натаниэля, не так ли?

Изабелла выдержала ее взгляд.

— Я ни секунды не верю в то, что Картер намеренно передавал информацию о тебе Гейбу, а через него — Натаниэлю.

«Намеренно?»

Пытаясь осознать, что в действительности подразумевала под этой фразой директриса, Элли запаниковала еще больше.

«Боже, что же я наделала!»

— Благодарю за этот разговор, — сказала Изабелла, провожая Элли до двери. — Ты правильно поступила, придя ко мне.

Немного позже, поднимаясь по лестнице, ведшей в девичьи спальни, Элли думала, что не верит словам Изабеллы и, придя к ней, поступила неправильно. Удрученная произошедшим и погруженная в невеселые мысли, она не заметила, как кто‑то приблизился к ней сзади и взял за руку. Пронзительно вскрикнув, она высвободила руку и в эту минуту услышала подозрительно знакомый негромкий чувственный смех.

— Извини, если испугал!

Она повернулась и увидела стоявшего ступенькой ниже Картера, улыбавшегося ей своей знаменитой сексуальной полуулыбкой.

«Вот дьявольщина!»

— Нет, — сказала она. — Не испугал. Просто твое появление здесь было несколько неожиданным.

— Я тебя весь вечер искал, — продолжил Картер, вновь беря ее за руку и сплетая ее пальцы со своими. В этой связи она задалась вопросом, почувствует ли он, что у нее вспотели ладони. — Ну, сначала я занималась, потом решила немного размяться, отправилась на прогулку по первому этажу, встретила Изабеллу, и мы… немного поболтали.

— Вот как? — Выражение лица Картера нисколько не изменилось. — И о чем же вы болтали?

Шум на лестнице: чей‑то смех, разговоры, восклицания, — будто отодвинулись от нее, и она почти их не слышала. В этот момент только одна мысль занозой засела у нее в мозгу: она не может сказать ему правду. Потому что ей невмоготу видеть у него на лице выражение смятения и боли от того, что его предали.

— Так… Обо всяких пустяках, — пробормотала она замороженным голосом. — Просто я стала отставать по математике и хотела, чтобы она немного со мной позанималась.

— Ай‑ай‑ай! — Он помахал у нее перед носом указательным пальцем. — Непорядок! Мисс Шеридан отстает по математике… Держу пари, что Изабелле это не понравилось.

— Это точно… хи‑хи… — Элли словно со стороны слышала собственный резкий, насквозь фальшивый смех. — Короче, она сказала, чтобы я больше занималась сама, и помогать мне отказалась.

— Что и говорить, глубокомысленный совет.

Он стоял ступенькой ниже, и ей пришлось наклониться, чтобы заглянуть ему в глаза. При этом ее пронизало чувство вины.

«Я только что соврала Картеру. Впервые за время нашего знакомства».

Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она протянула руку и провела ладонью по его мягким темным волосам. В следующее мгновение он обхватил ее за талию и привлек к себе. Она же наклонилась чуть ниже, чтобы поцеловать его.

— Наступает комендантский час! — Металлический голос Желязны, раскатившийся эхом по этажу, рассек, словно саблей, ее спутанные мысли и, казалось, воткнулся ей в мозг.

— Идиот, — прошипел Картер сквозь стиснутые зубы.

В следующее мгновение в школе поднялась страшная суета. Ученики выбегали из библиотеки, столовой и комнаты отдыха и устремлялись к лестницам, ведшим в спальные помещения. Но Картер не выпустил Элли из своих объятий, продолжал гладить по спине, и от его прикосновений по всему ее телу распространялись искры.

— Как бы мне хотелось укрыться с тобой в каком‑нибудь тихом месте, где мы могли бы побыть наедине. — Он притянул ее к себе с такой силой, что ее ухо оказалось в дюйме от его губ. — Если ты не очень устала, не могу ли я прийти к тебе в комнату, когда все успокоится?

Элли сильно сглотнула. Ей пришлось ему солгать. Сможет ли она после этого как ни в чем не бывало целоваться и болтать с ним?

«Кажется, Элоиза говорила, что люди постоянно так поступают».

Возможно, многие действительно так делают, но она, Элли, на подобное не способна.

— Серьезно, Картер, — сказала она. — Я и вправду здорово отстала по математике, и мне необходимо срочно ее подтянуть. Иначе преп напишет на меня докладную.

«Ложь номер два».

Картер, само собой, проглотил и ее.

«Ясное дело, проглотил. Потому что он мне доверяет».

* * *

Когда она бежала по коридору в направлении девичьих спален, сердце так тяжело билось у нее в груди, что это, казалось, тормозило ее движение. И в самом деле, мгновениями ей вдруг становилось невыносимо трудно переставлять ноги.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: