Глава 4. Русская религиозная философия XIX - начала XXв.

В. В. Розанов

Розанов Василий Васильевич (1S56-1919) родился в Ветлуге, в многодетной

провинциальной семье. Детские годы оставили в нем мрачные воспоминания: нищета,

тяжкий труд, потеря вначале отца, потом матери. Гимназические годы пессимистичны и мечтательны, хотя именно в эти годы зарождается желание стать писателем. 1878 г. - начало учебы на историко-филологическом факультете Московского университета и увлечение историей, археологией и "всем прежним". К этому же времени относится и углубленное изучение Библии.

После окончания университета в период с 1882 по 1893 гг. Розанов учительствует в

гимназиях русской глубинки, а с 1893 г. получает чин в Петербурге. Здесь Розанов

много и плодотворно работает на ниве журналистики. К основным его произведениям можно отнести труд "О понимании", книги "Легенда о Великом Инквизиторе", "Метафизика христианства", "Около церковных стен", "Уединенное", "Апокалипсис нашего времени", статьи и сборники "Религия и культура", "Природа и история", "Семейный вопрос в России" и многие другие. В сентябре 1917 г. Розанов

перебирается из Петрограда в подмосковный Сергиев Посад, где умирает в феврале

1919 г.

Розанов - одна из самых загадочных, противоречивых и талантливых фигур в нашей

культуре рубежа 19-20 веков. Его мысль глубока и самобытна, а литературный стиль

покоряет своей "магией слова". Но красота литературных оборотов, "обнаженность"

чувств на бумаге - вовсе не публицистический прием. Розанов погружен в

напряженные духовные искания, в которых для него открываются прежде всего истоки и смысл человеческого и его личного бытия. "Из чего?" и "Во имя чего?" - на эти вопросы Розанов отвечает всем своим творчеством, которое и начинается и

оканчивается с именем Христа.

Розанов - религиозный мыслитель, таким он оставался всю жизнь, но его суждения о

христианстве порою парадоксальны: это и нравственный закон, и религия

вывихнутого состояния.

Что не приемлет Розанов в христианстве? Приоритет Логоса, Слова над актом

творения. Слово и Плоть разорвались в историческом движении и отнеслись к разным полюсам. Сухое Слово и живая Плоть плохо понимают друг друга. Фигура Христа слишком объемна и на фоне ее все земное умаляется и "тает как снежный ком".

Прошли времена, когда религия Христа питала напряженную средневековую мысль

драгоценными истинами Божественной мудрости. Основою и фундаментом жизни

европейского человечества, считает философ, давно уже служат экономика и знания

(науки). Поневоле приходится христианству занимать только "уголок в современной

цивилизации", как давно высохшей "мумии" в драгоценном саркофаге.

Некосмологичность, ограниченность, искусственность прежде незыблемых истин

"гасят" последние всплески христианского влияния на мир. Христианство не находит

общего языка с жизнью, обращая взор к потустороннему, к загробной тайне, к

земным страданиям, а жизни чужда эстетика мрачного, жизнь требует сочных красок,

игры, усилия, смеха, гордости. Религия должна быть светлой и радостной,

замешанной на "играющей крови", а не постной, прилизанной мозаикой слов,

"плоской и ясной как доска".

В "тайно-творении жизни", по мысли Розанова, рождается все богатство мира и

здесь разрешаются все его коллизии. Универсальное материнство, космическая

животная теплота - стихия истории и культуры, индивидуального развития и

отношения полов. По мнению русского философа В. В. Зеньковского, это

всепоглощающее чувство природы у Розанова есть принципиальный биоцентризм и

космоцентризм мироощущения.

Таинство жизни, чудо жизни особым образом распределяет роли между мужчиной и

женщиной. И здесь христианство более всего кажется ограниченным, поскольку оно

не может ответить на самые законные требования жизни, будучи "сдавлено" духом

оскопления и отрицания всякой плоти. Мы культивируем ум, пишет Розанов, но стоит также культивировать пол, поддерживая самые родники, источники семьи и всякого, всякого рождения. Все остальное отступает в тень перед великим процессом

материнства. Даже культура наша, которая пошла "по уклону специфических мужских путей" - высокого развития "гражданства", воспитания "ума"" - должна быть переосмыслена, переработана. И именно женщиной, которая одна способна овлажнить сухие черты культуры "влажностью материнства и краткую "деловитость" - негой и поэзией дитяти". Ибо какова женщина, - уверен Розанов, - такова есть или очень скоро станет вся культура.

Однако Розанов вовсе не сторонник исторических и культурных иллюзий. Путь

человеческий, пишет он, есть блуждание без ясно видимой цели, - "быть

обманываемым в истории... есть постоянный удел человека". Мы можем только

надеяться, что такое блуждание не напрасно, что оно нужно, что мы не погибнем.

Развивая идеи К. Леонтьева, Розанов усматривает скрытые пружины исторического

развития в смене мировоззренческих установок: переход к развитому личностному

началу, индивидуализация с утверждением христианской цивилизации средневековья и повсеместное обезличивание в новых политических условиях, возникающих в Европе с конца XV века.

До сих пор народы преемственно передавали друг другу "бремя цивилизации",

однако, похоже, что "труд исторический уже окончен". Кому далее подхватывать

историческую эстафету? Философ считает, что "индейское, негритянское, малайское

племена по самим физическим условиям своей организации не могут продолжать

истории". Что же касается до остальных трех рас (монгольской, семитической и

арийской), то в их среде все народы уже "перегорели в тысячелетней жизни".

Остаются славяне, как самый "поздний" из всех народов, который примет на себя

бремя европейской цивилизации- Русский народ прошел три фазы своего развития:

принятие христианства, политическую организацию и накопление сил для

индивидуального творчества. Это та самая индивидуализация

(обнаруживаемая в поэзии, искусстве, науке и философии), которой уже достигли

народы Европы, поэтому славянская нация еще полна сил.

В этих идеях ясно слышны отголоски славянофильства, так или иначе озабоченного

судьбой России. Куда пойдет она? По мысли Розанова, наша история "уклонится" к

юго-востоку, питаясь отрицательным отношением к прошлому. Во всяком периоде

нашей истории мы разрывали с предыдущим - и разрыв, который нам предстоит

теперь, есть, без сомнения, разрыв с Западом. Исторический поворот, предстоящий

России, будет еще более резок и глубок.

Л. И. Шестов

Лев Исаакович Шестов (1866-1938) родился в Киеве, в семье коммерсанта. Уже в

гимназические годы участвовал в политических кружках и сходках. По окончании

гимназии поступил в Московский университет (сначала на физико-математический

факультет, затем перевелся на юридический факультет). Диссертация Шестова,

посвященная рабочему движению, не была допущена к защите цензурой. В 1920 году, уже будучи известным литератором, покинул Россию, эмигрировав в Европу (во Францию, в Париж), сблизился с выдающимися писателями и философами Запада (Т. Манном, Э. Гуссерлем, М. Ше-лером, М. Бубером, М. Хайдеггером и др.). Книги Л. Шестова переведены почти на все европейские языки.

Как философ Шестов стоит в стороне от обычно признаваемых традиций русской

философии, в том числе и тех, которые связаны с именем и окружением Вл.

Соловьева. Идеи Шестова никак не сближались ни с западничеством, ни со

славянофильством, ни с религиозно-мистическим, ни с материалистическим или

позитивистским направлениями. (Свою философию сам Шестов называл "голосом

вопиющего в пустыне") Вместе с тем Шестов всегда подчеркивал глубокое влияние,

оказанное на него мировой и отечественной художественной литературой (от

Шекспира и Ибсена до Достоевского и Толстого). С этим влиянием философ связывал обретение, переживание им бесценного духовного опыта - экзистенциального опыта, или опыта пограничных ситуаций, не поддающегося рациональному, рефлексивному выражению. Из западных философов наиболее сильным было влияние на Шестова Ницше и Кьеркегора.

О последнем следует сказать особо. Шестов как мыслитель сформировался, не зная

трудов и имени Кьеркегора. К идеям экзистенциальной философии Шестов пришел иным путем - через иудейские и христианские первоисточники (Ветхий и Новый Завет), осмысливая наследие Лютера и великих писателей XIX века. Датский философ открылся ему много позже, в конце жизни, когда русский эмигрант вдали от родины уже завершал свой земной путь. Но тем сильнее было потрясение, пережитое Львом Шестовым, вызванное глубоким созвучием, совпадением его собственных мыслей с мыслями и чувствами копенгагенского затворника, жившего в другой стране и в

другое время. И уже до конца жизни Кьеркегор стал самым близким для Шестова

мыслителем. В 1933 году, за пять лет до смерти, русский философ приступил к

работе над книгой "Кьеркегор и экзистенциальная философия", которая вышла в свет

в год смерти ее автора - в 1938 году. Тогда же вышла в свет и его книга

"Умозрение и откровение. Религиозная философия Владимира Соловьева и другие

статьи", куда была включена статья о Кьеркегоре.

Суть своего мировоззрения Шестов выразил двумя словами (они же стали названием

одной из его работ): "Только верою", С этих позиций он критически рассматривает

всю классическую западноевропейскую философию и теологию, дав им обобщенное

обозначение "Афины" (т.е. эллинский стиль, эллинский склад мышления). "Афинам"

противостоит "Иерусалим" (библейское откровение). Сам Шестов - на стороне

последнего. Дух "Иерусалима", дух Библии Шестов чувствует в интуициях и

прозрениях Плотина (III в.), Паскаля (XVII в.). "Афины" же, классический

европейский разум - это "змей-искуситель", внушающий человеку недоверие к

божественной свободе и соблазняющий человека самому стать на место Бога.

Истинная же вера безоглядна, она выше всяких доводов и ухищрений самонадеянного, но в действительности всегда ограниченного разума.

Такой разум, предупреждает Шестов, опасен. Он опасен тем, что свои несовершенные мерки стремится наложить на "неразумный" мир, полагая, что его можно и должно перестроить по-своему. А это и есть путь к тирании.

Н. О. Лосский

Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965) родился в местечке Креславка Витебской

губернии. Гимназические годы прошли в Витебске. Затем - учеба в Берне на

философском факультете, а с 1891 г. - на естественно-научном отделении физико-

математического факультета Петербургского университета. Приблизительно с 1894 г.

Лосский систематически занимается философией, поступив на первый курс историко-филологического факультета. По окончании университета готовит диссертацию. В 1903 г. становится магистром, а в 1907г. - доктором философии, после чего работает вначале доцентом, а потом экстраординарным профессором Петербургского университета. Выслан из России в 1922 г. В 1942 г. избирается профессором Братиславского университета, а в 1945 г. переезжает во Францию. Послевоенные годы провел в США, где вплоть до самой смерти (1965 г.) оставался профессором Духовной академии Св. Владимира в Нью-Йорке.

Лосским написано много книг, большинство из которых переведено на иностранные

языки. К основным произведениям следует отнести: "Обоснование интуитивизма",

"Мир как органическое целое", "Основные вопросы гносеологии", "Логика",

"Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция", "Бог и мировое зло",

"Основы этики. Условия абсолютного добра" и другие.

Воззрения Лосского весьма своеобразны. Много занимаясь вопросами гносеологии, он называет свое гносеологическое направление интуитивизмом, в то время как

онтологические построения склонен считать теорией идеал-реализма.

Основополагающей, путеводной нитью в этом вопросе, определившей специфику

решения метафизических проблем, выступила попытка обоснования Реального бытия

Идеальным в духе метафизики платонизма. Платон - не единственная фигура в

истории философии, привлекшая внимание Лосского. В известной мере его можно

назвать последователем Лейбница с его монадологией. Но, как полагает историк

русской философии В. В. Зеньковский, конструкции Лосского более гипотетичны и

связаны более внешними связями, чем это может показаться на первый взгляд.

Лосский принимает довольно распространенное в русской философии положение о том, что познаваемый предмет вступает в сознание познающего индивиуума в подлиннике. Подобное живое созерцание чужого живого бытия возможно только потому, что мир есть органическое целое, в котором индивидуальное человеческое Я "интимно связано со всем миром". Мир доступен человеку рационально и интуитивно. Рационально мы ухватываем "бесконечно малую часть его", зато интуиция допускает нас в святая святых Бытия, распадающегося на 3 сферы:

идеальное бытие - содержание общих понятий, не связанных узкими рамками

пространства и времени;

реальное бытие - события и все то, что имеет пространственно-временную форму;

металогическое бытие, согласующее два первых слоя в их "последней глубине".

Реальное бытие - предмет дискурсивного мышления, идеальное бытие -

интеллектуальной интуиции (умозрения), а металогическое бытие доступно только

мистической интуиции. Слой идеального бытия продуцирует бытие реальное в его

психических (события, имеющие временную форму, но не имеющие пространственной) и материально-телесных (события, имеющие пространственно-временную форму, а также процессы отталкивания) проявлениях. К идеальному бытию следует отнести прежде всего множество субстанциональных деятелей самой разной ступени развития, каждый из которых есть сверхпространственное и сверхвременное существо, стоящее выше различия психического и материального. Субстанциональный деятель (бытие "метапсихофизическое") творит свои проявления как реальное бытие сообразно принципам, имеющим характер отвлеченно-идеальных начал (например, принципы строения времени и пространства, математические законосообразности и др.).

Динамика мировых процессов разворачивается, таким образом, как взаимоотношения

субстанциональных деятелей, обладающих полнотою свободы и вызывающих к жизни многообразие процессов реального бытия. Каноны, по которым в мире

запечатлевается их (деятелей) творческая мощь, обладают силой самоценных

независимых регулятивов. По мысли Лосского, это Абстрактный Логос мира,

потенциирующий его конкретную развитую системность.

Субстанциональные деятели строго иерархизированы. Во главе этой системы стоит

высоко развитый "субстанциональный деятель - Мировой Дух". Построенную таким

образом картину мироздания Лосский называет иерархическим персонализмом, считая, что этим выражено существо его концепции, близкой к лейбницеанской монадологии.

Активность и "жизненное беспокойство" субстанциональных деятелей, образующих

стройное сцепление мира в систему, предполагает бытие и Сверхсистемного начала,

которое трудноопределимо, и даже термин "Абсолютное" мало что скажет нашему уму. Это начало - Божественное Сверхчто, творящее мир как совершенно новое, Иное бытие, несоизмеримое с божественной глубиной, но вызванное к жизни чудом

творения. С этого момента божественное Сверхчто приоткрьшается миру как

абсолютная полнота бытия и как высшая абсолютно совершенная ценность: Добро,

Любовь, Истина, Свобода, Красота. Абсолютные ценности осмысляют, одухотворяют

мировой процесс, выступая тем ясным божественным светом, к которому неодолимо

стремится каждая личность.

Путь к Царству Божию нужно пройти сообразно нормативной индивидуальной идее,

координирующей прошлое, настоящее и будущее деятеля (последнее - в виде

предвосхищения). Для одних этот путь короче, поскольку они сразу вступили на

путь правильного поведения, согласно с нравственным законом, требующим любви

только к абсолютным ценностям. Другие же вместо полноты жизни создают себе

скудную обедненную жизнь. Движимые эгоизмом, они освобождаются от своих

недостатков лишь путем медленной, мучительной эволюции, достигая полноты бытия сменой множества типов существования.

Инстинктивные поиски более сложных форм жизни заставляют эгоистичные существа частично отказываться от исключительного себялюбия, пока, в результате ряда метаморфоз, они не обретают полное право на воссоединение с Царством Божиим.

Творчески вырабатывая, а отчасти подражательно усваивая все более сложные типы

жизни, субстанции восходят к Божественному бытию, преодолевая несовершенные

связи материальных пространственных тел, содержащих процессы отталкивания

(психо-материальный процесс), через сферу Души (непространственные процессы, в

которых творятся и усваиваются относительные ценности) к Царству Духа, где

множатся те непространственные деятельности, в которых творятся и усваиваются

абсолютные ценности.

Проблема принятия и обоснования системы ценностей - прежде всего проблема

этическая, поэтому религиозная картина мира, начертанная Лосским, внутренне

выверена высшими нравственными императивами. Философ вдумчиво исследует

нравственное измерение жизни, логику побуждений к радостям земным и небесным.

Неопределенность субстанциональных деятелей, сопряженная с их творческий

свободой, выступает такой точкой отсчета, с которой может начаться в равной мере

падение во зло или восхождение к добру. Прогресс или регресс есть свободно

развивающаяся личная история каждого существа. Эта личная история может быть

написана дьявольской рукою, поскольку субстанции обращаются и к "сатанинской

природе", восстав против Бога. Отсюда зло.

Божественное Сверхчто и Бытие тварного мира в известной мере "играют на равных", именно потому, что творение прича-стно Творцу и от него исходит. Но Бог рано или поздно дает понять миру, что он (Бог) сверхценен, а зло относительно и

противостояние Божественному всегда обречено. Однако дей ствительное

осуществление добра вовсе не требует, чтобы ря дом с ним была и действительность

зла. Зло могло бы оставаться никогда и никем не осуществленной возможностью,

если бы никто не злоупотреблял своей свободой, и тогда в мире было бы

осуществлено только добро.

Учение Лосского в своих самых глубоких, концептуальных ориентациях есть прежде

всего учение этическое и лишь затем, в своеобразной теософской форме, -

религиозное. Сам же он определял свои философские задачи так: разработка

метафизики, необходимая для христианского миропонимания.

И. А. Ильин

Ильин Иван Александрович (1883-1954) - выдающийся русский философ, правовед,

теоретик и историк религии и культуры, блестящий публицист, автор более 30 книг

и нескольких сотен статей и очерков, родился в Москве в семье губернского

секретаря Московской окружной палаты. Интеллектуальная одаренность Ильина

обнаружилась еще во время учебы в московских классических гимназиях и на

юридическом факультете Московского университета, по окончании которых он

награждается золотой медалью и дипломом первой степени. В 1909 году Ильин

получил звание приват-доцента юридического факультета и после двухлетней научной стажировки за рубежом, где он слушал лекции Г. Риккерта, Э. Гуссерля, Г. Зим-меля и др., преподавал в Московском университете вплоть до своего изгнания из

России в 1922 году.

Революцию 1917 года не принял, критиковал большевизм, а в эмиграции открыто

объявил себя идеологом белого движения. Главные темы его раздумий - судьба

русского народа, России, природа социального и морального зла, роль

государственности и православия в социальном и духовном возрождении России.

Становление философских взглядов Ильина началось с увлечения системой Гегеля. В

1918 году он пишет блестящую, не потерявшую научную ценность по сей день работу "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека". Однако в

дальнейшем под воздействием идей православия, религиозно-философских и

нравственных исканий русских мыслителей Ильин критически пересматривает свое

отношение к философии Гегеля, выступая против построения системы и сведения

философского познания к логико-теоретическим обоснованиям. Ильин приходит к

убеждению, что философ должен сформировать собственный духовный опыт, прежде чем приступать к исследованиям. Так, чтобы изучать нравственные проблемы, надо,

считал Ильин, самому пережить живой опыт любви, страданий, борьбы; создание

плодотворной теории познания также невозможно, если философ сам не работал в

качестве исследователя, не пережил акт открытия истины и ее проверки.

Собственный духовный опыт необходим философу при изучении правосознания,

религиозной веры, искусства. Ильин формулирует основное правило, которому должен следовать философ: "сначала - быть, потом - действовать и лишь затем из

осуществленного бытия и из ответственного, а может быть, и опасного, даже

мучительного делания - философствовать".

Свой духовный нравственный опыт, сформировавшийся в актах переживания по поводу судьбы России и вынужденной эмиграции, Ильин выговорил в работе "О сопротивлении злу силой" (1925). "Разложению и гибели" России, утверждал он, способствовали идеологические заблуждения и предрассудки русской интеллигенции конца XIX - начала XX веков и, прежде всего, учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу силой. Критически анализируя это учение, Ильин одновременно преследовал цель - метафизически оправдать борьбу "белого воинства" против большевиков. Зачем понадобилось такое оправдание?

Претендуя на единственно верное истолкование Христова откровения, Толстой учил,

"что любовь исключает меч; что всякое сопротивление злодею силою есть

озлобленное и преступное насилие; что жизненное и патриотическое дезертирство

есть проявление святости...". Осуждая внешнюю борьбу со злом как "неестественную

и неплодотворную", он, правда, не отрицал возможность самопринуждения, т.е.

насилия "духа над плотью" в пределах только своего тела. Насилие же,

направленное на другого, объявлял грехом, на том основании, что любой другой

человек сам способен к верному "самоуправлению изнутри". Всякая попытка пресечь

зло, исходящее от деяний других людей, рассматривалась Толстым как вторжение в

Божие дело и даже прямое отрицание Бога. "Лучше умереть или быть убитым, - учил

он, - чем пустить в ход насилие". Если учесть, что белогвардейцы чтили

православную веру, то легко представить, какие духовно-душевные муки испытывали многие из них, приняв учение Толстого и одновременно подняв меч борьбы. Ильин в заостренной форме ставит вопросы, передающие суть данной трагической ситуации: "Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой? Может ли человек, верующий в Бога...не сопротивляться злу мечом и силой?"

Чтобы дать ответ на поставленные вопросы, Ильин определяет предварительно

сущность зла и его "местонахождение": "зло начинается там, где начинается

человек", и истинное местонахождение его - не человеческое тело, а "душевно-

духовный мир". Сущность зла в отвращенности от Божественного. Внутренне

сопротивляться злу учит всякая зрелая религия, в особенности восточное

православие, которое в лице своих аскетов (Антония Великого, Макария Великого,

Ефрема Сириани-на, Иоанна Лествичника) дало образцы внутренней "брани" со злыми помыслами в длительном религиозно-нравственном самоочищении души. Эти процессы духовного самовоспитания всегда сопровождаются самопринуждением. Неспособность человека к душевному и телесному ограничению с помощью самопринуждающей воли является причиной многих зол: лени, дурных привычек, азарта, запоя и т.д.

Становление внутренней культуры человека невозможно без самопринуждения. До

этого пункта взгляды Ильина и Толстого совпадали. Дальше начинались расхождения: Толстой осуждал борьбу с внешним злом, Ильин признавал ее на том основании, что есть люди, которые каждым своим поступком доказывают неспособность самоуправлять своей волей и направлять ее на искоренение зла внутри себя. Это внутреннее зло (жадность, корысть, жестокость и т.д.), направляясь во вне, становится причиной горя и страданий других людей, что делает оправданным применение внешнего, вначале психического, принуждения по отношению к автономной воле "злых" людей, с целью помочь им активизировать собственные духовные усилия на борьбу с внутренним злом. Но психическое понуждение извне зачастую оказывается малоэффективным и тогда остаются два исхода: или предоставить людям свободу в их злодеяниях, или прибегнуть к физическому принуждению, которое Толстой считал злом и путем дьявола.

Всегда ли физическое принуждение является насилием, а следовательно, злом? На

этот вопрос Ильин отвечал категорично: "Нет", проводя различие между

принуждением и насилием. Насилие есть деяние необоснованное, произвольное,

преступающее рамки дозволенного. Оно исходит из злой души и направляет на зло.

Принуждение же исходит от доброжелательной души и цель его - понудить неокрепшую в моральном плане душу к благу. Нравственная ценность внешнего физического принуждения зависит "от состояния души и духа физически воздействующего человека". Ильин ни в коей мере не считал физическое принуждение главным средством борьбы со злом. Ведь зло, с его точки зрения, имеет душевно-духовную природу, а потому победить его, превратить в добро можно только из глубины собственных духовных усилий.

Но тогда возникает вопрос: оправдано ли применение физического принуждения или

прав Толстой, что надо "предоставить других - самим себе"? Ильин разъясняет, что

внешнее принуждение имеет троякую цель: во-первых, предотвратить совершение

злодеяния; во-вторых, оградить других людей от злодеяния и его отравляющего

воздействия на их души, избавить других от страха за свою жизнь, свободу и т.д.;

в-третьих, удержать других людей от соблазна встать на путь злодейства.

Следовательно, "физическое пресечение и понуждение могут быть прямою религиозною и патриотическою обязанностью человека". Исполняя эту обязанность, человек становится участником великой битвы между слугами Бога и силами дьявола. В этой битве ему придется не только обнажить меч, но взять на себя бремя

человекоубийства, что христианская религия относит к неправедным действиям. Путь меча одновременно и обязательный и неправедный. Обязательный в том смысле, что "христианин призван идти по стопам Христа: как Он - принять мир и не принять зла в мире"; повести со злом жизненно-смертную борьбу и готовиться к приятию смерти от руки отвергнутого зла. Неправедный, ибо Божья заповедь гласит: "Не убий!" Тот, кто поднялся на борьбу со злодеем, как врагом Божиим, попадает в

"нравственно-трагическую" ситуацию: надо взять меч и применить силу и в то же

время не опрокинуться в бездну греха, остаться на духовной высоте, что

невозможно без непрестанной "заботы о религиозном очищении своей души и своей

воли". Поэтому для сопротивления злу силой нужны "лучшие люди, сочетающие в себе благородство и силу", ибо только они смогут побороть ту духовную опасность,

которая подстерегает их на пути борьбы со злодеями.

Очищение души - основное условие победы в борьбе со злом. В древнерусской

православной традиции возле воина, как носителя меча, всегда был монах-духовник,

который помогал воину постоянно проверять цель своего служения и очищать душу.

"И воин не падал под тяжестью своего бремени; и монах не отвертывался от бремени

мира". "Так слагается, - писал Ильин, - один из самых трагических парадоксов

человеческой земной жизни: именно лучшие люди призваны к тому, чтобы вести

борьбу со злодеями - вступать с ними в неизбежное взаимодействие, понуждать их

злую волю, пресекать их злую деятельность и притом вести эту борьбу нелучшими

средствами, среди которых меч всегда будет еще наиболее прямым и благородным".

Поднимая вопрос о моральной оправданности, условиях и границах использования

силы для искоренения социального и морального зла, Ильин пытался возродить

религиозную и государственную мудрость восточного, и особенно русского,

Православия.

Развернутое исследование тех основ духовности, без которых нельзя брать меч и

начинать борьбу со злом во всех его видах, Ильин дает в работе "Путь духовного

обновления" (1935). Почему "обновления"? Мыслитель был уверен, что современный

мир переживает глубокий религиозный, духовный и национальный кризис. Выйти из

него можно, если каждый человек начнет работу по одолению соблазнов безбожной

цивилизации, глубоко укоренившись в своем "собственном, выстраданном и

вымоленном духовном опыте...". "Надо самому начать быть по-новому", отказаться

от соблазна видеть смысл жизни в самой жизни, обратиться на познание истины,

созерцание красоты, совершение добра, общение с Богом. Размышляя о духовных

основах человека - вере, любви, свободе, совести, Ильин выделяет среди них в

качестве самых важных и непременных - веру и любовь. Свобода сотворяется верой и

любовью, а совесть движется ими. На вере, любви, свободе строится семья - первый

естественный и священный союз между людьми, который учит их духовному единству.

"Родина постигается любовью и строится верою. И национализм есть...любовь к

своеобразной духовности своего народа и вера в его творческие богоданные силы".

Ильин был уверен, что без любви и веры невозможно правосознание, сильная

государственность, справедливая организация экономической жизни.

Показав духовные основы индивидуального и социального бытия, Ильин пишет работу "Путь к очевидности" (1954), в которой делает упор на осмыслении природы

духовности, творческого акта, созидающего культуру. Будучи православным

мыслителем, он понимает духовность как развитый, полный и глубокий религиозный

опыт евангельской веры, в основании которого лежит "сердце", т.е. живое и

деятельное чувство любви к Богу, к человеку и ко всему живому. Европейское же

человечество построило культуру без "сердца", культивируя только волю и

мышление. Но мышление без сердца равнодушно, машинообразно, холодно и цинично: ему все равно, что изучать, оно безучастно к священным основам жизни.

Бессердечная же воля, будучи безжалостной, напористой, приводит к злому

произволу в политике, искусстве, праве, экономике и т. д., превращаясь в "злую

энергию души". Кризис "бессердечной" евоопейской цивилизации имеет духовную

природу, а потому преодолеть его можно только при условии внутреннего духовного

обновления людей, о котором будут свидетельствовать исходящие от них лучи "живой доброты, сердечного созерцания, совести и мужественно-спокойной веры".

Ильин призывал людей понять, что их судьба зависит от того, что они сами

излучают в мир, в какой мере они способны осваивать и накапливать духовно-

нравственный опыт.

Огромное количество работ Ильин посвятил размышлениям о судьбе России в

современном мире, о роли революции 1917 года, о сущности большевизма,

национализма, русской идеи и т.д. Так, ставя вопрос, что будет с Россией в

посткоммунистический период, он пророчески предсказывал неизбежность

опрокидывания на первых порах страны в хаос. Выход из него Ипь-ин видел в

установлении "национальной диктатуры", задача которой быстро выделить из народа

"наверх" "трезвых и честных патриотов". Демократия, введенная немедленно после

тотального коммунизма, продлит хаос "на непредвидимое время и будет стоить жизни огромному количеству людей, как виновных, так и невинных". Одна из задач

национальной диктатуры состоит в защите России "от врагов и расхитителей".

Живя на Западе, Ильин воочию убедился в том, что Западу "нужна слабая Россия,

изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении...

Россия с убывающим народонаселением... Россия безвольная... Россия

расчлененная". Для одних "единство" России представляется угрозой; другие "видят

в национальной России - соперника"; третьи завидуют, "что у русского соседа

большие пространства и естественные богатства"; четвертые негодуют, "что русский

народ... не поддается церковному поглощению". Есть в мировой за-кулисе и такие

"зложелатели", которые будут пытаться "овладеть русским народом через

малозаметную инфильтрацию его души и воли". Так, посткоммунистический хаос они будут "обманно" провозглашать высшим торжеством "свободы", "демократии",

"федерализма", всячески приветствуя ими же вброшенный лозунг суверенизации

народов России. В ситуации всероссийского хаоса, который ожидает Россию после

падения коммунизма, открываются, считал Ильин, две возможности: "или внутри

России встанет русская национальная диктатура... которая погасит этот гибельный

лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские

движения в стране; или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется

непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала

транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия".

Расчленение России на суверенные слабосильные государства гибельно, подчеркивал

Ильин, не только для России, но и для всего человечества, ибо даже превращенная

в добычу и "брошенная на расхищение", она "есть величина, которую никто не

осилит, на которой все перессорятся, которая вызовет к жизни неимоверные и

неприемлемые опасности для всего человечества". Ильин был убежденным сторонником целостности России как сильного государства.

В центре его творческих размышлений всегда стояли проблемы, связанные с прошлой, настоящей и будущей судьбой России. Он верил в великое историческое будущее русского народа, русской культуры, мечтал о духовном обновлении своей Родины.

Глава 5. Марксистская философия в России (1883-1924 гг.)

Г. В. Плеханов

Произведения Маркса и Энгельса стали известными российскому читателю еще в

середине прошлого века. Первый перевод "Капитала" Маркса на русский язык был

выполнен Г. А. Лопатиным в 1872 году. Но до Плеханова русского марксизма не

было, во всяком случае его не было как организованного идейного и политического

течения.

Начало общественно-политической и литературно-теоретической деятельности Георгия Валентиновича Плеханова (1856- 1918) приходится на рубеж 1870-1880 гг., когда в России назревала революционная ситуация не менее серьезная, чем та, которая была пережита страной за 20 лет до этого - в предрефор-менные годы. Два пореформенных десятилетия существенно изменили Россию: российский капитализм и в городе и в деревне не только не вывел страну из положения крайней экономической и политической отсталости, но и сделал еще более тяжелым положение народных масс, не ослабив, а усилив их эксплуатацию и прежними и новыми "хозяевами жизни".

Все это не могло не питать оппозиционную идеологию - таковой в 60-70-е годы была

прежде всего идеология революционного народничества. Русские революционные

народники (П. Лавров, Г. Лопатин, В. Засулич) вели оживленную переписку с

Марксом и Энгельсом по вопросам экономического и политического развития России. В первые годы своей общественной деятельности (до 1883 г.) в числе народников

был и Плеханов.

В 1883 г. Плеханов порывает с народничеством, которое утратило в значительной

мере к тому времени свой революционный заряд. Вместе с небольшим кругом

единомышленников он организует в Женеве марксистскую группу - "Освобождение

труда", поставившей перед собой задачу пропаганды идей научного социализма. С

этого же времени Плеханов становится хорошо известен в социал-демократических

кругах Западной Европы. В 1903 году, после II съезда РСДРП, произошел идейно-

политический разрыв Плеханова с Лениным (до этого времени Ленин в какой-то мере

считал себя учеником Плеханова), и хотя причиной разрыва между ними были

расхождения политические, разногласия коснулись и вопросов философских. В спорах Ленина с теоретиками II Интернационала Плеханов в конце концов встал на сторону последних, согласившись с Каутским и Бернштейном в том, что социализм не возможен без солидных экономических и общекультурных предпосылок. В 1917 году Плеханов не принял "Апрельских тезисов" Ленина, осудил октябрьский переворот.

Но это было уже в конце жизненного пути мыслителя. Сам же этот путь (его

марксистский этап) начался, как уже отмечалось, в середине 80-х годов, и начался

он с критики социально-философских и экономических идей народничества. Эта

критика была дана Плехановым в работах: "Социализм и политическая борьба" (1883

г.), "Наши разногласия" (1885 г.), "К вопросу о развитии монистического взгляда

на историю" (1895 г.). В философском отношении наиболее интересна последняя

работа. Монистический взгляд - это взгляд, последовательно выведенный из одного,

единого принципа (в данном случае - принципа материалистического).

Материалистическое понимание истории.

Это - центральный философский пункт учения Маркса - особенно большое внимание

привлекал к себе и со стороны Плеханова. Русский марксист показывает, что

великое открытие Маркса было подготовлено долгим и диалектически сложным

развитием философской мысли Нового времени, особенно - французским материализмом и классической немецкой философией (Гегелем). В свете Марксова открытия глубокое преображение должны получить все общественные науки: философия, история, эстетика. Оно же должно перестроить стратегию и тактику социалистического и социал-демократического движения, раскрыть, обнажить подлинные, глубинные интересы общественных классов и групп, определить их место в жизни современного общества.

Материалистическое понимание истории Плеханов противопоставляет субъективному методу в социологии, широко пропагандировавшемуся народниками. Народники отрицали объективный характер законов истории, а поэтому отрицали и

непреложность капитализации России, идеализируя докапиталистические формы жизни.

Такая критика капитализма была ненаучной, романтической. Позиция Плеханова была прямо противоположной: капитализм в России, как и в Европе, выполняет

прогрессивную, цивилизующую роль, поскольку выкорчевывает архаические -

феодальные и патриархальные - порядки и открывает путь для современных, более

цивилизованных форм общественной жизни. Развитие капитализма - на исторически

обозримый срок - в интересах не только буржуазии, но и пролетариата, который

может и должен играть все более заметную роль в политическом развитии страны, в

ее постепенной подготовке к социализму. Но предстоящая революция в России,

подчеркивал Плеханов, может быть только буржуазной.

Историко-философские взгляды.

История философии, по Плеханову, не есть простая филиация идей, когда движение

мысли осуществляется само по себе, без связи с историей общества. Философские

споры, философские проблемы на своем собственном, утонченном языке воспроизводят сложные противоречия и коллизии жизни, за ними стоят интересы людей и гигантские усилия человека во всех многообразных сферах деятельности. Прослеживая историю многочисленных философских идей и направлений, Плеханов не скрывал своих мировоззренческих пристрастий, а они явно были на стороне материализма, на стороне Локка, Гольбаха, Гельвеция, Маркса. (Из русских философов - на стороне Герцена и Чернышевского). Из великих философов-идеалистов Плеханов делал исключение для Гегеля: ему идеализм "прощался" за исключительные заслуги в разработке диалектики (особенно - диалктики исторического процесса).

Материализм и идеализм - основные, противоположные направления в философий. Их синтез или даже сближение невозможны. Сила марксистской философии, по Плеханову, - органическая связь в ней материализма и диалектики. Именно диалектика позволяет понять, выразить в логике понятий внутреннюю противоречивость мира, найти "законное" место для социальных революций - наряду с развитием постепенным, эволюционным. Для Плеханова была несомненной связь между материализмом и социалистическим учением: если внешний мир первичен по отношению к миру духовному, то надо так организовать, устроить общество, чтобы человек чувствовал в нем себя достойно. Русский философ-марксист убедительно выступил против недооценки материалистической традиции в нашей отечественной мысли. Перу Плеханова принадлежат выдающиеся исследования творчества русских революционеров-демократов (В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева). Эти темы были обобщены автором в большом труде "История русской общественной мысли" (1912-1916).

Эстетика.

Вершину домарксистской эстетики Плеханов видел в трудах русских революционных демократов: Белинского и Чернышевского. Особенно высоко ценил Плеханов мысль Чернышевского о том, что у различных классов общества различные идеалы красоты. Важнейшую задачу марксистской эстетики Плеханов усматривал в отыскании жизненных корней искусства, в выведении его из общественного бытия. Из материалистической теории искусства вытекала и защита, отстаивание Плехановым художественного реализма. Проблемам эстетики посвящены труды Плеханова: "Письма без адреса" (1899-1900), "Искусство и общественная жизнь" (1912-1913 гг.), а также статьи о литературно-художественных взглядах русских и французских материалистов.

Художник, писал Плеханов, воспроизводит явления действительности в свете своих

классовых воззрений. Но тождества его художественных и социально-политических

взглядов может и не быть. Художественная правда нередко берет верх над

политическими пристрастиями писателя (как это было, например, у Бальзака). В

русской литературе о том же говорит анализ творчества талантливых писателей-

народников (сочинений Гл. Успенского).

Интересным было обращение Плеханова к первобытным формам искусства, где с

наибольшей наглядностью выражена связь искусства с трудовой деятельностью людей, с образом их жизни. Эстетическое, показывает Плеханов, вырастает из

утилитарного. Но по мере дальнейшего развития искусства его связь с трудовой

деятельностью человека становится все более и более сложной, опосредованной.

Движущей силой искусства выступают общественные отношения. Но вместе с тем

усиливается и обратное воздействие искусства на жизнь человека.

В "Письмах без адреса" Плеханов рассматривает вопрос о специфике художественного изображения действительности. Эту специфику он видит в образном постижении действительности. С этих, реалистических позиций он критиковал формализм и мистицизм, становившиеся модой в художественных опытах декадентов на рубеже XIX и XX веков. По Плеханову, хотя и нет абсолютного критерия "прекрасного" (это понятие развивается вместе с развитием культуры), но критерий художественности есть - он состоит в соответствии формы содержанию. А это значит, что у художника исполнение должно соответствовать замыслу. Высокое искусство - это искусство высокой идеи. Ложная же идея в искусстве сковывает кругозор и возможности художника, снижает эстетический уровень его произведения. Эпоха революций, обновления жизни - благодатная эпоха и для развития искусства.

В. И. Ленин

Владимир Ильич Ленин (1870-1924) известен всему миру. Но известен прежде всего

не своими книгами, а своими делами - как создатель большевистской партии, вождь

социалистической революции в России, создатель советского государства. Пожалуй,

нет сегодня людей равнодушных к Ленину. Есть его горячие сторонники и не менее

решительные противники.

Научно-публицистическая деятельность Ленина началась в 1893-1894 годах, его

полемическими выступлениями против идеологов либерального народничества - К. Н. Михайловского и др. В этой полемике (ее начал до Ленина Плеханов) речь шла о

применимости или неприменимости к России социально-экономического учения

марксизма: пойдет ли Россия по пути к капитализму? Это было продолжение старой

темы, давнего спора западничества и славянофильства, но в новых условиях. Роль

западников теперь на себя взяли марксисты, наследниками славянофилов выступили

народники. (Вскоре к этой полемике, как более подробно будет показано в

следующем параграфе, присоединились и "легальные марксисты".)

В отличие от Плеханова, у которого в молодости был подготовительный -

домарксистский - этап духовного и интеллектуального роста, Ленин почувствовал

себя марксистом уже в гимназические годы, когда впервые ознакомился с

"Капиталом" и другими произведениями Маркса и Энгельса. С юных лет Ленин обладал огромной волей и целеустремленностью, не давая себя "сбить" никакими другими идеями, которые он марксистскими не считал. В этом, безусловно, была сила Ленина, но и определенная его ограниченность. В полемике со своими оппонентами, тем более идеологическими и политическими противниками (если он их признавал таковыми) Ленин был крайне резок, даже груб и прямолинеен.

К 1898-1899 годам Ленин был уже автором крупных социально-экономических трудов, из которых следует особо выделить большую книгу "Развитие капитализма в России". Влияние на автора этой книги "Капитала" Маркса несомненно. В этой и других работах 90-х годов Ленин собственно философские темы еще не затрагивает. Ими он вплотную занялся десятилетием позже - после поражения первой русской революции, т.е. в 1908-1909 годах. В мае 1909 г. под псевдонимом Вл. Ильин выходит книга Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" - основной его труд по философии (не считая "Философских тетрадях" - ленинских конспектов философской литературы, для печати не предназначавшиеся).

В центре "Материализма и эмпириокритицизма" - проблемы теории познания

(гносеологии). Марксизм, настаивает Ленин, имеет свою философию - диалектический материализм. Попытки "дополнить" марксизм другими философскими построениями отвергаются Лениным как теоретически несостоятельные и политически реакционные.

Непосредственным объектом ленинской критики является эмпириокритицизм -

философская теория, ставившая себя "над" противоположностью материализма и

идеализма, но в действительности являющаяся одной из разновидностей

субъективного идеализма.

Буквально эмпириокритицизм означает "критика опыта". Под такой "критикой"

сторонниками эмпириокритицизма понималось "очищение" опыта (данных органов

чувств) от признания объективной реальности, т.е. реальности, находящейся вне

сознания и независимой от него. Материализм, с точки зрения такой философии,

страдает "метафизикой": он ищет за непосредственной данностью ощущений еще

какой-то мир, отличный от чувственно-воспринимаемого, т.е. "удваивает"

действительность - на чувственную и сверхчувственную. В критике материализма

эмпириокритики пытались опереться и на новейшие (для того времени) открытия

естествознания, на проникновение научной мысли в область атома, атомного ядра и

околосветовых скоростей движения.

Это была подлинная революция в науке, в корне изменившая человеческие

представления о веществе, энергии, пространстве и времени, об их взаимосвязи

друг с другом. Но эта же революция обернулась и противоположной своей стороной -

глубоким методологическим кризисом. Естественнонаучный материализм, стихийно

господствовавший в естествознании на протяжении последних столетий, уже стал

слабой, ненадежной опорой для того, чтобы выдержать напор новых, совершенно

непривычных идей и открытий, явно не укладывающихся в старую, классическую

картину мира. А так как другого материализма, кроме естественнонаучного

(метафизического) естествоиспытатели, в массе своей, не знали, крушение этой,

исторически ограниченной и преходящей формы материалистической философии, было принято многими учеными-естественниками, прежде всего физиками (эпохальные открытия в науке того времени были сделаны именно в этой отрасли знания), как опровержение материализма вообще. Сама наука якобы требовала отказа от материализма в пользу идеализма - в этом и была сущность "физического

идеализма", анализу и критике которого автор "Материализма и эмпириокритицизма"

посвятил значительную часть своей книги.

Гносеологический корень методологического, философского кризиса в физике Ленин

видит в незнании учеными диалектики, в неумении перейти от одного уровня знаний

к другому, более глубокому. Метафизика, рассуждающая по формуле или-или, знает

только две крайности: догматизм и релятивизм. Релятивизм (взгляд на научное

знание только как на знание временное, относительное, условное, субъективное)

неминуемо вел к субъективному идеализму и агностицизму - отрицанию в наших

знаниях объективного содержания вообще, к отрицанию объективной реальности -

материи.

Долгие века и даже тысячелетия под материей понималась либо "возможность вещей" (Аристотель), либо инертное вещество, которому еще надо придать дзижение. Всякие иные формы проявления материи (энергетические поля, излучения), с которыми столкнулась новейшая физика, истолковывались физическими идеалистами как "исчезновение" материи, "дематериализация" мира и, тем самым, как "научное" опровержение материализма. Раскрывая несостоятельность подобных рассуждений, Ленин указывал на его истоки: сведение философского понятия материи к естественнонаучному представлению о ее свойствах.

Материя и каждая ее частица - неисчерпаемы, и по структуре, и по свойствам.

Процесс познания физических, химических, биологических свойств материи

бесконечен. У материи нет неизменных свойств, кроме одного: быть объективной

реальностью, существовать независимо от сознания и быть познаваемой сознанием.

Но это свойство - не физическое и не химическое, а гносеологическое, и оно не

может "исчезнуть". Поэтому, заключает Ленин, с расширением границ познания, с

открытием наукой новых, ранее неизвестных свойств материального мира исчезает не материя, а тот предел знаний о материи, который у нас был раньше. Передвигаются, изменяются границы познанного. Вместе с ними передвигаются границы между субъектом и объектом, свободой и необходимостью.

Интересным и глубоким является замечание Ленина о том, что кризис, реакционные

поползновения в науке - это оборотная сторона самого научного прогресса. Выход

из кризиса Ленин видит в сознательном усвоении естествознанием (в лице своих

творцов - естествоиспытателей) марксистской диалектики. Но это проблема уже не

только философская (гносеологическая), не и социальная, так как она предполагает

широкую перестройку сознания. Но последнее невозможно без преобразования

общественного строя, общественного бытия. Буржуазное сознание не способно, по

Ленину, "справиться" с объективной диалектикой мира, оно антидиалектично, так

как страшится, сопротивляется социальной революции. Буржуазные философы

скрывают, маскируют свой узкий, классовый интерес, под видом мировоззренческой

"нейтральности" проповедуют реакционные (в том числе и "поповские") идеи. Все

они, по характеристике Ленина, - "ученые приказчики", "лакеи" правящего класса -

буржуазии.

Основной философский труд Ленина (как и другие его теоретические труды) несет

яркий отпечаток личности автора, отнюдь не кабинетного мыслителя. Ленин -

партийный вождь и революционер. В этом сила его пера. Но в этом же и издержки

ленинского стиля. У современного читателя ленинских книг и статей поневоле

складывается впечатление, что Ленин смотрел на вещи глубоко, но видел мир как бы

без оттенков, в черно-белом измерении. Или-или: или революционер или реакционер,

или воинствующий материалист и атеист или мракобес или прислужник буржуазии. С таких же, максималистских позиций Ленин давал оценку трудов и идей выдающихся представителей русской культуры - Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, А. И. Герцена.

В статье, написанной специально к 80-летию Л. Н. Толстого - "Лев Толстой как

зеркало русской революции" (1908 г.), Ленин жестко противопоставляет Толстого-

художника и Толстого-мыслителя: как художник Толстой велик, как христианский

моралист - жалок и убог. "Юродивой проповедью" называет Ленин учение Толстого

(но в действительности это учение Христа) о непротивлении злу насилием, относя

самую гуманную идею, которую выстрадало человечество на протяжении тысячелетий, к числу наиболее глубоких и непростительных заблуждений идеолога патриархального крестьянства.

В 1909 г. Ленин гневно выступил против "отступников" от марксизма (каковыми он

считал авторов сборника "Вехи") - против молодых русских философов,

действительно бывших "легальных марксистов", увидевших "изнанку" революции 1905 года и не принявших ни теории, ни практики политического радикализма.

Нередко Ленин в своей критике политических и теоретических оппонентов не

останавливался перед откровенной грубостью, заменяя ею необходимые аргументы.

Такова, например, статья Ленина "Пролетарская революция и ренегат Каутский"

(1918 г.).

Сегодня мы видим, что Ленин не был прав во многом: ни в огульном презренье к

немарксистской философии (XX век явил миру великих мыслителей Запада и России - отнюдь не "ученых приказчиков буржуазии"), ни в осмеянии идей ненасилия

(вспомним М. Ганди и М. Л. Кинга - практикой ненасильственных действий

достигнуто многое, в том числе и обретение национальной независимости Индией,

расового равенства в США), ни в перепалке с Каутским по вопросу о классовой

диктатуре и демократии - прав был Каутский: любой террор, в том числе и

"пролетарский", не имеет никаких оправданий. Не сбылся и главный ленинский

прогноз - об историческом превосходстве социализма над капитализмом.

Но ошибки Ленина - это и "ошибки" истории, которая в XX веке (точнее - во второй

половине его) избрала для себя непростой и нелегкий, но единственно возможный в

условиях глобального "сжатия" социального пространства, реально грозящих военных и экологических катастроф путь, - конвергенции, сближения, вольного или

невольного взаимного переплетения и, как следствие, - выравнивания социального

уровня жизни внутри общества, образование и рост "среднего класса" как основного

субъекта современной истории. Все это существенно, качественно отличает

социальную картину нашего времени от эпохи классического классового

противостояния не только времен Маркса, но и времен Ленина. Но и все это было за

пределами ленинской мысли. Более того, всех западных социал-демократов (видных

деятелей II Интернационала), ставивших еще на рубеже веков под сомнение

оправданность жестких идей классовой борьбы, диктатуры, гражданской войны, Ленин клеймил как "ревизионистов" и "ренегатов", злейших врагов рабочего класса, и т.д.

Накануне Октябрьского восстания, в августе-сентябре 1917 года, Ленин написал

книгу, которую ценил едва ли не выше всех других своих произведений, -

"Государство и революция". В этой книге ее автором изложена классическая

Марксова концепция социализма (низшей фазы коммунизма) - концепция, которую в

это время полностью разделял Ленин и от которой он через несколько лет

фактически отказался. В "Государстве и революции" социализм рисуется как

нерыночный, нетоварный способ хозяйствования. Социалистическое государство Ленин сравнивает с хорошей фабрикой или хорошей мастерской: все работают, все вносят свой трудовой вклад в общую "копилку", а потом все из этой "копилки" получают - по формуле: от каждого - по способности, каждому - по труду. (Предполагается, что уровень сознательности и морали у всех людей достаточно высок, чтобы

трудиться с полной отдачей сил.) Но все же, подчеркивает Ленин, социализм - это

"контроль и учет". Ясно, что такой общественно-экономический строй означает

максимально централизованную систему распределения, сосредоточение его

монопольно в руках государства (в действительности - в руках государственных

чиновников - контролеров и учетчиков). "Опробованием" такой социально-

экономической модели на практике и был "военный коммунизм" - главная причина

гражданской войны в России, вогнавший страну во "мглу" (по известному выражению

Г. Уэллса).

Страна должна была пережить трагедию величайшей междоусобицы и величайшего

кровопролития, прежде чем жизнь заставила отойти от ортодоксии марксизма и

отказаться от "безрыночного" социализма в пользу таких будничных,

неромантических вещей, как цена, прибыль, хозрасчет. В 1921 году, после

Тамбовского восстания крестьян и Кронштадтского восстания матросов Ленин

вынужден был отступить, надеясь, однако, что ненадолго. Но как теоретик он

признал, что с введением НЭП приходится произвести "коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм"*.

* Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 376.

В марте 1922 года, т.е. в конце жизни, Ленин написал статью "О значении

воинствующего материализма", справедливо считающуюся ленинским философским

завещанием. (Несколькими месяцами раньше им было написано политическое завещание - письмо XII съезду партии.)

В русской философской и общественной мысли, считает Ленин, есть солидная

материалистическая традиция. Крупные философы-материалисты могут быть и из

некоммунистов. И те и другие (коммунисты и некоммунисты) должны объединить свои силы "в борьбе с философской реакцией и с философскими предрассудками так

называемого "образованного общества"** - под последним Ленин подразумевает

общество буржуазное. Такое общество, как и его культура, насквозь реакционны,

что особенно видно, по Ленину, по той поддержке, которую буржуазия как правящий

класс оказывает религии и религиозной философии. Идеалистической реакции Ленин

требует противопоставить философию воинствующего материализма, т.е. материализма активного, наступающего. Таким материализмом может быть только марксистский, т.е. диалектический, материализм, органически слитый и с воинствующим атеизмом.

** Там же. С. 24.

Другой пункт программы (Завещания) Ленина - союз материалистической философии с

современным естествознанием, без чего "воинствующий материализм не может быть ни в коем случае ни воинствующим, ни материализмом"*. Но философия нужна

естествознанию не меньше, чем естествознание философии: "... без солидного

философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не

может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления

буржуазного миросозерцания"**. Это необходимо потому, что "естествознание

прогрессирует так быстро, переживает период такой глубокой революционной ломки

во всех областях, что без философских выводов естествознанию не обойтись ни в

коем случае"***.

* Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, С. 29.

** Там же. С. 29-30.

***Там же. С. 31.

В этих высказываниях - весь Ленин. Он глубок, когда говорит о

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: