Общая характеристика 1 страница

История философии XX века включает в себя такой большой и пока мало

исследованный период, как философия советской эпохи. В течение более чем

шестидесяти лет огромная страна Советский Союз, занимавшая одну шестую часть

земной суши, не только жила, воевала, трудилась, ставила на себе величественный

и страшный социальный эксперимент, но и философствовала. Нынешние критики

нередко утверждают, что в Советском Союзе философии не было, что

интеллектуальная жизнь умерла или замерла на долгие десятилетия, и только на

столичных кухнях непризнанные гении высказывали друг другу свои прекрасные

запретные мысли. Однако это неправда, и на самом деле все было гораздо сложней и

драматичней.

После того как советскую землю покинул печальный "философский пароход", увозящий в вынужденную эмиграцию целую плеяду талантливых философов-идеалистов, не согласных с идеологической доктриной большевистской партии, философская жизнь не прекратилась. Ей и ее носителям-философам, старым и молодым, уже живущим и только рождающимся в мир, предстояло пройти через многие испытания, работать в жестких политических тисках, жертвовать свободой самовыражения, комфортом, а порой и жизнью, и все-таки философствовать. Все не могли стать диссидентами, а многие вполне искренне были убеждены в философской правоте марксизма и вели свой поиск на его достаточно обширной интеллектуальной территории.

Жизнь диктовала свои суровые условия, мысль должна была выживать в тех

обстоятельствах, которые есть, и она выживала, то деформируясь, изгибаясь и

приспосабливаясь, то распрямляясь и идя в бурный рост, когда внешний пресс

ослабевал. Давайте очень коротко, насколько позволяют страницы этого учебника,

рассмотрим, через какие основные этапы прошла философия в СССР и какие темы,

проблемы, сюжеты она затрагивала.

Первый этап можно условно датировать 1922-1930 гг. Это время, когда

идеологические тиски уже были, но еще не сжались, и в рамках материалистических

представлений оставалось место для дискуссий и споров. Основной настрой этого

времени задает вышедшая в марте 1922 года работа В. И. Ленина "О значении

воинствующего материализма". Названная впоследствии философским завещанием

Ленина, эта статья призывает разоблачать и преследовать всех идеалистов -

"дипломированных лакеев поповщины", руководствоваться воинствующим атеизмом, крепить союз с представителями передового естествознания и систематически изучать гегелевскую диалектику с материалистических позиций. Поскольку идейно-философские вехи обозначены четко и предназначены для всех, в обществе стремительно формируется стиль мышления, характерный для всякой страны,

опирающейся в идеологии на совокупность догм, будь то догмы православные,

мусульманские или большевистские: запретного не преступать! Отныне на многие

годы советская философия может работать только в диалекти-ко-материалистической

парадигме, всякое отклонение от которой считается ересью со всеми вытекающими

последствиями. Но внутри принятой за эталон системы представлений еще допустимы расхождения (догматики любой веры всегда спорят между собой о том, как правильней понимать догмы!).

Итак, в 20-е гг. в философской жизни происходят многочисленные и бурные

дискуссии. Одна из них посвящена соотношению в жизни человека и общества

биологических и социальных факторов. Ряд авторов рассматривают психическую жизнь как проявление чисто биологического уровня. В. М. Бехтерев создает "коллективную рефлексологию", которую другие философы трактуют в качестве научного метода социологии.

Возникают зоосоциология и фитосоциология, ведется поиск единых "социальных

механизмов" всего живого. Из среды биологизаторов выделяются "философские

нигилисты", пытающиеся объединить естествознание с классовым подходом, они

утверждают, что надо избавиться от философии как служанки эксплуататорских

классов, психика и мировоззрение - это выдумка эксплуататоров, и на место

психологии должна прийти физиология. Нигилисты получили резкую отповедь со

стороны философствующих историков культуры.

Другая дискуссия разворачивается вокруг марксистского понятия базиса. Третья

ведется вокруг представлений об азиатском способе производства. На фоне

теоретических баталий тех лет особо выделяется неординарная фигура Александра

Богданова - врача, писателя, философа-позитивиста, старого оппонента В. И.

Ленина по ряду теоретических и практических вопросов. Богданов вместе с Н. И.

Бухариным получил наименование "механиста", так как опирался в своих трудах не

на идею диалектического противоречивого развития, а на идею организации,

предполагающей сохранение в обществе равновесия. А. Богданов создал

организационную науку "тектологию", которая предвосхитила основные идеи

современной теории систем. Он считал тектологию фундаментом пролетарской

культуры, и полагал, что пролетариат не должен браться за изменения в обществе,

пока не овладеет в совершенстве этой наукой. Богданов был одним из основателей и

теоретиков пролеткульта и считал, что главная роль искусства в обществе -

сплачивать пролетарские массы для борьбы и труда.

Тогда же, в 20-е гг., в России работают такие ставшие впоследствии знаменитыми

авторами, как Михаил Бахтин (его работа "К философии поступка" была написана в

1921 г.), Алексей Федорович Лосев (с 1927 по 1930 г. им написано восемь томов

произведений), Густав Густавович Шпет, Лев Семенович Выготский, создавший

культурно-историческую теорию развития психики, и другие.

1930 г. - начало политического, идеологического ожесточения режима и развернутых

репрессий против всякой попытки самостоятельного решения. До 1929 г. ведущую

роль в философской жизни страны играла группа исследователей, возглавляемая А.

М. Дебориным(1881-1963) и сложившаяся вокруг журнала "Под знаменем марксизма". Это были ученые и партийные деятели, принимавшие активное участие в

революционных и послереволюционных событиях, совмещавшие руководящую работу с изысканиями в сфере философии. А. М. Деборин активно следовал заветам Ленина: создавал "Общество воинствующих материалистов-диалектиков", участвовал в издании "Библиотеки материализма" и "Библиотеки атеизма", боролся с механистами Богдановым и Бухариным. Однако после того как в 1929 г. Деборин был избран академиком (так же, как и Н. Бухарин), на него и его группу обрушивается гнев Сталина.

Сталин заявил, что необходимо разворошить весь философский хлам, написанный

деборинской группой, и приклеил ей ярлык "меныпевиствующий идеализм". От

Деборина потребовали публично разгромить своих учеников на собрании Института

красной профессуры и назвать их врагами народа. Деборин отказался. Вскоре на

посту редактора журнала его сменяет М. Б. Митин, который уже в 1936 г. в одной

из своих работ называет деборинцев "бандой" и "прямой агентурой троцкизма". Все

ученики и соратники Деборина были арестованы и уничтожены.

С этого момента в советской философии на долгие годы утверждается один авторитет - Сталин. В 1938 г. выходит "Краткий курс истории ВКП(б)", где содержится написанный им философский раздел, ставший непререкаемым каноном для всех, работающих в философии. С каждым годом все более нарастает догматизация философского знания, душится всякое живое движение мысли. И тем не менее даже во второй половине ЗО-х гг. создаются философские труды, хотя ни один из них в тот период не мог стать достоянием читающей публики. Михаил Бахтин пишет работы "Формы времени и хронотопа в романе" и "Рабле в истории реализма". Кета Романович Мегре-лидзе создает книгу "Основные проблемы социологии мышления", на которой впоследствии учились философскому раздумью целые поколения советских философов. Напряженно работает над темой ноосферы Владимир Иванович Вернадский.

Его "Размышления натуралиста" задумывались и писались именно в это время, хотя

увидели свет только в 1975 г. К началу 40-х годов в полной мере складываются

философские идеи крупнейших психологов С. Л. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева,

связанные с применением в психологии принципа деятельности, развивается теория

установки Д. Н. Узнадзе. Пытливая мысль продолжает работать, хотя это становится

все труднее.

Второй этап в истории советской философии - 1930- 1953 гг. Он печален и

бесславен. Хотя в это время возникает целый ряд формальных философских структур: на базе МГУ и ЛГУ создаются философские факультеты, с 1947г. начинает выходить существующий поныне журнал "Вопросы философии". Тем не менее, это время теоретического упадка, вынужденного участия многих людей в политических

кампаниях по травле то одного, то другого автора или целых изданий. Так разгрому

и гонениям был подвергнут третий том "Истории философии", написанный авторским коллективом под редакцией Г. Александрова, Б. Быховского, М. Митина и П. Юдина. Авторам инкриминировалось слишком большое уважение к идеалистической диалектике Гегеля, что затушевывает отличие от нее материалистической диалектики и пролетарского мировоззрения. Главные обвинения, звучащие в идеологических кампаниях, - недостаточно определенное проведение классового подхода. Ни одна из работ того периода не выдержала испытания временем.

Третий этап существования философии в СССР длился с момента смерти Сталина до

конца 80-х г. Разумеется, в нем были свои более мелкие периоды. Явное оживление

философской мысли начинается примерно с 60-х г., хотя предшествующие семь лет

тоже имели значение. С 1956 г. философию преподают как самостоятельный предмет

не только в гуманитарных вузах и университетах. В 1958 г. возникает еще один

журнал "Философские науки", погибший впоследствии в начале 90-х годов в

результате коммерциализации интеллектуальной жизни, а ныне вновь возрожденный,

хотя и в значительно меньших масштабах. С конца 50-х гг. советские философы

начинают принимать участие в международных философских конгрессах.

Итак, предпримем попытку взглянуть из середины 90-х гг. на интеллектуальный

процесс, который шел в нашей тогда еще большой и единой стране на протяжении

четверти века. Выявим главные линии, главные темы работы советских философов,

освобожденных "хрущевской оттепелью" от жестокого прессинга догматизированного марксизма-ленинизма.

Прежде всего философы обнаружили, что кроме марксизма-ленинизма в его сталинском проявлении есть еще и сам Маркс, которого можно и нужно читать. С начала 60-х гг. одна за другой выходят книги, посвященные раскрепощенному творчеству прочтению классиков. Это работы М. М. Розенталя, Э. В. Ильенкова, Л. А. Маньковского, Б. М. Кедрова, Н. И. Лапина, В. В. Кешелавы, В. А. Вазюлина.

Рассматривается проблема соотношения идей раннего и позднего Маркса,

анализируется внутренняя логика и диалектика "Капитала", изучаются

гуманистические аспекты "Экономическо-философских рукописей 1844 г.".

Новое свободное чтение классиков дает толчок развитию диалектической логики. По

всей стране возникают группы "диалектиков", единых в своих взглядах на то, что

диалектическая логика - сердце марксизма и здесь не существует национальных

различий: диалектические школы мы находим в Москве (Э. В. Ильенков, Г. С.

Батищев, В. С. Библер), в Казахстане (Ж. М. Абдильдин), в Азербайджане (3. М.

Оруджев), в Ростове-на-Дону (А. М. Минасян), на Украине (В. А. Босенко). С

начала 70-х гг. выходит целый сериал исследований, посвященных диалектике и ее

роли в общественной жизни, это многотомные издания, в которых диалектика

анализируется как объективный процесс и метод познания.

Наряду с диалектикой и в то же время активно используя ее формируется

отечественная методология науки. Работы В. А. Штоффа, В. С. Швырева, Е. А.

Мамчур, Е. Я. Режабека, В. С. Степина, А. И. Ракитова являются важной составной

наследия прошедших десятилетий. Большим успехом у специалистов пользовались

книги Э. Г. Юдина "Системный подход и принцип деятельности" (М., 1978) и В. П.

Кузьмина "Принцип системности в теории и методологии К. Маркса" (М., 1980). Обе

эти работы стремились соединить системные представления и диалектику, показать,

что системный подход не должен как прежде носить клеймо "буржуазного" и является важным научным методом.

Как можно заметить, философы продолжали работать в марксистской парадигме. Она, с одной стороны, сковывала, а с другой - задавала четкие теоретические "правила игры", расставание с которыми в наши дни повлекло за собой немалую

мировоззренческую растерянность и эклектическое смешение методологических

установок. Впрочем, на Западе это смешение произошло давно, еще во второй

половине прошлого века, однако до поры до времени пестрый мир западной философии был для нас почти закрыт, и знакомство с ним происходило лишь благодаря теоретическим работам авторов, которые под видом суровой марксистской критики (а без критики писать было нельзя) все-таки рассказывали советскому читателю, над чем в течение полутора последних веков работают коллеги за рубежом.

Работы Н. С. Автономовой, Ю. К. Мельвиля, Н. П. Мот-рошиловой, Т. А. Кузминой,

П. П. Гайденко, В. М. Лейбина,

A. С. Богомолова, И. С. Нарского, К. Н. Любутина, В. Н. Кузнецова, Б. Э.

Быховского, А. В. Михайлова и многих других помогали советскому читателю хоть

как-то прикоснуться к западной философской культуре.

Огромное место в отечественной философии прошлых лет занимали проблемы

гносеологии и теории сознания. Здесь прежде всего необходимо назвать Павла

Васильевича Копнина - блестящего ученого и организатора науки. Книги Копнина,

посвященные гносеологическим и логическим основам науки, его работы по теории

познания, написанные ясно и четко, и сегодня не утратили своего значения. Рядом

с Копниным стоят имена

B. А. Лекторского, А. М. Коршунова, В. С. Швырева, целый ряд интересных

украинских исследователей, занимающихся проблемой культурных контекстов

познания: С. Б. Крымский, В. Г. Та-бачковский, М. В. Попович и др.

В 70-е гг. активно обсуждается проблема сознания. Выходят нашумевшие книги А. Г.

Спиркина (автора популярного учебника по философии) "Сознание и самосознание" и

В. П. Ту-гаринова "Философия сознания. Современные вопросы". В. П. Тугаринов

ставит в своей работе не характерную для марксистских представлений проблему

онтологии сознания. Тогда же начинает идти многолетняя и бурная дискуссия об

идеальном, вовлекшая в себя многих авторов. Главными фигурами в этой дискуссии

являются Эвальд Васильевич Ильенков - один из самых блестящих философов,

порожденных идеологической "оттепелью", и Давид Израилевич Дубровский,

работающий на грани философии и психофизиологии. С точки зрения Ильенкова,

сознание - исключительно социальное образование, а любые способности и таланты

могут быть развиты обществом у любого человека; идеальное - объективная

реальность в рамках общества, это схема предметной деятельности, форма вещи,

существующая лишь в действиях человека. Для Дубровского сознание тесно связано с психофизиологией людей, и человек появляется на свет, уже обладая определенными закодированными в нем задатками, которые потом разовьются в способности. Идеальное Дубровский считает субъективной реальностью, оно не существует вне психики человека и обладает сложной многомерной структурой, которая может быть описана в терминах теории информации.

Дебаты об идеальном велись не только в философских журналах и на научных

конференциях, они продолжались в студенческих аудиториях и дружеских беседах.

Какое-то время вся интересующаяся философией публика была поделена на "иль-

енковцев" и "дубровцев". Дискуссия пережила Э. В. Ильенкова и продолжилась после его смерти. Тема сознания поднималась и с разных сторон обсуждалась такими

авторами, как Ф. Михайлов, В. Библер, М. Мамардашвили и др. Советская философия 60-х и 70-х гг. - это философия, активно обсуждающая прежде запретную тему ценностей. Тон задают здесь "Лекции по марксистско-ленинисткой эстетике" М. С. Кагана, утверждающие право на существование и применение аксиологического

подхода к сознанию. Проблемными, спорными явились работы О. Г. Дробницкого. О

ценностных формах сознания пишут Б. Т. Григорьян, Т. А. Кузьмина, Ю. Н. Давыдов,

В. Г. Федотова, украинские авторы В. П. Иванов, В. И. Шинка-рук, А. И. Яценко, в

Грузии темой ценностей занимается Н. 3. Чавчавадзе.

Можно сказать, что на достаточно долгий отрезок времени в центр философских

интересов выдвигается комплекс взаимосвязанных проблем "деятельность-культура-

человек". Проблеме деятельности и практики были посвящены труды А. П. Огурцова,

Б. А. Вороновича, М. С. Кагана, А. М. Ген-дина, К. Н. Трубникова, А. И. Яценко,

известного психолога А. Н. Леонтьева.

Тема культуры, как и тема идеального, постоянно вызывала большие разногласия и

дискуссии в философской среде. Сформировались противоположные точки зрения,

между сторонниками которых шли письменные и устные дебаты. Одна "деятельностная" или технологическая позиция отстаивалась Э. С. Маркаряном, В. Е. Давидовичем и Ю. А. Ждановым, другая, -нормативно-ценностная" -В. М. Межуевым, Л. Н. Коганом и Н. С. Злобиным. Впрочем, острая полемика не мешала оппонентам оставаться друзьями и совместно искать в споре истину.

Однако философская культурология не замыкалась на дискуссиях вокруг характера

культуры. Московско-тартуской семиотической школой развивался свой особый

подход, при котором культура выступает как язык. Эту школу возглавлял

неординарный интересный исследователь, философ, лингвист, литературовед Юрий

Михайлович Лотман. В Ростове-на-Дону вел культурологические исследования М. К.

Петров, в большинстве своем они увидели свет только после его смерти. Активно

работали авторы-культурологи, обладающие одинаковой фамилией, но различной

сферой интересов: А. Л. Гуревич дал нам блестящий анализ массовой средневековой

культуры, в то время как П. С. Гуревич освещал и анализировал современную

массовую культуру и сознание.

Наши философы уже четверть века назад стали изучать тему человека. Здесь были

свои ограничения, которые диктовались идеологическими официальными установками, например, экзистенциальные проблемы обсуждать не разрешалось, и все-таки человек не остался без внимания. Первой ласточкой в этом отношении была еще в 1964 г. работа Марии Пет-росян "Гуманизм". Затем пошли работы А. Г. Мысливченко, Б. Т. Григоряна, С. С. Батенина, В. Е. Давидовича, К. А. Абуль-хановой-Славской, Ю. Н. Давыдова, И. В. Бычко. В них обсуждались темы сущности человека, его свободы, истории, диалектики его жизни, ставились вопросы философской познаваемости человека и единства человечества. Нельзя не упомянуть богатое творчество И. С. Кона, постоянно работающего на грани философии и психологии и раньше других коснувшегося проблем возраста, пола, самоидентификации человека в обществе.

Немалое место в обсуждениях прошлых лет занимали темы, связанные со спецификой философского знания. Философия определялась, кто она: наука или не наука, выяснялось, как она соотносится с другими видами сознания. Немалую роль здесь сыграли работы академика Т. И. Ойзермана, таких авторов, как П. В. Алексеев, В. Н Сагатовский и др.

Не стоит забывать и тех, кто в ситуации существенных ограничений пытался

осмыслить социальную жизнь, строил разные интерпретации марксистских положений, стремясь сделать предписанную схему как можно более гибкой, позволяющей вмещать и охватывать те феномены, о которых специально не задумывались классики марксизма. Это В. Ж. Келле и М. Л. Ковальзон, Ю. К. Плетников, В. С. Барулин, А. К. Уледов, В. М. Межуев.

Ныне уже не в СССР, а в России философы продолжают работать, думать, творить.

Освободившись от жестоких рамок официального марксизма, мы ищем новых путей в теории, нового понимания, открываем для себя и для читателей прежде неведомые

пласты бытия, переживания, мышления. Думается, эта книга - тоже один из путей

такого поиска.

В. И. Вернадский

Подводя в конце жизни итоги своему 60-летнему пути в науке и философии, Владимир

Иванович Вернадский (1863- 1945) писал, что все его поиски и все раздумья были

сосредоточены вокруг одной великой проблемы: тайны живого вещества, роли его на

Земле и в космосе. Это величайшая проблема естествознания и философии. Она

затрагивает глубинные интересы человека, который сам является частью живого и

даже бессознательно переживает свою глубинную связь с живой и неживой природой в целом.

Вместе с тем в историю науки В. И. Вернадский вошел как ученый-универсал:

почвовед и кристаллограф, минералог и петрограф, геолог и биолог, как

основоположник новых синтетических дисциплин: геохимии и биогеохимии, как

создатель обобщающих концепций - учения о биосфере и ноосфере. Широта идей и

взглядов ученого почти не имеет аналогов в XX веке, для которого, напротив,

более характерна все более и более дробная дифференциация, специализация в

работе естествоиспытателей, их замкнутость вокруг частных проблем той или иной

отрасли науки. У Вернадского широта и глубина научного охвата мира (включая в

него и человека) диалектически предполагают и дополняют друг друга. Так,

прикладная, казалось бы, отрасль знания - почвоведение (им Вернадский занялся

еще в молодые годы под руководством своего учителя В. В. Докучаева) - в глазах

будущего автора "Биосферы" имеет широкое, общенаучное значение: почва есть

уникальная связь живого и неживого, Земли и Космоса, в ней идут непрерывные

химические реакции, атомные перемещения (миграции), образуются минералы - все

это поддерживает существование жизни на планете. От почвоведения мысль

исследователя обращается к минералогии ("История минералов земной коры"). И уже

от минералогии - к геохимии, науке о законах атомной миграции в земной коре и

околопланетном пространстве.

Геохимия изучает миграцию химических элементов в земной коре и в космосе. Ее

продолжение - биогеохимия - включает в рассмотрение атомных маршрутов живое

вещество (совокупность живых организмов - от простейших до самых развитых).

Геохимические и биогеохимические исследования показали, что на пути миграционных циклов атомов и изотопов обязательно встает область живого. Это открытие - исключительно важного значения, так как оно указывает на неслучайность жизни в космосе. По отношению к неживой природе живое вещество ничтожно мало (по весу и объему). Но по геохимической функции - по функции материально-энергетического воздействия на природные объекты оно ни с чем не сравнимо. Благодаря живому веществу энергия космоса не рассеивается, не исчезает в мировом пространстве, а концентрируется и преобразуется в силу, придающую нашей области вселенной черты упорядочности, организованности.

Осознание роли живого вещества как глубочайшего и могущественного проявления сил космоса придает науке XX века (и здесь огромна заслуга русского ученого)

существенно иной характер, чем тот, который характеризовал классическое (нью-

тонианско-галилеевское) естествознание XVII-XIX веков. Современная наука скорее

возвращает нас к миросозерцанию античности, идеям ранне-греческой философии о

живом космосе. Но жизнь - это и разумная жизнь. Разум (ум) - это тоже явление

космоса, о чем догадывались древние философы (Анаксагор).

Современная наука, считает Вернадский, открывает нам три фундаментальных

проявления реальности: атом, космос и живое вещество. В человеческую мысль и в

человеческую культуру они вошли 2, 5 тысячи лет назад - как на Западе, так и на

Востоке. Но древние идеи в XX веке получили вновь подтверждение и развитие -

теперь уже не интуитивно-умозрительное, а эмпирическое и строго математическое.

В ходе геологического времени глубина и интенсивность воздействия живого

вещества на среду обитания, на всю неорганическую природу постоянно возрастает.

Биологическая эволюция идет в сторону увеличения биогеохимической миграции

атомов - а это значит, что возрастает геохимическая энергия жизни, а вместе с

ней возрастает доля космической (солнечной) энергии, идущей на геохимическую

перестройку планеты. Благодаря этому биосфера (планетная оболочка, охваченная

жизнью) является сложнейшей самоорганизованной системой, со своими специфическими чертами пространства-времени. Динамическое равновесие в биосфере поддерживается миллиарды лет, жизнь геологически вечна.

В понятие живого вещества - в самом широком смысле слова - входит и человек.

Человек - самая большая геологическая сила, а в геохимическом смысле - сила

универсальная; технология человеческой деятельности и культуры охватывает

практически всю менделеевскую таблицу. Мощнейшим орудием человеческой

деятельности на зрелых этапах ее истории является наука - ("планетное явление,

по выражению Вернадского).

Наука и демократия - два решающих фактора перехода биосферы в ее высшее

состояние - ноосферу (сферу разума), когда деятельность человека носит уже не

стихийный, а глубоко осознанный и организованный характер, разумно перестраивая

природные процессы в нужном человеку направлении. История науки поэтому есть

история подготовки и становления ноосферы.

От других форм духа наука отличается однозначностью, строгой обязательностью

своих положений и выводов, что не отменяет права ученых на поиск, гипотезу,

предположение. Но аподиктическое ядро научного знания (эмпирические обобщения и математический аппарат) уже не зависит ни от каких идеологических (религиозных, философских) "привесов". Напротив, все вненаучные формы знания должны признать приоритет науки и считаться с ним. В 30-е годы, когда государственная монополия на идеологию и мировоззрение не оставляла, казалось бы, никакой возможности для своемыслия, Вернадский публично (в полемике с А. М. Дебориным) причислял себя к "философским скептикам", отвергающим примат над наукой любой философии (читай: марксистской, диалектико-материа-листической - тоже).

Вместе с тем Вернадский был глубоким знатоком истории мировой философии - от

древней до современной. Без философии, считал он, невозможна сколько-нибудь

плодотворная, значительная работа ученого. Именно философия, где должны свободно конкурировать различные идеи и теории, создает, творит интеллектуальный климат, прививает любовь к мышлению, что так необходимо ученому.

Вернадский не был отвлеченным мыслителем. Он был активным общественным деятелем, глубоко переживал трагедию культуры, трагедию своего народа и своей страны - революции, гражданскую и Отечественную войны. Оппозиция царизму еще в предреволюционные годы привела его в ряды Конституционно-демократической партии, членом ЦК которой он оставался до января 1919 года, до выхода из рядов партии в связи со своим избранием Президентом Украинской Академии наук (ученый считал, что эта должность несовместима с партийными пристрастиями любого направления). В 30-40-е годы, как свидетельствует переписка ученого (хранящаяся в Архиве РАН), Вернадский, активно поддерживая устремление советского государства к научно-техническому прогрессу (и сам во многом способствуя этому своими научными трудами), не принимал и не мог принять практики тотального террора и тотального принуждения, на чем строился "социализм" на его родине.

Но главную опасность для человечества ученый видел в фашизме (гитлеровском

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: