Глава седьмая: добавления 5 страница

[186]В жалкой вообще работе “Théorie de I'Éeonomie Politique”, Paris, 1815 [t. I, p. 266], Ганиль, полемизируя с физиократами, удачно перечисляет большое количество процессов труда, которые составляют предпосылку собственно земледелия

[187]В “Réflexions sur la Formation et la Distribution des Richesses” (1766) Тюрго хорошо выясняет важность прирученных животных для начальных ступеней культуры

[188]

[189]Примечание к 2 изданию. Как ни мало историческая наука знает до сих пор развитие материального производства, следовательно, основу всей общественной жизни, а потому и всей действительной истории, однако, по крайней мере, исторические времена делятся на периоды на основании естественнонаучных, а не так называемых исторических изысканий, по материалу орудий и оружия: каменный век, бронзовый век, железный век

[190]Представляется парадоксальным называть, например, рыбу, которая еще не поймана, средством производства для рыболовства. Но до сих пор еще не изобретено искусство ловить рыбу в таких водах, где ее нет

[191]Это определение производительного труда, получающееся с точки зрения простого процесса труда, совершенно недостаточно для капиталистического процесса производства

[192]Шторх проводит различие между собственно сырым материалом, как “matière”, и вспомогательными материалами, как “matèriaux”, Шербюлье называет вспомогательные материалы “matières instrumentales”

[193]На этом в высшей степени логическом основании полковник Торренс в камне дикаря открывает начало капитала. “В первом камне, который дикарь бросает в преследуемого зверя, в первой палке, которую он берет, чтобы притянуть плоды, которых не может достать руками, мы видим присвоение одного предмета с той целью, чтобы приобрести другой, и таким образом открываем начало капитала” (R. Torrens. “An Essay on the Production of Wealth etc.”, p. 70, 71). Существованием этой первой палки [stock], надо полагать, объясняется и то, почему на английском языке “stock” есть синоним капитала

[194]“Продукты присваиваются, прежде чем они превращаются в капитал; это превращение не избавляет их от такого присвоения” (Cherbuliez. “Richesse ou Pauvreté”, édit. Paris, 1841, p. 54). “Продавая свой труд за определенное количество жизненных средств (approvisionnement), пролетарий совершенно отказывается от какой бы то ни было доли продукта. Присвоение продуктов остается таким же, как было раньше; оно насколько не изменяется упомянутым договором. Продукт принадлежит исключительно капиталисту, который доставил сырые материалы и approvisionnement. И это – непременное следствие закона присвоения, основным принципом которого было, наоборот, исключительное право собственности каждого работника на его продукт” (James Mill. “Elements of Political Economy etc.”. London, 1821, p. 58). “Раз рабочие работают за заработную плату... то капиталист есть собственник не только капитала” (здесь подразумеваются средства производства), “но и труда (of the labour also). Если в понятие капитала, как это обыкновенно делается, включают то, что выдается в виде заработной платы, то нелепо говорить о труде обособленно от капитала. Слово капитал в этом смысле охватывает и то и другое, и капитал и труд” (там же, стр. 70, 71)

[195]“На стоимость товаров влияет не только труд, затраченный непосредственно на их производство, но и труд, затраченный на орудия, инструменты и здания, необходимые для осуществления труда” (Ricardo, “The Principles of Political Economy” 3rd ed, London, 1821. p, 16)

[196]Цифры здесь совершенно произвольны

[197]Это – основное положение, на котором покоится учение физиократов о непроизводительности всякого неземледельческого труда, и оно неопровержимо для профессионального экономиста. “Этот способ приписывать одной вещи стоимость многих других (например, полотну – стоимость предметов, потребленных ткачом), наслаивать, так сказать, на одну стоимость несколько стоимостей, ведет к тому, что стоимость соответственно разбухает... Термин сложение хорошо отражает тот способ, каким образуется цена продуктов труда: эта цена есть только сумма многих стоимостей, потребленных и сложенных вместе; но складывать не значит умножать” (Меrcier de la Rivière, цит, соч., стр. 599)

[198]Так, например, в 1844—1847 гг. он извлек из производства часть своего капитала для спекуляции железнодорожными акциями. Так же во время Гражданской войны в Америке он закрыл фабрики и выбросил фабричных рабочих на мостовую, чтобы заняться игрой на ливерпульской хлопковой бирже

[199]“Хвались, наряжайся и прихорашивайся... Но кто берет больше или лучше” (чем сам дал), “тот ростовщик, и это значит, что не услугу, а вред принес он своему ближнему, как это бывает при воровстве и грабеже. Не все то услуга и благодеяние ближнему, что называют услугой и благодеянием. Прелюбодей и прелюбодейка также оказывают друг другу большую услугу и удовольствие. Рейтар оказывает убийце-поджигателю большую рейтарскую услугу, помогая ему грабить на дорогах и нападать на страну и людей. Паписты оказывают вашим великую услугу, ибо они не всех топят, сжигают, убивают, заставляют гнить в темницах, но оставляют некоторых в живых и изгоняют их или отнимают у них все, что есть. Сам дьявол оказывает своим служителям великую неизмеримую услугу... Словом, мир полон великих, превосходных, ежедневных услуг и благодеяний” (Martin Luther. “An die Pfarrherrn, wider den Wucher zu predigen etc.”. Wittemberg, 1540 [S. 8-9])

[200]По этому поводу я замечаю между прочим в “К критике политической экономии”. Берлин, 1859, стр. 14: “Понятно, какую “услугу” должна оказывать категория “услуги” (“service”) такого рода экономистам, как Ж. Б. Сэй и Ф. Бастиа” [см. Сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, 2 изд., том 13, стр. 23]

[201]Это – одно из тех обстоятельств, которые удорожают производство, основанное на рабстве. Рабочий, по меткому выражению древних, отличается здесь только как instrumentum vocale [одаренное речью орудие] от животного как instrumentum semivocale [одаренного голосом орудия] и от неодушевленного орудия труда как от instrumentum mutum [немого орудия]. Но сам-то рабочий дает почувствовать животному и орудию труда, что он не подобен им, что он человек. Дурно обращаясь с ними и con amore [со сладострастием] подвергая их порче, он достигает сознания своего отличия от них. Поэтому экономический принцип такого способа производства – применять только наиболее грубые, наиболее неуклюжие орудия труда, которые как раз вследствие своей грубости и неуклюжести труднее подвергаются порче. Поэтому в рабовладельческих штатах, расположенных у Мексиканского залива, до начала Гражданской войны были в ходу плуги старокитайской конструкции, которые рыли землю, как свинья или крот, но не делали борозды и не переворачивали пласта. Ср. J. Б. Cairnes. “The Slave Power”. London, 1862, p. 46 sqq. В своем “Sea Board Slave States” Олмстед рассказывает между прочим: “Мне показывали здесь орудия, которыми ни один находящийся в здравом уме человек не позволил бы обременить наемного рабочего; их чрезвычайная тяжесть и неуклюжесть, думается мне, по крайней мере на 10 процентов увеличивают труд по сравнению с теми орудиями, которые обыкновенно употребляются у нас. Но меня уверяли, что при том небрежном и грубом обращении, которому они подвергаются у рабов, было бы неэкономно предоставлять последним более легкие и менее грубые орудия и что те орудия, которые мы постоянно даем нашим рабочим, причем извлекаем из этого выгоду, не сохранились бы и одного дня на хлебных полях Виргинии, хотя почва здесь легче и не так камениста, как у нас. Точно так же, когда я спросил; почему на всех фермах лошади заменены мулами, то первым и, конечно, самым убедительным доводом было то, что лошади не могут переносить того обращения, которому они всегда подвергаются со стороны негров; лошади всегда быстро надрываются или калечатся от этого, между тем как мулы переносят побои и недостаток пищи и не претерпевают от этого существенного вреда, не простужаются и не заболевают, если пренебрегают уходом за ними или перегружают их работой. Впрочем, мне стоит только подойти к окну той комнаты, где я пишу, и почти каждый раз я вижу такое обращение со скотом, за которое почти всякий фермер на Севере немедленно прогнал бы рабочего” [стр. 46, 47]

[202]Различие между сложным и простым трудом, между “skilled” [“квалифицированным”] и “unskilled labour” [“неквалифицированным трудом”], отчасти основывается просто на иллюзиях или, по меньшей мере, на различиях, которые давным-давно перестали быть реальными и продолжают существовать лишь как традиционные условности; отчасти – на более беспомощном положении известных слоев рабочего класса, вследствие чего они не в состоянии, как другие, добиться оплаты своей рабочей силы по ее стоимости. Случайные обстоятельства играют при этом настолько крупную роль, что одни и те же виды труда меняются местами. Там, например, Где физические силы рабочего класса ослаблены и относительно истощены, как это наблюдается во всех странах с развитым капиталистическим производством, те грубые работы, которые требуют большой мускульной силы, в общем, занимают более высокую ступень по сравнению с много более тонкими работами, которые опускаются до ступени простого труда; например, труд bricklayer (каменщика) в Англии занимает значительно более высокую ступень, чем труд ткачей камчатных тканей. С другой стороны, труд fustian cutter (стригальщика), хотя он требует большого физического напряжения и кроме того очень вреден для здоровья, фигурирует как “простой труд”. Впрочем, не следует думать, что так называемый “skilled labour” занимает количественно значительное место в национальном труде. Ленг подсчитал, что в Англии (и Уэльсе) существование более чем 11 млн. основывается на простом труде. По вычете одного миллиона аристократов и полутора миллионов пауперов, бродяг, преступников, лиц, живущих проституцией, и т. д., из 18 млн. населения, насчитывавшихся в стране в то время, когда писалось его сочинение, остается 4 650 000 душ среднего класса, включая сюда мелких рантье, чиновников, писателей, художников, школьных учителей и т. д. Чтобы получить эти 42/3 млн., он причисляет к работающей части среднего класса, кроме банкиров и т. д., всех лучше оплачиваемых “фабричных рабочих”! Даже и bricklayers попадают в категорию “рабочих сложного труда”. После этого у него остаются упомянутые 11 млн. (S. Laing. “National Distress etc.”. London, 1844 [p. 51—52]). “Большой класс, который ничего не может дать в обмен на пищу, кроме простого труда, составляет главную массу народа” (James Mill в статье “Colony”. Приложение к “Encyclopaedia Britannica”, 1831)

[203]“Когда указывают на труд как меру стоимости, то необходимо предполагают труд известного рода... отношение его к другим родам труда легко можно определить” ([J. Cazenove.] “Outlines of Political Economy”. London, 1832, p. 22, 23)

[204]“Труд создает новое творение взамен уничтоженного им” (“An Essay on the Political Economy of Nations”. London, 1821, p. 13).

[205]Здесь речь идет не о ремонте средств труда, машин, зданий и т. д. Машина, которая ремонтируется, функционирует не как средство труда, а как материал труда. Не ею работают, а ее обрабатывают, чтобы устранить дефекты в ее потребительной стоимости. Такие ремонтные работы мы, ради нашей цели, всегда можем представлять включенными в тот труд, который требуется для производства средства труда. В тексте речь идет о таком износе, который не может излечить никакой доктор и который мало-помалу приводит к смерти, о “такого рода износе, который невозможно исправлять время от времени и который, как в случае с ножом, в конце концов, приводит его в такое состояние, что ножовщик скажет, что он не стоит починки”. В тексте мы видели, что машина, например, целиком входит в каждый отдельный процесс труда, но лишь по частям в одновременный процесс образования стоимости. Поэтому мы можем надлежащим образом оценить следующее смешение понятий: “Г-н Рикардо о части машиностроительного труда, затраченного на производство чулочной машины, говорит”, что она содержится, например, в стоимости пары чулок. “Между тем весь труд, который производит каждую пару чулок... включает весь труд машиностроителя, а не часть его; потому что хотя одна машина делает много пар, но ни одна из этих пар не может быть сделана без помощи всех частей машины” (“Observations on certain verbal disputes in Political Economy, particularly relating to Value, and to Demand and Supply”. London, 1821, p. 54). Автор, необыкновенно самодовольный “wiseacre” [“умник”], в своей путанице и вместе с тем в своей полемике прав лишь в том смысле, что ни Рикардо, ни какой бы то ни было другой экономист ни до него, ни после него не разграничивали строго двух сторон труда, а потому и не дали анализа их различной роли в образовании стоимости.

[206]Легко понять поэтому всю нелепость пошлого Ж. Б. Сэя, который хочет вывести прибавочную стоимость (процент, прибыль, ренту) из тех “services productifs” [ “производительных услуг”], которые средства производства – земля, орудия, кожи и т. д. – оказывают своими потребительными стоимостями в процессе труда. Г-н Вильгельм Рошер, который никогда не преминет зарегистрировать черным по белому ловкие аполо гетичсские измышления, восклицает: “Ж. Б. Сэй (“Traite”, t. I, ch. 4) очень верно замечает: “Произведенная маслобойней стоимость, за вычетом всех издержек, представляет собой ведь нечто новое, существенно отличное от труда, которым была создана сама маслобойня”” (“Die Grundlagen der Nationalökonomie”, 3. Aufl., 1858, S. 82, примечание). Очень верно! “Масло”, изготовленное маслобойней, есть нечто весьма отличное от труда, которого стоила постройка маслобойни. А под “стоимостью” г-н Рошер подразумевает такую вещь, как “масло”, потому что “масло” имеет стоимость, а так как “в природе” встречается минеральное масло, хотя сравнительно и не “очень много”, то он делает другое замечание: “Она” (природа) “почти совсем не производит меновых стоимостей!” [там же, стр. 79]. У рошеровской природы с меновой стоимостью выходит то же самое, что у глупой девицы с ребенком, который “был ведь совсем маленький). Тот же самый “ученый” (“savant serieux”) замечает еще по упомянутому выше поводу: “Школа Рикардо обыкновенно подводит под понятие труда и капитал, как “сбереженный труд”. Это неискусно (1), потому что (!) владелец капитала (!) ведь (!) все же (!) совершил больше (!), чем простое (?!) производство (?) и (??) сохранение его (чего?): именно (?!?) воздержание от собственного наслаждения, за что он, например (!!!), требует процента” (там же [стр. 82]). Как “искусен” этот “анатомофизиологический метод” политической экономии, который выводит “стоимость” просто-напросто из “требования”!

[207]“Из всех орудий фермерского производства человеческий труд... есть такое, от которого фермер больше всего может ожидать возвращения своего капитала. Другие два – рабочий скот и... телеги, плуги, лопаты и т. д. – вообще ничто без соединения с известным количеством первого” (Edmund Burke. “Thoughts and Details on Scarcity, originally presented to the Rt. Hon. W. Pitt in the Month of November 1795”, edit. London, 1800, p. 10)

[208]В “Times” от 26 ноября 1862 г. один фабрикант, в прядильне которого занято 800 рабочих и еженедельно потребляется в среднем 150 кип ост-индского или почти 130 кип американского хлопка, жалуется публике на ежегодные издержки, вызываемые остановкой работ на фабрике. Он определяет их в 6 000 фунтов стерлингов. Среди этих непроизводительных издержек встречаются много таких статей, которые здесь нас не интересуют, например: земельная рента, налоги, страховые премии, жалованье работникам, нанимаемым сразу па год, управляющему, бухгалтеру, инженеру и т. д. Но затем он причисляет сюда же 150 ф. ст. на уголь, чтобы время от времени протапливать фабрику и пускать паровую машину, кроме того, заработную плату рабочим, которые своим эпизодическим трудом поддерживают “в готовности” все машинное оборудование. Наконец, 1 200 ф. ст. на порчу машин, так как “погода и естественные разрушительные силы не прекращают своего действия от того, что паровая машина остановлена”. Он прямо замечает при этом, что берется столь небольшая сумма – 1 200 ф. ст. – лишь потому, что машины уже находятся в состоянии большой изношенности.

[209]“Производительное потребление: при нем потребление товара составляет часть процесса производства... В этих случаях стоимость не потребляется” (S. Ph. Newman, цит. соч., стр. 296)

[210]В одном североамериканском руководстве, выдержавшем, быть может, 20 изданий, мы читаем: “Совершенно безразлично, в какой форме капитал появляется вновь”. После многословного перечисления всевозможных элементов производства, стоимость которых снова появляется в продукте, в заключение говорится: “Различные виды продовольствия, одежды и жилища, необходимые для существования и комфорта человека, также претерпевают изменения. Они время от времени потребляются, и стоимость их вновь появляется в новой телесной и умственной силе человека, составляющей новый капитал, который можно вновь употребить в производстве” (F. Wayland, цит. соч., стр. 31, 32). Не говоря уже о всех других странностях, заметим, что, например, не цена хлеба, а его образующие кровь элементы снова появляются в возобновленной силе. А в качестве стоимости силы вновь появляются, напротив, не жизненные средства, а их стоимость. Те же самые жизненные средства, если они стоят вдвое меньше, произведут совершенно столько же мускулов, костей и т. д., – коротко говоря, совершенно такую же силу, но силу не такой же, не прежней стоимости. Это претворение “стоимости” в “силу” и вся эта фарисейская неопределенность прикрывают попытку – конечно, тщетную – вывести прибавочную стоимость из простого факта возвращения авансированных стоимостей

[211]“Все продукты одного и того же рода образуют, собственно говоря, одну массу, цена которой определяется сообща, независимо от особых условий отдельного случая” (Le Trosne, цит, соч., стр. 893).

[212]“Если мы примем в расчет стоимость основного капитала, применяемого как часть всего авансированного капитала, то нам придется в конце года принять в расчет остаток стоимости такого капитала, как часть годовой выручки” (Malthus. “Principles of Political Economy”, 2nd ed. London, 1836, p. 269)

[213]Примечание к 2 изданию. Само собой разумеется, что, как говорит Лукреций, “nil posse creari de nihilo” – из ничего нельзя ничего создать 77??. “Создание стоимости” есть превращение рабочей силы в труд. В свою очередь, рабочая сила есть прежде всего вещество природы, преобразованное в человеческий организм

[214]Точно так же, как англичане говорят “rate of profits”, “rate of interest” [“норма прибыли”, “норма процента” ] и т. д. Из книги III читатель увидит, что легко понять норму прибыли, если известны законы прибавочной стоимости. В обратном порядке невозможно понять ni l'un, ni 1'autre [ни того, ни другого]

[215]{Примечание к 3 изданию. Автор пользуется здесь ходячим экономическим языком. Напомним, что, как показано на стр. 137 [стр. 166 настоящего тома], “авансирует” в действительности не капиталист рабочего, а рабочий капиталиста. Ф. Э,}

[216]До сих пор мы обозначали в этой работе словами “необходимое рабочее время” то рабочее время, которое вообще общественно необходимо для производства известного товара. Теперь мы будем употреблять их и по отношению к тому рабочему времени, которое необходимо для производства такого специфического товара, как рабочая сила. Употребление одних и тех же termini technici [технических терминов] в различном смысле неудобно, но в полной мере избежать этого не удается ни в одной науке. Ср., например, высшие и низшие отделы математики

[217]Г-н Вильгельм Фукидид Рошер с истинно готшедовской гениальностью открывает, что если прибавочная стоимость или прибавочный продукт и связанное с ними накопление обязаны в настоящее время своим происхождением “бережливости” капиталиста, который “требует за это, например, процент”, то “на низких ступенях культуры”, напротив, “... более сильные принуждают к бережливости более слабых” (цит. соч., стр. 82, 78). К сбережению труда? или несуществующего избытка продуктов? Наряду с действительным невежеством апологетический страх перед добросовестным анализом стоимости и прибавочной стоимости и перед тем, что вдруг получится соблазнительно-неблагонадежный с полицейской точки зрения результат, – вот что заставляет Рошера и К° превращать более или менее благовидные мотивы, которыми капиталист оправдывает присвоение уже существующей прибавочной стоимости, в обоснование ее происхождения

[218]Примечание к 2 изданию. Являясь точным выражением степени эксплуатации рабочей силы, норма прибавочной стоимости, тем не менее, отнюдь не выражает абсолютную величину эксплуатации. Например, если необходимый труд = 5 часам и прибавочный труд = 5 часам, то степень эксплуатации = 100%. Величина эксплуатации измеряется здесь 5 часами. Если же необходимый труд = 6 часам и прибавочный труд = 6 часам, степень эксплуатации в 100% остается без изменения, между тем как величина эксплуатации возрастает на 20% – с 5 до 6 часов.

[219]Примечание к 2 изданию Пример прядильной фабрики, приведенный в первом издании и относящийся к 1860 г., содержал некоторые фактические ошибки. Приведенные в тексте совершенно точные данные сообщены мне одним манчестерским фабрикантом. – Следует отметить, что в Англии старая лошадиная сила вычислялась по диаметру цилиндра, новая же вычисляется по действительной силе, которую указывает индикатор

[220]Приведенные вычисления служат только в качестве иллюстрации. При этом мы исходим из предположения, что цены равны стоимостям. В книге III мы увидим, что это равенство устанавливается не таким простым путем даже для средних цен

[221]Senior. “Letters on the Factory Act etc.”. London, 1837, p. 12, 13. Мы не останавливаемся па некоторых курьезах, безразличных для нашей цели, например на утверждении, будто фабриканты причисляют к прибыли, брутто или нетто, валовой или чистой, возмещение стоимости изношенных машин и т. д., т. е. одном из составных чаете” капитала. Не останавливаемся также на том, правильны пли фальшивы цифровые данные. Что они стоят не больше так называемого “анализа”, это доказал Леонард Хорнер в “Л Letter to Mr. Senior etc.”. London, 1837 [p. 30-42]. Леопард Хорнер, один из членов комиссии 1833 г. по обследованию условий труда фабричных рабочих и фабричный инспектор, по существу цензор фабрик, вплоть до 1859 г., оказал бессмертные услуги английскому рабочему классу. Всю свою жизнь он вел борьбу не только с озлобленными фабрикантами, но и с министрами, для которых было несравненно важнее считать “голоса” фабрикантов в палате общим, чем часы “рабочих рук” на фабрике.

Добавление к примечанию 32. Не говоря уже о фальши содержания, изложение Сениора путаное. Сказать он хотел, собственно, только вот что: фабрикант заставляет рабочего ежедневно работать 111/2, или 23/2 часа. Подобно отдельному рабочему дню, весь годовой труд состоит из 111/2. или 23/2 часа (помноженных на число рабочих дней в году). При этом предположении 23/2 рабочего часа производят годовой продукт в 115 000 фунтов стерлингов; 1/2 рабочего часа производит 115 000 ф. ст. * 1/23; 1/2 рабочего часа производят 115 000 ф. ст. * 20/23 = 100 000 ф. ст., т. е. они только возмещают авансированный капитал. Остаются 3/2 рабочих часа, которые производят 115 000 ф. ст. * 3/23 = 15 000, т. е. валовую прибыль. Из этих 3/2 рабочего часа 1/2 рабочего часа производит 115000 ф. ст. * 1/23 = 5000 ф. ст., т. е. производит только возмещение износа фабрики и машин. Последние две половины рабочего часа, т. е. последний рабочий час, производят 115 000 ф. ст. * 2/23 = 10 000 ф. ст., т. е. чистую прибыль. В тексте Сениор превращает последние 3/23 продукта в части самого рабочего дня.

[222]Если Сениор доказал, что от “последнего рабочего часа” зависит чистая прибыль фабрикантов, существование английской хлопчатобумажной промышленности и положение Англии на мировом рынке, то д-р Эндрыо Юр в придачу к этому доказал 83, в свою очередь, что если фабричных детей и подростков моложе 18 лет не запирать на полные 12 часов в теплой и чистой нравственной атмосфере фабричного помещения, а “одним часом” раньше выталкивать их в неуютный и распущенный внешний мир, то праздность и порок лишат их душевной чистоты. С 1848 г. фабричные инспектора в своих полугодовых “Reports” неустанно поддразнивают фабрикантов “последним”, “роковым часом”. Так, г-н Хауэлл а своем фабричном отчете от 31 мая 1855 г. говорит: “Если бы следующее остроумное вычисление” (он цитирует Сениора) “было правильно, то оказалось бы, что каждая хлопчатобумажная фабрика в Соединенном королевстве с 1850 г. работала себе в убыток” (“Reports of the Inspectors of Factories for the half year ending 30th April 1855”, p. 19, 20). В 1848 г., когда десятичасовой билль прошел через парламент, фабриканты сельских льнопрядилен, рассеянных между графствами Дорсет и Сомерсет, принудили некоторых рабочих, на которых распространялось ограничение рабочего дня, принять контрпетицпю, в которой, между прочим, говорится: “Мы, просители-родители, полагаем, что добавочный час праздности не может иметь никакого иного результата, кроме деморализации наших детей, ибо праздность – мать всех пороков”. По этому поводу фабричный отчет от 1 декабря 1848 г. замечает: “Воздух льнопрядилен, где работают дети этих добродетельно-нежных родителей, до такой степени насыщен пылью и частицами волокон сырого материала, что чрезвычайно неприятно пробыть в прядильне хотя бы только 10 минут, так как льняная пыль, от которой нет никакого спасения, проникая в глаза, уши, нос и рот, вызывает мучительнейшее ощущение. Самый труд, вследствие безумной быстроты машин, требует постоянно ловкости и движения при неослабном внимании, и представляется несколько жестоким заставить родителей употреблять слово “леность” по адресу собственных детей, которые, за вычетом времени на еду, 10 полных часов прикованы к такой работе, в такой атмосфере... Эти дети работают дольше, чем батраки в соседних деревнях. Такие безжалостные обвинения в “праздности и пороке” следует заклеймить как чистейшее ханжество и самое бесстыдное лицемерие... Та часть общества, которая приблизительно двенадцать лет тому назад была поражена самоуверенностью, с которой публично и совершенно серьезно возвещали, опираясь на санкцию высокого авторитета, будто вся “чистая прибыль” фабриканта проистекает из “последнего часа” труда и потому сокращение рабочего дня на один час уничтожит всю чистую прибыль, – эта часть общества, говорим мы, едва ли поверит своим глазам, когда она увидит, что оригинальное открытие относительно благодеяний “последнего часа” с того времени усовершенствовано настолько, что оно теперь в одинаковой мере включает в себя и “мораль” и “прибыль”, так что если продолжительность детского труда будет сокращена до 10 полных часов, то вместе с чистой прибылью хозяев улетучится и нравственность детей, так как и то и другое зависит от этого последнего, этого “фатального часа” (“Reports of Insp. of Fact. for 31st Oct. 1848”, p. 101). Этот же фабричный отчет приводит потом образчики “морали” и “добродетели” этих господ фабрикантов, образчики тех каверз, уловок, приманок, угроз, подделок и т. д., которые они пускали в ход для того, чтобы заставить немногих совершенно безответных рабочих подписывать петиции такого рода, а потом выдавать эти петиции перед парламентом за петиции целой отрасли промышленности, целых графств. – В высшей степени характерным для современного состояния так называемой экономической “науки” остается тот факт, что ни сам Сениор, – который, к своей чести, впоследствии энергично выступил за фабричное законодательство. – ни его первоначальные и позднейшие противники не сумели разобраться в ложных выводах “оригинального открытия”. Они просто апеллировали к фактам и опыту. Why и wherefore [как и почему] – осталось для них тайной

[223]Однако господин профессор все же извлек некоторую пользу из своей манчестерской прогулки. В “Letters on the Factory Act” весь чистый доход – “прибыль” и “процент” и даже “something more” [“нечто большее”] – зависит от одного неоплаченного рабочего часа рабочего! Годом раньше, в своем “Outline of Political Economy”, сочиненном для оксфордских студентов и образованных филистеров, Сениор, полемизируя против рикардовского определения стоимости рабочим временем, “открыл”, что прибыль возникает из труда капиталиста, а процент – из его аскетизма, из его “Abstinenz” [“воздержания”]. Выдумка была старая, но слово “Abstinenz” было новое. Г-н Рошер верно перевел его на немецкий язык словом “Enlhaltung” [“воздержание”]. Но его соотечественники, менее знакомые с латынью, – Вирты, Шульцы и другие Михели, – превратили “воздержание” в монашеское “Enisagung” [ “самоотречение” ]

[224]“Для человека, имеющего капитал в 20 000 ф. ст., приносящий ему ежегодно 2000 ф. ст. прибыли, совершенно безразлично, доставляет ли его капитал занятие 100 или 1 000 человек, продается ли произведенный товар за 10 000 или за 20 000 ф. ст.. если только получаемая им прибыль в каждом случае не падает ниже 2 000 фунтов стерлингов. Но таков ли также и реальный интерес всей нации? Если только ее чистый реальный доход, её рента и прибыль, не изменяется, то не имеет никакого значения, насчитывает ли эта нация 10 или 12 миллионов человек” (Ricardo. “The Principles of Political Economy”, 3 rd ed. London, 1821, p. 416). Задолго до Рикардо Артур Юнг, фанатик прибавочного продукта, вообще болтливый, не обладающий критическим умом автор, репутация которого стоит в обратном отношении к его заслугам, писал, между прочим: “Какую пользу имело бы современное государство от целой провинции, земля которой, как бы хорошо она ни обрабатывалась, разделена по древнеримскому образцу, между мелкими независимыми крестьянами? Какой Цели служила бы эта земля, кроне той единственной, что на ней производились бы люди (“the mere purpose of breeding men”), что само по себе составляет самую бесполезную Цель?” (“is a most useless purpose”) (Arthur Young. “Political Arithmetic etc.”. London, 1774, p. 47).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: