Типы этнографического дискурса: исторический очерк

Понятие “этнография” весьма многозначно. Для этнологии, культурной и социальной антропологии, социологии культуры характерно значительное сходство методологии и размытость границ предметных областей. Становление этих дисциплин как научных направлений определяется работами ученых, которых можно в равной степени отнести к классикам социологии и антропологии – Э.Дюркгейма, Б.Малиновского, А.Рэдклифф-Брауна, М.Мосса.

Эпистемология этнографических исследований, которые Н.Дензин и И.Линкольн [29] называют традиционными, или классическими, отражает результат длительного постижения западной цивилизацией социальной инаковости как значимого культурного концепта. Географические открытия XVI-XVIII веков дали возможность по-новому представить культурные отличия “другого” в ранней этнографии. Повествования этого периода – свидетельства очевидцев о далеких народах и странах, неведомых доселе событиях, увиденных за морем, в ином географическом и культурном пространстве. Первоначальные описания “других” культур отличал акцент на экзотике, порой они пестрели вымыслами; страх и враждебность увеличивали дистанцию между различными культурами. Сегодня подобные репрезентации стимулирует индустрия туризма: многочисленные иллюстрированные журналы привлекают путешественников в неизведанные края, демонстрируя красоты природы, экзотику внешнего вида туземцев, их традиций, обихода, кулинарных изысков или уникальность материальных артефактов.

Сегодня ясно, что ценность этнографического описания не связана лишь с экзотикой. Благодаря современным этнографиям часто обнаруживается, что существуют такие черты знакомых мест, групп, условий, о которых в действительности было мало известно, но знание о них подчас может весьма глубоко изменить наши представления. Большая часть современных этнографических работ в области социологии связана с подходом, который М.Хаммерсли определяет следующим образом: “Делать знакомое неизвестным” [30].

Следующий этап развития этнографических исследований совпадает с колониальной экспансией европейских государств (вторая половина XVIII – конец XIX веков). Этнографическое описание стало принимать форму научного дискурса. В этот период записки путешественников читаются уже не из простого любопытства, а с целью расширить и систематизировать представления о многообразии форм человеческого существования. Основным видом такого описания стали отчеты представителей колониальной администрации, предназначенные для метрополии. В этих текстах европейская культура выступает вершиной духовного развития человечества, в то же время все иные образцы культурной жизни представлены как примитивные свидетельства начальных этапов развития. Социальной функцией антропологического знания, таким образом, стало отражение империалистических притязаний западноевропейских государств на глобальную “окультуривающую” роль в странах третьего мира.

Другую особенность этнографических текстов этого периода Н.К.Дензин и И.С.Линкольн обозначили понятиями “монументализм” и “вневременность” описания [29, p. 7]. Ими характеризуются работы наиболее ярких представителей этнографии XIX века – Г.Спенсера, Э.Б.Тайлора, Л.Г.Моргана, Ш.Летурно. Для монументализма скорее характерно стремление к накоплению материальных свидетельств культуры, “музеификация”, то есть игнорирование социальной стороны жизни изучаемых сообществ [28, с. 22]. Вневременный характер научного текста заключается в том, что не принимается во внимание развитие “первобытных” обществ, наблюдаемые процессы рассматриваются без учета социальной динамики.

Вместе с тем уже в классической этнографии (или, говоря иными словами, описательной антропологии) произошло открытие европейским человеком “культурного другого” как важного инструмента самоидентификации и познания собственной культуры.

Третий этап продолжался с начала ХХ века до Второй мировой войны. В это время качественные исследователи давали “объективную”, колонизаторскую оценку полевого опыта, отражающую позитивистскую сциентистскую парадигму. Полевой исследователь стал неустрашимым романтиком, первооткрывателем, который возвращается с работы, рассказывая о странных людях, и создает картины, которые проще и красивее самой жизни. Это ученый, способный создать сложную теорию о предмете исследования, опираясь на имеющиеся в его распоряжении эмпирические данные. Тексты этого периода, который Р.Росальдо [31] назвал временем Одинокого Этнографа, следовали нормам классической этнографии: объективизму, империализму (другие культуры рассматриваются как недоразвитые по сравнению с западноевропейской), монументализму и вневременности.

Для исследований позднего колониального периода характерен отказ от эволюционистской парадигмы в пользу функционализма. В поле зрения ученых оказываются динамические процессы, порожденные вмешательством европейской цивилизации, главным образом те, которые характеризуют столкновение культур в колониях. До определенного момента понимание этих феноменов было ограничено специфической позицией европейских ученых-наблюдателей: основным инструментом являлось прямое наблюдение. Метод включенного наблюдения, получивший развитие в работах Б.Малиновского, А.Р.Рэдклифф-Брауна и И.И.Эванс-Причарда, позволил увидеть, что “примитивные” народы обладают сложной структурой родственных связей, развитой мировоззренческой системой и комплексом социально-экономических отношений.

Особое место занимают тексты Чикагской школы, относящиеся к 1920-м годам. Этнографический подход в социологии часто связывают с символическим интеракционизмом, восходящим именно к этой научной традиции. Взамен наблюдателя, находящегося вне объекта исследования, чья деятельность направлена на описание социального поведения в терминах внешней по отношению к индивиду причинности, Чикагская школа подчеркнула роль “включения” социального исследователя в жизнь объекта. Такое “гуманистическое" видение науки, когда обществоведу необходимо обладать эмпатией по отношению к тем людям, которых он изучает, восходит к описательной психологии В.Дильтея.

В.Дильтей мог бы выразить суть этнографического метода как движения к пониманию социально-типичного через детальное описание единичного: “Человеческие расы, нации, общественные классы, профессиональные формы, исторические ступени и индивидуальности, – все они являются дальнейшими разграничениями индивидуальных различий в рамках единообразной человеческой природы... Выражением такого положения вещей является то, что умственное и духовное состояние целой эпохи может быть представлено в одном индивиде” [32].

Этнографический метод относится к интерпретативной парадигме, специфически важным для которой “является прежде всего поведение, которое, во-первых, по субъективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого (субъективно) предполагаемого смысла, понятно объяснено ” [33]. Позднее в символическом интеракционизме предпочитаемыми исследовательскими методами стали этнографические – включенное наблюдение, глубокое и полуструктурированное интервью, документирование событий, – благодаря которым можно выявить субъективные переживания и понять социальное то есть осмысленное поведение людей.

В Чикагской школе возник жанр, который, несмотря на преимущественное исследование ею событий современной городской жизни, по своей природе относился к этнографическому описанию. П.Аткинсон [34] отмечает, что при знакомстве с такими работами, как “Общество на углу улицы” У.Уайта [35], читатель невольно вовлекается в сложный процесс конструирования и реконструирования реальности. Этнографическая монография Уайта, несмотря на сугубо реалистическое детализированное описание социальной жизни итало-американских уличных группировок, оказалась настоящим произведением искусства. Повествование и описание, примеры, характеристики и поясняющие комментарии складываются в искусный и искусственный продукт, и мир, в который входит читатель, уже не является непосредственно переживаемым опытом “общества на углу улицы”.

К концу XIX века между художественной литературой и социальной наукой сложились четкие стилевые и жанровые разграничения. Однако в Чикагской школе с ее акцентом на таких подходах к этнографическим материалам, как life stories (жизненные истории) и slices-of-life (срезы жизни), происходит развитие интерпретативной методологии, сближающей этнографию с романом. Идея такой методологии, как указывает П.Кло [36], – создание текстов, в которых автору-исследователю, кроме изложения фактов, полученных в ходе полевой работы, удается представлять свой субъективный взгляд.

Повествовательный характер научного описания, акцент на субъективных переживаниях участников исследования (информантов и ученого), обязательно присутствующий в тексте индивидуальный опыт исследователя и, наконец, практика включенного наблюдения, – все это стало признаками этнографической работы социолога. В социологической литературе понятия этнографического метода и этнографии стали ассоциироваться с качественными методами (особенно со включенным наблюдением). Однако отождествить этнографический метод с качественным означало бы слишком упростить и ограничить наше рассуждение. Представители Чикагской школы, применившие этнографический подход к исследованию современного города, использовали как включенное наблюдение и интервью, так и статистические данные.

В работах этого периода содержалось убеждение, что социальная практика качественных исследователей важна постольку, поскольку она представляет голоса “других” – социальных изгоев, замалчиваемых или осуждаемых в средствах массовой информации и общественном сознании. Исследования социальных отношений внутри различных групп, субкультур, общественных движений, организаций - индустриальных предприятий, школ, больниц, тюрем, интернатов для умственно отсталых, домов престарелых – получали устойчивое название этнографий, а их эпистемология характеризовалась как антипозитивизм.

Канонический текст этого времени – “Мальчики в белом” Г.Беккера с соавторами [37]. Тесно увязанная с социальным контекстом и методологией социальной науки пятидесятых годов, эта работа о студентах медицинского колледжа стала попыткой придать качественному исследованию строгость количественных. В работе комбинировались многие методы: полуоткрытые и полуструктурированные интервью сочетались со включенным наблюдением и осторожным анализом материалов в стандартизованной, статистической форме. В своей классической методологической статье Г.Беккер даже вводит понятие “ квазистатистика”: “включенный наблюдатель должен пользоваться возможностью собирать данные так, чтобы их можно было преобразовать в легитимные статистические. Однако обстоятельства полевой работы обычно препятствуют этому... Поэтому то, что получает наблюдатель, лучше назвать квазистатистикой. Его выводы, хотя и неявно числовые, не требуют точной квантификации” [38].

В анализе данных, отмечает Г.Беккер, “качественный” исследователь явно уступает своим коллегам-статистикам и потому нуждается в дополнительных ресурсах для утверждения своих выводов.

Так называемый модернистский период развития этнографического подхода в социологии (1950-1970 годы) завершился работой “Открытие обоснованной теории” Б.Глэйзера и А.Стросса. Этнографию, или качественную социологию, неизбежно отличает налет романтичности. Со всей возможной гуманистической энергией социальные ученые представили аутсайдеров как объектов общественного внимания, маргиналов, переживающих пограничные ситуации.

В 1970-1986 годы, которые называют временем “размытых жанров” (blurred genres), происходило оформление парадигм, методов и стратегий исследований. Прикладные качественные исследования все больше оказывались в фокусе интереса ученых, политиков и средств массовой информации. В этот период исследовательские стратегии этнографии варьируются от обоснованной теории до “кейс-стади” и исторических, биографических, организационных и клинических исследований. В исследовательскую практику вводятся компьютерные технологии, которые в последующие десятилетия (конец 1980-х-1990-е годы) более широко применяются для качественного анализа исторических, литературных и биографических документов, транскриптов интервью и наблюдений, видео и фотоматериалов как текстов культуры.

Две книги К.Гирца [39] начали и закончили период “размытых жанров”. В этих работах автор доказывал, что прежние функционалистские, позитивистские, бихевиористские подходы в науках о человеке уступили дорогу более открытым, мягким, интерпретативным, открытым подходам. Их отправная точка – понятие смысла культурных репрезентаций. Называя описание определенного события, ритуала и обычая “thick” (“плотным”, “насыщенным”), Гирц полагает, что все антропологические работы были и остаются интерпретациями интерпретаций. Центральной задачей теории является воссоздание ощущения той или иной ситуации. Поскольку границы между социальными и гуманитарными науками сделались зыбкими, обществоведы стали применять гуманитарные модели, теории и методы анализа (например, семиотического, герменевтического). Научные тексты все больше напоминают художественные повествования или истории (нарративы) [40], эссе – подобия произведений искусства заменили научную статью [41]. “Золотая эра” стабильных и достаточно догматичных социальных наук закончилась, появились новые формы научного дискурса: истолкование документального фильма как художественного произведения Майлера, подобное этнографии притчевое изложение Кастанеды, теоретические трактаты Леви-Стросса, напоминающие романы о путешествиях.

Следующий важный этап относится к середине 1980-х годов. Это мощный эпистемологический поворот – кризис репрезентации [42]. Работы характеризуются высокой степенью осмысления методов, процесса сбора, обработки и анализа результатов, фокусируются на социальных проблемах пола, класса и расы. В этот период ведутся поиски новой модели истины и метода. Кризис репрезентации побудил качественные исследования двигаться в новом, критическом, направлении.

Было бы ошибкой утверждать, что в социологии эти этапы сменялись поступательно, вытесняя с “рынка идей” предыдущие достижения. Каждый из них представлен сегодня в исследовательской работе. Еще один важный момент: в современной этнографии постоянно происходит анализ методологии и эпистемологического статуса этой науки.

Развитие познавательных возможностей методов этнографии происходило в изменяющихся общественных условиях. Главные этнографические методы - включенное наблюдение и глубинное интервью, – изначально входившие в арсенал социального работника, позволили социологам применить подходы, ранее использовавшиеся антропологами для изучения географически удаленных сообществ, к исследованию сообществ “гражданской инаковости” (civil otherhood), удаленных в культурном смысле. Таинственный мир социальных проблем открывался социологу так же, как экзотическая культура антропологу. В фокусе исследовательского внимания оказался мир трущоб, городских окраин, детской преступности, наркотиков, психических расстройств, суицида. Благодаря солидному корпусу научной литературы по этнографиям города и организаций сформировалась весьма устойчивая позиция социологических школ, которые развивались в согласии с социально-политической тенденцией, общей для ряда западных стран послевоенного периода. Речь идет о концепции государства всеобщего благоденствия, актуализирующей идеал равенства и допускающей профессиональное вмешательство в частную жизнь индивидов, семей и общин. Эволюция предмета и метода, развитие теории этнографических исследований привели к существенному изменению парадигмальной палитры социологии.

Заключение

Этнография представляет собой не только научную дисциплину, конкретный способ сбора информации или жанр репрезентации полевых материалов. В настоящее время этнографическое направление в мировой социологии сложилось и методологически. Мы предлагаем называть его социальной этнографией или этнографическим методом. В отличие от этнографии в традиционном смысле, стремящейся к рациональной реконструкции социальных порядков в “аборигенных” сообществах, этнографический метод в социологии дает возможность установить смыслы, скрытые за социальными и организационными порядками современных сообществ.

Этнографические процедуры являются ограниченными в том смысле, что с их помощью трудно распространять обобщения на некую генеральную совокупность. Когда возникает необходимость показать количественные различия между артикулированными мнениями по вопросам, хорошо осознаваемым данным сообществом, применение опросных процедур представляется предпочтительным. Однако этнографический метод оказывается незаменимым при выявлении типичного в уникальных ситуациях. Он может быть эффективным инструментом изучения групп, организаций и субкультур, делая доступными те стороны их жизни, которые не могут быть исследованы с помощью количественных подходов.

Литература

1. Летурно Ш. Социология, основанная на этнографии [ Пер. с франц.]. Санкт-Петербург: Издательство О.Н.Поповой, 1905. С. 4-5.

2. Соколовский С.В. Этнографические исследования: идеал и действительность // Этнографическое обозрение. 1993. N 2, 3; Тишков В.А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. N 1.

3. Козенко А.В., Моногарова Л.Ф. Эпистемология этнологии // Этнографическое обозрение. 1994. N 4. С. 7

4. Семенов Ю.И. Этнология и гносеология // Этнографическое обозрение. 1993. N 6. С. 18.

5. Филиппов В.Р., Филиппова Е.И. Crede experto: Отечественная этнология сегодня и завтра // Этнографическое обозрение. 1993. N 5. С. 3-11.

6. Пондопуло А.Г. От этнографии-описания к этнографии-диалогу // Одиссей: Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. М.: Наука. 1991. С. 115-124.

7. Перепелкин Л.С. Этнопсихология современного производства // Человек. 1990. N 6. С.104-109

8. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Многообразие культурной жизни народов СССР. М.: Мысль, 1987. С. 5

9. Дробижева Л.М. Усиление общности в культурном развитии советских наций // История СССР. 1972. N 4.

10. Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история и современность. М.: Наука, 1987. С. 162.

11. Этнография: Учебник для студентов исторических специальностей вузов / Под ред. Ю.В.Бромлея и Г.Е.Маркова. М.: Высш. шк., 1982.

12. Гинзбург А.И., Кондратьев В.С. К методике этносоциологического исследования городского населения // Полевые исследования Института этнографии. М.: Наука, 1979. С. 200-206; Губогло М.Н., Шамшуров В.Н. Организация опроса в этносоциологическом исследовании. // Итоги полевых работ Института этнографии в 1971 г. М., 1972. С. 292-297; Дробижева Л.М. Этносоциологическое изучение современности // Расы и народы. Вып. 6. М., 1976. С. 64-73; Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Этносоциологические исследования в СССР: Программа, методика, перспективы исследования // Социологические исследования. 1981. N 1. С.64-70; Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Многообразие культурной жизни народов СССР. М.: Мысль, 1987; Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: Теория, история и современность. М.: Наука, 1987; Зайончковская Ж.А. Новоселы в городах: Методы изучения приживаемости. М.: Статистика, 1972.

13. Историко-культурные аспекты этнографических исследований: Советская литература 1970-80-х годов. М., 1988.

14. Громыко М.М. Молодежь в обрядовой жизни русской деревни конца XIX - начала XX вв. М.: Наука, 1985; Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII - первая половина XIX века). Новосибирск, 1975; Долгий В.М. Дореволюционный город и некоторые проблемы городской культуры // Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической революции. М., 1970; Миненко Н.А. Роль крестьянской общины в организации сельскохозяйственного производства (по материалам Западной Сибири XVIII - первой половины XIX века): Трудовые традиции крестьянства. Новосибирск, 1985.

15. Савоскул С. Русские нового зарубежья // Общественные науки и современность. 1994. N 4. С. 90-101.

16. Бернштам Т.А. Поморы: формирование группы и системы хозяйствования. Л., 1978; Бернштам Т.Т. Будни и праздники: поведение взрослых в русской крестьянской среде XIX-XX веков // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985; Зверев В.А. Роль семьи в закреплении и передаче опыта хозяйственной деятельности русских крестьян Сибири // Земледельческое освоение Сибири в конце XIX - начале XX века: Трудовые традиции крестьянства. Новосибирск, 1985.

17. Зайончковская Ж.А. Развитие внешних миграционных связей России // Социологический журнал. 1995. № 1. С. 29-45.

18. Резник Ю.М. Введение в изучение социальной антропологии: Учебно-методическое пособие. М.: Изд-во МГСУ “Союз”, 1997. С. 45-48.

19. Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М.: Изд-во МГИК, 1994; Иванов В.В. Культурная антропология и история культуры // Одиссей: Человек в истории. 1989. М., 1989; Бороноев А.О., Емельянов Ю.Н., Скворцов Н.Г. Особенности развития и взаимоотношений социологии и антропологии // Проблемы теоретической социологии. СПб.: ТОО ТК “Петрополис”, 1994; Очерки социальной антропологии / Ред. кол. В.Т.Пуляев, Н.Г.Скворцов, В.В.Шаронов и др. СПб.: ТОО ТК “Петрополис”, 1995; Емельянов Ю.Н. Основы культуральной антропологии: Учеб. пособие. СПб.: СПб гос. ун-т., 1994.

20. Россияне – столичные жители / Отв. ред. Ю.В.Арутюнян. М.: ИЭА РАН, 1994; Русские: этносоциологические очерки / Отв. ред. Ю.В.Арутюнян. М.: Наука, 1992; Сидоренко-Стивенсон С.А. Московские бездомные // Человек. 1996. N 2. С. 116-125.

21. Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире. Хрестоматия / Сост. Т.Шанин. М.: Прогресс, 1992; Голоса крестьян: сельская Россия ХХ века в крестьянских мемуарах. М.: Аспект Пресс, 1996; Крестьяноведение. Теория, история, современность: Ежегодник. М.: Аспект Пресс, 1976.

22. Предприятия и рынок: динамика управления и трудовых отношений в переходный период (опыт монографических исследований 1989-1995 гг.) / Под. ред. В.И.Кабалиной. М., 1996. C. 6-29; Романов П.В. Патернализм на предприятиях России // Провинциальное сознание в России: прошлое и настоящее. Тез. докл. конференции по исторической психологии российского сознания 4 июля 1994 г. / Самарский государственный педагогический университет. Самара: СамГПУ, 1994; Романов П.В., Козина И.М., Металина Т.А. Металлургическое предприятие “Прокат” в период экономических реформ // Крупные промышленные предприятия: перестройка управления и трудовых отношений (монографические исследования 1992-1995 гг.) / Под. ред. В.Кабалиной. М.: ИМЭМО РАН, 1996. С. 8-40.

23. Burgess R.G. Field research: A sourcebook and field manual. London: Allen and Unwin, 1982. P. 164-165; Burgess R.G. In the field. London: Unwin Hyman, 1984; Clifford J., Marcus G.E. Writing Culture. Berkeley: The University of California Press, 1986; Hammersley M., Atkinson P. Ethnography: principles in practice. London: Routledge. 1996; Van Maanen J. Tales of the field: On writing ethnography. Chicago: University of Chicago Press, 1988; Special issues on qualitative methodology. Administrative Science Quarterly / Ed. by J.Van Maanen. 1979. N 24.

24. Романов П.В. Процедуры стратегии, подходы “социальной этнографии“ // Социологический журнал. 1996. No. 3/4. С. 138-149.

25. Spradley J.P., McCurdy D.W. The cultural experience: Ethnography in a complex society. Chicago: Science Research Associate, 1972. P. 3.

26. Ellys C., Bochner A.P. Introduction // Journal of Contemporary Ethnography. V. 25. N 1. April 1996. P. 3-5.

27. Altheide D.L. Qulitative media analysis // Qualitative research methods series. Vol. 38. Thousand Oaks: Sage, 1996.

28. Ионин Л.Г. Социология культуры. М.: Логос, 1996. С. 76.

29. Denzin N., Lincoln Y. Introduction: Entering the field of qualitative research // Handbook of Qualitative Research / Ed. by N.Denzin and Y.Lincoln. Thousand Oaks: Sage, 1994. P. 1-17.

30. Hammersley M. What’s wrong with ethnography? London and New York: Routledge, 1992. P. 33

31. Rosaldo R. Culture and truth: The remarking of social analysis. Boston: Beacon, 1989. P. 33.

32. Дильтей В. Описательная психология. СПб.: Алетейя, 1996. С. 152-153.

33. Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 497.

34. Atkinson P. The ethnographic imagination. London: Routledge, 1994. P.2.

35. Whyte W.F. Street corner society: The social structure of an Italian slum. Chicago: University of Chicago Press, 1981.

36. Clough P.T. The end(s) of ethnography: From realism to social criticism. Newbury Park, CA: Sage, 1992. P. 21-22.

37. Becker H.S., Geer B., Hughes E.C., Strauss A.L. Boys in white. Chicago: University of Chicago Press, 1961.

38. Becker H.S. Problems of interference and proof in participant observation // H.S. Becker. Sociological work. Chicago: Aldine, 1970. P. 21.

39. Geertz С. The interpretation of cultures. New York: Basic Books, 1973; Geertz С. Local knowledge. New York: Basic Books, 1983.

40. Ярская-Смирнова Е.Р. Нарративный анализ в социологии // Социологический журнал. 1997. N 3. С. 38-61.

41. Geertz C. Works and lives: The anthropologist as author. Stanford, CA: Stanford University Press, 1988.

42. Marcus G., Fisher M. Anthropology as culture critique. Chicago: University of Chicago Press, 1986; Turner V., Bruner E. The anthropology of experience. Urbana: The University of Illinois Press, 1986; Clifford J., Marcus G.E. Writing culture. Berkeley: The University of California Press, 1986.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: