Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Апрель–август 1943 г.




Осведомленность советского командования о планируемой немцами операции «Цитадель», целью которой было уничтожение соединений Красной Армии, вклинившихся в немецкую оборону вблизи Курска, была поистине беспрецедентной. В Ставке ВГК пришли к выводу, что немцы смогут позволить себе только одну крупную наступательную операцию в летней кампании 1943 г., а наиболее опасным участком фронта для них была, несомненно, Курская дуга. Жукову и Василевскому удалось убедить обычно не терпящего возражений советского вождя, что наилучшей стратегией будет подготовка к обороне, развал наступления противника и переход к собственному наступлению.

В апреле 1943 г. самолеты-разведчики, партизанские отряды и советские разведчики в тылу противника зафиксировали наращивание немецких войск и техники в районе Курской дуги. Англичане, с большими предосторожностями, вызванными желанием скрыть источник информации, передали предупреждение, основанное на разведданных Ultra. Детали немецких планов содержались в донесениях советского разведчика Джона Кернкросса. Однако немцы медлили, что настораживало Москву. Генерал-фельдмаршал Манштейн хотел начать наступление в начале мая, когда заканчивается весенняя распутица, но Гитлер проявлял несвойственную ему нервозность и несколько раз откладывал начало операции.

Фюрер, как азартный игрок, ставил на карту все свои резервы, надеясь сократить линию фронта, перехватить инициативу, а также успокоить своих сателлитов, чья вера в непобедимость германской армии пошатнулась после поражения под Сталинградом и отступления с Кавказа. «Победа под Курском станет путеводной звездой для всего мира», – заявлял Гитлер в приказе от 15 апреля. Однако победа союзных войск в Тунисе заставила его с тревогой смотреть на карту Италии и Сицилии. «Когда я думаю об этом наступлении, у меня внутри все переворачивается», – сказал он Гудериану.

Многие высшие офицеры вермахта имели свои причины сомневаться в успехе операции. Германская армия всегда компенсировала недостаточную численность умением вести Bewegungskrieg, то есть выигрывать в маневренной войне. Но было, похоже, что Курская битва станет войной на истощение. Как в шахматах, когда по количеству фигур на доске ты уступаешь сопернику, риск поражения значительно возрастает, если теряешь инициативу и пытаешься ее перехватить заново. Гордость германской армии, ее танковые войска, вот-вот должны были вступить в сражение, в котором Красная Армия имела значительное превосходство над вермахтом, как по численности войск, так и по вооружению.

Офицеры OKW стали высказывать сомнения в целесообразности проведения операции «Цитадель», но их доводы привели к обратному, укрепив Гитлера в намерении продолжать начатое. Планирование операции набрало силу инерции. Гитлер уже не мог отступить. Он отказывался верить данным разведки о мощи советских оборонительных укреплений, говоря, что это преувеличение. При этом он не давал Манштейну возможности начинать операцию, неоднократно откладывая ее, так как считал необходимым пополнить танковые войска новыми «пантерами», которые в спешном порядке доставлялись на фронт после задержек, вызванных английскими бомбардировками. В конце концов, наступление началось только 5 июля.

Красная Армия в полной мере использовала полученную передышку. Войсковые соединения и около 300 тыс. мобилизованного гражданского населения построили восемь оборонительных рубежей с глубокими противотанковыми рвами, блиндажами, минными полями, проволочными заграждениями и более чем 9 тыс. км окопов. В истинно советских традициях каждому солдату давалось задание вырыть за ночь пять метров окопов. Днем такая работа была бы слишком опасной. В некоторых местах ширина оборонительной полосы достигала 300 км. Все гражданское население, не задействованное в рытье окопов и жившее не далее 25 км от линии фронта, было эвакуировано. По ночам на поиски «языков» отправлялись разведгруппы, в которые отбирали самых сильных бойцов, способных одолеть немецких часовых и солдат, доставлявших продовольствие. Каждую группу сопровождали саперы, которые проводили разведчиков через свои минные поля и проделывали проходы в немецких минных полях.

Особенно важным стало сосредоточение за дугой значительного стратегического резерва Красной Армии – Степного фронта под командованием генерал-полковника И. С. Конева. Фронт включал в себя 5-ю гвардейскую танковую армию, пять общевойсковых армий, три танковых и механизированных и три кавалерийских корпуса, действующих при поддержке 5-й воздушной армии. Личный состав Степного фронта 575 тыс. человек. Передвижение и дислокация всех подразделений тщательно скрывались, чтобы немцы не догадались о готовящемся контрударе. Кроме того, для дезинформации противника проводилось сосредоточение войсковых частей и строительство ложных аэродромов на юге, чтобы создать впечатление, что крупное наступление готовится там.

Считается, что для успеха наступательной операции атакующая сторона должна иметь троекратное численное превосходство над обороняющейся. Но в июле 1943 г. соотношение сил было совсем иным. C советской стороны в операции были задействованы Центральный фронт Рокоссовского, Воронежский фронт Ватутина, Юго-Западный фронт Малиновского и Степной фронт. Личный состав всех этих фронтов превышал 1900 тыс. солдат и офицеров, в то время как немцы, начиная операцию «Цитадель», вступали в очень рискованную игру – личный состав их соединений в зоне наступления не превышал 780 тыс. человек.

Немцы полагались на то, что их танковые клинья смогут пробить брешь в советской обороне, используя в качестве тарана роты новых тяжелых танков «тигр». II танковый корпус СС, который участвовал в повторном взятии Харькова и Белгорода в марте 1943 г., находился в стадии переформирования. 1-я моторизованная дивизия CC Leibstandarte Adolf Hitler была доукомплектована в основном бывшими солдатами аэродромных подразделений люфтваффе, которых пришлось срочно переучивать.

Именно в это время принял командование своим первым взводом «тигров» унтерштурмфюрер СС Михаэль Виттманн, которому было суждено стать самым знаменитым асом танковых войск Второй мировой войны. В целом же, хотя на их вооружении и находились непревзойденные «тигры», моторизованные дивизии СС уступали противнику в боевой технике, а дивизия СС Das Reich даже была вынуждена посадить одну из своих танковых рот на трофейные Т-34.

В разведданных Ultra, переданных Кернкроссом отделу внешней разведки советского НКВД через связного в Лондоне, содержалась информация об аэродромах люфтваффе в регионе. Здесь было сосредоточено около 2 тыс. машин, то есть основная часть немецких самолетов, оставшихся на Восточном фронте после возвращения некоторых эскадрилий в Германию для отражения налетов союзной авиации. Благодаря полученной информации, авиация Красной Армии еще в мае смогла нанести целый ряд упреждающих ударов по немецким аэродромам, уничтожив более 500 самолетов на земле. Кроме того, люфтваффе не хватало авиационного топлива, что ограничивало его возможности поддерживать наступающие наземные войска.

Проблемы со снабжением германских частей усиливались по мере развертывания в тылу вермахта мощного партизанского движения. Некоторые территории, например, леса к югу от Ленинграда и целые районы в Белоруссии, практически полностью контролировались партизанами, действия которых направляла теперь Москва. Партизанские отряды получили задание командования срывать снабжение немецких войск по железным дорогам. Немецкие зачистки местности от партизан становились все более жестокими. Бригадефюрер СС Оскар Дирлевангер и его отряд, состоявший из выпущенных из тюрем уголовников, уничтожал и сжигал целые деревни вместе со всеми жителями. Все партизанские соединения были приведены в повышенную боевую готовность в ожидании начала немецкого наступления на Курской дуге. Они должны были сразу после начала наступления нанести удар по железным дорогам в тылу врага.

Ожидание немецкого наступления становилось невыносимым. Некоторые горячие головы, и среди них генерал-полковник Ватутин, стали говорить, что больше ждать нельзя, и Красная Армия должна сама начать наступательную операцию. Жукову и Василевскому снова пришлось успокаивать Сталина и убеждать его, что в обороне они смогут уничтожить гораздо больше немцев и с меньшими собственными потерями, чем в наступлении. Сталин находился не в лучшем расположении духа, после того как в начале июня узнал от Черчилля, что высадка союзников на севере Франции отложена до мая 1944 г.

Серьезное беспокойство Сталина вызывал и набирающий силу международный скандал вокруг массовых расстрелов польских военнопленных в Катыни и других местах. В конце апреля немцы, узнав о массовых захоронениях, созвали международную медицинскую комиссию из представителей государств-сателлитов и оккупированных стран для изучения вещественных доказательств. Польское правительство в изгнании, находящееся в Лондоне, потребовало полного расследования силами Международного Красного Креста. Сталин гневно утверждал, что найденные останки принадлежали жертвам гитлеровцев, а тот, кто в этом сомневается, «помогает и содействует Гитлеру». 26 апреля Москва разорвала дипломатические отношения с польским правительством в Лондоне. 4 июля в авиационной катастрофе погиб генерал Сикорский. «Либерейтор», на борту которого находился, глава польского правительства, был перегружен, во время взлета произошло смещение груза в хвостовую часть и нарушение центровки самолета. Неудивительно, что после разоблачений, связанных с катыньскими событиями, и заявлений Сикорского о необходимости тщательно расследовать открывшиеся факты, поляки заподозрили диверсию.

15 мая Сталин, явно с целью успокоить Англию и особенно США, которые оказывали СССР существенную помощь по ленд-лизу, объявил о роспуске Коминтерна. Этот жест доброй воли также должен был отвлечь внимание от катыньских расстрелов. На самом деле Коминтерн, возглавляемый Георгием Димитровым, Дмитрием Мануильским и Пальмиро Тольятти, продолжал работать под эгидой Международного отдела ЦК ВКП (б).

Жарким дождливым днем 4 июля моторизованные части дивизии Grossdeutschland и 11-я танковая дивизия, наконец, начали разведку боем первого эшелона советской обороны на южном, белгородском, направлении. Той же ночью саперные части Девятой армии Моделя начали работы по уничтожению проволочных заграждений и разминированию северного участка советской обороны. Захваченный в плен немецкий солдат во время допроса показал, что час Ч назначен на 03.00. Эту информацию немедленно передали командующему Центральным фронтом генералу Рокоссовскому, который отдал приказ начать массированную артподготовку по позициям Девятой армии Моделя из всех артиллерийских орудий, тяжелых минометов и «катюш». Жуков позвонил Сталину и сообщил, что битва, наконец, началась.

Войска Ватутина в южной части Курской дуги, также после допроса немецкого пленного, открыли упреждающий огонь по позициям Четвертой танковой армии Гота. И Девятая, и Четвертая немецкие армии задержали начало наступления на два часа. Более того, в немецких штабах засомневались, не начинают ли русские собственное наступление. Хотя потери немцев от упреждающего артобстрела были относительно невелики, он дал им понять, что Красная Армия ждет их, находится в состоянии полной боевой готовности, и ей известно направление их главного удара. Осознание этого факта, в сочетании с внезапно разразившейся грозой, поубавило оптимизма у наступающих.

На рассвете советская авиация сделала попытку нанести удар по немецким аэродромам, но они были практически пусты. Все немецкие машины уже находились в воздухе, и вскоре началось воздушное сражение, которое проходило с преимуществом немцев. В 5 часов утра по команде «танки, вперед!» в бой пошли немецкие танковые клинья. На южном участке «клинья» состояли из «тигров» и огромных самоходных артиллерийских установок (САУ), которые шли в центре, а на флангах – «пантеры» и танки T–IV. За ними шла пехота. «Пантеры», в спешке доставляемые прямо с конвейеров военных заводов в Германии, очень скоро продемонстрировали множество механических неполадок и часто загорались. «Тигры», хотя их насчитывалось менее 200 из 2700 немецких танков, задействованных в наступлении, все же представляли собой довольно мощный таран.

В германской армии боевой дух в это время был довольно высок. «Думаю, что русских мы побьем очень крепко», – писал фанен-юнкер зенитного дивизиона. Унтер-офицер 19-й танковой дивизии считал, что разрывы снарядов и сбитые советские истребители станут «отличными объектами для кинохроники. Боюсь только, никто не поверит, что это правда». Офицеры подбадривали солдат, рассказывая им, что Сталин начинает терять терпение, так как Англия не торопится с открытием Второго фронта. «Если они в ближайшее время рассорятся, – писал в письме домой солдат 36-й пехотной дивизии, – он предложит нам мир».

Генерал Гот наступал на южном участке тремя клиньями. Слева на флангах моторизованной дивизии Grossdeutschland наступали 3-я и 11-я танковые дивизии. Посредине Гот разместил II танковый корпус СС под командованием обергруппенфюрера Пауля Хауссера. В составе корпуса было три моторизованных дивизии СС: Leibstandarte Adolf Hitler, Das Reich, Totenkopf. Справа от них наступали дивизии III танкового корпуса: 6-я, 7-я и 9-я. Еще правее, к югу от Белгорода, реку Северский Донец пыталась форсировать оперативная группа Kempf. На севере Модель направил главный удар на Поныри, имея в своем распоряжении два танковых корпуса, каждый с батальоном «тигров» и огромными грохочущими САУ Elefant («слон»), которые также называли «фердинанд».

Открытая холмистая местность, пересеченная небольшими лесами и деревушками, могла показаться идеальной для танкового наступления, но немецкие танкисты скоро столкнулись с трудностью обнаружения сотен замаскированных противотанковых орудий. Они были приданы передовым дивизиям Красной Армии, получившим приказ ценою собственных жизней принять на себя этот удар танкового кулака германской армии в битве на выживание. Перед многими советскими позициями были зарыты тяжелые радиоуправляемые артиллерийские фугасы.

Сверху на советские позиции и вкопанные в землю танки Т-34 с воем пикировали неуклюжие «чайкокрылые» Ю-87. Летчик-ас Ганс Рудель использовал собственное изобретение – «пушку-птицу», закрепив под крыльями своего «юнкерса» 37-мм пушки. Немцы обнаружили с воздуха и уничтожили многие танки Т-34, не очень удачно замаскированные под стога сена. Если танкисты выживали при поражении своих машин бронебойными снарядами, им приходилось пробиваться через горящее сено. Немцы были в восторге от производимого эффекта. «Действия нашей авиации фантастичны. Как только она расправится с врагом с воздуха, наши танкисты покажут, на что они способны», – рассказывал в письме домой старший фельдфебель 167-й пехотной дивизии.

Однако советские противотанковые орудия были замаскированы значительно лучше, и опытные артиллеристы подпускали немецкие танки на двадцать метров, прежде чем открыть огонь. Василий Гроссман вспоминает, как на северном участке, западнее Понырей, по прорвавшимся «тиграм» стреляли 45-мм противотанковые пушки, но снаряды отскакивали от брони, как горох от стенки. Он дальше пишет: «Бывали случаи, когда увидевшие это артиллеристы теряли рассудок». По словам Гроссмана, ситуация на южном участке была не лучше: «При стрельбе прямой наводкой из 45-мм орудия снаряды отскакивали от “тигра”. Наводчик в отчаянии бросился под танк».

Хотя их броне не были страшны снаряды, «тигры» подрывались на минах. Отважные советские саперы, рискуя жизнью, выскакивали навстречу танкам с противотанковыми минами. Красноармейцы забрасывали танки гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Опасаясь, что немцы прорвут оборону к западу от Понырей, Рокоссовский бросил в бой дополнительные силы противотанковой артиллерии и бригады минометчиков. Он также вызвал истребители 16-й воздушной армии для борьбы с немецкими бомбардировщиками и «мессершмиттами», но советские истребители в этом бою понесли большие потери. Для немецкого командования полным шоком стало осознание того, что их наступление не стало внезапным, а мощь германской брони не повергает советских солдат в бегство. Несмотря на тяжелые потери, немецкие передовые части смогли продвинуться вперед почти на десять километров на 15-километровом участке фронта. Рокоссовский готовился к контрнаступлению на следующий день, но в хаосе гигантской битвы ему было трудно координировать действия своих войск.

Воздушные бои были не менее ожесточенными. В них участвовали практически все годные к полетам самолеты немецкого Шестого воздушного флота и советской 16-ой воздушной армии. «Фокке-вульфы», «юнкерсы» и «мессершмитты» сошлись в смертельной схватке с «илами», «яками» и «ла». Известны случаи, когда доведенные до отчаяния советские пилоты просто таранили самолеты противника.

В южной части Курской дуги над позициями Четвертой танковой армии Гота развернулась еще более жестокая схватка за превосходство в воздухе. Четвертый воздушный флот люфтваффе, которому удалось избежать упреждающего удара советской авиации на рассвете, днем нанес тяжелые потери противнику. Курская битва традиционно считается, иногда с приведением завышенных цифр, величайшей танковой битвой в истории, однако при этом забывают упомянуть, что на Курской дуге происходило одно из самых ожесточенных воздушных сражений Второй мировой войны.

На юге наступление дивизии Grossdeutschland захлебнулось в грязи на минном поле после ночного ливня. Посланные на помощь танкам саперные батальоны попали под шквальный огонь, и лишь отчаянная атака мотопехоты в пешем строю смогла выбить советские части с позиций за минным полем. Потребовалось еще много часов, чтобы вытащить танки и проложить маршруты в опасной зоне. Словно специально для того, чтобы подорвать боевой дух немецких солдат, в бригаде новых «пантер», присланных в подкрепление, начали выявляться технические неполадки. Проблемы стали возникать не только у «пантер». «Дела в моей дивизии идут паршиво, – сообщал унтер-офицер 4-ой танковой дивизии. – Полугусеничные бронетранспортеры все время ломаются, танки не лучше, да и «тигры» не подарок». Но наступление возобновилось».

Татарин Решат Зевадинович Садрединов служил в зенитной батарее, все четыре орудия которой разбомбили «юнкерсы». Вокруг горела рожь. Орудийные расчеты прятались в землянках, пока мимо шли немецкие танки. Выбравшись, наконец, из укрытий, они обнаружили, что находятся уже далеко за передовой, в тылу врага. Садрединов и его товарищи сняли форму с мертвых немцев, и надели поверх собственной. Когда они подошли к советской передовой, их окликнули часовые. Поняв, что перед ними русские в немецкой форме, красноармейцы закричали: «Ах, вы, ублюдки-власовцы!» – и стали избивать пришедших. Садрединову и его товарищам удалось доказать, кто они такие, только после того как они встретились с начальником штаба своей дивизии.

«Немцы бомбили нас, – вспоминал Никифор Дмитриевич Чевола, командир 27-й противотанковой бригады, которая сражалась против дивизии Grossdeutschland. – Все вокруг горело, но мои бойцы продолжали вести огонь, словно не замечая этого пекла». «Мессершмитты», или «мессеры», как называли их красноармейцы, обстреливали окопы по всей длине. Даже после нескольких ранений бойцы редко шли на перевязочный пункт. «Постоянный грохот, земля дрожит, все вокруг горит. Мы переговариваемся криком. А что касается радиосвязи, немцы старались нас обхитрить. Слышу по радио: «Я Некрасов, я Некрасов». (Полковник И. М. Некрасов командовал 52-й гвардейской стрелковой дивизией, которая находилась на соседнем участке фронта). Я кричу в ответ: «Какой ты Некрасов! Катись к ядрене фене!«Наши переговоры немцы глушили зуммерами».

«Это было единоборство, – вспоминал наводчик Трофим Карпович Тепленко. – Как дуэль – противотанковая пушка против танка. Сержанту Смирнову оторвало снарядом голову и ноги. Мы собрали все вместе: туловище, голову и ноги, – положили в окопчик и засыпали землей». Еда, если ее удавалось доставить на позиции, была темно-серой от пыли и пороха. Во время редких затиший бойцы не могли спать. «Чем тише вокруг, тем напряженнее себя чувствуешь», – вспоминал подполковник Чевола.

На расстоянии десятка километров к востоку II танковый корпус СС при поддержке реактивных минометов Nebelwerfer прорвал оборону 52-ой гвардейской стрелковой дивизии. За головными танками шли группы огнеметчиков, зачищающие бункеры и окопы. Немецкие огнеметчики были практически самоубийцами, так как по ним сразу же открывали ураганный огонь, но некоторым все же удавалось выпустить из огнемета язык пламени, оставляя после себя тошнотворный запах горящей человеческой плоти и бензина.

Слева дивизия Leibstandarte Adolf Hitler продвинулась ближе всего к Прохоровке. Справа Das Reich и Totenkopf пробивались в северо-восточном направлении. Но даже Leibstandarte была остановлена вечером того дня, когда в помощь обороняющимся прибыла еще одна бригада противотанковой артиллерии. В тридцати километрах к юго-востоку оперативная группа Kempf, хоть и переправилась через реку Северский Донец недалеко от Белгорода, добилась очень незначительных успехов и была далека от выполнения поставленной задачи: защитить правый фланг армии Гота.

Немецкие танкисты, особенно заряжающие, находились на грани изнеможения в тот знойный летний день. На специально модифицированных «тиграх» размещали сто двадцать вместо положенных девяноста 88-мм снарядов, и заряжающие, работая без остановки в невыносимой духоте орудийной башни, теряли сознание от жары и усталости.

Танкам приходилось пополнять боезапас иногда два-три раза в день, а размещение снарядов внутри башни тоже было утомительным занятием, даже с посторонней помощью. Немецкий военный корреспондент, прикомандированный к роте «тигров», рассказывал, что чуть не сошел с ума от постоянного шума и скрежета в наушниках, непрекращающегося грохота орудий и глухого гула танков.

Ватутин, который в первый день операции полагался в основном на свою противотанковую артиллерию, теперь ввел в бой 1-ю танковую армию генерал-лейтенанта Катукова и два гвардейских танковых корпуса для укрепления второй полосы обороны. Хотя позже Ватутина критиковали за решение использовать эти танковые силы в обороне, а не во время крупного контрнаступления, он, скорее всего, был прав. Массированное наступление по открытой местности сделало бы Т-34 легкой мишенью для 88-мм орудий «тигров» на расстоянии до двух километров, то есть задолго до того, как советские танки достигнут дистанции эффективной дальности своего огня. Командир одного немецкого танкового экипажа получил Рыцарский крест за то, что его «тигр» менее чем за час уничтожил двадцать два советских танка.

6 июля болотистая местность и яростное сопротивление советских войск блокировали дальнейшее продвижение дивизии Grossdeutschland, в то время как Leibstandarte Adolf Hitler и Das Reich, пробиваясь дальше к северу, прорвали второй эшелон советской обороны. Но вследствие незащищенности своих флангов и активности советских войск на западной стороне эти дивизии были вынуждены сместиться с оси наступления на север и повернуть на северо-восток к железнодорожной станции Прохоровка. В это же время на северном участке немецкого наступления войска Девятой армии Моделя несли тяжелые потери. Его пехота и даже мотопехота не поспевали за ушедшими вперед танковыми клиньями. Советские пехотинцы из засад атаковали огромные САУ «фердинанд», а саперы закладывали мины по пути их движения. К полному разочарованию немцев, даже эти слоноподобные чудовища были не в состоянии вызвать у противника Panzerschreck, т.е. синдром панического страха перед танками.

7 июля в танковом бою у станции Поныри «горело все: и машины, и люди». На километры вокруг дотла выгорели практически все здания и целые деревни. Красноармейцы с ужасом смотрели на обгоревших танкистов, которых несли на носилках санитары. «Лейтенант с ранением в ногу и оторванной рукой продолжал командовать батареей, отбивающейся от танков. Когда наступление врага было остановлено, он застрелился, так как не хотел жить калекой». Красноармейцы больше всего боялись физических увечий, что и неудивительно, учитывая отношение к солдатам-инвалидам. Безногих ветеранов с насмешливым бессердечием называли «самоварами».

Моделю стало ясно, что хотя его войскам и удалось продвинуться вперед более чем на двенадцать километров на одном из участков фронта к западу от Понырей, советская оборона оказалась гораздо более глубоко эшелонированной, чем он ожидал. Рокоссовский был также обеспокоен. Танковое контрнаступление, которое он планировал провести на рассвете, осуществить не удалось. Ему оставалось только отдать приказ закопать танки и укрепить, таким образом, свою линию обороны. Это оказалось очень кстати, поскольку Модель как раз принял решение бросить свой главный резерв на прорыв обороны противника.

Ожесточенные бои, продолжавшиеся на северном участке до ночи 8 июля, просто перемололи танковые клинья Моделя. Красная Армия, неся большие потери, все же значительно превосходила противника по числу танков и противотанковых орудий. К тому же советские штурмовики «илы» начали наносить ощутимые удары по немецким танкам и САУ. Девятая армия Моделя потеряла около 20 тыс. солдат и офицеров и 200 танков. Как только стало ясно, что вражеское наступление остановлено, Рокоссовский и генерал Попов, командующий Брянским фронтом, начали готовить контрнаступление на Орловском выступе, которое наметили на 10 июля. Это контрнаступление получило кодовое наименование операция «Кутузов» – в честь великого русского полководца 1812 г.

В южной части Курской дуги Ватутина оказались в опасном положении. В Ставке ВГК ранее считали, что немцы попытаются нанести главный удар на северном фланге, но оказалось, что основная сила немецкого наступления – Четвертая танковая армия генерала Гота – сосредоточена на юге. В сложившейся ситуации было, похоже, что немцам удастся взять Прохоровку, несмотря на то, что против II танкового корпуса СС была дополнительно брошена 1-я гвардейская танковая армия Катукова. Вечером 6 июля Ватутин, при поддержке представителя Ставки маршала Василевского, попросил у Москвы срочное подкрепление.

Положение становилось серьезным, и Степному фронту Конева был отдан приказ подготовиться к выдвижению вперед, а 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Павла Ротмистрова – немедленно выдвинуться на помощь войскам Ватутина. По личному указанию Сталина 2-й воздушной армии было приказано обеспечить прикрытие с воздуха 300-километрового перехода танкистов Ротмистрова в течение светового дня, так как облака пыли, поднимаемые танковыми колоннами, не могли не привлечь внимание люфтваффе.

В ночь на 7 июля 5-я гвардейская танковая армия начала переход по степи. Длина ее колонн на марше составляла 30 км. Ротмистров писал: «К полудню пыль поднялась густыми клубами, толстым слоем покрыла придорожные кусты, колосящиеся поля, танки и автомашины, заслонила багровый свет солнца. Танки, самоходные артиллерийские установки, тягачи, бронетранспортеры и грузовики двигались нескончаемым потоком. Лица солдат потемнели от пыли и выхлопных газов. Жара была невыносимая. Солдаты страдали от жажды, мокрые от пота гимнастерки липли к телу».

7 июля в исполинском сражении на южной стороне Курской дуги советские стрелковые дивизии, танковые бригады и подразделения противотанковой артиллерии 6-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий стойко держали оборону, проявляя беспримерный героизм. Войска Гота обнаружили, что на смену каждой уничтоженной советской дивизии им навстречу тут же выходит новая. Ни у кого не было времени хоронить погибших, и повсюду лежали облепленные мухами трупы. По обе стороны фронта бойцы теряли рассудок от страха, напряжения и адского грохота битвы. Один немецкий солдат начал танцевать канкан, но был вовремя остановлен своими товарищами. Казалось, что Grossdeutschland вот-вот осуществит долгожданный прорыв к Обояни, но в последний момент ей навстречу была брошена бригада 6-го танкового корпуса. Дивизии СС Leibstandarte Adolf Hitler и Das Reich продвинулись к Прохоровке на восточном фланге 6-й гвардейской армии, но их собственные незащищенные фланги постоянно подвергались атакам советских войск.

Люфтваффе удалось уничтожить значительное число советских самолетов. За один этот день немецкий ас Эрих Хартманн сбил семь самолетов, а впоследствии, выиграв 352 воздушных боя, стал самым результативным боевым летчиком Второй мировой войны. Но советские летчики тоже добивались побед, и в южном секторе боевых действий уничтожили сотню немецких истребителей и бомбардировщиков. Эффективность действий немецкой авиации страдала от того, что большинство самолетов было занято прикрытием наземных войск. Кроме того, из-за серьезной нехватки авиационного топлива немцам приходилось ограничивать число боевых вылетов. Впервые с начала Курской битвы советская авиация достигла превосходства в воздухе. Вскоре советские бомбардировщики стали каждую ночь бомбить немецкие аэродромы. Один из немецких летчиков писал, что, несмотря на тяжелые потери, с рассветом они поднимались в воздух. «Боевой дух пилотов «юнкерсов«никому не сломить. Мы направляем своих чаек на врага и сбрасываем на него смертоносный груз».

Восьмого июля Хауссер перебросил дивизию СС Totenkopf с правого фланга своего танкового корпуса на левый фланг, чтобы повернуть направление главного удара с Прохоровки на Обоянь – прямую дорогу на Курск. Во время передислокации частей корпуса их атаковал советский 10-й танковый корпус, но действия наступавших советских танкистов были настолько нескоординированными, что вскоре они понесли тяжелые потери и были вынуждены отступить. Неудачной была и попытка советского 2-го танкового корпуса вклиниться в незащищенный фланг танкового корпуса СС. Советские танки попали под сокрушительный огонь «истребителей танков» штурмовиков «хеншель» ХС-109, вооруженных 30-мм пушкой. В тот день дивизии Хауссера доложили об уничтожении 121 советского танка, возможно, включив в эту цифру и танки, уничтоженные люфтваффе.

Девятого июля II танковый корпус СС начал наступление на последнюю линию обороны Ватутина. «Эти в маскировочных комбинезонах (СС) дрались здорово», – признал один из бойцов советской 6-й гвардейской армии. Он также видел, как «тигр» подбил один за другим семь танков Т-34. Немецкие танкисты были в полном изнеможении и держались на возбуждающих таблетках первитина, который притуплял чувство опасности и не давал заснуть. Хауссер надеялся получить подкрепление на правом фланге, но оперативная группа Kempf все еще пыталась прорвать оборону противника к востоку от Белгорода, а ее собственному правому флангу угрожала 7-я гвардейская армия генерала Шумилова.

Мотопехотный полк дивизии СС Totenkopf дошел до реки Псел. Но остальные части II танкового корпуса СС отстали, продолжая бои с советскими дивизиями, брошенными на помощь 6-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой армии. Ближе к вечеру немецкое командование вновь решило изменить направление главного удара дивизий Хауссера, нацелив их опять на Прохоровку. Надежды на то, что находящаяся справа группа Kempf после долгих задержек, наконец, сможет ускорить свое продвижение на север оказались тщетными: дивизии группы вели непрекращающиеся бои на обоих флангах и не могли наступать.

10 июля, в день высадки войск союзников на Сицилии, 1-я танковая армия и остатки 6-й гвардейской армии продолжали ценою больших потерь удерживать оборону Обояни и не дали возможности XLVIII танковому корпусу генерала Отто фон Кнобельсдорфа прийти на помощь дивизиям Хауссера, наступающим на Прохоровку. Дивизия СС Grossdeutschland была на грани полного физического истощения, однако один из ее полков все же смог захватить две ключевые высоты. Командовал этим мотопехотным полком граф Гиацинт фон Штрахвиц, тот самый «танкист-кавалерист», который первым вышел к Волге севернее Сталинграда. С захваченных высот в бинокль ему была хорошо видна обманчиво близкая Обоянь. Штрахвицу это чувство недостижимости близкой цели было знакомо еще с 1914 г., когда его кавалерийский разъезд отчетливо видел на горизонте Париж, пока французы не предприняли успешное контрнаступление на Марне.

Быстрому продвижению дивизий Хауссера на Прохоровском направлении мешало главным образом то, что многие полки вели непрерывные бои на обоих флангах. Однако Leibstandarte Adolf Hitler и отдельные части дивизии Das Reich все-таки смогли продвинуться вперед, несмотря на ураганный огонь советской артиллерии. Частям дивизии Totenkopf удалось переправиться через реку Псел в пяти километрах левее, но на том берегу, они наткнулись на высотку, которую отчаянно обороняли советские солдаты, и поэтому немцы не могли продолжать наступление в северо-восточном направлении. К этому времени земля подсохла. «Здесь очень жарко, и на дорогах пыли по колено. Видели бы вы мое лицо – оно покрыто слоем пыли толщиной не меньше миллиметра», – писал домой немецкий санитар. Для пилотов «юнкерсов» частота вылетов не уменьшалась. «За пять дней, – сообщал в письме лейтенант, – я совершил тридцать боевых вылетов, а всего у меня их было 285». Дальше он пишет, что авиация играет решающую роль в танковых сражениях.

11 июля Ватутин перенес линию обороны на юго-запад от Прохоровки. Чтобы остановить продвижение II танкового корпуса СС, Ватутин ввел в бой свежие дивизии 5-й гвардейской армии. В ответ на требование Манштейна немедленно прорвать оборону противника командование группы Kempf бросило против двух советских стрелковых дивизий 503-й батальон «тигров» и 6-ю танковую дивизию. Обер-ефрейтор 6-й дивизии писал домой: «Вот уже пятый день мы не вылезаем из своих танков. Русские не дают нам ни минуты покоя. За последние три месяца у них было достаточно времени, чтобы построить мощную полосу обороны, ничего подобного которой мы никогда не видели». На другом берегу Донца немецкая 19-я танковая дивизия также пробивалась на север по направлению к Прохоровке.

Ватутин, действия которого направлял маршал Василевский, постоянно докладывавший Сталину о ходе операции, хорошо осознавал опасность сложившейся ситуации. Он отдал приказ генералу Ротмистрову немедленно по прибытии разворачивать свою 5-ю гвардейскую танковую армию. Но вечером, во время совместной с Василевским рекогносцировки на передовой, Ротмистров заметил в бинокль немецкие танки там, откуда намеревался начинать контрнаступление на следующий день. Это был II танковый корпус СС, неожиданно успешно продвинувшийся вперед. Не теряя ни минуты, Ротмистров отправился в своем ленд-лизовском джипе назад в штаб – вносить коррективы в план завтрашней операции.

Всю ночь в штабе Ротмистрова спешно готовили новые приказы и распоряжения, но 12 июля в 4.00 поступило сообщение от Ватутина, что 6-я немецкая танковая дивизия приближается к реке Донец в районе Ржавца. Это означало, что оперативная группа Kempf заходит во фланг советской 69-й армии и может атаковать 5-ю гвардейскую танковую армию с тыла.

На самом же деле под покровом ночи ударная группа немецкой 6-ой танковой дивизии, с захваченным ранее танком Т-34 во главе колонны, уже вошла в Ржавец. Хотя советские саперы и взорвали автомобильный мост через Донец, но в суматохе забыли о пешеходном, и к рассвету немецкая мотопехота уже переправилась по нему на другой берег. Передовой отряд немецкой 19-ой танковой дивизии ринулся к ним на помощь, но в люфтваффе никто не знал о неожиданном прорыве своих войск в Ржавце. Группа Хе-111 нанесла мощный бомбовый удар по плацдарму, только что захваченному немецкими передовыми подразделениями, ранив при этом командира 6-й танковой дивизии генерал-майора Вальтера фон Хюнерсдорфа и командира ударной группы полковника Германа фон Оппельн-Брониковски.

В эту богатую событиями ночь Ватутин приказал Ротмистрову перебросить свои резервы с другого направления, чтобы остановить продвижение противника и ликвидировать угрозу, возникшую вблизи Ржавца. К западу от Прохоровки XLVIII танковый корпус генерала Кнобельсдорфа явно готовился к новому наступлению на Обоянь, поэтому Ватутин отдал приказ танковым частям 1-й танковой армии и частям 22-го гвардейского стрелкового корпуса нанести упреждающий удар на этом направлении. Армия Гота была обескровлена. Из 916 танков в начале наступления теперь осталось менее 500. Сильный дождь снова превратил густую пыль в жидкую грязь, в которой более уверенно, чем немецкие танки, двигались Т-34 на широких гусеницах.

На рассвете 12 июля генерал Ротмистров прибыл на КП 29-го танкового корпуса, расположенный на склоне поросшего фруктовыми деревьями холма. Внизу расстилались пшеничные поля, а к юго-востоку от Прохоровки проходила железная дорога. К этому времени войска получили новые приказы о контрнаступлении и закончили передислокацию большого количества артиллерии и «катюш». За полями находился лес, в котором укрывалась часть II танкового корпуса СС. Небо снова закрыли грозовые тучи, предвещая новые ливни.

Сражение началось атакой пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Вскоре им навстречу вылетели «яки» и «ла» 2-й воздушной армии. Потом в небе появились советские бомбардировщики, но гул их моторов уже заглушал грохот артиллерийских снарядов и пронзительный вой залпов «катюш». Запылали пшеничные поля. Из леса на открытое пространство выползали машины II танкового корпус СС, и Ротмистров приказал своим танкам атаковать. Услышав троекратный сигнал «Сталь!», советские танки, которые до этого укрывались за холмами, на полной скорости устремились вперед. В приказе Ротмистров разъяснял танкистам, что победить «тигры» в бою можно только за счет численного превосходства и подойдя к ним на минимальное расстояние.

Оберштурмфюрер Рудольф фон Риббентроп, сын министра иностранных дел рейха, воевавший в составе 1-го танкового полка СС, так описал вид, открывавшийся из башни его «тигра»: «От увиденного я онемел. На расстоянии 150–200 метров передо мной из-за пригорка внезапно появились пятнадцать, потом тридцать, потом сорок танков. Дальше их уже было не сосчитать. Т-34 с пехотой на броне двигались к нам на неимоверной скорости».

Дальше сражение напоминало средневековую битву рыцарей в тяжелых латах. Ни артиллерия, ни авиация не могли помочь своим в этом смешении войск. Обе стороны потеряли контроль над происходящим. Танки стреляли прямой наводкой в упор. Когда взрывались боеприпасы и горючее, танковые башни взлетали в небо. Немецкие наводчики сначала целились в головной танк, потому что он один имел рацию, потом стремились попасть в круглый металлический бак с горючим, прикрепленный к корме танка.

«Они были вокруг нас, сверху нас и между нами. Мы дрались один на один», – писал унтерштурмфюрер 2-го мотопехотного полка. В хаосе, грохоте и дыму немцы потеряли имевшееся у них ранее преимущество в средствах связи, маневренности и мощи артиллерийских орудий “тигров”». «Было нечем дышать. Я ловил ртом воздух, а пот ручьями тек по лицу», – вспоминал советский танкист. Люди испытывали невероятное психологическое напряжение. «Мы каждую секунду ожидали смерти». Через пару часов перед глазами тех, кто выжил и продолжал сражаться, предстало незабываемое зрелище. «Некоторые танки протаранили друг друга, – писал советский солдат. – Металл горел». Место сражения было буквально забито горящей бронетехникой, над которой поднимались клубы черного маслянистого дыма.

Надежды Гота на то, что группа Kempf обойдет фланг 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова, не оправдались. На расстоянии девятнадцати километров до цели путь группе преградили резервы Ротмистрова. Казалось, что хорошие вести вот-вот придут с левого фланга, где дивизия СС Totenkopf должна была прорвать оборону 5-й гвардейской армии к северо-востоку от Прохоровки. Но и тут советское подкрепление прибыло вовремя и в самый последний момент укрепило линию обороны. Хотя XLVIII танковый корпус Кнобельсдорфа сумел отбить упреждающий удар Ватутина, этот незначительный успех пришел слишком поздно и не мог уже привести к перелому в ходе битвы.

Когда начало смеркаться и снова пошел сильный дождь, обе стороны отвели войска, чтобы пополнить боезапас и заправить баки. Санитары эвакуировали раненых, а ремонтно-восстановительные отряды провели всю ночь на поле битвы среди сотен искореженных и сожженных танков. Даже обычно не склонный к сантиментам Жуков был потрясен увиденным, когда через два дня приехал на место сражения.

Взятых в плен эсэсовцев расстреливали на месте, зная, что они точно так же поступают с советскими пленными. С мертвыми не церемонились. Молодой советский офицер писал: «По трупам немцев прошла техника. Они лежали штабелями, с планшетами и прочим барахлом. Я видел, как прямо по ним шли танки».

Только вечером Гот узнал, что к северу от Курской дуги Красная Армия начала операцию «Кутузов» по освобождению Орла. Еще не оправившаяся после тяжелых боев Девятая армия Моделя и Вторая танковая армия были поражены масштабностью наступления. В очередной раз германская разведка недооценила силы Красной Армии. 11-я гвардейская армия генерала Баграмяна нанесла удар в тыл армии Моделя и за два дня продвинулась вперед на шестнадцать километров. Развивая достигнутый успех, в наступление перешли 4-я танковая армия, 3-я гвардейская танковая армия и даже измученная боями 13-я армия.

13 июля Гитлер, крайне обеспокоенный успешной высадкой войск союзников на Сицилию тремя днями ранее, вызвал генерал-фельдмаршала фон Манштейна и генерал-фельдмаршала фон Клюге в Wolfsschanze на совещание. К этому времени Манштейн отдал приказ II танковому корпусу СС и оперативной группе Kempf возобновить наступление, но Гитлер объявил, что необходимо отвести часть войск с Восточного фронта, чтобы защитить Италию. Операция «Цитадель» была немедленно приостановлена. Гитлер подозревал, что итальянцы не будут сражаться за Сицилию, а это означало опасность оккупации Италии англо-американцами.

Однако Манштейн, уверенный в поддержке Гота, хотел продолжить сражение хотя бы для того, чтобы стабилизировать линию фронта. В некоторых местах все еще продолжались ожесточенные бои. Группа Kempf, наконец, соединилась с войсками Гота, но 17 июля штаб OKW отдал приказ отвести II танковый корпус СС с линии фронта и передислоцировать его в Западную Европу. Хотя высадка союзников на Сицилии и не была открытием Второго фронта, которого с таким нетерпением ожидал Сталин, она имела свой положительный эффект. В этот же день советские Западный и Южный фронты предприняли совместное наступление вдоль рек Донец и Миус в направлении Азовского моря. Частично этот маневр был рассчитан на то, чтобы отвлечь немецкие силы от Харькова, освобождение которого стало основной целью советского командования.

Наконец-то пришло время реализовать желание Сталина провести широкомасштабное наступление. Немцы не могли прийти в себя от того, как много появилось у противника новых или переформированных соединений и как те оказались готовыми к новым наступательным операциям сразу же после грандиозной Курской битвы. «Это война еще никогда не была такой страшной и жестокой, как сейчас, и конца ей я не вижу», – писал не вовремя почувствовавший к себе жалость пилот «юнкерса». Положение немцев ухудшали ставшие регулярными партизанские диверсии на железных дорогах. Наконец, 22 июля Гитлер разрешил Моделю готовить отступление с Орловского плацдарма.

Победа под Курском была столь значительным событием, что Сталин решил в первый и последний раз за всю войну побывать на фронте. 1 августа он прибыл в штаб Западного фронта в тщательно охраняемом и замаскированном поезде, а оттуда направился севернее, на Калининский фронт. Поскольку он не встречался и не разговаривал ни с солдатами, ни с офицерами, можно предположить, что поездка была предпринята исключительно с целью произвести впечатление на Черчилля и Рузвельта.

3 августа Степной фронт Конева вместе с несколькими армиями Воронежского фронта начали операцию «Полководец Румянцев», в которой с советской стороны было задействовано почти миллион солдат и офицеров, более 12 тысяч артиллерийских орудий и «катюш», около 2500 танков и САУ. Манштейн не ожидал такого мощного наступления и так скоро. «Измученной немецкой пехоте казалось, что поверженный враг встал из могилы и с удвоенной силой бросился в бой». Через два дня Красная Армия взяла Белгород и смогла теперь вплотную приступить к освобождению Харькова.

5 августа советские войска вошли в Орел, расположенный к северу от Курской дуги. Немцы почли за благо покинуть город еще до прихода Красной Армии. Василий Гроссман, хорошо помнивший панику в городе при отступлении советских войск в 1941 г., вернулся в освобожденный Орел. Он вспоминал: «Запах гари еще стоял в воздухе. Молочно-голубой дым поднимался над тлеющими пожарищами. На площади из репродуктора лились звуки “Интернационала”. Розовощекие регулировщицы стояли на всех перекрестках, бойко размахивая красными и зелеными флажками».

Немцы во второй половине августа начали контрнаступление против войск Конева, продвигающиеся на харьковском направлении. Но на этот раз Красную Армию не удалось захватить врасплох, и немцы получили отпор. 23 августа Харьков был взят после ожесточенного сопротивления оперативной группы Kempf, переименованной к тому времени в Восьмую армию. Гитлер приказал держать Харьков до последнего: он боялся, что сдача города окончательно деморализует союзников Германии. Он был потрясен развитием событий на Сицилии и справедливо опасался, что румыны и венгры могут пересмотреть свои союзнические обязательства. По иронии судьбы, все происходящее было следствием поражения в Курской операции, которую Гитлер задумал именно для того, чтобы укрепить веру своих союзников в непобедимость Германии.

Германская армия вновь понесла тяжелые потери в живой силе. В целом ряде дивизий из оставшихся в строю можно было едва набрать один полк. Но победа Красной Армии досталась ей еще более дорогой ценой. Результатом выбранной Жуковым тактики тарана во время Белгородско-Харьковского наступления стали более четверти миллиона убитых и раненых. Эта цифра даже превысила число убитых и раненых на Курской дуге – 177 тыс. – но еще выше были потери советских войск в ходе проведения операции «Кутузов» по взятию Орла – 430 тыс. человек. В целом за каждый уничтоженный немецкий танк Красная Армия заплатила потерей пяти своих машин. Однако теперь у немцев не было другого выбора, кроме как отойти на линию Днепра и начать отводить оставшиеся силы с плацдарма на Таманском полуострове. Гитлеру пришлось навеки похоронить все еще теплившуюся у него надежду на захват кавказских нефтепромыслов.

Мощь и боевой опыт Красной Армии неизмеримо возросли, но она все еще не избавилась от присущих ей недостатков. Василий Гроссман беседовал с генерал-майором Глебом Баклановым, командиром 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Бакланов рассказал ему, что «бойцы теперь сражаются разумно, без неистовства. Они воспринимают сражение как работу». Но он с горечью говорил о том, как небрежно готовят наступление в штабе, как полковые командиры не удосуживаются проверить детали наступления или просто дают ложные сведения о положении своих подразделений. Бакланов также считал, что командир, орущий своим бойцам «Вперед! Вперед!», либо глуп, либо желает выслужиться перед начальством, а в результате проливается слишком много солдатской крови.

После поражений под Курском и Харьковом в германской армии стало нарастать недовольство. Нацистские партийные бонзы проявляли нервозность и озлобленность. Вернувшись к старой идее о необходимости позаимствовать у Красной Армии институт политработников, они снова стали настаивать на том, чтобы армейские офицеры выполняли функции комиссаров. Едва ли такие меры, будь они проведены в жизнь, улучшили бы действия немецкого командования на Восточном фронте и планирование Курской операции. Безусловно, неоднократные переносы Гитлером начала операции, которые он объяснял необходимостью обеспечить войска новыми «пантерами», повлияли на масштабы поражения, но остаются серьезные сомнения по поводу того, что наступление было бы успешным, начнись оно в мае, а не в июне.

Фронтовые командиры отмечали, что солдаты хотят знать правду об общем положении Германии, а офицеры не решаются давать им прямой ответ. «Немецкий солдат 1943 г. – это совсем не то же самое, что немецкий солдат 1939 г., – писал генерал-полковник Отто Велер, командующий Восьмой армией, после потери Харькова. – Немецкий солдат уже давно осознал, насколько жесткими и серьезными будут последствия этой войны для нашей нации. Он ненавидит штампы и приукрашивание реальности, он хочет знать факты и хочет, чтобы эти факты излагались понятным языком. Он инстинктивно отвергает все, что похоже на пропаганду». Манштейн, главнокомандующий Группой армий «Юг», полностью разделял это мнение.

Верховное командование сухопутных войск попыталось сделать козлом отпущения нового начальника штаба Восьмой армии генерал-майора доктора Ханса Шпайделя, которого они характеризовали как «погруженного в себя интеллектуала, помешанного на теории вюртембержца, который увлеченно ищет недостатки и при этом почти полностью игнорирует все хорошее». Велер резко выступил против такой оценки, но Кейтель тут, же запретил продолжать переписку на эту тему. Кейтель требовал, чтобы все офицеры проявляли безоговорочное доверие к своему командованию, утверждая, что любое отклонение от такого поведения равносильно пораженчеству, и любая, даже самая жестокая, мера оправдана для пресечения действий тех, кто пытается ослабить дух нации. Он утверждал, что война не должна закончиться мирным договором. Ее исходом будет полная победа или полное поражение. Впрочем, в случае со Шпайделем ограниченный и самодовольный Кейтель оказался прав: вскоре тот стал одной из главных фигур в германском Сопротивлении и в июле 1944 г. принял активное участие в заговоре против Гитлера.

Глава 32.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных