О творчестве и о себе

«Репортажи Андрея Лошака в программе «Намедни» всегда запоминаются выбором темы, легкостью стиля, свежестью взгляда. В 2003 году Академия Российского телевидения признала его лучшим репортером.

– Жизнь изменилась с получением заветной статуэтки?

– Раньше вручение премии «ТЕФФИ» мне казалось мероприятием пафосным, помпезным и в целом чуждым мне по духу. Когда же я стал лауреатом, возникло чувство недоумения, не покидающее меня до сих пор.

– Вы работаете в программе, жанр которой определяют модным словечком «инфотеймент». То есть зрителя и информируют, и развлекают одновременно.

– Слово «инфотеймент» привез Леонид Парфенов в позапрошлом году из своей поездки на CBS. С тех пор его стали активно употреблять. А раньше все это просто называлось парфеновским стилем. Инфотеймент в Америке – это что-то совершенно другое, чем у нас. У них информация подается гораздо зануднее, причем их бюджеты не сравнимы с нашими. В Америке более консервативная, традиционная журналистика. Что касается информации в чистом виде, то она будет существовать всегда. Это четкий жанр со своими давно сложившимися законами. А вот в еженедельных передачах можно позволить себе какие-то художества. То, что мы делаем, – это не репортажи, а скорее очерки. Мне этот жанр очень нравится. Репортерства как такового в моей жизни было немного: мои прямые включения можно пересчитать по пальцам. Я стараюсь всячески избегать репортажей с мест событий, а «гнать с коленки» – не мое.

– Долго искали свою нишу на ТВ?

– Я сразу в нее попал. Я тогда только женился, нужно было зарабатывать деньги, куда-то себя девать. В то время я учился на журфаке в МГУ, и знакомые моих знакомых порекомендовали меня Парфенову. Я пришел в его программу скромным администратором. Бегал с какими-то поручениями, носил бумажки, наливал чай корреспондентам. И делал все это очень плохо. Зато успел многому научиться. Ведь Леня изначально отличался нестандартным подходом к информации. Однажды я предложил ему несколько вариантов сюжета. Леня сказал: «Попробуй». И я начал снимать.

– А помните свой первый репортаж?

– Да, я снимал клуб «Птюч» и музыканта Алекса Паттерсона, который приехал туда выступать вместе со своей группой «Орб». Довольно маргинальная история. Затем я долго занимался тем, что переписывал всю культурную информацию, которая приходила по спутнику, и делал сюжеты. Даже достиг в этом деле некоего совершенства: люди, смотревшие программу, думали, что это мы сами все наснимали. Ну а потом настала пора диплома. А так как на нашем раздолбайском курсе я был чуть ли не единственным работающим человеком, мне предложили съездить на стажировку в Голландию. Учился я в медиашколе в какой-то дыре. Снял там два фильма. Каждому из нас надо было сделать два сюжета. Первый – «Культурный шок»: рассказ о своих впечатлениях о Голландии. А второй – непосредственно дипломная работа. Я снимал про сквотерское движение. И это стало для меня некоей кармической вещью, потому что я до сих пор где-то раз в полгода снимаю все, что связано с антиглобалистами.

– Как вы находите темы для репортажей?

– Момент мученических раздумий всегда присутствует. Но у нас в команде постоянно идет взаимообмен идеями. Кроме того, иногда сроки не оставляют возможности для выбора. Если тебе не нравится тема и ты отказываешься от нее в понедельник, во вторник, то в среду уже соглашаешься на любой сюжет. Времени-то до эфира практически не остается! Конечно, чем дальше, тем сложнее находить темы. Моя основная проблема в том, что я не привязываюсь к текущим событиям, снимаю сюжеты о неких явлениях. Правда, замечаю, что иногда начинаются, к сожалению, какие-то самоповторы.

– У вас есть некий алгоритм поиска сюжетов?

– Если приезжаю на съемку и вижу некое явление, которое хотя меня совершенно и не интересует в контексте данной съемки, но явно заслуживает внимания, обязательно беру его на заметку. Так было, например, с группой «Тату». Я, будучи в Испании, впервые в жизни услышал, как на европейском радио играет русская группа. В России тогда об этом еще никто не знал, а девочки уже занимали первые места в европейских хит-парадах. И когда «Тату» стали лидерами в британском топе, в «Намедни» наконец-то созрели: надо снимать об этом сюжет. А до этого меня все время спрашивали: дескать, сколько тебе заплатил продюсер «Тату» Ваня Шаповалов? Иногда подхватываю интересные темы, листая журналы или гуляя по Интернету. Даже не представляю, как раньше люди без него обходились. Кстати, меня в этом смысле восторгает Леонид Геннадиевич Парфенов. Он до сих пор не умеет пользоваться Интернетом, зато у него все в голове.

– Вы снимаете сюжеты в Москве, в регионах и за границей. Где работать проще?

– За границей всегда одна проблема: мало времени. Когда мы, скажем, ездили в Париж, я видел город лишь из окон такси по дороге в аэропорт. В регионах работать проще, потому что там люди не избалованы вниманием. Они считают: раз приехало телевидение, значит, так оно и надо. Они очень охотно идут на контакт. В провинции вообще приятно снимать. За время работы в «Намедни» я для себя открыл Россию. До того летал исключительно в западном направлении. А теперь я узнаю нашу удивительную струну – фантастические люди, места потрясающие. Я понял, какой у нас интересный народ! Оказывается, всяческая лесковщина, которую раньше я находил только в книгах, существует до сих пор. Люди очень интересно говорят – как в былинах. Просто до этих мест нужно добираться. А в Москве работать сложнее: люди долго думают, прежде чем согласиться на контакт, а могут и вообще послать.

– Помните свой самый сложный репортаж?

– Они все безумно трудные. Любой репортаж всегда дается с боем. Я завидую людям, которые умеют все делать вальяжно и добиваются при этом хорошего результата. Для меня это всегда тяжелый труд. Расскажу, например, как мы снимали Социальный форум антиглобалистов в Париже. Прилетели туда во вторник. Пустились на поиски. Все они жили на окраинах. (Теперь могу написать путеводитель по предместьям Парижа). Мы для себя места для житья выбрать не могли, ибо не знали, где остановятся наши герои. Мобильников у них нет. В итоге нашли их в каком-то местном «Бирюлево-товарном», в спортзале. А уже открывается форум, причем сразу в четырех местах. Тут выясняется, что нужно срочно делать репортаж для новостей, мол, планируется прямое включение. Потом оказывается, что прямое включение невозможно и надо ехать в студию, где просят уже готовый сюжет. Я делаю его для новостей и понимаю, что для «Намедни» у меня уже практически ничего не остается. В этот момент получаю новое задание: пообщаться с госпожой Коллонг-Поповой, выдвинувшей обвинения против ЮКОСа. Полдня за ней охочусь, снимаю. Потом выясняется, что снимаю это не для себя, а для другого автора. Неделя близится к концу, и времени на сюжет практически не остается. В итоге в субботу поздно ночью вылетаю в Москву. В самолете пытаюсь написать текст, хотя не посмотрел и половины отснятого материала. А тут еще впереди сидит какой-то эпилептик, который постоянно кричит, у него жуткие приступы, он скандалит со всем самолетом. Прилетаем в Москву раньше времени, поэтому нас не встречают. Добираемся попутками до «Останкино». Приезжаем в 7 утра. В 14.00 первый эфир на орбиту, а у меня еще не дописан текст и не смонтирован сюжет… И такой экстрим у нас практически всегда. Это, конечно, держит в тонусе. Но очень хочется хотя бы раз сделать все спокойно, без накладок и дерготни.

– Знаю, вас многое связывает с Одессой…

– Одесса – это часть моей жизни. Потрясающее место. Там у меня жили дедушка с бабушкой. Я приезжал в Одессу летом, и для меня это всегда был праздник. Они жили на Малой Арнаутской улице. Там долго жил и мой дядя (Виктор Лошак, известный журналист). У них была потрясающая дача на 11-й станции Большого фонтана: из ее окон были видны обрыв, море и кафе-мороженое, где было самое вкусное мороженое на свете. Одесситы – это отдельный этнос, который меня всегда приводил в тихий экстаз. Сплошной Бабель. Во все времена Одесса была каким-то несоветским городом. Там бегали еврейские дети в американских шмотках. Приходя на пляж, я, беленький, не умеющий толком плавать, с восхищением смотрел на бронзовых от загара парней, которые ныряли в воду с пирса, и с горечью понимал: настоящим одесситом мне не быть никогда. Однако в Москву я всегда приезжал с одесским акцентом. Парфенов почему-то до сих пор считает меня одесситом и говорит: «Ох уж эти ваши одесские штучки».

– Настоящим одесситом вы не стали, зато у вас жена одесситка.

– Да, Анжела родилась в Одессе, окончила Одесский государственный университет, биологический факультет. Потом я привел ее на НТВ. (Только не путайте с корреспондентом Аней Лошак – это моя кузина!) Жена мне очень помогает. Часто подсказывает темы для новых сюжетов. У нее критический ум, и для меня она самый строгий судья. Я всегда ориентируюсь на ее мнение.

– В телевизионной круговерти на себя время остается?

– Понедельник у меня такой полувыходной день, когда можно сходить в кафе или в кино. Я жуткий киноман. Люблю хорошее серьезное кино, а блокбастеры не смотрю. Люблю братьев Коэн, Тарантино, итальянскую классику. А вообще-то, за время работы я набрал такую скорость, что вся моя жизнь протекает в движении. даже когда выпадают дни, что никакого движения не предвидится, я сам начинаю его организовывать. Это не очень хорошо, потому что я практически перестал работать дома. Так привык ездить, что если больше недели нахожусь в Москве, начинаю нервничать»[35].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: