Отступление историографа – к вопросу о нейтральных странах

В начале ХХ в. корейский двор и ряд сочувствующих ему российских дипломатов начали активно выступать с идеей «нейтрализации Кореи» по бельгийской модели (т. е. придания стране статуса нейтральной под гарантии ее территориальной неприкосновенности со стороны великих держав). Высказывался в пользу подобного и американский дипломатический советник Вильям Сэндз, служивший в Корее в 1899-1903 гг.[726], и потому нам стоит немного выйти за рамки корейской темы и поговорить о том, когда, как и почему нейтральная страна может избегнуть агрессии соседей.

Понятно, что раздел страны на сферы влияния не всегда ограничивает дальнейшую экспансию. Нейтралитет подразумевает отсутствие стремлений или желания вторгаться. Однако встает вопрос о гарантиях нейтралитета, ибо в большой политике слишком часто выигрывает тот, кто нарушает правила первым. А это значит, что договор соблюдается до тех пор, пока соблюдать его выгоднее, чем нарушать.

К сожалению, подобная концепция выглядит очень слабой по ряду причин. Исторический опыт существования нейтральных стран говорит о том, что такая страна или играет роль буфера, а не объекта соперничества, или в состоянии постоять за себя, или находится далеко от основной зоны конфликта, или «овчинка не стоит выделки».

Выгода от соблюдения договора может быть обусловлена как двухсторонними условиями, так и гарантиями со стороны внешних сил, а равно – общественного мнения, отчасти манифестированного в форме международного права. Нарушающий договор подвергнется осуждению всех остальных и может заработать больше проблем, чем выгоды. В начале ХХ в. обстановке острых противоречий силы, способной гарантировать нейтралитет, не было. Кроме того, в политике господствовала несколько иная ментальность. Во-первых, нейтралитет воспринимался как привилегия уважаемых стран, способных постоять за себя. Это – стояние над конфликтом, а не статус «яблока раздора», являющегося причиной конфликта. Не случайно, с японской точки зрения, для того, чтобы начинать разговоры о своем статусе нейтрального государства, Корея должна была, как минимум, привести в порядок свои финансовые дела и обладать более сильной армией численностью от 40 тыс. чел[727].

К тому же, это сейчас мы знаем, как закончилась русско-японская война, а в начале ХХ в. российские власти и общественное мнение страны были абсолютно уверены в победе над азиатами, и предложенная концепция нейтралитета, которую проталкивал тогдашний российский посланник в Японии А. П. Извольский, не встретила поддержки именно потому, что отказываться от Кореи не хотел никто. Россия была уверена, что ее сил и ресурсов хватит на то, чтобы взять эту территорию под контроль, причем – всю территорию. В рамках такой парадигмы поддержка нейтралитета воспринималась как отказ от претензий на Корею, а разделение этой страны на сферы влияния – как отказ от претензий на половину страны в ситуации, когда можно «взять всё». В результате и российский, и японский МИД оценили инициативу нейтралитета как несвоевременную. И не случайно в царском манифесте от 18 февраля 1904 г. говорилось, что Россия ведет войну не только за свои честь и достоинство, но и за «тихоокеанское господство»[728].

Можно, конечно, вспомнить Таиланд, который избежал колонизации благодаря тому, что был разделен на сферы влияния. Однако в Таиланде раздел произошел между Англией и Францией, которые не собирались вступать в серьезный конфликт по такому малозначительному поводу, и страна сыграла роль буфера между британской Индией и французским Индокитаем. К тому же, территория Таиланда не имеет ни с одной из этих метрополий общие границы.

Однако Корея была объектом соперничества, спорной территорией, и, следовательно, вряд ли смогла бы эффективно исполнять роль буфера. Потому тот же Сэндз, видя в нейтрализации страны идеальный вариант решения «корейского вопроса», в то же время наиболее реалистичным полагал «цивилизование» Кореи посредством Японии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: