Генеральный резидент Ито Хиробуми и его политика

Здесь нам надо отвлечься от корейской темы и сказать несколько слов о тех, кто решал корейский вопрос с японской стороны, будь то Ито Хиробуми или, ранее, Иноуэ Каору. Во-первых, это были люди с весьма боевой биографией[765]. Ито и Иноуэ, в частности, были известны участием в поджоге британского посольства в 1862 году. Тогда они еще принадлежали к традиционалистам. Однако затем они перешли в лагерь сторонников модернизации, чему способствовало их знакомство с достижениями цивилизации.

Во-вторых, перед тем, как начать проводить реформы в Корее, они провели аналогичный комплекс преобразований у себя дома. С не меньшим рвением и не менее шокирующим эффектом с точки зрения ревнителей традиции. Запрет на традиционные прически был введен и в Японии, а запрет самураям носить мечи был чрезвычайно серьезным ударом по самурайскому мироощущению. Тем не менее, японское общество пережило это, и Ито и Ко были уверены в том, что Корею ждет та же судьба.

Поэтому не стоит усматривать в их действиях особую тягу к национальному унижению корейского народа. Желая модернизации и японизации, они воплощали свои идеи в жизнь жестко и напористо, игнорируя возможное сопротивление.

Что же до Ито, то о нем стоит рассказать подробнее. Ито не только человек, подписавший конвенцию Ли-Ито в 1885 г., а впоследствии ставший генеральный резидент в Корее. Его некоторые историки называют его «японским Бенджамином Франклином», ибо перед нами - один из отцов-основателей японского государства, автор Конституции страны и человек, который трижды занимал пост премьер-министра и председателя Тайного Совета. Ему же принадлежит очень известная среди японистов цитата: «Политические системы, обычаи, образование, медицина, оборонное производство Запада превосходят восточные. Поэтому наш долг — перенести на японскую почву западную цивилизацию, стремиться к прогрессу, чтобы наш народ быстро стал вровень с этими территориями, день и ночь стараться и учиться^[766]». В качестве министра внутренних дел Ито Хиробуми сыграл ключевую роль в присоединении к Японии островов Рюкю.

В молодости Ито и Иноуэ относились к традиционалистам, но в 1863 году они и еще трое юношей из княжества Тёсю тайно уехали на стажировку в Великобританию. Вернувшись, оба сделали политическую карьеру: помимо участия в корейских делах, Иноуэ Каору был первым министром иностранных дел Японии. Также он занимал должности министра общественных работ, министра земледелия, министра внутренних дел и специального посланника Японии в Корее.

Ито же занимался корейскими делами с 1870-х гг. Так, именно он в свое время дал отпор Сайго Такамори, убедив императора и его окружение, что Япония пока не готова вести победоносную войну. В 1885 г. он провел встречу с Ли Хунчжаном, благодаря которой удалось избежать вооруженного конфликта за влияние на Корейском полуострове. В 1901 г. Ито вел переговоры с С. Витте, целью которых также было предотвращение войны. Еще деталь: для того чтобы заняться корейскими делами, Ито оставил пост премьер-министра.

Понятно, что политик такого уровня взялся за дело быстро и эффективно, в короткие сроки осуществив целый ряд преобразований, каковые, с одной стороны,должны были упрочить японское господство, с другой, способствовать скорейшей «цивилизации».

В кратчайшие сроки была создана современная налоговая система, проведено упорядочение и унификация валютной системы страны, поступления в бюджет увеличены в 4 раза, доходы двора окончательно отделены от правительственных, создана современная банковская и кредитная системы.

31 октября 1906 г. был опубликован ряд постановлений, вносивших изменения в законодательство о недвижимости: иностранцы получили право на владение любыми землями в Корее. При этом всякая сделка по купле-продаже, закладу или передаче земли, заключенная с иностранцем, нуждалась в дополнительном утверждении японским резидентом[767].

Это сопровождалось поощрением иммиграции, причем нельзя сказать, что на проблему контингента полностью закрывали глаза. В сентябре 1906 г. появился издал «Закон о покровительстве переселенцам», и с 1906 по 1910 г. численность японского населения выросла с 81,7 тыс. человек до 171,5 тыс., т. е. в два раза[768], при этом число чиновников правительственных учреждений выросло с 5037 до 22, 9 тыс. человек[769].. Это вызывало ряд проблем, так как «начался сильный наплыв японского низшего класса, который, опираясь на силу японского оружия, начал обходиться с корейцами как с последними отбросами на земле и совершать всевозможные бесчинства» [770] с проблемой боролись, но недостаточно.

Была проложена железнодорожная ветка Сеул-Ыйджу, после чего стало возможным за 36 часов перебросить войска с Японских островов до китайской границы, а время путешествия от Сеула до китайской границы было сокращено с 3 дней до 26,5 часов. Между основными городами были проложены телеграфные и телефонные линии. Было построено около 800 км новых дорог и улиц и существенно расширены старые.

Ряд мер был направлен на повышение эффективности и производительности аграрной сферы. В 1906 г. была создана школа сельского и лесного хозяйства. С лета 1908 г. началось форсированное введение новых методов обработки земли (в том числе использование удобрений)и новых сортов культур (включая сахарную свеклу, хлопок и шелк). В том же году существенному усовершенствованию подверглась ирригационная система.

Японцам было необходимо увеличить производительность сельского хозяйства на Корейском полуострове хотя бы потому, что в Японии в это время производительность земли аналогичного качества была в два раза больше, чем в Корее. Между тем, Корея должна была обеспечивать рисом как себя, так и Японские острова. Естественно, это проходило на фоне взятия земель под контроль: в июле 1907 г. был издан закон «об использовании государственных необрабатываемых земель», согласно которому таковые могли сдаваться в аренду сроком до 10 лет как корейцам, так и иностранцам.

В корейской историографии Ито оказался наиболее демонизированным представителем японских властей, хотя его позиция в корейском вопросе была, возможно, наиболее мягкой. С точки зрения личных качеств Ито вел себя значительно мягче, чем Юань Шикай, который постоянно и демонстративно унижал вана и его сановников, демонстрируя свое превосходство. Ито наоборот даже часто появлялся в корейской национальной одежде, стремясь подчеркнуть близость двух народов и мягкость своих методов, и один из апологетизирующих его авторов писал, что «во всех делах, касавшихся внутренней политики Кореи, Ито был большим корейцем, чем сами корейцы». В вопросе о темпах и методах ее присоединения к Японии он относился скорее к умеренным.

Позиция Ито по «мирному завоеванию Кореи» неоднократно отмечалась российскими дипломатами. При этом Ито, с одной стороны, напоминал корейцам, что «мы всегда могли бы покорить вас, но мы предпочли сделать из вас друзей», а с другой – требовал от японцев не злоупотреблять своим положением в Корее^[771] и даже пытался прекратить жестокость японских войск[772]

Безусловно, не стоит увлекаться описанием положительной роли Ито в истории Кореи. Спор между Ито и фракцией военных (а до этого с Сайго Такамори) заключался не в том, следует ли проводить экспансию, а в том, какими методами и насколько интенсивно ее надо проводить. Однако корейская историография старательно лепит из Ито классического «иноземного захватчика». На взгляд автора, это создает очень интересную аберрацию восприятия, при которой более хамское поведение Юаня не привлекает столько внимания потому, что он вроде как представлял традиционного сюзерена, отчего его действия воспринимались как более допустимые: начальнику положено.

Попытки Кореи «жаловаться в местком»

Борьба против протектората осуществлялась по нескольким направлениям. Первым была вооруженная борьба в форме отрядов Армии справедливости Ыйбён, о котором будет отдельная глава. Вторым – просветительское движение, направленное на создание частных школ, издание книг, всяческую пропаганду корейского национализма. Третьим – дипломатическая активность, нацеленная на то, чтобы обратить на проблемы Кореи внимание запада и добиться еще одной «Трехсторонней интервенции».

Россия помочь уже не могла. Накануне Портсмутского мира Кочжон направил через Вебера Николаю II письмо, где говорилось, что «положение моей страны может быть спасено только могущественным содействием Вашего Величества»[773]. Однако максимум, что мог сделать российский МИД, - это передать устное послание от Николая II: «Скажите императору, что я ему посылаю привет, желаю здоровья и долгого благополучного царствования. Мы теперь не можем помочь Корее, потому что заняты внутренними делами и устройством границ. Но император не должен падать духом, а должен надеяться на лучшие времена. Мое к нему расположение неизменно»[774].

К тому же новый министр иностранных дел А. П. Извольский выступал за сближение с Японией в дальневосточном вопросе, противостоя тем, кто предлагал опираться на США[775]. Потому все, что могла делать Россия – это поддерживать корейскую миссию в Санкт-Петербурге, руководимую Ли Бом Чжином, который занимал этот пост с 15 марта 1899 г.[776] Отказавшись «вернуться домой», Ли «представлял Корею» после принятия протектората и аннексии страны Японией, официально руководя миссией и передавая деньги на создание партизанских отрядов. По информации Б. Д. Пака, он поддерживал тесные связи со своим братом Ли Бом Юном и даже собирался взять на себя верховное руководство партизанскими отрядами. Во время русско-японской войны он снабжал русское правительство информацией о передвижении и действиях японской армии. Однако после того, как страна была аннексирована, у Ли не было возможности сделать что-то реальное[777], и 13 (26) января 1911 г. он покончил с собой после того, как Россия была вынуждена прекратить поддержку «дипломата несуществующей страны». Самоубийство Ли произвело очень сильное впечатление, широко освещалось в газетах, а расходы на похороны взяло на себя российское правительство.

Поэтому в первую очередь двор рассчитывал на помощь США, но ни одна из попыток Кореи задействовать американскую помощь в критической для нее ситуации не увенчалась успехом. Как отмечает И. А. Толстокулаков, по сути дела, США относились безучастно к корейским проблемам до середины ХХ в[778]. Еще после окончания японо-китайской войны 1894-1895 гг. живущим в Корее американцам было предложено не вести антияпонскую агитацию, дабы не поколебать нейтралитет, которого США придерживались в этом конфликте. Правительство США не поддержало тройную интервенцию Германии, Франции и России 1895 г. и отказало корейскому королю, когда после смерти королевы Мин он через Аллена пытался найти убежище в американском посольстве (его бегство в русскую миссию произошло после этого).

А в ходе русско-японской войны президент Теодор Рузвельт счел, что «необходимо признать японское господство в Корее в обмен на признание Японией американской гегемонии над Филиппинами, несмотря на послание императора Кочжона, доставленное ему усилиями американского дипломата Х. Б. Хальберта, и рекомендацию американского поверенного в делах в Сеуле Г. Аллена, который считал, что США должны вмешаться и сдержать японскую агрессию. Эта точка зрения и была отражена в Соглашении Тафт-Кацура[779], которое было подписано в Японии 27 июля 1905 г. за 12 дней до начала переговоров в Портсмуте между Россией и Японией и за 14 дней до подписания второго англо-японского союзного договора[780]. По сути, японское влияние на Корею было обменено на американское влияние на Филиппинах.

В том же году был денонсирован договор 1883 г., согласно которому США обязывались оказывать Корее помощь в критической ситуации. Ряд историков, в том числе Хон Ин Соп, полагают, что этим Соединенные Штаты, по сути, нарушили договор 1883 г., отказав Корее в помощи перед лицом внешнего врага как раз тогда, когда это было жизненно необходимо, а Хон вообще постоянно подчеркивает, что союз Японии с Англией и Америкой, по его мнению, привел к аннексии страны.

Последняя официальная попытка получить помощь от США была предпринята 11 декабря 1905 г., когда бывший корейский посол во Франции, возвращавшийся домой через США, передал государственному секретарю заявление о том, что договор о протекторате от 17 ноября 1905 г. был подписан под давлением, и просил воздействовать на Японию. Однако американская сторона ответила, что контроль Японии над внешними сношениями Кореи осуществляется в соответствии с соглашениями от 23 февраля и 22 августа 1904 г., против которых Корея, якобы, не возражала, и потому Соединенные Штаты вмешиваться не могут[781].

Король пытался посылать в Америку и на Запад тайных эмиссаров. Одним из таких посланников был все тот же Ли Ён Ик, которого Кочжон отправил во Францию, но в Китае этот тайный посол был обнаружен японскими полицейскими властями. После этого Ли Ён Ик был освобожден от занимаемых должностей, был вынужден жить за границей и умер во Владивостоке в 1907 г

Таких эмиссаров было несколько, но наиболее известный из них - Ли Сын Ман, бывший активный член Общества независимости, которого в 1904 г. ради этой секретной миссии специально выпустили из тюрьмы.

Так как этот персонаж еще сыграет свою роль в истории Кореи, расскажем о нем поподробнее, ибо в советской (да, пожалуй, и в левой вообще) историографии он представлен как одна из наиболее одиозных фигур) а либерал-демократы, наоборот, его скорее превозносят. Так, авторы «Истории Кореи» 1974 г. пытаются сделать из Ли Сын Мана представителя прояпонской фракции ещё на раннем этапе его карьеры, заявляя, что при помощи высокопоставленных родственников Ли стал членом Тайного совета, где так рьяно покровительствовал прояпонской фракции, что правительство было вынуждено обратить на это внимание и отправить его в отставку. И когда в 1897 г. он был арестован властями, бессрочную каторгу ему заменили на семь лет из-за заступничества японского посланника[782]. Апологеты Ли, наоборот, заявляют, что сидел он как защитник парламентской идеи и был брошен в темницу (разумеется, по ложному) доносу побусанов.

Но уместно напомнить, что Ли Сын Ман родился в 1875 г. и был арестован в 22 года в основном как организатор силовых акций против врагов общества и активный участник уличных драк между сторонниками Общества независимости и его противниками[783]. Юн Чхи Хо называл его «горячей головой», и несмотря на последующую мифологизацию, первое появление Ли Сын Мана на публике было связано не с его деятельностью как агитатора, а с участием в драках с побусанами, в которых он принимал активное участие.

Заметим также, что Ли Сын Ман был арестован задолго до того, как королевский двор начал против Общества организованные репрессии (1897 г. - период, когда власть скорее покровительствовала обществу), а это отчасти говорит о том, что его преступления действительно не могли не привлечь внимания. 9 января 1899 года Ли был обвинён в участии в мятеже, безуспешно пытался совершить побег, за что был подвергнут пыткам и приговорён к пожизненному заключению.

Ли Сын Ман прибыл в США за две недели до соглашения Тафт-Кацура. Однако если до подписания договора о протекторате посланцы Коджона рассматривались как уполномоченные представители корейского императора, то после 17 ноября 1905 года такие посланцы были не более чем частными лицами, нелегально передававшими послания лица, официально лишенного права внешних сношений. С формальной точки зрения, прав на личную аудиенцию с официальным представителем иностранной державы у представителей Коджона было ничуть не больше, чем у любого другого частного лица.

Рузвельт заявил, что пойдет на помощь Корее только тогда, когда просьба об этом поступит по официальному каналу, а в посольстве Кореи подкупленные японцами чиновники сослались на то, что относительно Ли Сын Мана у них нет никаких инструкций. Миссия не увенчалась успехом, и Ли остался в США.

Следующим эмиссаром такого рода был миссионер и историк Х. Халберт, который прождал несколько дней у дверей госдепартамента в надежде на встречу с президентом или государственным секретарем. Однако он был принят уже после того, как договор был подписан, и ему было сказано, что США, «к сожалению», уже ничего не сможет сделать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: