Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Отделение третье. Общие учения об изменении гражданских правоотношений 1 страница




Чтения по гражданскому праву. Т. 2:Учение о вещах. Учение о юридической сделке

Учение о вещах

Вещи в культурно-историческом процессе. - Особенности латинского и современного права в строении понятия вещи. - Терминология в разные эпохи римского права, в западных системах и в русском праве, старом и в действующем законодательстве. - Имущество и его состав. - Вещи и правоотношения. - Имущество в экономическом и юридическом смысле

 

Понятие вещи, обособленного объекта внешнего мира, взятое в этом смысле и только, конечно, не было бы связано с историческими фазами, которые проходит жизнь культурных обществ. Земля, вода, воздух, камень, плоды земли, рыбы, птицы и т.д. существуют совершенно вне связи с потребностями в этих предметах людей. В смысле естественного, природного явления и сам человек будет, взятый независимо от культурных воззрений той или другой исторической эпохи, представлять собой такой же объект внешнего мира, такую же вещь, какой нам являются и другие вещи внешнего мира.

Однако некоторые свойства вещей в этом смысле, связанные именно с их природой, оказывают влияние на роль или значение, которое будет принадлежать им и как предметам обладания людей. Это сказывается на некоторых последующих квалификациях вещей именно с этой точки зрения.

Но наряду с натуральными свойствами вещей они приобретают, соответственно воззрениям на них той или другой культурной эпохи, такое множество свойств новых, вовсе не определяемых их природой, что натуральные свойства вещей уходят при этом на второй план и уступают место этим определяющим значение вещей взглядам данного общества. Те самые земли, воды, камни, животные, которые в природном смысле остаются всегда теми же, могут, под влиянием известных воззрений на них, перейти из круга простых предметов материального пользования в круг вещей, совсем недоступным обладанию, священных, заветных, способных стать разве только предметом поклонения, а отнюдь не материального пользования их естественными свойствами.

С этим первым влиянием на свойства вещей воззрений человеческих обществ связано, с одной стороны, стеснение, а с другой, расширение круга вещей, способных представлять собой интерес обладания, которое вовсе не дано их внешней природой и определяется именно воззрениями людей.

Достаточно отметить одни эти черты, определяющие круг вещей и их свойства с точки зрения обладания ими, со стороны воззрений на них людей, чтобы понять, до какой степени непостоянна, изменчива, способна к развитию, вместе с успехами культуры, и эта сторона наших юридических построений, т.е. объекта права.

Казалось бы, на этой пассивной материальной, вещной стороне отношения должен лежать момент постоянства, однообразия, неизменности, чем именно и надлежало бы отличать неодушевленную природу от живого и культурного активного деятеля, от человека. Между тем, нет. И на этой стороне также ложится черта той же культуры, та же историческая печать, какая лежит на его хозяине.

Определить свойство культуры данного общества, угадать ее историческую ступень возможно также безошибочно, вглядываясь в самого хозяина, как и в тот круг вещей, который входит в сферу его хозяйства.

Эта общая исходная точка в изучении той стороны юридического отношения или субъективного права, к рассмотрению которой мы имеем перейти, осветит нам путь и порядок изучения того, что в общем смысле мы называем объектом права, объектом права гражданского, в разные эпохи его развития, для разных его систем и институтов, лучше всякой другой. Это историческое освещение вопроса об имуществе, о вещах в гражданском смысле.

Мы не будем разрабатывать историческую сторону этого вопроса в смысле, исчерпывающем содержание всех видоизменений в понятии вещей, в их круге, категориях, какие представляет собой римская или новая история гражданского права. Это имеют выполнять историки права. Но, разбирая данные нашего действующего права, мы настолько же дадим место историческому критерию в этом анализе, насколько давали ему место при изучении понятия лица.

Выше было видно, что исторические эпохи (общие и главнейшие) в развитии систем гражданского права и его институтов представляют нам сферы то более узкого правообщения (племенного, национального, частью исповедного), то более широкого (международного, универсального). Таковы системы, отдельные институты. Таковы в этих системах лица с их правоспособностью, таковы же имущества и вещи с их юридически определенной оборотоспособностью, т.е. своего рода гражданской правоспособностью, но не в активном как лицо, а в пассивном смысле.

Содержание действующего X т. в учении о вещах так скудно, в то время как жизнь представляет такое разнообразие и богатство вопросов обладания вещами, что разве только при помощи сопоставления универсальной латинской и современных национальных систем мы будем в состоянии обнять это богатство и разнообразие вещей, входящих в круг нашего обладания, и определить различную их гражданскую оборотоспособность.

В условиях современного состояния систем гражданского права нелегко подметить какие-либо общие характерные черты, коими определялось бы в этом отношении различие права римского и прав современных. Повсюду под влиянием рецепции или под более далеким влиянием иноземных кодификаций мы легко заметим одни и те же черты, определяющие понятия вещи, объекта обладания. Однако для различных ступеней в истории праворазвития возможно, независимо от скудости, обилия и разнообразия объектов гражданского оборота, указать еще черту отличия нашего права от римского, заметную и по первому впечатлению. Это именно - сравнительное обилие у нас вещей сложных, Sachgesammtheiten, и, напротив, преобладание вещей простых в латинском обмене*(1).

Итак, скудость объектов на низших и обилие на высших ступенях культуры, сложность состава наших объектов и простота их в латинском праве дают нам черты, в известной степени соответствующие господству форм коллективного правообладания у нас, сравнительно с чисто индивидуальным у римлян, и вместе с этим менее распространенной оборотности вещей (своего рода дееспособность) на низших и более распространенной оборотности на высших ступенях культуры гражданского права.

Соответственно этим различиям легко заметить очень значительную разницу в терминологии для обозначения объектов гражданского права в системе латинской, в системах западных и нашей.

Мы начнем с этого пункта.

В классической терминологии видны признаки очень рано определившегося противоположения абстрактного понятия лица абстрактному понятию вещи. Это противоположение есть совершенно прямое и резко выраженное. Латинскому термину res в римском праве дают применение не только для круга вещей, состоящих в обороте и обладании людей, его применение расширяют на отношения властные, и в силу этого объект супружеской власти, uxor (стоящая под властью мужа), причисляется юристами к ceterae res. Затем, термин res находим в применении к предметам, вовсе не имеющим признаков предельности и осязательности, которые несомненно приличествуют обладанию юридическому, особенно в первоначальном его развитии (Гай. I, 111, 1. 2, § D. derer. div. 1, 8).

Итак, у римлян res суть и те предметы, которые по свойству своему, по природе, не способны быть чьими-либо исключительно. Наконец, в позднейшую эпоху термин этот получает двоякое применение, к вещам телесным, qvae tangi possunt, и бестелесным, qvae tangi non possunt, каковы, собственно, не вещи, а права, сервитутное, обязательственное, наследственное (Гай. II, 14).

Все это понятия и явления, хорошо знакомые из самых начальных учений латинской системы. Для нас здесь важно заключить, что одним термином, в самых разнообразных его применениях, обозначается в латинской технике все, что классики хотят обнять в представлении пассивного элемента юридического отношения или субъективного права, любые объекты, не выключая и тех, которым хотят дать значение вещей или объектов не индивидуального, а общего обладания или пользования, в самых широких, даже уходящих из области частного права пределах.

Эта общность одного термина в указанном применении соответствует такому же общему термину в смысле активном. Лицо и вещь - вот два противолежащих, общих и технических понятия, из коих слагаются конкретные правонарушения у римлян.

И тот, и другой термин, в разные эпохи, далеко не тождественен в применении к явлениям жизни. В раннюю пору на всех проявлениях правосознания лежит грубый материальный чекан, который лишь со временем сглаживается. По отношению к терминологии то же самое слово приобретает позже более свободный от материи, одухотворенный, так сказать, смысл (res incorporalis).

В чисто цивильном применении, однако, старые термины, лицо, вещь, сохраняют смысл строгого абстрактного противоположения один другому, и один термин, как другой, удерживают характер формальных, чисто юридических, законченных понятий, соответствующих двум моментам гражданского правоотношения, активному и пассивному.

В позднейшей терминологии, преторской в особенности системы, появляется и принимает очень широкое применение другой термин для обозначения того же пассивного момента юридического отношения. В нем нет такого строгого технического смысла, какой отличает термин res. Этот новый термин, bona, добро, Guter, biens, не носит на себе такого характера абстрактного противоположения субъекту, лицу, как термин res. Здесь слышится несомненный отпечаток личного к объекту отношения владеющего. Мы уже тут как бы на склоне к фактическому, материальному, сложному явлению обладания, общенародному пониманию права, а не тому строгому, общему, абстрактному, какое свойственно старой системе квиритского формализма. Здесь не та абстрактная юридическая техника. И эти явления правосознания и соответствующей ему терминологии много ближе подходят к нам, чем прежний латинский формализм.

Рассматривая современную терминологию, мы видим повсюду или латинские влияния, дающие ту же строгую, точную раздельность, формальную, чисто юридическую обработку понятиям, или еще большую нерасчлененность, материальность, "жизненность" явлений и терминов, чем в известном общенародном латинском обиходе. Code civil знает хорошо термин chose (choses volees et perdues), употребляемый в самом общем смысле. Однако в заглавии 2-й кн. это не chose, не res, не отдел de rebus, a de la distinction des biens и т.д., les biens sont meubles et immeubles (art. 516, хотя то же и choses, art. 551). Точно то же и в применении к таким biens, qui n'appartiennent pas a des particuliers (537), наконец, и для biens vacans (539, как и у римлян).

То же самое, но много шире, в применении к объекту права у немцев, где Sache, как и chose, встречается, в некоторых кодексах, под влиянием латинской терминологии в очень широком применении; но в массе случаев уступает место наименованию такого же материального типа, как bona, biens, в термине Gut, Guter, Vermogen (patrimoine).

В русском праве, старом, легко заметить ту же двойственность терминологии, общей, искусственной, абстрактной, и рядом с ней идущей терминологии конкретной, приближающейся к материальному, природному различению вещей. Очень долгое время абстрактная, юридическая терминология остается книжной, уступая в жизни место наименованиям предметов обладания по свойству этого обладания, по свойствам их материальным, по способу пользования ими.

Итак, в Кормчей книге, в летописях, в старинных актах, особенно касающихся имуществ церковных установлений, издавна встречаются наименования предметов обладания термином вещь, неподвижные вещи, недвижные, двигомые и недвигомые*(2). Наряду с этим, однако, решительно преобладающее в обыденной речи, в законе и в практике, употребление имеют термины - земля, вода, рыбные ловли, леса, борти, земли орамые, угодья, села, деревни, вотчины, поместья, дворы, лавки, и с другой стороны - товар, животы, челядь, куны, деньги и масса иных конкретных способов обозначения вещей.

Столкновения наименований обеих категорий идет на памяти истории все время, и хотя, несомненно, с некоторым развитием в дальнейшем языка технического насчет обыденного, но длится и в действующей русской системе.

Для старины мы отметили столкновение терминов, переводных с греческого и местных. В теперешней терминологии легко заметить в группировке понятий вещного права влияние французского кодекса, но все же преобладающей остается исторически сложившаяся техника.

Название объекта права вещью не выдержано и переходит от чисто технического к обыденному и ненадежному в смысле точности (ст. 538 - обретение вещей и других движимых имуществ; ст. 416 - наличное имущество составляют: земли, дома, капиталы, вещи).

Нет сомнения, что излюбленное наименование объекта гражданского правообладания составляет термин - имение, имущество. Его избрал для терминологии Свода гр. Сперанский как наиболее общее в нашей речи и близко соответствующее французскому термину biens, сохранившееся и в немецкой речи - die Habe (то же bona, facilitates, Vermogen, точнее - добро, благо, вытеснившее старинное avoir, tout son avoir. Итак, X т., ч. 1 говорит о разных родах имуществ (разд. I. Кн. 2), de la distinction des biens (тит. I. Кн. 2 С. с); там же имущества суть движимые и недвижимые (383), tous les biens sont meubles ou immeubles. Соответственно французскому делению des biens dans leur rapport avec ceux qui les possedent (указ. кн. Tit. I. Ch. III), наш Свод делит имущества на государственные, удельные, разных установлений, общественные и частные (кн. 2. Разд. I. Гл. 2-я). Не только там, где термины biens, имущество, bona общеупотребительны (имущества выморочные, ст. 408, biens vacants et sans maitre, des personnes qui decedent sans heritiers. Art. 539), но и там, где закон указывает res nullius, никому не принадлежащие вещи, он все же предпочитает держаться излюбленного термина имущество, следуя и здесь французскому образцу (ст. 406).

Нынешние немецкие систематики ищут сколь можно точнее установить и общие признаки объектов права, особенно частного, и наиболее соответствующую существу дела терминологию. Итак, для объекта права гражданского может служить термин Vermogen, близкий к нашему термину имущество. Но что следует разуметь под имуществом в смысле юридическом и именно цивильном? В этом термине прежде всего выражена связь некоторого объекта с лицом, он не есть в той мере чисто предметный, как термин "вещь". Затем Vermogen, имущество, представляет собой понятие сложное и именно в этом смысле технически употребляемое у немцев и в нашем законодательстве. Это особенно ясно в применении к имуществу выморочному (ст. 1263), к имуществу безвестно отсутствующего (т. XVI. П. 1 Уст. гр. суд. Ст. 1451), к имуществу малолетнего ("управление имуществом опекаемого"), причем в состав имущества входят во всех этих случаях все юридические отношения, принадлежащие к составу этого целого, не актив только, но и пассив таких имуществ, особенно конкурсной массы (т. X. Ч. I. Ст. 698 и 10, т. XVI Уст. гр. суд. Ст. 21 и друг.).

Наша терминология, однако, зная хорошо употребление понятия имущество для комплекса гражданских правоотношений известного типа, пользуется безразлично тем же термином и для отдельных вещей, входящих в состав этого целого (имение или имущество благоприобретенное, родовое. Ст. 397, 398, 399).

Во всяком случае, этот термин, очень ходячий для обозначения целого состава правоотношений гражданских с их пассивной стороны, несомненно, настолько же пригоден для этой цели, насколько термин "лицо" пригоден для обозначения совокупности гражданских правоотношений со стороны активной.

В состав понятия цивильной личности как целого входит масса отдельных его правомочий; и точно так же в состав понятия имущества входит масса отдельных объектов, коими определяются гражданские правоотношения со стороны пассивной. Вот эти отдельные составные части имущества удобно именовать вещами в особенности.

Чтобы достигнуть большей точности в терминологии, некоторые немецкие юристы настаивают на том, что не вещи, собственно, образуют имущество лица, что состав имуществ в юридическом смысле определяется правоотношениями. Таким образом, все, что я имею в смысле юридическом, определяется не вещью или услугой, на которую я притязаю, а правоотношением моим или к любому кругу лиц, который воздерживается от нарушения моих притязаний к вещи, или к известному лицу, обязанному мне действием, услугой. Это справедливо, ибо наше отношение, напр., к вещи, в юридическом смысле, представляет собой именно исключение господства других, а не определение способов ее утилизировать. В этом, собственно, и заключается формализм цивильных правоотношений любого типа. Раз, однако, приняв это за несомненное, мы лишь упростим обороты нашей речи, когда будем гражданские правоотношения разного типа обозначать посредством их результатов, вещь моя, мое требование, а не посредством факторов, коими этот результат достигается.

Говоря об имуществе, о вещи в юридическом, в цивильном смысле, мы, во-первых, отличаем это понятие от того же термина, употребляемого экономистами. Регельсбергер правильно замечает, что мы не знаем, в системе цивильного права, Weltvermogen, Nationalvermogen*(3). Это для нас богатство, достояние, национальное, мировое, а не определенная юридически сфера исключительного личного обладания.

С другой стороны, и в имуществе личном есть много факторов, которые определяют его так или иначе в экономическом смысле и которые ровно ничего не изменяют в содержании имущественных отношений в смысле юридическом. Это страна, в которой очень развит кредит, очень прост и легок обмен имуществ, их оборотность, но это ничего не изменяет в формальной природе имущественных правоотношений.

Далее, экономический результат данного состава имущества, отношение его актива и пассива, решает весь вопрос о состоятельности или несостоятельности его обладателя, но не изменяет, силой этого обстоятельства, вопроса о юридической принадлежности данного имущества. Имущество остается юридически связанным с определенным субъектом, хотя экономически в нем нет никакого актива, никакого положительного экономического содержания, хотя оно составляет в итоге чистый нуль для его хозяина. Такой экономически отрицательный состав имущества не только продолжает существовать, но способен стать предметом передачи, напр., в составе наследства (hereditas damnosa)*(4).

Очевидно, и здесь в строении института сказывается опять не только лично-, но и социально-служебная функция имущества, коего принадлежность лицу и связь отдельных элементов в некоторое целое продолжается и тогда, когда она уже не нужна, не интересна для его обладателя, а необходима лишь в целях известности и постоянства гражданских правоотношений вообще.

Из этого достаточно ясно, какими признаками мы различаем понятие имущества в экономическом и юридическом смысле.

С другой стороны, указывая в составе имущества вещи, мы опять берем для наших целей далеко не все физические свойства их, как существенные для права. Здесь та же переработка простого естественного явления для целей юридических, как и в строении активной стороны правоотношения, в понятии лица. Для свойства личности, которое принадлежит человеку, в юридическом смысле вполне безразличны те или другие его моральные или физические особенности; и совершенно так же для юридической квалификации вещи могут не иметь никакого значения весьма многие ее физические свойства. В абстрактный состав понятия лица, как и понятия вещи, вводится только некоторая доля действительного содержания понятий человека и вещи (ср. отчасти: Гирке. D. Pr. R. § 31).

Установив, таким образом, юридический смысл понятий имущества и его составных частей, вещей, и терминологию, сюда относящуюся в разных системах, мы имеем данные, чтобы точнее определить применение понятия вещи к конструкциям, собственно цивилистическим.

 

Различие правоспособности (пассивной) вещей. - Общий исторический процесс расширения круга объектов частного обладания и их оборотоспособности. - Соответствие расширению право- и дееспособности лиц. - Особые условия эмансипации и мобилизации вещей. - Комплексы вещей нового типа

 

Известно, что не все, что римляне именовали вещами, res, res corporales, и что мы называем физическими телами, способно составлять объект правоотношений. Затем, не все вещи, имеющие эту способность вообще, способны быть предметами правоотношений одного типа. В числе вещей вообще правоспособных найдутся такие, которые, как (в известном смысле) и нормы, регулирующие правоотношения, пригодны ad utilitatum singuloram, т.е. могут быть предметом частного юридического господства, принадлежать отдельным лицам, входить в состав их имуществ. Но наряду с этим множество вещей, правоспособных вообще, или вовсе не могут быть предметом исключительного частного господства, или могут составлять предмет юридических притязаний отдельных лиц только частичных, или совокупных, а не полных и исключительных. Мы сейчас пересмотрим эту любопытную категорию вещей не столько приватно-, сколько публично-правоспособных (пассивно, конечно).

Наконец, латинская система выделила еще категорию имуществ, тоже приемлющих юридические определения, но опять особого типа, не светского, профанного, а священного, сакрального.

В известном соответствии с показанными нами выше видоизменениями правоспособности в активном смысле развивалась и преуспевала, в системе цивильных правоотношений, исторически, и другая сторона того же правоотношения, объективная или пассивная. Между право- и дееспособностью субъекта и способностью быть предметом цивильных притязаний и цивильного обмена всегда видны некоторые черты соотношения и взаимности. В этих явлениях нетрудно различить ту же постепенность расширения объектов частного правообладания, какую мы отмечали выше, рассматривая развитие активной правоспособности.

Круг вещей, способных быть предметом общих гражданских правоотношений, исторически также развивается и расширяется от партикуляризмов, от исключительной способности вещей составлять предмет господства теснейших кругов или союзов лиц к более широким и всеобъемлющим. Res mancipi в Риме, в системе квиритизма, составляли объект обладания одних граждан. Земли, недвижимости в средние века в нашей системе поместного землевладения далеко не составляли общедоступного предмета права.

Если эта пассивная правоспособность вещей не везде и не всегда одинакова, то совершенно так же и в таком же соответствии с активной дееспособностью видны в различные эпохи разные сферы оборотоспособности вещей. Это тоже как бы своего рода пассивная их дееспособность, способность быть предметом обмена. От очень узкой, очень исключительной она становится все более широкой и общей.

Здесь повторяется в частностях тот же закон, который мы выше (см. Введение) наблюдали в общем, в истории развития институтов гражданского права. По мере того, как обособляется чисто цивильное строение института от воздействия того или другого круга исключительных воззрений (национальных, исповедных, политических) и смешения с инородными институтами, объект права становится и более правоспособным, и более оборотоспособным.

Все, что здесь следует нам заметить для различения этого процесса эмансипации объектов обладания в отличие от эмансипации личности, заключается в том, что для освобождения лица нужны внутренние движущие силы, успехи правовоззрений людей, разрушающие старинные союзные формы, тогда как для эмансипации объектов из тесных старых рамок правообладания и юридического обмена нужна масса материальных, механических условий (пути, рынки), в числе коих одно из существеннейших составляет образование и распространение особой категории вещей, денег, денежных знаков.

Только при наличности этого агента обмена распадаются на части старинные имущественные комплексы, составные части имущественного обладания обособляются, индивидуализируются, совершенно соответственно тому же процессу в личной сфере, и весь состав имущества, в большей или меньшей степени мобилизируется, становится предметом гражданского оборота, все более расширяющегося, чисто цивильного и свободного.

Эти определившиеся свойства вещей составляют, таким образом, наряду с образовавшейся чисто цивильной личностью, оба главнейших момента, необходимых для образования в новых экономических условиях чисто цивильных институтов. Если эти индивидуально определенные лица и обособленные, оцениваемые на деньги вещи должны входить в новые сочетания, образовывать новые союзы, новые комплексы вещей, universitates reram, то это будут сочетания нового типа, юридически определенного, свободного, оценочного, легко образующегося и разрешающегося, а не того старинного, вековечного, не разрешимого, трудно определяемого, неоценочного, несвободного, какой представляли собой прежние имущественные комплексы владельческих, светских и церковных, поземельных, привилегированных, неразменных богатств.

Наметив, таким образом, общий исторический процесс в развитии юридического понятия имущества и вещей, мы перейдем далее к вопросу о современном состоянии юридической способности вещей, отдельно взятых, быть предметом частного обладания и обмена их или гражданского оборота.

 

Неодинаковая способность "вещей" быть предметом частного права и гражданского оборота. - Вещи, общие по их природе. - Море, морские берега. - Имущества, принадлежащие к составу государственных в т. X, ч. 1. - Юридические различия, установленные французским кодексом в этом составе имуществ. - Сооружения и промыслы. - Изъятия из гражданского обладания по легальным основаниям. - А. Право светское. - Недостаток юридической квалификации разных видов имуществ общественных в т. X, ч. 1. - Biens communaux publics et prives у французов и в нашем законодательстве. - Юридическая природа имуществ, предназначенных для общего пользования. - Контроверзы в немецкой юридической литературе. - Выход из трудной проблемы. - В. Право церковное: I. Res ecclesiasticae. II. Res sanctae, benedictae и проч. в современном праве. - Отдельные виды ограниченной экстракоммерциальности в современных системах

 

В современном праве, совершенно так, как в системе классического права, не все, что можно именовать вещью, телесным объектом, обладает теми свойствами, которые необходимы, чтоб вещь стала объектом частного права и свободного оборота. В сложном учении о полной неприменимости к некоторым объектам начал исключительного обладания, о применении к другим более или менее стесняющих такое обладание вещами и ограничивающих в той или иной мере оборотоспособность их норм, большую услугу может оказать почтенная работа Ваппеуса "К учению о вещах, изъятых из гражданского оборота". Специально по вопросу о предметах священных написан трактат Мейрера*(5). Заслуга Ваппеуса заключается в том, что вместо старого и довольно безжизненного способа определять категории вещей оборотных или внеоборотных он тщательно стал изучать частности этих общих латинских категорий вещей, подобно тому (хотя без тех же признаков колоссальной учености), как Гирке изучал разнообразие союзных форм. В результате Ваппеус дает нам целую скалу различий, так сказать, количественных, коими определяется большая или меньшая степень внеоборотности вещей.

Эта постепенность в развитии пассивной правоспособности разных вещей для гражданского обмена приводит нас в гораздо более близкое прикосновение с нашей исторической действительностью, с различными эпохами общего культурно-исторического, особенно экономического развития европейских обществ, которые, как было сейчас показано, так же отражаются на этой пассивной стороне обмена, как и на развитии активной правоспособности субъектов гражданского права. Немецкая литература дает не только такие работы общего содержания, но и много трудов, освещающих частные вопросы этого рода для вещей внеоборотных, предназначенных для общего пользования, для отдельных их видов. Два-три десятилетия назад теоретическая разработка этих проблем почти вовсе не интересовала юридическую литературу. Теперь этот круг задач привлекает много внимания юристов.

Римляне применяли общий, часто не юридический термин res к таким материям, которых мы не называем вещами (вещества, тела), правда, для того лишь, чтоб отвергнуть их способность быть предметом исключительного господства. Таковы в особенности вещи общие (res communes omnium), атмосферный воздух, море, морские берега, реки (большие). Основание неспособности здесь лежит в природе самой вещи. Неспособность к исключительному обладанию не мешает, однако, общему пользованию ими; наоборот, общее пользование именно обеспечивается невозможностью подчинить эти объекты чьему-либо исключительному господству*(6).

Вопрос об исключительном праве на море для отдельных государств принадлежит современному международному праву. Если римляне относили моря и берега морские к res communes omnium, согласно самой природе этих вещей*(7), то средние века, вопреки этой природе и несмотря на учения романистов, представляют постоянные притязания могущественных торговых республик на исключительное господство то той, то другой частью моря*(8).

В новое время, после знаменитого трактата Гуго Гроция*(9), эти средневековые воззрения уступают постоянно почву, в интересе всемирного общения народов, высокому культурному принципу римского права mare commune omnium est sicuti aer, и ныне не только частные лица*(10), но ниже государства, не отстаивают более принципа исключительного господства над морями.

Таким образом, проф. Мартене, в известных пределах, совершенно основательно настаивает на том, что вопрос о свободе открытого моря не есть установленный только природой вещи, а в особенности сознанием народов, что море есть та естественная (NB) связь, которая соединяет их всех,... как членов международного общества*(11).






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных