Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






I. Общая гражданская дееспособность лица. - II. Непринужденный произвол и согласие 9 страница




Мы не будем останавливаться здесь, как бы мимоходом, на этом крайне характерном для живых процессов взаимодействии сделок и институтов юридических явлений, ибо оно само заслуживает глубокого и всестороннего изучения в связи с общими проблемами истории права. Мы отметили некоторые особенно видные исторические явления этого разрушительного действия частной сделки на легальные нормы для того лишь, чтобы показать, с какими трудностями и осложнениями иногда связан вопрос об обходе закона, о сделках притворных, призрачных, о симуляциях в области частного права.

Затем мы знаем такие явления притворных сделок, где нет и мысли о противодействии норм или институту и где вся цель игры ограничивается одними более или менее низменными видами воспользоваться формальными признаками сделки, чтоб утилизировать их, вопреки их подлинному назначению, для нелегальных целей и обыкновенно во вред третьим лицам. В этих случаях симулянт направляет усилия не на разрушение института, а наоборот, ищет в нем опоры, чтобы с помощью нелегальной сделки произвести желательное для него изменение в данном юридическом отношении. Ничего более!

Опять и здесь крайне трудно установить какие-либо общие правила для противодействия эффекту таких симулированных сделок. Новый немецкий кодекс не входит вовсе в подробности и ограничивается короткими общими положениями, коих практическое применение, несомненно, будет встречать немало трудностей.

Вот эти положения: волеизъявление, которое сделано по отношению к другому лицу, по соглашению с ним - только для виду, - ничтожно. Если такой (т.е. для виду совершенной) сделкой прикрывается другая, тогда имеют быть применены те правила, действию коих принадлежала бы прикрытая сделка (§ 117).

Симулированная, притворная сделка может быть совершенно призрачной. Я вовсе не был должен целому ряду лиц, которые предъявляют к конкурсной массе свои требования. Это призрачные долги, для коих нет никаких оснований, или основания коих суть подложные. Code civil говорит: l'obligation sans cause, ou sur une fausse cause, ou sur une cause illicite ne peut avoir aucun effet (1131). Вся трудность только в том, чтобы доказать отсутствие или подложность оснований этой призрачной сделки, но это часто почти неодолимая трудность. Наша практика давно знает это явление. В петровском законодательстве строго взыскивалось не только с самого несостоятельного за операции этого рода, но и с людей, подставой принявших заемное обязательство от несостоятельного*(170). Действующее законодательство объявляет недействительными, в числе прочих, договоры и обязательства, направленные к подложному переукреплению имений во избежание платежа долгов (ст. 1529, п. 2). Итак, здесь имеется в виду целый обширный круг операций, бессилие коих основано на подложном составе волеизъявления, в чем бы ни заключался этот подлог, в отсутствии ли оснований или в наличности оснований неподлинных (obligations sans cause, ou sur une fausse cause).

К этому случаю общее положение нем. код., § 117, первый абзац, подходит, несомненно, так же, как art. 1131 С. с. и наша ст. 1529, п. 2 (ср. ст. 2014, п. 2). Но вопрос - обнимает ли это общее правило все случаи призрачных или подложных сделок и будут ли такие сделки ничтожными и по отношению к третьим - остается открытым*(171).

Гораздо ближе к настоящему смыслу сделки притворной, симулированной, будет та сделка, которая не есть призрачная, не имеющая никакой основы, а которая имеет свою каузальную основу или цель, но этой каузальной основы стороны, по тем или другим соображениям, не хотят выдать и заменяют ее другой каузальной основой или целью, которая есть вымышленная. В этом случае мы имеем, собственно, две сделки, одну, которой содержание должно быть скрыто (диссимулировано), и другую, которая своим составом должна скрыть или закрыть первую сделку. Иногда случай этой подлинной симуляции очень близко подойдет к фидуции. Напр., мы не находим возможным, по простым фактическим неудобствам, совершать заемное письмо и облекаем собственно заемную сделку в образ поклажи, достигая этим достоверности факта вручения известного количества денег и удаляя затем все крайне различные по существу элементы строения сделки займа и поклажи как не значащие для нас. Мы маскируем одну сделку другой и в массе случаев, давая составу сделки неподвижной некоторую подвижность, приходим к тому же практическому результату, как при сделке с невыраженным основанием*(172). Здесь, натурально, также возможны неожиданности, как и при всяком нелегальном способе действия*(173). Другой образец сделки симулированной будет налицо в том случае, когда мы облекаем сделку безмездную, дарение, в возмездную, куплю-продажу, с целью обойти закон, который запрещает дарение между супругами (в латинской и многих, кроме нашей, современных системах), или дарственное отчуждение родовых имуществ (в нашем праве).

Для этих обоих случаев указанная нами выше ст. 117 нем. гражд. Улож. (второй абз.) дала бы такой результат. Для первого случая - вместо поклажи мы имели бы признать силу заемной сделки. Буквально то же дает нам ст. 2114 т. X, ч. I (см. особенно удачную практику Кассационн. департ. по Гаугеру). Для второго случая мы имели бы признать наличность не купли-продажи (сделки притворной, симулированной), а наличность сделки дарственной, которая подлежит инвалидации со стороны заинтересованных (родичей), ибо безмездное отчуждение родовых имуществ воспрещено в их интересах (ст. 967 т. X, ч. I).

Мы видели, таким образом, ряд случаев, где состав волеизъявления есть вымышленный, в смысле полной его призрачности или замены подлинного волеизъявления притворным, и во всех случаях последствия далеко не одинаковы. В одном случае сделка ничтожна и не способна иметь никакого юридического эффекта, по крайней мере, для самих договаривающихся. В других случаях задача юриспруденции состоит в том, чтобы раскрыть сквозь призрак, сквозь симуляцию, подлинный юридический состав волеизъявления и обсудить силу сделки по этому ее составу. Для силы сделки решающим будет, стало быть, волеизъявление дееспособного лица, направленное на изменение цивильных правоотношений в пределах известного института (см. выше. С. 35 и 36), и притом волеизъявление подлинное, соответствующее действительно происшедшему юридическому событию.

Наряду с рассмотренными случаями отклонения волеизъявлений от их нормального юридического состава мы имеем еще два случая таких же отклонений. Это, во-первых, так назыв. reservatio mentalis, и, во-вторых, волеизъявления несерьезные. Ни тот, ни другой не разработаны в нашей действующей системе, хотя и тот и другой, несомненно, известны нашей практике. Для нас здесь оба эти отклонения от нормы любопытны потому в особенности, что на них выдерживает пробу учение о волеизъявлении, которое мы положили в основу строения сделки, заменяя этим прежнюю основу учения, которую указывали в самой воле, во внутреннем, а не во внешнем ее моменте.

Для первого случая мы возьмем пример из нашей практики, который приводили уже выше. Я приобретаю вещь в совершенно нормальных, в юридическом смысле, для возмездной сделки, купли-продажи, условиях, и затем доказываю совершенно убедительным образом, что приобретение было мною совершенно без нормального для подобных случаев намерения иметь эту вещь как собственность, а с исключительной целью раскрыть следы преступления, для чего мне было необходимо нужно иметь эту вещь в руках как свою.

Это настоящая reservatio mentalis. Мы спрашиваем, следует ли допустить инвалидацию сделки ввиду несомненно доказанной именно этой цели приобретения или нет? и если не следует, то по каким соображениям?

На этот вопрос последователи учения о воле как основе сделки (Willenstheorie, см. выше. С. 101 и след., 114 и след.) отвечали и должны были отвечать, конечно, утвердительно, ибо воли приобрести вещь в данном случае у покупщика действительно не было.

Но давая последовательный, в смысле принципа, ответ, писатели этого лагеря не могли не видеть, что они, при помощи reservatio mentalis, открывают возможность колебать силу любой сделки по этому до времени скрытому и в надлежащую минуту выставляемому мотиву отсутствия воли.

Ввиду этого необходимо было искать, так или иначе, выхода из трудной позиции. И мы видим, что выхода действительно ищут, и притом такого, который дал бы в результате ответ отрицательный не по одним только практическим неудобствам положительного ответа, а по внутренним основаниям, которые не допускают ссылки на reservatio mentalis как на повод для инвалидации сделки.

Один из виднейших последователей Willenstheorie в немецкой литературе, покойный проф. Бернгард Виндшейд, конструировал свой ответ так. Инвалидировать сделку ссылкой на reservatio mentalis нельзя потому, что право не может допустить, чтобы кто-либо ссылался на собственную ложь*(174).

Ответ поистине неожиданный!.. Если сила сделки держится на воле, то какое же может быть основание мешать раскрытию, когда бы то ни было и каким бы то ни было способом, подлинной основы сделки, настоящей воли, взамен волеизъявления, которое было ложным? Такого основания быть не может! С этой точки зрения, путь к истинной воле должен быть всегда открыт. - Другой вопрос, отчего Виндшейд не допускает замены лжи истиной в этом вопросе о подлинной воле? Оказывается, что справиться с принципом подлинной воли совсем не легко, когда речь идет не о теоретических построениях, а о практическом применении таких учений. Невозможность, прямая практическая невозможность применить это учение и заставляет Виндшейда пресечь путь к раскрытию истины взамен лжи, да одновременно с этим порешить собственно и со всей Willenstheorie, которая оказалась совсем неспособной выдержать настоящего практического искуса.

Мы вовсе не держимся этой основы в учении о силе сделки. Для силы сделки мы не исследуем психических процессов, которые должны были предшествовать волеизъявлению. Если волеизъявление не есть вынужденное и не заключает в своем составе признаков существенной для этого состава и притом извинительной ошибки, то весь вопрос, почему захотел N купить, продать, нанять, занять, подарить - есть для нас безусловно праздный. Это ничего для сделки не значащие речи. Мы имеем в праве, в праве гражданском, в юридической сделке, дело вовсе не с подлинным психическим процессом. Это для нас невесомые, imponderabilia. Этого нельзя ни счесть, ни определить по нашему методу. Мы имеем дело с волей в известных ее проявлениях, с тем, что мы выше назвали внутренним формализмом воли (см. выше. С. 96 и след.).

Если покупщик утверждает, что он не имел намерения приобрести вещи через куплю, а покупал, чтоб раскрыть следы преступления, то это может быть правда, но такая, которая ничего не изменяет в юридическом эффекте сделки. Намерение приобрести вещь мы разумеем не в смысле внутренних побуждений для этой операции (вещь понравилась, подошла кстати, может пригодиться, выгодно перепродам, уличу мошенника и проч. подобное), а в смысле чисто формального animus dominii acquirendi, такого намерения, которое все вылилось вполне и окончательно в самой сделке купли-продажи, и никакому колебанию под влиянием предшествовавших внутренних процессов (перестала нравиться, оказалась не нужна, никто не покупает, следов преступления, а может, и самого преступления вовсе нет) не подлежит, пока не последует нового волеизъявления или новой сделки, в которой обнаружится другое юридическое намерение, другой animus, напр., animus dominii transferendi и проч.

Вот в чем мы рознимся по этому вопросу от последователей Willenstheorie. Мы тоже не допускаем инвалидировать сделку посредством так назыв. reservatio mentalis; но основания наши иные. Для нас внутренние психические мотивы не существенны ни для возникновения, ни для эффекта сделки, а посему, если б было доказано, что они вовсе не те, каким следовало быть, то мы этому обстоятельству не даем никакого значения и в вопросе об инвалидации сделки (см. § 116 нов. герм, гражд. Улож.). Немцы дают еще любопытный пример reservatio mentalis. N делает почин подписки на памятник такому-то, выражая при этом полную уверенность, что подписка никогда не достигнет необходимой суммы и что платить подписных денег не придется. Подписка, однако, сверх чаяния, пошла очень удачно и достигла положенного предела. Натурально N не вправе отказать в уплате, ссылаясь на указанную reservatio mentalis.

Итак, критерий внутреннего формализма волеизъявления мы выдерживаем всюду, и применение его к рассматриваемому вопросу ограждает вполне солидность сделки и обеспечивает интересы правильного цивильного обмена.

Последний вопрос, которому ныне дают видное место в учении о внутреннем строении сделки, есть вопрос о несерьезном (шутливом) волеизъявлении. Если шутка очевидна для лица, к коему волеизъявление обращено, то оно, натурально, останется без юридических последствий. Но если бы шутка осталась неразгаданной вовремя, и волеизъявление было бы принято как серьезное, то указание на шутливый его характер не избавит такого шутника от неудобных для него последствий его шутки*(175).

Волеизъявления несерьезные являются нередко под влиянием упадка сознания, который может, в свою очередь, быть вызван болезнью или внешним аффектом, напр., опьянением. К таким волеизъявлениям нельзя применять, в смысле их юридических последствий, тех критериев, которые рассчитаны на нормальное состояние дееспособного субъекта. Это будет временная, преходящая недееспособность, часто весьма трудно уловимая. Для устранения опасности от таких состояний современное в сфере цивильных правоотношений общее право, наше действующее и новое германское Уложение, не дает иных средств, кроме внешних, обрядных реквизитов волеизъявления, о чем мы скажем впоследствии. В отдельных случаях вся гарантия сознательной деятельности ограничена удостоверением соучаствующих в сделке лиц, что совершающий ее находился в это время в состоянии здравого ума и твердой памяти. Тут возможны, натурально, ошибки и злоупотребления; но доказательство болезненного состояния, бреда, опьянения, по существу дела, крайне трудно. Если бы, однако, эти условия волеизъявления могли быть доказаны, то сделка, совершенная в состоянии временного ослабления или помрачения сознания, подлежала бы инвалидации по тем же принципам и в тех же пределах, в коих законодательство допускает инвалидацию сделок лиц недееспособных.

Широко ставить условия инвалидации сделок по поводу временной потери сознания, особенно при опьянении, которое достигнуто не поневоле, было бы опасно для надежности юридических волеизъявлений, ибо состояние опьянения, потери сознания и его степени, нетрудно симулировать; а затем нет основания облегчать уклонения от гражданской ответственности для лиц невоздержных.

Вопрос о лицах, пользующихся болезненными состояниями волеизъявляющего для своих целей, стоит, натурально, совершенно особо от вопроса о силе юридической сделки.

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных