Недействительность юридической сделки. - Терминология. - Сделки несостоявшиеся и условные 4 страница

Но что же и из каких ресурсов в данном случае имеет быть восполняемо? Сделка по своей природе есть проявления частной автономии в сфере того или другого цивильного института. Допустимо ли такого рода полномочие суда без очевидного покушения на основной принцип автономного в приватной сфере обмена интересов? Очевидно, вопрос очень близко прикасается и угрожает ясности демаркационной линии публичного и частного права. При той руководящей точке зрения, которой держался прусский ландрехт и профес. Руд. v. Ihering в своем Zweck, где вышестоящему всегда яснее видно, что лучше не только в общественном, но и в личном смысле, граница публичного и частного легко не только может, но и должна быть переступаема предусмотрительным "для блага недальновидных". Но эту точку зрения нельзя назвать не только общепринятой, но и сколько-нибудь распространенной.

Вопрос о пробелах в составе приватных волеизъявлений, как и всю проблему истолкования, в этой ли области, или в области толкования и восполнения легальных норм принципиально сопоставлялся и сближался и у юристов-классиков и в наше время*(266). В том пункте, где закон и юридическая сделка, выраженная именно в слове, наиболее сходятся, способы и цели толкования по необходимости сближаются. Наше время дает взамен массам исчезающих кодексов все новые попытки такой же кодификационной деятельности. Натурально забота о том, как быть с этими возникающими кодексами, чтобы они не обваливались так же часто, как плохо построенные жилища, опять начинает занимать очень видное место в юриспруденции. Вопрос о продолжительной жизнеспособности легальных норм, особенно их сборников, так же как и вопрос о солидности волеизъявлений в составе юридической сделки, тем легче разрешается, чем правильнее поставлена метода выражения и легальных норм, и частных актов в словесной форме и чем лучше функционируют посредствующие между абстрактной нормой закона или сделки и истолкованием и применением ее к конкретным проблемам органы их применения и истолкования. Не обилием деталей и навязчивой регламентацией достигается в практике законодательства долговечность руководящих легальных норм. Иначе самым долговечным кодексом был бы, наверное, прусский ландрехт и наименее жизнеспособным законодательство децемвиров.

Мы сопоставляем подлежащую истолкованию и особенно восполнению норму закона и волеизъявления частного лица. Латинская мысль как нельзя более дает толчок подобным составлениям, называя закон молчаливым соглашением граждан, общим обетом республики (tacita civium conventio, communis reipublicae sponsio), и определяя силу контракта как lex contractus и частные его клаузулы как lex commissoria, lex fundi, lex venditionis.

Та же симметрия в разумении норм закона и смысла сделки отпечатлелась и на французском Code civ. Судья не смеет отказать в решении дела sous pretexte du silence, de 1'obscurite, ou de l'insuffisance de la loi (С. с. art. IV), также интерпрет в вопросах добровольной юрисдикции, истолкования сделок обязан установить смысл темных мест, выяснить недосказанное в одной статье из целого состава и из других статей, наконец, восполнить (suppleer) то, что в ней вовсе не выражено, где соответственно указанному выше недостатку закона, silence (но не в смысле молчаливо выраженного согласия или безмолвного волеизъявления), вовсе не указаны обыкновенные принадлежности сделки (clauses qui n'y sont pas exprimees, art. 1160), вследствие чего в составе сделки образуется une lacune, пробел...

Прервать это молчание, заполнить эту lacune и составляет задачу судьи и толкователя сделки... но как это сделать, откуда взять средства восполнения пустоты?

В отношении пробелов закона старая метода шла к предполагаемому источнику всякой легальной нормы, к воле законодателя. Она не выражена для данного случая, но она существует, она скрыта если не в норме этого содержания, то в любой другой, где волю законодателя определяли те же двигатели, те же основания. Итак, нет прямого ответа, но вот ответ, данный в аналогическом случае, и мы должны, сообразно легальной основе этого закона, secundum rationem legis в одном случае, принять в руководство ту же волю законодателя по тем же основаниям и для другого случая. Молчание законодателя прервано. Наш метод есть метод легальной аналогии, воля презумптивная заменила действительную. Не всегда, однако, возможно непосредственно извлечь из легального материала ответ на не решенную законодателем позитивную проблему. Тогда приходится искать ресурсов в органическом единстве института, которым освещены если не известные основания для данного вопроса, общие с другим, то выражены общие юридические принципы, способные дать выход из не решенной позитивным образом проблемы. Это уже не легальная, а юридическая аналогия.

И это оба метода восполнять пробелы, которые рассматривались еще в 1-м чтении проекта герм, гражд. Уложения как единственно правильные! Были юристы, которые ставили аналогическое толкование в число источников образования юридических норм.

Эта метода была заподозрена в особенности при выработке второго чтения. Руководящая идея в этом новом направлении прежде всего отвергала всякую возможность, при теперешнем способе вырабатывать легальные нормы, добраться до того источника нормы, который лежит в воле законодателя. Достаточно вспомнить тройное чтение проекта, поправки, переработки, борьбу партий, уступки, соглашения, последний удар кисти мастера перед отпуском работы в решающую инстанцию на голосование, чтобы понять всю безличность, всю загадочность авторства и величайшие сомнения насчет воли законодателя, которая будто все решает, всему дает жизнь, источает не только сейчас все это богатство идей, норм, институтов, но способна и в будущем из скрытых в недрах кодекса сил служить таким же решителем всяких сомнений, недомолвок, пробелов и проч.

Новые учители находили, что зиждущий источник права в составе кодекса не так далек от жизни. Если законодатель не ставит себе целью все заранее предусмотреть и исчерпать, и закон даст для состава института вовсе не детальные его черты, а укажет лишь руководящие принципы, коими определяются органические черты строения института и его функций, уясняется социальная или экономическая цель этого организма, то для дальнейшего его развития нет надобности обращаться к таинственному первоисточнику его образований, скрытому будто в воле законодателя. Если роль суда поставлена в соответствие с его задачей применения так определившегося института к изменчивым экономическим и социальным условиям жизни, то правильное разумение цели института, в связи с этими явлениями жизни, будет служить судье лучшим ресурсом не только истолкования неясно выраженных норм, но и восполнения пробелов и недомолвок закона.

Мы вели покуда речь о восполнении пробелов в нормах закона. Прямая задача наша, однако, не в этом. Мы имеем ответить на вопрос, откуда взять ресурсы для восполнения недостающих составных частей сделки, когда в ней явно, наряду с частями (clauses) законченного волеизъявления, остаются не только редакционные, стилистические недомолвки, но целые пробелы, недосказанные распоряжения, касающиеся того же предмета, того же правоотношения, которое регулируется этой сделкой, как в указанном выше умолчании о судьбе принадлежностей передаваемого имущества*(267). Мы видели, что закон обыкновенно нормирует правоотношения абстрактно, для любого применения в неопределенном будущем (la loi ne dispose que pour l'avenir, art. 2 С. с). Так ли это в сделке? Возможно, что и в сделке виды направлены на более или менее отдаленное будущее, во всяком случае, в пределах более тесных, чем идут расчеты закона. Но в массе случаев сделка может ограничить свое действие прошлым, настоящим, прекратить прежние отношения, и это ее весьма нормальная функция. В этом лежит уже, при различных чертах сходства нормы легальной и приватно-договорной, существенная разница для вопроса о способах толкования норм легальных и волеизъявлений в составе сделки. Последние обыкновенно близки к конкретному правоотношению, нормы легальные, напротив, удалены от них, абстрактны.

Кроме этого, в толковании сделки вопрос о воле, о намерениях субъекта обыкновенно может быть разъяснен без всяких чрезмерных усилий, именно ввиду близости волеизъявления к его практическому эффекту.

Итак, при многих точках соприкосновения интерпретации закона и сделки, есть между той и другой очевидная разница задач и способов действия истолкователя. Если разыскивание воли законодателя редко достигает цели, то в отношении к сделке это метод во многих случаях совершенно практичный. Но в том вопросе, который нас здесь именно занимает, т.е. в способе восполнить пробел в составе сделки и молчание законодателя, методы действия истолкователя опять существенно сближаются. Основные линии легальной нормы, определяющие состав института, не могут и не должны быть исчерпывающими, но от них легко прийти, по связи института с жизнью, к заключению об экономической и социальной цели института, и ввиду обнаруженной таким образом цели дать ответ на недосказанное в его текстах в ближайшем соответствии с этой целью. То же самое, но не в области абстрактных данных легальной нормы, а в вопросах пробелов конкретного волеизъявления в составе сделки. И здесь, для восполнения недосказанного, пробела, неразработанного в деталях волеизъявления, надо сделать себе ясным социальную и экономическую цель конкретного волеизъявления. Ввиду этой определившейся цели сделки возможно заполнить пробел волеизъявления в полном соответствии с очевидной для истолкователя целью сделки, с задачей, которую хотели разрешить субъекты сделки или стороны, если эта сделка двусторонняя.

Во взятом нами примере, в случае отсутствия в акте отчуждения распоряжений (clauses), касающихся принадлежностей недвижимости, толкователь восполнит этот пробел, соответственно цели сделки и в этом пункте по тому соображению, что нормально судьба принадлежностей связана с судьбой главной вещи. Такова экономическая функция принадлежности в смысле цивильной связи двух вещей одной с другой. Возможно ли, что стороны иначе разумеют в данном случае акт отчуждения? Несомненно. Но в таком случае они имеют это именно выразить. Наш метод от социальной, экономической цели института, сделки, заключать к недосказанным частностям его содержания представляет собой, по-видимому, только отвлеченное заключение, простую логическую операцию, не имеющую формальной санкции обязательной для суда нормы. Но обыкновенно такая метода находит себе и формальное подтверждение в предшествующей установившейся практике, в праве обычном, даже в законе. Art. 1160 С. с. предписывает suppleer les clauses non exprimees, если эти clause sont d'usage. Немец, код. распространяет, в случае сомнения (im Zweifel), обязавшегося к отчуждению или обременению вещи распространять таковое и на принадлежности (art. 314), п. 4 нашей 1539 ст. на случай неопределенности предмета договора во всех его частях с точностью указывает изъяснять (восполнять) принадлежности оного обычаем, если они не определены законом.

Но и в тех случаях, когда не было бы налицо подобной формальной санкции, деятельность интерпрета этим методом должна пробивать себе, ввиду пробелов нормы или сделки, и новые пути, отвечая социальным и экономическим целям института, согласно развивающимся требованиям жизни сначала в отдельных казусах, прилаживая норму и сделку к условиям живого обмена и восполняя и обновляя ее недосказанное содержание из этого непосредственного прикосновения при непременном условии отзывчивости органов юриспруденции к изменениям развивающегося цивильного быта.

Несомненно, что именно этим путем сжатые нормы старых цивильных кодексов, этим оживлением и обновлением их практикой судов и добровольной юрисдикции, приобретали способность держаться в силе века, не подвергаясь никаким радикальным операциям то постоянных пересмотров, отмен и замещений старых ошибок новыми.

Раскрывая ныне эти скрытые способы согласовать отвлеченную норму или волеизъявление в составе сделки с требованиями жизни, мы уходим от того метода заранее разработать все детали вопроса в законе, в сделке, образцом коих в законодательной практике могут служить прусский ландрехт и позднейшие новеллы в латинской практике, и приближаемся к классическим методам свободной разработки легальных норм и типических образцов сделки, которые сохранила нам и вызвала вновь к жизни историческая школа юриспруденции.

Но применима ли такая восполнительная метода толкования сделки к сделкам любого типа, любого юридического стиля?

Нет никакого сомнения, что ни восполнение пробелов, ни устранение из состава сделки той или другой части, оставляя целое в силе, далеко не везде может и должно найти себе приложение.

Ни на минуту нельзя терять из виду, что мы здесь находимся в сфере приватной автономии, самоопределения личного совершенно бесспорного и безапелляционного. Ввиду этого всякое прикосновение к составу сделки, которое идет не от субъекта сделки, которое не оправдано его волеизъявлением, а приходит извне, угрожает самой сильной реакцией со стороны заинтересованных. Посему, как бы ни было малочувствительно такое прикосновение, его нельзя предпринимать иначе, как в целях ограждения той же автономии в случаях важных сомнений, когда иначе сделке угрожает опасность колебания, недействительности, ничтожества. Но сверх того, мы выше показали скалу образования состава сделки от более выраженных в нем материальных моментов ее строения до совершенно абстрактных волеизъявлений. Наряду с этим, разбирая обрядную, внешнюю сторону волеизъявления и ее отношение к самой сделке, мы видели, что форма, обряд может являть собой или один из многих возможных способов волеизъявления, или же связь обряда с самой сделкой такова, обряд настолько полно покрывает собой сделку, что малейшее отступление от обряда ведет к гибели всей сделки.

Натурально, те манипуляции толкования, особенно восполнения пробелов*(268) сделки, о коих мы трактовали выше, приложимы только к сделкам не строго формального и обрядного стиля. В этой же категории сделок, наоборот, всего чаще сделка способна иметь силу только в данном ее составе и с нетронутыми реквизитами формы. Всякое внешнее прикосновение угрожает опасностью целому.

Мы уже сказали выше, что в составе сделки может последовать изменение или посредством восполнения пробелов ее в отдельных принадлежностях (clauses), или же в смысле опровержения, признания ничтожества или недействительности тоже не в целом составе, а по частям. Натурально, и здесь эта частичная инвалидация не везде одинаково приложима, не к сделкам любого строения или стиля и не к любым составным частям сделки. Эта задача истолкования разъясняется ближе в учениях об отдельных видах сделок, в целом особенно в пандектных учениях (ср. Пр. Гр. улож. Кн. I. Ст. 89 и кн. V. Ст. 73).

Проект Гражд. уложения касается вопроса о толковании сделки в разных местах, в общем смысле в некоторых статьях гл. 6 разд. III кн. I и в гл. 2 разд. I кн. V, в ст. 65-73 "Исполнение договоров".

Все, начиная с ошибочного заглавия (исполнение договоров вместо толкования), удержано как было, но положения разбиты на статьи, как это видно в Code civ. В качестве источника объяснения неясных выражений указаны между прочим предшествующие, переговоры - см. ст. 68. Содержание договора, не определившего в каком-либо отношении права и обязанности сторон, восполняется на основании закона или обычая (кн. V, ст. 69). Сомнения толкуются в пользу должника (ст. 70, оговорено, однако, что только те сомнения подлежат действию этого правила, коих не устраняют другие правила толкования).

По старой привычке пандектных руководств учения о толковании сделки заключают обыкновенно вопросом о так назыв. conversio actus juridici. Характер этого учения, однако, выработанный на типах латинских цивильных сделок, яснее вообще в связи со всей системой понятий пандектного права*(269). Это тоже вид ограждения силы сделки от инвалидации, когда в ней нет реквизитов одной сделки, но их достаточно для другой такой же цели (тестамент и кодицилл, недействительный собственный вексель торговца, который, однако, достаточен как долговая расписка).

Много ценнее для нас в составе сделок, имеющих свойство односторонних волеизъявлений с благотворительной целью, в особенности пожертвований, открытая законом возможность, в тех же благотворительных целях (pia causa), сохранить силу волеизъявления жертвователя, заменяя лишь конкретное, быть может, уже несвоевременное, назначение ресурсов для другой, ближайшей по существу благотворительного предназначения цели. Этот вопрос был уже разработан в действующем праве в ст. 986 т. X ч. 1 и вновь трактуется в ст. 27 и следующ. Пр. Гражд. уложения. Со стороны метода это изменение конкретного назначения пожертвования ближайшим подходящим к нему по цели вполне соответствует идее охранения автономных волеизъявлений от случайных причин их инвалидации или упразднения.

Дювернуа Н.Л.

─────────────────────────────────────────────────────────────────────────

*(1) Это замечают многие историки германского права, Гирке особенно, то же и догматики. Dernburg. Preus. Pr. R.

*(2) Неволин. Истор. гр. зак. 1857. Ч. 2. § 218, пр. 27 и 28.

*(3) См. особ.: Brinz. Lehrbuch. I В., 2-е Aufl. § 124; Regelsberger. Pandekten. I B. § 95. Виндшейд, как известно, ставит учение о вещах в систему вещных прав, Burgerl. Gesetzb. § 90-104, говорит: "Вещи в легальном смысле суть только телесные предметы" (§ 93).

*(4) Классическая литература дает нам образцы и экономического и юридического значения термина bonum. Так, Юлий Павел говорит: bona intelliguntur cujusqve, qvae deducto aere alieno supersunt (1. 39. § 1 D. 50, 16). To же у Яволена: proprie bona dici non possunt, qvae plus incommodi qvam commodi habent (1. 83 D. eod.). Это смысл термина экономический, материальный. Помпоний, говоря, что hereditas может быть и damnosa, толкует - juris enim nomen est, sicuti bonorum possessio (преторская система. 1. 119 de V. S.). По этому же вопросу Ульпиан прибавляет: sive solvendo sunt bona, sive non sunt, sive damnum habent, sive lucrum., in hoc loco proprie bona appellabantur (1. 3 pr. D de B. P. 37. 1).

*(5) Wappaus. Zur Lehre von den dem Rechtsverkehr entzogenen Sachen nach romischen u. heutigem R. (1867 г.). Meurer. Begriff u. Eigenthumer der heiligen Sachen (1885).

*(6) По-видимому, можно бы вовсе не касаться этого круга предметов, так далеко отстоящих от вопросов права. Что всякий может дышать, пить, существовать, - это не дает основы для особых прав такого содержания. Раз пользование вещами общими всем не дает основы для каких-либо юридических построений, юристы могли бы оставить его совершенно в стороне. Однако на этом фоне понятий, чуждых права, тем отчетливее у классиков обрисовывается подлинная природа институтов юридических. Пользование, Genuss, которое Ihering кладет в основу всех юридических построений, в массе случаев и особенно в рассматриваемом применении остается, как чисто фактический момент, вне вопросов права. Начало юридических построений не там, где есть связь лица с вещью (где ее нет?), а там, где необходима определенность отношений лиц одного к другому в видах обладания вещами. По существу, в праве раскрывается нам именно Machtbegriff, вопрос воли, обладания, а не утилизация материи. Таким образом, для картины юридических отношений эта рамка вещей, всем общих, которую дали нам классики, далеко не есть излишняя.

*(7) L. 2 D. de rer. div. 1. 8; Ульпиан в 1. 13. § 7 D. de injur. 47, 10 говорит: et qvidem mare commune omnium est, et litora, sicuti aer; Цельз иначе о морских берегах, 1. 3 pr. D.: ne qvid in loco publ. 43. 8: litora, in qvae populus romanus imperium habet, populi romani esse arbitror.

*(8) Венеция притязала на Адриатику, Генуя на Лигурийское море, Испания и Португалия на вновь открываемые моря, Дания на Северное и Балтийское, Англия на четыре моря, омывающие британские острова.

*(9) Mare liberum. 1609 г. Selden, mare clausum. Ср.: Das Europ. Volkerrecht Heffter. Изд. Geffken'a. C. 163 и след.

*(10) Ср.: Остз. код. Ст. 1023 для litora maris.

*(11) Современное международное право цивилизов. народов: § 97.

*(12) См.: Dernburg. Deutsche Juristzeitung 1896 и 1897 гг.; в союзный совет был внесен проект закона для преследов. противоправного захвата электрической работы.

*(13) Мы видели частью выше и увидим полнее впоследствии, что генеральное межевание рассматривалось не как обыкновенное челобитчиково дело, а как задача пользы государственной, вследствие чего не подлежало обыкновенным для гражданских актов пошлинам.

*(14) Это вопросы очень контроверзные в нашей литературе и практике. Я не считаю удобным их здесь исчерпывать, тем более что подробное изложение этой стороны дела читатель найдет в "Системе" Анненкова. Т. I. 1894. С. 351-368. Там же любопытная контроверза юристов по вопросу, какие реки суть судоходные и сплавные и какие нет. Теперь многие стороны трудного вопроса освещаются с исторической и практической точки зрения в специальном исследовании В.И. Курдиновского "К учению о легальных ограничениях права собственности на недвижимость в России". Одесса, 1899 (см. особ. гл. II. § 1 и 2). К этому предмету мы обратимся еще раз впоследствии в учении о вещных правах по недвижимостям в Особенной части Курса.

*(15) Общие литературные указания можно найти в указанном выше трактате Wappaus'а, для позднейшего времени у Виндшейда, Бринца, Регельсбергера, Дернбурга и у других пандектистов. Очень подробно на этом вопросе останавливается Беккер. System des heutigen Pandektenrechts. § 77. Beil. III.

*(16) Собственность, как будет позже разъяснено, есть в действующем Своде и полная, и неполная, наконец, временная (1706). Термины "собственник, собственность", употребляются и у французов иногда взамен субъекта права, кредитора, proprietaire de la creance. Применение этого термина к явлениям до образования Свода есть еще менее надежное, нежели в составе Свода. Технический смысл понятия устанавливается медленным образом лишь в позднейшей юриспруденции.

*(17) Истор. росс. гражд. зак. Ч. 2. § 348, 349. У римлян публичные реки не входили в modus agroram, а частные входили. Теперь еще указан, выше сочин. Курдиновского. По вопросу о публичных реках для права римского, особенно проф. Юшкевича. Учение Пандект о намыве и проч. отдельные вып. с 1895 г.

*(18) Виндшейд, Дернбург, Ранда и многие другие. См. указ. Виндшейда.

*(19) Res divini juris подлежат действию особых норм и как изъятые из гражданского оборота такие вещи nullius in bonis sunt. Эти вещи суть или sacrae (для изъятия коих, кроме consecratio, нужен акт светской власти), или religiosae, или sactae (городские стены, ворота) § 7. J. de rer. div. 2. 1. Гай в Inst. II. § 4 и след. и в 1. 1 pr. D. de rer. div. I. 8.

*(20) Мы говорим о почтенной работе проф. Платона Соколова "Церковно-имущественное право в греко-римской империи". 1896. Читатель найдет здесь не только очень ценные результаты для рассматриваемого здесь понятия вещей, изъятых из гражданского оборота по особому основанию, но и историю образования самых воззрений на церковные вещи как священные. Эта сторона дела представляет живейший интерес не только для юриспруденции, но и с общей историко-культурной точки зрения.

*(21) Вопрос о частноправном характере обладания недвижимостей, принадлежащих церкви, и особенно о действии давности в этом применении в недавнее время был предметом довольно живого обмена мыслей наших юристов (Карабегов. Давность на церковных землях; Журн. Пет. юрид. общ. 1894 г. Кн. 3 - Пахман; Русс. обозр. 1894 г. Кн. 12 - Павлов; Журн. Мин. юст. 1895 г. Кн. 5 - Васьковский; Журн. юрид. общ. 1895 г. Кн. 6 - Каминка; в Суд. газ. за 1894 г. были статьи, и за 1895 г. статья г. Карабегова. N 41).

*(22) См. в особенности: Суворов Н.С. Курс церковного права. Ярославль, 1890. С. 417 и след. (§ 185); также вышеуказан, работу г. Платона Соколова. § 115 и след. и 119 и след., указан, выше. Т. 1. С. 515, пр. 2-е.

*(23) Неискусно писаные иконы отбираются (Уст. пред. преет. Т. XIV. Ст. 95).

*(24) Нередко трудно угадать повод сложной процедуры, которой подвергается ввоз самого, по-видимому, невинного предмета торга, каковы, напр., голуби, коих ввоз из-за границы (по нескольким Высоч. повелен. от 1890 г.) дозволяется не иначе, как по сношению с разными министерствами (особенно военным). Основание в том, что голуби служат для почтовых сношений, трудно контролируемых и посему далеко не безопасных по отношению к неприятельскому лагерю. Немецк. код. 1896 г. не забыл эту птицу в своем Einfuhr Ges., где партикул. законы о захвате чужих голубей bleiben unberuhrt (art. 136). Также характерна для нашего времени ст. 719. Т. X. Ч. 1, которая взята в состав последнего изд. X Т. Ч. 1 из Высоч. повел. 1887 г., апр. 14. Ею определено для случаев перехода права собственности и иных прав на недвижимости в пределах крепостного района обязательное сношение присутственных мест с комендантом крепости, который имеет удостоверить беспрепятственность с его стороны к совершению акта. Закон составляет короткую переработку немецкого Rayongesetz'a 1871 г., коим немцы ограждали безопасность своих границ после произведенного ими разгрома Франции.

*(25) Французы называют эту категорию технически также immeubles par declaration, ибо для иммобилизации их нужно заявление (declaration) собственника. Это привилегии и фикции, связанные с отдельными движимыми ценностями, каковы напр., акции Banque de France, акции Canal du Midi (Planiol. I. n. 822 и след.).

*(26) Ср. особенно: 1. 30 pr. D. de usurpat. 41. 3. Goppert. Ueber einheitliche, zusammengesetzte u. Gesammtsachen. Dernburg. § 68, 76, 77, 78 и особ. Brinz. Pandekten. I. § 144.

*(27) Попытку Регельсбергера. Pandekt. С. 391. IV. С. 392 провести границу для понятия состава и принадлежности едва ли можно признать удачной. В нов. кодексе 1896 г. различены существенные и несущественные составные части вещи (ст. 93, 94). Этому расчленению посвящено немало внимания в новом кодексе; вот, однако, оценка его Дернбургом: aber ihre (т.е. этого расчленения) Bedeutung ist schwer zu erfassen und Missverstandnisse liegen nahe (Das burgerl. Recht d. deutsch. Reichs. III Band. 1901 r. § 5). В этом различении всегда будет много моментов фактических, трудно поддающихся обобщениям. Для освещения вопроса Дернбург берет, как пример, связь печей с домом и замечает, что в прирейнских областях жилец обыкновенно приносит со своей движимостью и свою печь и, стало быть, ее нельзя назвать составной частью здания; а у нас, напр., на берегах Невы помещение без печей, конечно, основательнее будет назвать сараем, чем домом или жилым помещением для людей вообще (там же. С. 21).

*(28) Статьи 386 и 387 и ст. 424 и 425 повторяют один и тот же перечень вещей, но первые статьи в разделе о разных родах имуществ, а вторые в разделе о существе и пространстве разных прав на имущества.

*(29) Известно, что эта тяжелая, иногда опасная (чума) форма участия общего была вызвана ловко рассчитанной операцией некоторого финансиста XVIII в. из мещан, который снял у придорожных землевладельцев луга, прилегающие к дороге, и вызвал этим заметное повышение цен на мясо в Петербурге.

*(30) Глава 17 ст. 27 Улож. ц. А.М. говорит о продаже и залоге вотчин и указывает, как ценить вотчины, поступившие в продажу или в залог, причем за церковное строение, за боярские и людские дворы, за мельничное и прудовое строение платить по оценке сторонних людей. Можно ли отсюда заключить, что церковное строение есть принадлежность земельной собственности, как это делает Свод? Это очень сомнительно, ибо церковь все же стоит вне частного обладания, а понятие принадлежности не может идти дальше этого круга вещей. Церковное здание не может получить другого назначения по усмотрению землевладельца, и пользование им не может быть возбранено или утилизируемо для частных выгод, как это можно сделать с барским строением или мельницей. Уложение не делает церковного строения принадлежностью частной собственности, как не могли межевые инструкции сделать принадлежностью лоскута земли реку, дорогу, озеро и проч., которые, однако, в смысле топографическом несомненно составляли принадлежность земли. Нахождение в имении церкви и указание на это составляет самое обыкновенное явление в старых грамотах. Именуют не только церковь, но и придел (А. Ю. N 105).

*(31) См., напр., в Акт. Юр. N 53 - раздача Путецкой волости помещикам, причем угодья всякие в реках, в озерах, лесах остаются в общем пользовании. Такие виды пользования в общем достоянии волости вводятся в актах отчуждения, залога, в счет принадлежностей села, полусела, той или другой недвижимости или поселья, в самых разнообразных оборотах речи. Село земли с дворами и дворищами, с пашнями, лугами, ловищами, хмельниками и с всякими притеребы; обозначаются при некоторых угодьях и движимости более или менее обстоятельно, рыбные ловли и поплавные невода рыба ловити. Часто обозначения очень общие, встречающиеся не у нас только, а и в старинных немецких сделках, каковы известные формулы "куда коса, соха, топор ходили", и еще общее "со всем, что исстари к тому селу потягло", иной раз в этих притеребах ищут определить пределы пользования, напр., в покосах "что скосим мы и что скосите вы, а где сойдемся - полно"; в лесном угодье показывают, на что имеет идти лес, деревом ли, дровами ли, или для мелких хозяйственных нужд; для предупреждения злоупотреблений при разверстке общей прибыли от общего бортного промысла весь мед сливали вместе и делили противу дач (А. Ю. N 53). В другом месте названы жернова запасные, что у мельницы лежат (N 85). Есть, стало быть, случаи, где довольно общего обозначения всего, что потягло, или всех притеребов. Но старая практика знает и такие случаи, где при покупке вещи, недвижимости, присоединяются в договоре особые придатки, не составляющие принадлежность недвижимости, а лишь осложнение состава договорной сделки. Таким образом, покупщик недвижимости выговаривает себе двое порт, шубу, да чюпрюн, да девку Феню (Новгор. данные А. Ю. N 110. VI).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: