Способы обоснования сознательного личностного единства опыта

Итак, исследование субъективных условий ответственности как структуры сознания и поведения человека показывает, что ответственность предполагает, прежде всего, необходимость наличия некоторого ее носителя (субъекта). Само существование субъекта (агента) ответственности основывается на философской идее сознательного единства человеческого опыта. Мы выявили трехчленную структуру этой идеи – единство человеческого опыта; сознательный характер этого единства; личностный характер этого сознательного единства.

Анализ основных способов обоснования сознательного единства человеческого опыта, определение их возможностей и места в структуре онтологического обоснования ответственности, их классификация показывают, что в истории философии и в современной философии сознательное единство человеческого опыта фиксируется на различных уровнях. В рамках онтологии ответственности целесообразным представляется выделить следующие способы установления и обоснования этого единства:

1) «Формальное» единство человеческого опыта. Его классические варианты – картезианское cogito [7] и кантовское «должно быть возможно, чтобы я мыслю сопровождало все мои представления» [28, с. 191].

Кант не писал: «я мыслю» их сопровождает. Согласно Канту, оно только «должно быть одним и тем же во всяком сознании» и «должно иметь возможность сопровождать все остальные представления» [28, с. 191–192].

Это – единство сознания, представляющее собой основу любых синтезов опыта, без которых невозможно представить ни познание, ни практическую деятельность, ни моральное действие.

Будучи формальным первоначальным единством сознания (как бы анонимным сознанием себя, контрапунктом, который сопровождает все возможные элементы опыта, обеспечивая возможность их единства), оно сопровождает любое представление и действие, и, не имея никакого отношения к конкретному психологическому Я, является необходимым условием как познания, так и ответственности. Однако для построения онтологии ответственности наличия такого рода единства сознания недостаточно.

2) Темпоральное (временнóе) единство сознания. Варианты этой идеи предложили философы ХIХ–ХХ вв. В. Дильтей, А. Бергсон, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти и др.

Это единство уже содержит в себе некоторое материальное содержание: жизненный процесс трактуется как состоящий из внутренне взаимосвязанных переживаний, каждое из которых соотнесено с Я (или с дорефлексивным единством самосознания), компонентом которого оно является. Эту связность духовного мира мы постигаем благодаря единству сознания, но дана она нам лишь потому, что сама жизнь есть структура, связывающая переживания, структура эмоциональных отношений. «Время дано нам благодаря объединяющему единству нашего сознания» [29, с. 136].

Это единство сознания выражает способность личности воспринимать себя в качестве длящегося и соотносящегося с собой в потоке времени единого субъекта ответственности. Оно – условие идентификации себя в прошлом и настоящем и взятия на себя своих действий (как в прошлом, так и в настоящем).

Само такое восприятие себя предполагает еще одно дополнительное условие, а именно: память как условие личностного единства.

Сопоставительный анализ идеи рефлексивного (Я) и дорефлексивного единства человеческого опыта показал, что возможность существования субъекта ответственности, его способность брать на себя разнообразие своих конкретных опытов нуждается в допущении

а) «прозрачности» дорефлексивного опыта для сознания, основанной на идее коэкстенсивности психики и сознания;

б) постоянного присутствия трансцендентального сознания свободы. Нравственная ответственность (даже в повседневном ее понимании) предполагает косвенное (но совершенно самоочевидное) осознание своей свободы. Самое обычное недовольство человека собой – известное даже детям: почему я так поступил? как я мог такое подумать? как я мог этого не замечать? и т. п. – предполагает полную убежденность агента действия в том, что он мог поступить, подумать, решить и действовать иначе.

Если бы такой уверенности не было, нам не пришло бы в голову подвергать нравственной оценке собственные (и чужие, поскольку мы приписываем свободу и ответственность другим субъектам) действия.

Это означает, что свобода выбора непосредственно предполагается многими нашими душевными состояниями. «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю...» (Пушкин).

Не случайно мы так часто бежим от ответственности и недовольства собой в мнимообъясняющий «детерминизм»: обстоятельства, среда, наследственность, болезнь и т. п.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: