Демократия в америке

Введение

Сре­ди мно­жества но­вых пред­ме­тов и яв­ле­ний, прив­лек­ших мое вни­ма­ние во вре­мя пре­бы­ва­ния в Со­еди­нен­ных Шта­тах, сильнее все­го я был по­ра­жен ра­венством ус­ло­вий су­щество­ва­ния лю­дей. Я без тру­да ус­та­но­вил то ог­ром­ное вли­яние, ко­то­рое ока­зы­ва­ет это пер­вос­те­пен­ное обсто­ятельство на все те­че­ние об­ществен­ной жиз­ни. При­да­вая оп­ре­де­лен­ное нап­рав­ле­ние об­ществен­но­му мне­нию и за­ко­нам стра­ны, оно зас­тав­ля­ет тех, кто уп­рав­ля­ют ею, приз­на­вать со­вер­шен­но иные нор­мы, а тех, кем уп­рав­ля­ет, вы­нуж­да­ет об­ре­тать осо­бые на­вы­ки.

Вско­ре я осоз­нал, что то са­мое обсто­ятельство распростра­ня­ет свое дей­ствие да­ле­ко за пре­де­лы сфе­ры по­ли­ти­чес­ких нра­вов и юри­ди­чес­ких норм и что его власть ска­зы­ва­ет­ся как на пра­ви­тельствен­ном уров­не, так и в рав­ной ме­ре в жиз­ни са­мо­го граж­данско­го об­щества; ра­венство соз­да­ет мне­ния, по­рож­да­ет оп­ре­де­лен­ные чувства, вну­ша­ет обы­чаи, мо­ди­фи­ци­руя все то, что не вы­зы­ва­ет­ся им не­пос­редствен­но.

Та­ким об­ра­зом, по ме­ре то­го, как я за­ни­мал­ся изу­че­ни­ем аме­ри­канско­го об­щества, я все явствен­нее ус­мат­ри­вал в ра­венстве ус­ло­вий ис­ход­ную пер­воп­ри­чи­ну, из ко­то­рой, по всей ви­ди­мос­ти, про­ис­те­ка­ло каж­дое конкрет­ное яв­ле­ние об­ществен­ной жиз­ни аме­ри­кан­цев, и я пос­то­ян­но об­на­ру­жи­вал ее пе­ред со­бой в ка­честве той центральной точ­ки, к ко­то­рой схо­ди­лись все мои наб­лю­де­ния.

Здесь, ког­да мыс­лен­ным взо­ром я об­ра­тил­ся к на­ше­му по­лу­ша­рию, мне по­ка­за­лось, что я и здесь мо­гу вы­де­лить неч­то по­доб­ное то­му, что я наб­лю­дал в Но­вом Све­те. Я ви­дел ра­венство ус­ло­вий, ко­то­рое, не дос­ти­гая здесь, в от­ли­чие от Со­еди­нен­ных Шта­тов, сво­их крайних пре­де­лов, ежед­нев­но приб­ли­жа­лось к ним. И мне предста­ви­лось, что та са­мая де­мок­ра­тия, ко­то­рая гос­подство­ва­ла в аме­ри­канском об­ществе, стре­ми­тельно идет к влас­ти в Ев­ро­пе…

Мы жи­вем в эпо­ху ве­ли­кой де­мок­ра­ти­чес­кой ре­во­лю­ции; все ее за­ме­ча­ют, но да­ле­ко не все оце­ни­ва­ют ее сход­ным об­ра­зом.

Од­ни счи­та­ют ее мод­ным нов­шеством и, рассмат­ри­вая как слу­чай­ность, еще на­де­ют­ся ее ос­та­но­вить, тог­да как дру­гие по­ла­га­ют, что она не­одо­ли­ма, пос­коль­ку представ­ля­ет­ся им в ви­де неп­ре­рыв­но­го, са­мо­го древ­не­го и пос­то­ян­но­го из всех из­вестных в ис­то­рии про­цес­сов.

Я мыс­лен­но возвра­ща­юсь к той си­ту­ации, в ко­то­рой на­хо­ди­лась Франция семьсот лет то­му на­зад: тог­да она бы­ла по­де­ле­на меж­ду не­боль­шим чис­лом се­мейств, вла­дев­ших зем­лей и уп­рав­ляв­ших на­се­ле­ни­ем. Пра­во властво­вать в то вре­мя пе­ре­да­ва­лось от по­ко­ле­ния к по­ко­ле­нию вме­с­те с нас­ледствен­ным иму­ществом; единствен­ным средством, с по­мо­щью ко­то­ро­го лю­ди воз­действо­ва­ли друг на дру­га, бы­ла си­ла; единствен­ным ис­точ­ни­ком мо­гу­щества яв­ля­лась зе­мельная собствен­ность.

В тот пе­ри­од, од­на­ко, ста­ла скла­ды­ваться и быстро распростра­няться по­ли­ти­чес­кая власть ду­хо­венства. Ря­ды ду­хо­венства бы­ли дос­туп­ны для всех: для бед­ных и бо­га­тых, для прос­то­лю­ди­на и сеньора. Че­рез Цер­ковь ра­венство ста­ло про­ни­кать внутрь пра­вя­щих кру­гов, и че­ло­век, ко­то­рый был об­ре­чен вла­чить жал­кое су­щество­ва­ние в веч­ном рабстве, став свя­щен­ни­ком, за­ни­мал свое мес­то сре­ди дво­рян и час­то вос­се­дал вы­ше ко­ро­но­ван­ных особ.

В свя­зи с тем, что со вре­ме­нем об­щество ста­но­ви­лось бо­лее ци­ви­ли­зо­­ван­ным и ус­тойчи­вым, меж­ду людьми ста­ли воз­ни­кать бо­лее слож­ные и бо­лее мно­го­чис­лен­ные свя­зи. Лю­ди на­ча­ли ощу­щать пот­реб­ность в гра­ж­­­данском за­ко­но­да­тельстве. Тог­да по­яв­ля­ют­ся за­ко­но­ве­ды. Они по­ки­да­ют свои неп­ри­мет­ные мес­та за ог­ра­дой в за­лах су­деб­ных за­се­да­ний и пыль­ные кле­туш­ки су­деб­ных кан­це­ля­рий и идут за­се­дать в ко­ро­левские со­ве­ты, где си­дят бок о бок с фе­одальны­ми ба­ро­на­ми, об­ла­чен­ны­ми в гор­нос­та­евые ман­тии и дос­пе­хи.

В то вре­мя как ко­ро­ли гу­бят се­бя, стре­мясь осу­ществить свои гран­ди­оз­ные за­мыс­лы, а дво­ря­не ис­то­ща­ют свои си­лы в меж­до­усоб­ных войнах, прос­то­лю­ди­ны обо­га­ща­ют­ся, за­ни­ма­ясь тор­гов­лей. На­чи­на­ет ощу­щаться вли­яние де­нег на го­су­дарствен­ные де­ла. Тор­гов­ля ста­но­вит­ся но­вым ис­точ­­ни­ком об­ре­те­ния мо­гу­щества, и фи­нан­сис­ты прев­ра­ща­ют­ся в по­ли­ти­чес­­кую си­лу, ко­то­рую пре­зи­ра­ют, но ко­то­рой льстят.

Ма­ло-по­ма­лу распростра­ня­ет­ся прос­ве­щен­ность; про­буж­да­ет­ся ин­те­рес к ли­те­ра­ту­ре и ис­кусству; ум ста­но­виться од­ним из не­об­хо­ди­мых ус­ло­вий ус­пе­ха; зна­ния ис­пользу­ют­ся в ка­честве средства уп­рав­ле­ния, а ин­тел­лект об­ре­та­ет ста­тус со­ци­альной си­лы; прос­ве­щен­ные лю­ди по­лу­ча­ют дос­туп к де­лам го­су­дарства.

По ме­ре то­го как откры­ва­ют­ся но­вые пу­ти, ве­ду­щие к влас­ти, про­ис­хож­де­ние че­ло­ве­ка те­ря­ет свое зна­че­ние. В XI в. знат­ность счи­та­лась бес­цен­­ным да­ром. В XIII в. ее уже мож­но бы­ло ку­пить. Пер­вый слу­чай воз­ве­де­ния в дво­рян­ство имел мес­то в 1270 г., и ра­венство на­ко­нец про­ник­ло в сфе­­ру власть иму­щих с по­мощью са­мой арис­ток­ра­тии.

В те­че­ние ми­нув­ших се­ми­сот лет иног­да слу­ча­лось так, что дво­ря­не, сра­жа­ясь про­тив ав­то­ри­те­та ко­ро­левской влас­ти или со­пер­ни­чая меж­ду со­бой, пре­дос­тав­ля­ли на­ро­ду воз­мож­ность пользо­ваться зна­чи­тельным по­ли­ти­чес­ким вли­яни­ем.

А еще ча­ще мы ви­дим, как ко­ро­ли откры­ва­ли дос­туп в пра­ви­тельство пред­ста­ви­те­лям низ­ших клас­сов с целью уни­зить арис­ток­ра­тию.

Во Фран­ции ко­ро­ли иг­ра­ли роль са­мых ак­тив­ных и са­мых пос­ле­до­ва­тельных урав­ни­те­лей. Ког­да они бы­ва­ли чес­то­лю­би­вы­ми и сильны­ми, они ста­ра­лись под­нять на­род до уров­ня дво­рянства; бу­ду­чи же сдер­жан­ны­ми и сла­бы­ми, они поз­во­ля­ли на­ро­ду са­мо­му брать над со­бой верх. Од­ни из них по­мо­га­ли де­мок­ра­тии сво­ими да­ро­ва­ни­ями, дру­гие – сво­ими не­дос­та­т­ка­ми. Лю­до­вик XI и Лю­до­вик XIV за­бо­ти­лись о том, что­бы у тро­на не бы­­ло со­пер­ни­ков, урав­ни­вая под­дан­ных свер­ху, а Лю­до­вик XV, в кон­це кон­цов, сам со всем свои дво­ром до­шел до пол­но­го нич­то­жества.

С то­го вре­ме­ни как граж­да­не по­лу­чи­ли пра­во зем­лев­ла­де­ния не только на ус­ло­ви­ях лен­ной за­ви­си­мос­ти и на­кап­ли­ва­емые ими дви­жи­мое иму­ще­ство и сос­то­яния в свою оче­редь ста­ли при­да­вать об­ществен­ные вес и от­кры­­вать им дос­туп к влас­ти, лю­бые изоб­ре­те­ния в об­лас­ти ре­ме­сел и лю­бые усо­вер­шенство­ва­ния в тор­гов­ле и про­мыш­лен­нос­ти не мог­ли од­нов­ре­мен­но не по­рож­дать но­вых фак­то­ров, спо­собство­вав­ших уп­роч­не­нию ра­венства лю­­дей. На­чи­ная с это­го вре­ме­ни все тех­но­ло­ги­чес­кие откры­тия, все вновь рож­да­ющи­еся пот­реб­нос­ти и все же­ла­ния, тре­бу­ющие удов­лет­во­ре­ния, ста­но­вят­ся эта­па­ми пу­ти, ве­ду­ще­го ко все­об­ще­му урав­ни­ва­нию. Стрем­ле­ние к рос­ко­ши, лю­бовь к войне, власть мо­ды – все са­мые ми­мо­лет­ные, как и са­мые гру­бые страс­ти че­ло­ве­чес­ко­го сердца, ка­за­лось, объеди­нись для то­го, что­бы со­об­ща спо­собство­вать об­ни­ща­нию бо­га­тых и обо­га­ще­нию бед­ных.

С тех пор как ра­бо­та ин­тел­лек­та прев­ра­ти­лась в ис­точ­ник си­лы и бо­га­т­ства, все раз­ви­тие на­уки, все но­вые зна­ния, вся­кую но­вую идею мож­но рассмат­ри­вать в ка­честве за­ро­ды­ша бу­ду­ще­го монстра, впол­не дос­туп­но­го для на­ро­да. По­эти­чес­кая ода­рен­ность, крас­но­ре­чие, цеп­кость па­мя­ти, свет­лый ум, огонь во­об­ра­же­ния, глу­би­на мыс­ли – все эти да­ры, роз­дан­ные не­бе­са­ми на­угад, при­но­си­ли пользу де­мок­ра­тии да­же тог­да, ког­да ими ов­ла­де­ва­ли ее про­тив­ни­ки, они все рав­но ра­бо­та­ли на де­мок­ра­тию, наг­ляд­но воп­ло­щая идею при­род­но­го ве­ли­чия че­ло­ве­ка. Та­ким об­ра­зом, тор­жество ци­ви­ли­за­ции и прос­ве­ще­ния од­нов­ре­мен­но зна­ме­но­ва­ло со­бой по­бе­до­нос­ное шествие де­мок­ра­тии, а ли­те­ра­ту­ра бы­ла откры­тым для всех ар­се­на­лом, где сла­бые и бед­ные ежед­нев­но под­би­ва­ли для се­бя ору­жие.

Ког­да про­бе­га­ешь гла­за­ми стра­ни­цы на­шей ис­то­рии, в ней труд­но встре­тить сколь-ли­бо зна­чи­тельные со­бы­тия, про­ис­хо­див­шие в те­че­ние пос­лед­них се­ми­сот лет, ко­то­рые не сыг­ра­ли бы своей бла­гот­вор­ной ро­ли для ус­та­нов­ле­ния ра­венства.

Крес­то­вые по­хо­ды и войны с Англией опус­то­ша­ют ря­ды дво­рянства и при­во­дят к раз­де­лу их зе­мельных вла­де­ний; инсти­тут го­родских ком­му­нальных со­ве­тов внед­ря­ет прак­ти­ку де­мок­ра­ти­чес­кой сво­бо­ды в са­мой ци­та­де­ли фе­одальной мо­нар­хи; изоб­ре­те­ние ог­нестрельно­го ору­жия урав­ни­ва­ет прос­то­лю­ди­на с дво­ря­ни­ном на по­лях сра­же­ний; изоб­ре­те­ние кни­го­пе­ча­та­ния обес­пе­чи­ва­ет рав­ные воз­мож­нос­ти умствен­но­го раз­ви­тия лю­дей; соз­дан­ная поч­то­вая служ­ба дос­тав­ля­ет средства прос­ве­ще­ния как к по­­ро­гу хи­жи­ны бед­ня­ка, так и к па­рад­ным двор­цов. Про­тес­тан­тизм ут­вержда­ет, что все лю­ди в рав­ной ме­ре спо­соб­ны найти путь, ве­ду­щий на не­бе­са. Аме­ри­ка со вре­ме­нем ее откры­тия пре­дос­тав­ля­ет лю­дям ты­ся­чу но­­вых спо­со­бов ско­ла­чи­вать сос­то­яние, поз­во­ляя да­же ни­ко­му не из­ве­ст­ным аван­тю­рис­там об­ре­тать бо­гатство и власть.

Ес­ли вы ста­не­те рассмат­ри­вать с ин­тер­ва­лом в пятьде­сят лет все то, что про­ис­хо­ди­ло во Фран­ции, на­чи­ная с XI в., вы не пре­ми­не­те за­ме­тить в кон­це каж­до­го из этих пе­ри­одов, что в об­ществен­ном устройстве со­вер­ша­лась двойная ре­во­лю­ция: дво­ря­нин ока­зы­вал­ся сто­ящим на бо­лее низ­кой сту­пе­ни со­ци­альной лестни­цы, а прос­то­лю­дин – на бо­лее вы­со­кой. Один опус­ка­ет­ся, а дру­гой под­ми­на­ет­ся. По ис­те­че­нии каж­дой по­ло­ви­ны сто­ле­тия они сбли­жа­ют­ся и ско­ро соп­ри­кос­нуться.

И этот про­цесс по­ка­за­те­лен не только для Фран­ции. Ку­да бы мы ни ки­ну­ли на­ши взо­ры, мы уви­дим все ту же ре­во­лю­цию, про­ис­хо­дя­щую во всем хрис­ти­анском ми­ре.

Пов­се­местно са­мые раз­лич­ные со­бы­тия, слу­чив­ши­еся в жиз­ни на­ро­дов, ока­зы­ва­ют­ся на ру­ку де­мок­ра­тии. Все лю­ди по­мо­га­ют ей сво­ими уси­ли­ями: и те, кто соз­на­тельно со­действу­ет ее ус­пе­ху, и те, кто и не ду­ма­ет слу­жить ей, рав­но как и лю­ди, сра­жа­ющи­еся за де­мок­ра­тию, а так­же лю­ди, про­возгла­сив­шие се­бя ее вра­га­ми. Все они бре­дут впе­ре­меш­ку, под­тал­ки­ва­емые в од­ном нап­рав­ле­нии, и все со­об­ща тру­дят­ся на нее: од­ни – про­тив своей во­ли, а дру­гие – да­же не осоз­на­вая это­го, бу­ду­чи сле­пы­ми ору­ди­ями в ру­ках Гос­по­да.

Та­ким об­ра­зом, пос­те­пен­ное ус­та­нов­ле­ние ра­венства ус­ло­вий есть пред­на­чер­тан­ная свы­ше не­из­беж­ность. Этот про­цесс от­ме­чен сле­ду­ющи­ми ос­нов­ны­ми приз­на­ка­ми: он но­сит все­мир­ный, дол­гов­ре­мен­ный ха­рак­тер и с каж­дым днем все ме­нее и ме­нее за­ви­сит от во­ли лю­дей; все со­бы­тия, как и все лю­ди, спо­собству­ют его раз­ви­тию.

Обу­чать лю­дей де­мок­ра­тии, воз­рож­дать, на сколько это воз­мож­но, де­мок­ра­ти­чес­кие иде­алы, очи­щать нра­вы, ре­гу­ли­ро­вать де­мок­ра­ти­чес­кие дви­­­же­ния, пос­те­пен­но при­об­щать граж­дан к де­лам уп­рав­ле­ния го­су­дар­ст­вом, из­бав­ляя их от не­опыт­нос­ти в этих воп­ро­сах и вы­тес­няя их сле­пые инстин­кты осоз­на­ни­ем сво­их под­лин­ных ин­те­ре­сов; из­ме­нять сис­те­му прав­ле­ния со­об­раз­но вре­ме­ни и мес­ту, при­во­дя ее в со­от­ветствие с об­сто­я­тель­ства­ми и ре­альны­ми людьми, – та­ко­вы важ­нейшие из обя­зан­нос­тей, на­ла­га­емые в на­ши дни на тех, кто уп­рав­ля­ет об­ществом.

Со­вер­шен­но но­во­му ми­ру не­об­хо­ди­мы но­вые по­ли­ти­чес­кие зна­ния.

Но имен­но об этом мы поч­ти не за­ду­мы­ва­ем­ся: ока­зав­шись на стрем­ни­­не быстрой ре­ки, мы уп­ря­мо не спус­ка­ем глаз с тех нес­кольких раз­ва­лин, что еще вид­ны на бе­ре­гу, тог­да как по­ток ув­ле­ка­ет нас к той бездне, что на­хо­диться у нас за спи­ной.

Ни у од­но­го из на­ро­дов Ев­ро­пы та ве­ли­кая со­ци­альная ре­во­лю­ция, о ко­то­рой я на­ме­рен пи­сать, не про­те­ка­ла столь стре­ми­тельно, как у нас, од­на­ко она всег­да шла здесь на­угад.

Гла­вы на­ше­го го­су­дарства ни­ког­да не ду­ма­ли о том, что­бы под­го­то­виться к ней заб­ла­гов­ре­мен­но; она со­вер­ша­лась воп­ре­ки их во­ле или без их ве­до­ма. Са­мые мо­гу­ществен­ные, са­мые ин­тел­лек­ту­ально и нравствен­но раз­ви­тые клас­сы не пы­та­лись ов­ла­деть ею с тем, что­бы ее нап­рав­лять. По­это­му де­мок­ра­тия бы­ла пре­дос­тав­ле­на влас­ти ди­ких инстинктов; она вы­рос­ла, как те де­ти, ли­шен­ные ро­ди­тельской за­бо­ты, ко­то­рые вос­пи­ты­ва­ют­ся на ули­цах на­ших го­ро­дов, уз­на­вая только по­ро­ки и убо­жества об­щества. Ее су­щество­ва­ние, по‑ви­ди­мо­му, еще не впол­не осоз­на­ет­ся людьми, как вдруг она не­ожи­дан­но зах­ва­ты­ва­ет власть. Тог­да каж­дый ра­бо­леп­но стре­мит­ся ис­пол­нить ма­лейшее ее же­ла­ние; ей пок­ло­ня­ют­ся как воп­ло­ще­нию си­лы; за­тем, ког­да она сла­бе­ет из‑за собствен­ной не­воз­дер­жан­нос­ти, за­ко­но­да­те­ли на­чи­на­ют об­ду­мы­вать неб­ла­го­ра­зум­ные про­ек­ты ее уни­ч­то­же­ния, вмес­то то­го что­бы по­пы­таться нас­та­вить и и­спра­вить ее, и, не же­лая пре­по­да­вать ей на­уку уп­рав­ле­ния, они по­мыш­ля­ют лишь о том, как бы отстра­нить ее от влас­ти.

В ре­зульта­те в жиз­ни об­щества про­ис­хо­дит де­мок­ра­ти­чес­кая ре­во­лю­ция, не соп­ро­вож­да­емая при этом тем пре­об­ра­зо­ва­ни­ем за­ко­нов, идей, обы­ча­ев и нра­вов, ко­то­рое не­об­хо­ди­мо для дос­ти­же­ния це­лей дан­ной ре­во­­лю­ции. Та­ким об­ра­зом, мы по­лу­чи­ли де­мок­ра­тию, не имея то­го, что долж­но смяг­чать ее не­дос­тат­ки и под­чер­ки­вать ее ес­тествен­ные пре­иму­ще­ства, и, уже из­ве­дав при­но­си­мое ею зло, мы еще не зна­ем то­го доб­ра, ко­то­рое она должна дать.

Ког­да ко­ро­левская власть, под­дер­жи­ва­емая арис­ток­ра­тией, мир­но уп­рав­ля­ла на­ро­да­ми Ев­ро­пы, об­щество, нес­мот­ря на все свои ли­ше­ния, чувство­ва­ло се­бя счастли­вым в та­кие мо­мен­ты, ко­то­рые с тру­дом мож­но по­нять и оце­нить в на­ши дни.

Сох­ра­няя ог­ром­ную дис­тан­цию меж­ду со­бой и на­ро­дом, вельмо­жи, тем не ме­нее, про­яв­ля­ли к его судьбе та­кую же доб­ро­же­ла­тельную, спо­кой­ную за­ин­те­ре­со­ван­ность, с ка­кой пас­тух от­но­сит­ся к сво­ему ста­ду, и, не счи­тая бед­ня­ков се­бе ров­ней, они рассмат­ри­ва­ли за­бо­ту об их учас­тии как обя­зан­ность, воз­ло­жен­ную на гос­под са­мим Про­ви­де­ни­ем.

Не представ­ляя се­бе ка­ко­го-ли­бо ино­го об­ществен­но­го устройства и не меч­тая во­об­ще о воз­мож­нос­ти ког­да-ли­бо стать рав­ным со сво­ими на­чальни­ка­ми, на­род при­ни­мал их бла­го­де­яние и не об­суж­дал их пра­ва. Он лю­бил их тог­да, ког­да они ока­зы­ва­лись ми­ло­сердны­ми и спра­вед­ли­вы­ми, и без ро­по­та, не ис­пы­ты­вая низ­мен­ных чувств, под­чи­нял­ся их су­ро­вос­ти как не­из­беж­но­му злу, по­сы­ла­емо­му ему дес­ни­цей са­мо­го Гос­по­да. Обы­чаи и нра­вы, кро­ме то­го, в оп­ре­де­лен­ной сте­пе­ни ог­ра­ни­чи­ва­ли ти­ра­нию, ут­вер­див сво­его ро­да за­кон­ность в ми­ре, ос­но­ван­ном на на­си­лии.

Пос­кольку дво­ря­ни­ну и в го­ло­ву не при­хо­ди­ла мысль о том, что кто‑то за­хо­чет выр­вать у не­го те при­ви­ле­гии, ко­то­рые он счи­тал при­над­ле­жа­щи­ми ему по за­ко­ну, и пос­кольку кре­постной рассмат­ри­вал свое бо­лее низ­кое по­ло­же­ние как про­яв­ле­ние не­зыб­ле­мос­ти по­ряд­ка ве­щей, мож­но предста­вить се­бе, что меж­ду эти­ми дву­мя клас­са­ми, на­де­лен­ны­ми столь раз­ны­ми судьба­ми, мог­ла ус­та­но­виться сво­его ро­да вза­им­ная бла­го­же­ла­тельность. В те вре­ме­на об­щество зна­ло не­ра­венство и ли­ше­ния, но ду­ши лю­дей не бы­ли ис­пор­чен­ны­ми. Лю­дей развра­ща­ет не са­ма власть как та­ко­вая и не при­выч­ка к по­кор­нос­ти, а упо­треб­ле­ние той влас­ти, ко­то­рую они счи­та­ют не­за­кон­ной, и по­кор­ность тем пра­ви­те­лям, ко­то­рых они воспри­ни­ма­ют как узур­па­то­ров и уг­не­та­те­лей. Од­ним при­над­ле­жа­ло все: бо­гатство, си­ла, сво­бод­ное вре­мя, поз­во­ля­ющее им стре­миться к утон­чен­ной рос­ко­ши, со­вер­шенство­вать свой вкус, нас­лаж­даться ду­хов­ностью и культи­ви­ро­вать ис­кусство; тя­же­лый труд, гру­бость и не­ве­жество бы­ли уде­лом дру­гих.

Од­на­ко в этой не­ве­жествен­ной и гру­бой тол­пе встре­ча­лись лю­ди, об­ла­дав­шие жи­вы­ми страс­тя­ми, ве­ли­ко­душ­ны­ми чувства­ми, глу­бо­ки­ми убеж­де­ни­ями и при­род­ной доб­лестью.

По­доб­ным об­ра­зом ор­га­ни­зо­ван­ное об­щество мог­ло быть ус­тойчи­вым, мо­гу­ществен­ным и, что осо­бен­но ха­рак­тер­но, стре­мя­щим­ся к сла­ве.

Но вот раз­ли­чия по чи­ну на­чи­на­ют те­рять чет­кость, вы­со­кие барьеры меж­ду людьми ста­но­вят­ся ни­же; по­местья дро­бят­ся, власть пе­ре­хо­дит в ру­ки мно­гих, распростра­ня­ет­ся об­ра­зо­ван­ность, и ин­тел­лек­ту­альные спо­­соб­нос­ти лю­дей урав­ни­ва­ют­ся. Со­ци­альное устройство ста­но­вит­ся де­мок­ра­ти­чес­ким, и де­мо­кра­т­ия, в ко­неч­ном сче­те, мир­но ут­вержда­ет свое вли­яние на по­ли­ти­чес­кие инсти­ту­ты и об­ществен­ные нра­вы.

В дан­ной свя­зи я впол­не представ­ляю се­бе та­кое об­щество, в ко­то­ром каж­дый, от­но­сясь к за­ко­ну как к сво­ему лич­но­му де­лу, лю­бил бы его и под­­чи­нял­ся бы ему без тру­да; где власть пра­ви­тельства, не бу­ду­чи обо­жествля­емой, пользо­ва­лась бы ува­же­ни­ем в ка­честве зем­ной не­об­хо­ди­мос­ти; где лю­бовь, пи­та­емая людьми к гла­ве го­су­дарства, бы­ла бы не страстью, а ра­зум­­ным, спо­койным чувством. Ког­да каж­дый че­ло­век на­де­лен пра­ва­ми и уве­­­рен в не­отъ­ем­­ле­мос­ти этих прав, меж­ду все­ми клас­са­ми мо­жет ус­та­но­виться му­жествен­ное до­ве­рие и сво­его ро­да вза­им­ная бла­госклон­ность, не име­ющая рав­ным об­ра­зом ни­че­го ни с чувством гор­ды­ни, ни с низ­ко­пок­лонством.

Осоз­нав свои ис­тин­ные ин­те­ре­сы, на­род по­нял бы, что для нас­лаж­де­ния те­ми бла­га­ми, ко­то­рые да­ет об­щество, ему не­об­хо­ди­мо при­нять воз­ло­жен­ные на не­го обя­зан­нос­ти. Сво­бод­ная ас­со­ци­ация граж­дан в этом слу­чае мог­ла бы иг­рать роль мо­гу­ществен­ных вельмож, за­щи­щая го­су­дарство и от опас­нос­ти ти­ра­нии, и от уг­ро­зы все­доз­во­лен­нос­ти.

Я по­ни­маю, что в по­доб­ным об­ра­зом устро­ен­ном де­мок­ра­ти­чес­ком го­су­дарстве об­щество не ста­нет не­под­виж­ным, но дви­же­ние внут­ри его со­­ци­альной тка­ни мо­жет быть от­ме­че­но упо­ря­до­чен­ностью и пос­ту­па­тель­но­стью. Ес­ли в та­ком об­ществе и бу­дет меньше блес­ка сла­вы, чем в арис­ток­ра­тии, то оно все же не бу­дет знать столь крайней нуж­ды; нас­лаж­де­ния в нем ста­нут бо­лее уме­рен­ны­ми, а бла­го­сос­то­яние – бо­лее дос­туп­ны­ми; зна­­­­ния лю­дей бу­дут ме­нее об­шир­ны­ми, но и не­ве­жество ста­нет ме­нее распростра­нен­ным; чувства ут­ра­тят свою си­лу, но ма­не­ра по­ве­де­ния ста­нет бо­лее сгла­жен­ной; по­ро­ки и не­дос­тат­ки бу­дут ча­ще встре­чаться сре­ди лю­дей, но прес­туп­ность ста­нет бо­лее ред­ким яв­ле­ни­ем.

Вмес­то преж­не­го эн­ту­зи­аз­ма и страстнос­ти убеж­де­ний прос­ве­щен­ность и опыт­ность граж­дан бу­дут под­час по­буж­дать их ид­ти на ве­ли­кие жертвы. Пос­кольку вся­кий че­ло­век, в рав­ной ме­ре чувствуя свою сла­бость и пот­реб­ность в се­бе по­доб­ных, поймет, что он по­лу­чит их под­держку толь­ко при ус­ло­вии, что сам бу­дет го­тов ока­зы­вать им по­мощь, граж­да­не без тру­да осоз­на­ют, что их лич­ные ин­те­ре­сы проч­но свя­за­ны с ин­те­ре­са­ми об­ществен­ны­ми.

Та­кая на­ция, го­во­ря в це­лом, бу­дет ме­нее блис­та­тельной, ме­нее прос­лав­лен­ной и, воз­мож­но, ме­нее сильной, но большинство ее граж­дан бу­дут проц­ве­тать, и на­род об­на­ру­жит ми­ро­лю­бие сво­его нра­ва не по при­чи­не то­го, что он от­ча­ял­ся до­биться для се­бя луч­шей до­ли, но по­то­му, что осоз­нал, как хо­ро­шо ему жи­вет­ся.

Хо­тя в по­доб­ном по­ряд­ке ве­щей от­нюдь не все бы­ло бы хо­ро­шим и по­лез­ным, об­щество, по крайней ме­ре, мог­ло бы за­имство­вать из не­го все то, что представ­ля­ет ин­те­рес и пользу, и лю­ди, нав­сег­да от­ка­зы­ва­ясь от тех со­ци­альных пре­иму­ществ, ко­то­рые по­рож­да­ли арис­ток­ра­ти­чес­ким устройством, взя­ли бы у де­мок­ра­тии все то хо­ро­шее, что она мо­жет им пред­ло­жить.

А мы, из­бав­ля­ясь от со­ци­ально­го устройства, дос­тав­ше­го­ся нам от пред­­ков, и бес­по­ря­доч­но от­ме­тая прочь их по­ли­ти­чес­кие инсти­ту­ты, их идеи и нра­вы, – что мы взя­ли вза­мен?

Прес­тиж ко­ро­левской влас­ти ис­чез, но са­ма она не бы­ла за­ме­ще­на его ве­ли­чеством за­ко­ном; в на­ши дни на­род пре­зи­ра­ет власть, но бо­ит­ся ее, и бла­го­да­ря это­му она мо­жет вы­тя­нуть из не­го больше, чем мог­ла в бы­лые вре­ме­на, ког­да он от­но­сил­ся к ней с ува­же­ни­ем и лю­бовью.

Я за­ме­чаю, что мы унич­то­жи­ли мо­гу­щество оп­ре­де­лен­ных лич­нос­тей, спо­соб­ных по от­дельнос­ти сра­жаться про­тив ти­ра­нии, но я ви­жу, что пра­ви­тельство ока­за­лось единствен­ным нас­лед­ни­ком всех тех пре­ро­га­тив, ко­то­рые бы­ли от­ня­ты у се­мейных кла­нов, кор­по­ра­ций и частных лиц. Та­ким об­ра­зом, гне­ту­щая по­рой, но час­то ох­ра­ни­тельная си­ла не­большо­го чис­ла граж­дан бы­ла за­ме­не­на бес­по­мощ­ностью всех.

Раздроб­ле­ние сос­то­яний уменьши­ло дис­тан­цию, от­де­ля­ющую бед­ня­ка от бо­га­ча, но, сбли­жа­ясь, они, по‑ви­ди­мо­му, об­на­ру­жи­ва­ют все но­вые и но­вые при­чи­ны, зас­тав­ля­ющие их пи­тать вза­им­ную не­на­висть, и, бро­сая друг на дру­га взгля­ды, пол­ные стра­ха и за­вис­ти, они от­тал­ки­ва­ют один дру­го­го от влас­ти. Как для од­но­го, так и для дру­го­го идея пра­ва еще не су­ществу­ет, и обо­им си­ла представ­ля­ет­ся единствен­ным вес­ким ар­гу­мен­том, име­ющим­ся у них в нас­тоя­щее вре­мя, а так­же единствен­ной га­ран­тией бу­ду­ще­го.

Бед­няк унас­ле­до­вал большую часть пред­рас­суд­ков сво­их от­цов, ут­ра­тив их убеж­де­ния; он столь же не­ве­жествен, но ли­шен их доб­ро­де­те­лей. В ка­честве ос­но­вы сво­их действий он при­нял доктри­ну лич­но­го ин­те­ре­са, не по­ни­мая долж­ным об­ра­зом это­го уче­ния, и его эго­изм ны­не но­сит столь же неп­рос­ве­щен­ный ха­рак­тер, как и преж­няя пре­дан­ность бед­ня­ков сво­им гос­по­дам, го­то­вых жертво­вать собствен­ны­ми ин­те­ре­са­ми.

Об­щество сох­ра­ня­ет спо­койствие, но не по­то­му, что оно осоз­на­ет свою си­лу и свое бла­го­по­лу­чие, а, нап­ро­тив, по­то­му, что оно счи­та­ет се­бя сла­бым и не­мощ­ным; оно бо­ит­ся, что лю­бое уси­лие мо­жет сто­ить ему жиз­ни: вся­кий че­ло­век ощу­ща­ет неб­ла­го­по­лу­чие об­ществен­но­го сос­то­яния, но ник­то не об­ла­да­ет не­об­хо­ди­мы­ми му­жеством и энер­гией, что­бы до­би­ваться его улуч­ше­ния. Же­ла­ния, со­жа­ле­ния, огор­че­ния и ра­дос­ти лю­дей не соз­да­ют ни­че­го ощу­ти­мо­го и проч­но­го, по­доб­но то­му, как страс­ти ста­ри­ков при­во­дят их лишь к бес­си­лию.

Та­ким об­ра­зом, от­ка­зав­шись от все­го то­го бла­га, ко­то­рое мог­ло со­дер­жаться в ста­ром об­ществен­ном устройстве, и не при­об­ре­тя ни­че­го по­лез­но­го из то­го, что мож­но бы­ло бы по­лу­чить в на­шем ны­неш­нем по­ло­же­нии, мы, лю­бу­ясь со­бой, ос­та­но­ви­лись пос­ре­ди ру­ин ста­ро­го ре­жи­ма и, ви­ди­мо, же­ла­ем ос­таться здесь нав­сег­да.

Не ме­нее прис­корбная си­ту­ация наб­лю­да­ет­ся и в ду­хов­ной жиз­ни об­щества.

В ми­ре есть од­на стра­на, где та ве­ли­кая со­ци­альная ре­во­лю­ция, о ко­то­рой я го­во­рю, по‑ви­ди­мо­му, поч­ти дос­тиг­ла ес­тествен­ных пре­де­лов сво­его раз­ви­тия. Она со­вер­ша­лась там прос­тым и лег­ким спо­со­бом, или, вер­нее ска­зать, эта стра­на пользу­ет­ся ре­зульта­та­ми той де­мок­ра­ти­чес­кой ре­во­лю­ции, ко­то­рая про­ис­хо­дит у нас, не из­ве­дав са­мо­го ре­во­лю­ци­он­но­го пе­ре­во­ро­та.

Им­миг­ран­ты, обос­но­вав­ши­еся в Аме­ри­ке в на­ча­ле XVII в., ка­ким‑то об­ра­зом смог­ли от­де­лить де­мок­ра­ти­чес­кие прин­ци­пы от все­го то­го, про­тив че­го они бо­ро­лись в нед­рах ста­ро­го об­щества Ев­ро­пы, и су­ме­ли пе­ре­вез­ти эти прин­ци­пы на бе­ре­га Но­во­го Све­та. Там, про­из­рас­тая сво­бод­но, в гар­мо­ни­чес­ком сос­то­янии с нра­ва­ми, эти прин­ци­пы мир­но раз­ви­ва­лись под сенью за­ко­нов.

Мы, без сом­не­ния, по­доб­но аме­ри­кан­цам, ра­но или поздно дос­тиг­нем поч­ти пол­но­го ра­венства ус­ло­вий су­щество­ва­ния лю­дей. На этом ос­но­ва­нии я от­нюдь не при­хо­жу к зак­лю­че­нию, что в один прек­рас­ный день мы с неб­реж­­ностью бу­дем вы­нуж­де­ны приз­нать все те же са­мые по­ли­ти­чес­кие вы­во­ды, ко­то­рые в сход­ной об­ществен­ной си­ту­ации бы­ли сде­ла­ны аме­ри­кан­ца­ми. Я весьма да­лек от мыс­ли, что они наш­ли ту единствен­ную фор­му прав­ле­ния, ко­то­рая только и мо­жет быть соз­да­на де­мок­ра­тией; впол­не дос­та­­точ­но то­го, что в обе­их стра­нах за­ко­ны и нра­вы оп­ре­де­ля­ют­ся од­ной и той же ис­ход­ной пер­воп­ри­чи­ной, и мы по­это­му с глу­бо­ким ин­те­ре­сом долж­ны сле­дить за тем, что же имен­но она по­рож­да­ет в каж­дой из этих стран.

По­это­му я иссле­до­вал Аме­ри­ку не только для то­го, что­бы удов­лет­во­рить свое впол­не за­кон­ное лю­бо­пытство, но хо­тел извлечь из это­го те по­лез­ные уро­ки, ко­то­рые мог­ли бы нам при­го­диться. Представ­ле­ние о том, буд­то я на­ме­ре­вал­ся на­пи­сать па­не­ги­рик, – ни­чем не обос­но­ван­ное заб­луж­де­ние; лю­бой че­ло­век, ко­то­рый ста­нет чи­тать эту кни­гу, смо­жет пол­ностью удос­то­ве­риться, что ни­че­го по­доб­но­го у ме­ня и в мыс­лях не бы­ло. Не со­би­рал­ся я так­же пре­воз­но­сить и фор­мы их го­су­дарствен­но­го прав­ле­ния как та­ко­вые, ибо лич­но я при­над­ле­жу к чис­лу лю­дей, счи­та­ющих, что за­ко­ны поч­ти ни­ког­да не яв­ля­ют­ся аб­со­лют­но со­вер­шен­ны­ми. Я да­же счи­таю, что не впра­ве пред­ла­гать свои суж­де­ния от­но­си­тельно то­го, не­сет ли со­ци­альная ре­во­лю­ция, нас­туп­ле­ние ко­то­рое мне представ­ля­ет­ся не­отврат­ным, доб­ро или же зло все­му че­ло­ве­честву. Я при­ни­маю эту ре­во­лю­цию как факт, уже свер­шив­шийся или го­то­вый вот‑вот свер­шиться, и из всех на­ро­дов, ис­пы­тав­ших ее пот­ря­се­ния, я выб­рал тот, у ко­то­ро­го про­цес­сы ее раз­ви­тия про­те­ка­ли са­мым мир­ным пу­тем и дос­тиг­ли при этом на­ивыс­шей сте­пе­ни за­вер­шен­нос­ти, с тем что­бы вни­ма­тельно рассмот­реть ее за­ко­но­мер­ные пос­ледствия и, нас­колько это воз­мож­но, изыс­кать средства, с по­мощью ко­то­рых из нее мож­но бы­ло бы извлечь пользу для лю­дей. Я приз­наю, что в Аме­ри­ке я ви­дел не прос­то Аме­ри­ку: я ис­кал в ней об­раз са­мой де­мок­ра­тии, ее ос­нов­ные свойства и чер­ты ха­рак­те­ра, ее пред­рас­суд­ки и страс­ти. Я хо­тел пос­тичь ее с тем, что­бы мы по крайней ме­ре зна­ли, чтó от нее мож­но ожи­дать и че­го сле­ду­ет опа­саться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: