Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Четыре периода советской фантастики и эволюция Человека.




Недавно, размышляя об организации ролевок по мотивам произведений советской фантастики, попутно перечитывая первоисточники и повторно анализируя их содержание, я пришел к выводу, что всю научную фантастику советского времени (фэнтези в совке не было, для тех кто слишком юн; сказки -- не в счет) – можно условно разделить на четыре основных периода, озаглавив, тоже условно, так: 1) период Беляева-Адамова -- Алексея Толстого («Человек-амфибия», «Звезда КЭЦ»..., «Тайна двух океанов», «Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина»); 2) период Ефремова (широко известная «Туманность Андромеды» и зарубленный на старте цензурой, и потому не столь широко известный, «Час Быка»); 3) период Аркадия и Бориса Стругацких («Обитаемый остров», «Трудно быть богом»...), и, наконец, период Кира Булычева (цикл об Алисе Селезневой, кратко – сказки о «коммунизме» для детей).

Для первого из этих периодов характерно, прежде всего, то, что в его произведениях ВНЕЗАПНО появившийся после победы революции и «красного террора», о котором, разумеется, умалчивается, советский человек обладает несгибаемым упорством и в борьбе с буржуинами, и в «покорении природы», причем, зачастую, покорении самыми жестокими средствами – так, профессор Вагнер у Беляева ставит, мягко говоря, не самые гуманные опыты на собаках, которых в буквальном смысле крадет у соседей, подводники в «Тайне двух океанов» безжалостно уничтожают орды всякой живности вроде гигантских крабов или морских драконов; у Беляева и А.Толстого часто проявляется мотив антиутопии, где гениальные научные или технические изобретения применяются «злыми гениями» или просто зарвавшимися буржуинами, и ничего хорошего из этого, разумеется, не выходит.

В остальном, качества советского человека первого периода достаточно обыкновенны – это обычный «совок», к которому с какого-то перепугу прикрутили невероятную самоотверженность и упорство по пути к великой цели, наподобие строительства коммунизма во всем мире. Кусочек такого советского человека достался и «Стране багровых туч», первому широко известному произведению Стругацких.

Второй период, фактически, создан одним человеком – Иваном Ефремовым. Эголитарная утопия «Туманность Андромеды» стала широко известной именно благодаря чистоте своего утопизма, где славится «коммунизм» и его строители. Сами их черты тоже достаточно расплывчаты, но видно, что это люди, далеко зашедшие в своей эволюции, крайне возвышенного склада мышления и характера, далеко превосходящие заурядных «совков». Следующее его произведение – повесть «Сердце змеи», это фактически продолжение «Туманности Андромеды», только совсем короткое.
А вот третье, «Час Быка», вышедший небольшим тиражом в 1961(?) году и благодаря репутации автора поначалу случайно «проскочивший» цензуру, этот поистине прорыв и революция не только в советской фантастике, но и в мировой литературе, не побоюсь этого сказать, имеет существенное историческое значение.

Роман-антиутопия, где происходит столкновение далеко эволюционировавшего человека Земли и тоталитарного Торманса, поднимает глубокие философские и мировоззренческие проблемы, связанные с развитием человеческой цивилизации. Здесь же впервые проявляется та мысль, которая особенно интересует лично меня в этом исследовании – вопрос генетической эволюции человека.

В «Часе Быка» устами героев-землян раскрывается теория автора о грядущем слиянии всех ныне известных человеческих рас, после которого произойдет расщепление на две «пост-расы»: неандерталоидную и кроманьоидную – и уже из их слияния, произойдет Человек будущего, здоровый и крепкий физически, обладающий недюжинными интеллектуальными способностями... хотя, все еще достаточно хрупкий морально, при столкновении с цивилизацией Торманса земляне испытывают сильное депрессивное воздействие, хотя мужественно с ним борются. И там же поднимается вопрос о деградации человека в случае блокирования развития цивилизации. Ответ, все же, оказывается в пользу человечества: мол, период накопления положительной генетической информации, происходившего за весь период эволюции, намного превосходит период деградации, имевший место на Тормансе, соответственно, дегенеративное воздействие этого периода может быть в дальнейшем снивелировано, если подтолкнуть в нужном направлении дальнейшее развитие.

Фактически, Ефремов в «Часе Быка» задал основные мотивы тому, что в затем, уже у Стругацких, превратилось в институт и практику прогрессорства.

Люди Земли в «Часе Быка» предстают богоподобными, достигшими высочайшего развития.

Третье «поколение» – братья Стругацкие – отметилось многими безусловными достижениями, среди которых – «оживление» персонажей, они, с одной стороны, предстают гораздо более похожими на современных им людей, с другой – отличаются безусловным гуманизмом, высоким уровнем личного развития, и всеми теми качествами, которые позволяют назвать их «людьми будущего».

Стругацкие создали фабулу «Высокой теории воспитания», развили тему о прогрессорстве, предпосылки для которой задал Ефремов, и вообще сотворили массу полезного, хотя бы потому, что их произведения дошли до широкой читательской аудитории, с минимальными потерями пройдя цензурные барьеры. Для современного взгляда, мир, который они назвали миром «победившего коммунизма», скорее, можно назвать миром торжества гуманистических ценностей, и, да – качественно эволюционировавшего человечества... или все-таки человека? Вот это, пожалуй, самый интересный вопрос... тут уместно привести цитату из «Трудно быть богом»:

«Двести тысяч кузнецов, оружейников, мясников, галантерейщиков, ювелиров, домашних хозяек, проституток, монахов, менял, солдат, бродяг, уцелевших книгочеев ворочались сейчас в душных, провонявших клопами постелях: спали, любились, пересчитывали в уме барыши, плакали, скрипели зубами от злости или от обиды... Двести тысяч человек! Было в них что-то общее для пришельца с Земли. Наверное, то, что все они почти без исключений были еще не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека. Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами - рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия.

И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом - рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распутных друзей, рабом своих рабов. Огромное большинство из них ни в чем не было виновато. Они были слишком пассивны и слишком невежественны. Рабство их зиждилось на пассивности и невежестве, а пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство. Если бы они все были одинаковы, руки опустились бы и не на что было бы надеяться. Но все-таки они были людьми, носителями искры разума. И постоянно, то тут, то там вспыхивали и разгорались в их толще огоньки неимоверно далекого и неизбежного будущего. Вспыхивали, несмотря ни на что. Несмотря на всю их кажущуюся никчемность. Несмотря на гнет. Несмотря на то, что их затаптывали сапогами. Несмотря на то, что они были не нужны никому на свете и все на свете были против них. Несмотря на то, что в самом лучшем случае они могли рассчитывать на презрительную недоуменную жалость...»

Уместно также вспомнить, что в мире Полудня у Стругацких, практически все земляне еще до рождения проходят процедуру так называемой «фукамизации», существенно повышавшей жизнеспоспособность и физическую стойкость организма, расширявшую спектры зрительного и слухового восприятия, и так далее... Максим Каммерер в «Обитаемом острове» представляется именно таким сверхчеловеком со сверхспособностями: например, в него разрядили полную обойму, причем одна пуля попала в сердце, и две – в печень, и тем не менее, он выжил и его раны залечились в условиях, мягко говоря, не слишком благоприятной окружающей среды.

Вот и остается вопрос, особенно в свете вышеприведенной цитаты: почему Стругацкие считали настолько необходимыми «века кровавой истории», чтобы «выточить когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека». Дальше по тексту той же книги следует диалог землянина, внедрившегося в средневековую цивилизацию Арканара под видом «дона Руматы Эсторского», с лекарем Будахом, в этом диалоге Румата выступает от лица всемогущего бога, а Будах – самого себя, продвинутого ученого отсталой цивилизации:

«- Мир не может меняться вечно, - возразил Будах, - ибо ничто не вечно, даже перемены... Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор. - Он поучающе поднял палец. - Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.

- Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? - удивился Румата. - После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы...

- Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим... Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека. / ремарка: в отряде 731 Квантунской армии подопытных называли «бревнами» - В.В. /

- А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
- На это способны только высшие силы...

- Но все-таки, представьте себе, что вы бог...

Будах засмеялся.

- Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!

- Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?

- У вас богатое воображение, - с удовольствием сказал Будах. - Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами...

- Вы мне льстите... Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?... Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.

- Что ж, - сказал он, - извольте. Я сказал бы всемогущему:

"Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".

- И это все? - спросил Румата.

- Вам кажется, что этого мало?

Румата покачал головой.

- Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".

- Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.
- Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.

Будах перестал улыбаться.

- Накажи жестоких, - твердо сказал он, - чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.

- Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.

- Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.

- И это не пойдет людям на пользу, - вздохнул Румата, - ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
Не давай им всего сразу! - горячо сказал Будах. - Давай понемногу, постепенно!
- Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.

- Да, я вижу, это не так просто, - сказал он. - Я как-то не думал раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, - он подался вперед, - есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!

Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках...

- Я мог бы сделать и это, - сказал он. - Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:

- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.

- Сердце мое полно жалости, - медленно сказал Румата. - Я не могу этого сделать.

И тут он увидел глаза Киры. Кира глядела на него с ужасом и надеждой.»

 

В итоге этого диалога получается, что история – это своего рода самоцель; собственно, вся миссия Института экспериментальной истории в Арканаре и на всей неназванной авторами планете, заключалась в наблюдении за происходящими событиями с целью получения материала для подтверждения или опровержения «базовой теории феодализма» земных историков. Фактически, института прогрессорства, как такового, еще не существовало; он возник, по хронологии произведений Стругацких, лишь с миссией Рудольфа Сикорски на Саракше и развивался после прибытия туда Максима Каммерера.

Почему меня так интересует вопрос, связанный с генетической эволюцией, поясню. Интересно, могут ли обычные люди, Homo Sapiens +/-1%, образовать и поддерживать цивилизацию эголитарного типа, где каждый человек достигнет вершин саморазвития и самореализации, и будет придерживаться в обращении с себе подобными идеалов гуманизма.

Ведь сегодняшнее человечество уже обладает знаниями и технологиями, достаточными для того, чтобы полностью исключить из нашей жизни монотонный труд, оставив только творчество; обеспечить каждого теми материальными «благами», которые ему необходимы. Тем не менее, сегодняшнее человечество существует в парадигме потребительской цивилизации, где саморазвитие, самореализация и гуманизм являются уделом единиц, а в широких массах – выброшены на помойку.

Но вернемся к советской фантастике. Итак, после наиболее интересного периода, и даже задолго до его фактического завершения со смертью Аркадия Стругацкого в 1991 году, появляется четвертое «поколение» – фантастика, на мой взгляд, служащая своего рода «ширпотребом». Флагманом такой фантастики явился И.Можейко, известный под псевдонимом Кир Булычев. Частично «сказки», частично – калька по мотивам произведений Стругацких, его творчество в качестве основного элемента содержит развлекательное действо, при этом социальные, этические и философские проблемы остаются, зачастую, «за кадром», хотя, конечно же, подразумевается «коммунизм», или, по меньшей мере, «развитой социализм», установившийся на всей Земле.

Прямыми преемниками Кира Булычева стали постсоветские фантасты, такие, как Сергей Лукьяненко, ориентирующиеся на широкий потребительский рынок, хотя даже в его произведениях больше внимания уделяется той самой социально-философской составляющей, о которой сказано выше. Но это уже – другая история.

@темы: человек, футурология, философия, фантастика, литература, история, гуманизм, Стругацкие, Ефремов

 

 

 
 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных