Ночь пятая. Часть 1 6 страница

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — заплетающимся языком пытался выговорить Исин. — Йо-хо-хо! И бутылка ромаааааааа… Бутылка ромаааааа…

— Может быть, нам действительно не стоило давать ему пить, это всего лишь третья кружка, — с сомнением зашептал боцман.

— Да ладно, — махнул рукой квартирмейстер, — ничего страшного с ним случиться не должно, по крайней мере, пока он не решит подняться на палубу.

— Ох, — выдохнул боцман, — капитан нас за это по голове не погладит.

— Зато этот парень уже не стесняется, смотри-ка, — мужчина указал на Исина, который вытанцовывал с несколькими пиратами команды, все так же продолжая петь, — не зря говорят, что алкоголь лучшая смазка для отношений…

— И все же, — пират нахмурил брови, — не нравится мне это…

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — продолжал петь Исин, выплясывая вместе с командой. — Йо-хо-хо! — он попытался сделать так, чтобы голос звучал ниже и грубее. — И бутылка рома! Пей! — он вскинул вверх руку с кружкой. — И дьявол тебя доведет до конца! Йо-хо-хо! И бутылка ромаааа!

Когда песня кончилась, Исин устало вздохнул и рухнул на скамейку. В состоянии алкогольного опьянения объем легких почему-то уменьшился, а силы стали быстрее пропадать. Раньше Чжан никогда не чувствовал таких трудностей.

— Эй, малой, выпьем за капитана?

Исин перевел дух, стирая испарину со лба. Похоже, эти интенсивные песни-танцы его немного отрезвили, но не настолько, чтобы все окончательно вернуть на свои места.

— Не, — махнул рукой Чжан, — мне пока хватит.

— Как хватит? Неужели и за капитана не выпьешь?

— Не-не…

— Ты что же, капитана нашего не уважаешь? — возмутился пират.

— Что? Кто там капитана не уважает? — подорвалось несколько мужчин.

— Да не, вы чего! — торопливо заговорил Исин, помахивая руками. — Уважаю, конечно, уважаю…

— Если уважаешь — пей, — пират сунул кружку с ромом прямо под нос Чжану, а тот старался придумать хоть какие-то оправдания, почему он не должен сейчас пить. — До дна!

— Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! — раздались мужские голоса со всех сторон.

— И все же, давайте следующий тост я выпью…

— Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

Исин растерянно посмотрел на кружку. Ему не хотелось пить, особенно до дна. Голова начинала побаливать. Крики пиратов очень сильно давили на нервы. Исин поджал губы, чтобы не закричать или не выругаться.

— Друзья, — послышался спокойный голос за спинами пиратов, — прекращайте мне ребенка спаивать.

Пираты вмиг замолчали, расступаясь, чтобы дать капитану пройти. Оле-Лукойе спокойно, не торопясь, прошел до Исина, задумчиво посмотрел на кружку в руках пирата и после небольшой вдумчивой мхатовской паузы осведомился:

— Может быть, кто-то предложит мне выпить?

Тут же, кажется, вся пиратская команда ринулась к капитану, чтобы предложить ему свою кружку с ромом. Чондэ лишь слабо улыбнулся, взял первую попавшуюся, поблагодарил и присел на скамейку.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он, спокойно отпивая ром, словно бы это был чай, — продолжайте веселье.

Пираты еще какое-то время смотрели на расслабленного капитана, как бараны на новые ворота, после чего резко вышли из оцепенения и действительно вернулись к веселью. Сразу стало шумно. В этот раз, кажется, даже было больше шума, будто пираты специально, следуя указанию капитана, старались показать, что веселятся.

— Ну и где ты был? — Исин рухнул на скамейку рядом с Оле. — Что за моду взял бросать меня на произвол судьбы.

— А ты скучал? — с усмешкой осведомился Чондэ, и глаза его игриво блеснули, когда он, не сводя пристального взгляда с Исина, отпил из своей чашки. Чжан на какое-то время потерялся, пытаясь понять, в чем была суть вопроса. Оле-Лукойе хочет знать, скучал ли Исин без него или скучал ли он по нему?

— Я думал, что ты меня бросил, — не нашел ничего лучше ответить Исин, — они сказали, что ты мог уйти…

— О, ну конечно, — засмеялся Оле, — ты так сильно испугался, что я мог тебя бросить, что решил как следует повеселиться с пиратами.

— Нет, я не…

— Ты ведь прекрасно знал, что я не брошу тебя, Чжан Исин, — Чондэ по-доброму заглянул юноше в глаза и нежно погладил его по волосам, — иначе бы ты не был так спокоен.

— Хорошо, — согласился Исин, — признаю, я знал, что ты меня не бросишь.

— Тогда, — тихо засмеялся Оле, которого позабавила такая реакция молодого человека, — просто иди и повеселись. Ни о чем не беспокойся, ведь я теперь рядом.

— Но…

— Просто иди, — махнул рукой Чондэ, — когда у тебя еще будет шанс повеселиться с пиратами? Ни о чем не волнуйся, я присмотрю за тобой. Впрочем, как и всегда…

В этой последней фразе не было ничего таинственного, не было ничего необычного, ведь Оле-Лукойе действительно приглядывал за Исином все то время, что с ним путешествовал, просто на секунду Исину показалось, что в этой фразе куда больше значения и памяти.

Чжан прищурил глаза, но Оле ни видом, ни словом, ни даже мимолетным взглядом не выдал своей тайны. А между тем у Исина в груди сердце сжималось тоской забытых воспоминаний. Своих ли, чужих ли, или это была всего лишь иллюзия воспоминаний, он не знал, но чувствовал горечь утраты.

Словно желая избавиться от этого послевкусия, Исин схватился за кружку с ромом и, осушив её в несколько глотков, пустился в самую гущу бушующей толпы, распевать пиратские песни и танцевать. Он делал все, чтобы не чувствовать съедающей его изнутри тоски, когда бросал беглый взгляд на одиноко сидящего в стороне капитана. Каждый раз, когда Оле ловил на себе чужой взгляд, его снисходительная добрая улыбка становилась ярче, он вскидывал вверх руку с кружкой и шептал одними губами: «за тебя». И от этого становилось еще больнее.

Отвратительное чувство, когда в разгар веселья, тебе и радостно и больно. Когда ты хочешь улыбаться, но будто делаешь это через силу. Хочешь сбежать куда-то на воздух, чтобы перевести дух, потому что в толпе то счастливое предвкушение сменяется тянущей сладкой болью в области сердца.

В ту ночь Исин в полной мере осознал всю прелесть алкоголя. Он перестал соображать после второй кружки. И ничего не чувствовал, кроме ужасного головокружения. Его мир настолько изменился, что в нем не было больше ни боли, ни тоски. Только мутило немного, зато все казалось веселее.

— Честно признайся, усатый, — почти подполз Исин к Оле-Лукойе, угрожая вилкой, — хочешь лишиться хвоста?

— Не хочу, — звонко засмеялся Чондэ, оглядывая Чжана, который последний час скакал в пиратской треуголке и с повязкой на глазу, — я… уважаю пирата.

— А я… ик, — Исин на какое-то время завис, диагностируя свое состояние, — уважаю… кота.

Исин почувствовал, что сильно перепил, его веки налились свинцом и стали настолько тяжелыми, что глаза начинали болеть, так хотелось их закрыть. Чжан устроился рядом с Оле, опуская голову ему на плечо и прикрыл глаза. Из-за переизбытка алкоголя, его обуяла такая безграничная нежность к Чондэ в эту минуту, что очень хотелось сказать об этом, потому что она рвалась наружу. Её было слишком много для одного человека.

— Сегодня действительно было очень весело, — еле пробормотал непослушными губами Исин, незаметно для себя начиная проваливаться в сон, — зря я тебя попрекал. Мне жаль.

— Ничего страшного, — Чондэ поставил кружку себе на колено, меланхолично поглаживая её пальцами, — все в порядке. Я же знаю, что ты все это делаешь не для того, чтобы меня обидеть или…

— Не для того. Спасибо тебе за все, что ты делаешь. Ты мне нравишься. Правда нравишься. Ты очень хороший…

— Я… — Оле-Лукойе поджал губы на мгновение, не желая произносить это, но все равно зачем-то произнес, — не хороший… и видит Бог, мне очень не хочется, чтобы ты испытал это на себе.

— Не говори глупостей, — Исин легонько толкнул Оле в бок, — ты самый замечательный…

Чжан замолчал. Он уже балансировал на грани сна и реальности, не в состоянии отличить одно от другого. Ему показалось странным, что он находится во сне, но при этом все равно постоянно засыпает. Вероятно, это нужно было для того, чтобы проснуться, однако Исин не был в этом уверен. Он бы хотел спросить об этом, только не мог сформулировать вопрос.

— Я люблю тебя, — тихо пробормотал Исин, перепутав реальность со сном. Сложно сказать, предназначалось ли это Оле-Лукойе или Чжан говорил это кролику из своего сна. Так или иначе, слова сами сорвались с губ, и это было неожиданно для обоих.

Чондэ осторожно коснулся губами макушки Исина, чувствуя, что эта короткая фраза переворачивает все в его груди, выворачивает наизнанку, оставляя только горечь и боль. Оле-Лукойе не верил в правдивость этой фразы, но иллюзия её реальности была очень сладкой. Эта фраза давала зыбкую надежду, которой у Чондэ уже просто не могло быть. Ему не на что было надеяться.

Оле-Лукойе еще долго сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Он слышал чужое тихое дыхание, чувствовал, как спокойно бьется чужое живое сердце. В такие минуты он почему-то действительно жалел, что не может остаться один, наедине со своей болью. Его боль утихала в одиночестве или в суете, но вот в такие спокойные минуты она обрушивалась на голову огромной волной бушующих черных вод. И словно бы не было этой веселящейся команды, не было корабля. Чондэ тонул, а Исин, спокойно спящий у него на плече, тянул его ко дну.

По щеке скатилась одинокая слеза. Чондэ небрежно быстро вытер её тыльной стороной ладони. С чего бы ему вдруг раскисать. Он так долго держался, почему вдруг сейчас, когда нет на это никаких видимых причин. А может быть есть одна…

Оле повернул голову, с нежностью и болью смотря на спящего Исина.

— Пора возвращаться, спящая красавица, — тихо проговорил Чондэ, мягко улыбаясь, и поцеловал Исина в лоб.

Стараясь не разбудить Чжана, Оле-Лукойе осторожно водрузил спящее тело себе на спину. Исин интуитивно сцепил руки вокруг шеи Чондэ, словно маленький ребенок, прижимаясь к широкой спине.

— Ладно, друзья, — Оле-Лукойе говорил не очень громко, чтобы Исин не проснулся, однако команда резко затихла и обратила внимание на капитана, — мне снова придется вас покинуть. Ведите себя хорошо, я скоро загляну к вам.

— До встречи, капитан.

— Счастливого пути, капитан.

— Будем вас ждать.

— Захватите с собой пару бочек рома в следующий раз.

Чондэ улыбнулся, слыша, как команда наперебой продолжает кричать ему вслед, и побрел на палубу. Ночной ветер остужал разгоряченные щеки, пробирался под одежду. Оле с беспокойством обернулся на Исина, волнуясь, что тот может замерзнуть.

Опустив Исина на палубу, Чондэ стянул с себя пальто и надел его на Чжана, после чего водрузил спящего молодого человека обратно себе на спину, взобрался на фальшборт и оттуда спрыгнул прямо в черные воды.

Оле-Лукойе почувствовал, как его тело мягко обволакивает вода, утягивая на самое дно. Это длилось несколько секунд, но Чондэ все равно закрыл глаза. Ему все еще казалось, что под водой глаза будут ныть, если их открыть. Как только ноги коснулись чего-то вязкого и мягкого, похожего на илистое дно, Чондэ всем телом напрягся и даже задержал дыхание. Было немного неприятно проходить через потолок. По ощущениям это было равносильно купанию в желе.

Поток все продолжал утягивать Оле-Лукойе вниз, пока он не коснулся ногами твердого пола кухни, где вода достигала потолка. Чондэ нехотя открыл глаза, оглядываясь. Было ощущение, словно он находится в аквариуме. Мимо даже проплыл косяк каких-то тропических рыбок, которые попытались выплыть в окно, потому что вода начинала убывать.

За считанные секунды уровень воды в помещении уменьшился. От потопа остались только лужицы, которые просочились в щели. Кухня снова приобрела свой первозданный вид, и в ней уже ничего не напоминало о наводнении, кроме игрушечного корабля, лежащего у ног Оле-Лукойе.

Оле присел, придерживая Исина и, подцепив пальцами корабль, отвел руку назад, чтобы сунуть его в карман пальто, которое сейчас было на спящем юноше.

Выпрямившись, Чондэ побрел на второй этаж, где осторожно уложил Исина в постель, сняв с него свое пальто, укрыл пледом, и уже хотел было уйти, но внимание его привлекли детские рисунки на старых обоях у изголовья кровати.

Оле-Лукойе, присев рядом с кроватью, рассматривал небрежные рисунки мелками, где был изображен человек в черном пальто, держащий в руках все тот же красочный зонт-трость. Улыбка тронула губы Оле. В ней было столько же радости, сколько и боли.

Чондэ провел руками по лицу, желая стереть старые воспоминания, от которых предательски слезились глаза.

— Зачем я только ввязался в это, — дрожащим от слез голосом проговорил Оле, — одни проблемы от этой затеи.

Исин перевернулся на другой бок, что-то бормоча во сне. Чондэ испуганно замер, боясь, что его могли услышать, но Исин крепко спал.

Оле-Лукойе нежно поправил растрепанную челку юноши, заправил непослушную прядку за ухо и болезненно поджал губы.

— Ты был замечательным ребенком, Чжан Исин, — прошептал Оле, — и я очень рад и горд, что ты вырос в не менее замечательного человека.

Чондэ подался вперед, чтобы сентиментально поцеловать Исина в нос. Чжан поморщился, утыкаясь лицом в подушку, и накрылся пледом с головой.

— Спокойной ночи, Чжан Исин. Спи сладко.

С этими словами Оле-Лукойе встал и вышел из комнаты, спустился на первый этаж, забрал из кухни свою шляпу, которую тут же водрузил на голову, снял в прихожей с крючка свой черный зонт и вышел из дома, тихо прикрывая за собой входную дверь.

____________________________________
*Баркас — большая мореходная 14—22-вёсельная шлюпка, длиной до 12,2 м, шириной до 3,66 м, водоизмещением 4-5 тонн с убирающимся бушпритом (для кливера) и двумя мачтами (для фока и грота). Во время парусного судоходства баркас обычно вместе с пинассом располагался на барринге между фок- и грот-мачтой. Баркасы спускались на воду для подвоза питьевой воды или продуктов питания.
*Шлюп — корабль, не имеющий ранга, с рейтингом «24-пушечный» или ниже, и потому не требующий командира в звании капитан.
*Бриг —двухмачтовое судно имеющее от 6 до 24 орудий с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним косым гафельным парусом на гроте — грота-гаф-триселем.
*Фрегат — военный трёхмачтовый корабль с полным парусным вооружением с одной или двумя (открытой и закрытой) орудийными палубами.
*Грот-мачта — судовая мачта, обычно вторая мачта, считая от носа судна. На двух- или трехмачтовых судах наиболее высокая мачта вне зависимости от её местоположения. На четырёх- и более мачтовых судах — вторая, третья и т. д. мачты между первой (фок-мачтой) и кормовой (бизань-мачтой).
*Фок-мачта — первая, считая от носа к корме, мачта на судне с двумя или более мачтами.
*Фальшборт — ограждение по краям наружной палубы судна, корабля или другого плавучего средства представляющее собой сплошную стенку без вырезов или со специальными вырезами для стока воды.
*Ванты — снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты, стеньги и брам-стеньги с бортов судна.
*Книппели — снаряд корабельной артиллерии во времена парусного флота. Снаряд предназначался для разрушения такелажа и парусов и состоял из двух массивных чугунных деталей (ядер, полуядер, цилиндров), соединённых железным стержнем.
*Картечь — артиллерийский снаряд, предназначенный для поражения живой силы противника на близких расстояниях (до 300 м) в открытом поле.
*Мушкет — вид старинного ручного огнестрельного оружия.
*Мушкетон — также известный как «абордажный пистолет» — разновидность огнестрельного оружия.
*Тромблон — короткий мушкет (XVI—XVIII в.), большого калибра, с фитильным или кремневым замком
*Абордажная сабля — рубящее или рубяще-колющее клинковое холодное оружие. Имеет вид недлинной, но широкой сабли, с прямым или слегка изогнутым клинком и хорошо развитой гардой типа корзина. Эфес был спроектирован таким образом, чтобы в сражении почти полностью защищать кисть. Применялась военными моряками и пиратами при абордажных схватках.
*Абордажный палаш — длинноклинковое рубяще-колющее оружие с прямым широким клинком без долов, имеющим одностороннюю или полуторную заточку. Рукоять деревянная или металлическая с гардой типа дужка, крестовина, щиток.
*Боцман — старший строевой унтер-офицер, на корабле имеет старшинство над всеми нижними чинами, как строевыми, так и нестроевыми. Боцман должен знать имена всех матросов и унтер-офицеров, их способность и познания в морском деле, наблюдать за их поведением и, кроме того, — производство такелажных работ, подъем тяжестей, постановку и спуск рангоута, уборку якорей, всё касающееся до вооружения корабля, компас, управление рулём и парусами на шлюпках при всяких обстоятельствах, основу леерного сообщения с берегом и подводку пластыря на пробоину.
*Квартирмейстер — должность, исторически — старшина рулевых. Пиратский квартирмейстер (квартердек-мастер), как и пиратский капитан, обычно выбирался командой. Обязанностью квартирмейстера было вести пиратскую абордажную команду во время абордажа. Обычно это делалось с квартердека — то есть с того места, которым корабли соприкасались во время абордажа. Квартирмейстер считался выше по рангу, чем любой другой офицер корабля кроме капитана, и мог накладывать вето на решения капитана в тех случаях, когда корабль не участвует в погоне или битве. Квартирмейстер отвечал за дисциплину и назначал наказания за нарушения пиратского кодекса.

Примечание к части

Музычка:
Annie – Anthonio

Ночь пятая. Часть 1

Кажется, что с каждой новой ночью Оле-Лукойе старался превзойти сам себя. И каждый раз, когда Исину казалось, что его уже ничем нельзя удивить, каждый раз, когда он думал, что повидал все, Чондэ удивлял его чем-нибудь новым.

Вот, например, сейчас, Исин стоял во дворе своего дома, и смотрел на огромных размеров бобовый стебель, который устремлялся к самому небу, выше облаков.

— Я сейчас задам очень глупый вопрос, — сказал Исин, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и спокойно, — однако ответь мне на него.

— В чем суть вопроса?

— Тебе в детстве не говорили, что огромный бобовый стебель во дворе не сулит ничего хорошего? — Чжан еле заметно сглотнул и настороженно посмотрел на стоящего рядом Чондэ.

— А что плохого может случиться? Это же всего лишь бобовый стебель…

— Ну, я не знаю, — безразлично начал Исин, очень плавно повышая голос, — возможно по нему спустятся гиганты, которые сожрут меня и не пукнут!

— Ты трусливый зануда, — фыркнул Чондэ, подходя к стволу и задирая рукава пальто, — неужели твоя прекрасная пятая точка не жаждет приключений?

— Нет, — хмыкнул Чжан, — зато, я смотрю, твоя так и зудит. Любишь же ты рисковать.

— Кто не рискует, тот не пьет!

— Шампанское, — подсказал Исин конец фразы.

— Что «шампанское»? — не понял Чондэ.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское, — пояснил юноша.

— Шампанское, не шампанское — не важно, — махнул рукой Оле-Лукойе, — главное, что не пьет.

— Погоди, — Исин увидел потуги Оле влезть по бобовому стеблю, — ты что же, наверх собираешься?

— А ты разве нет?

— А зачем мне туда?

— За уткой, которая несет золотые яйца. Между прочим, больших денег стоит.

— Утка? Разве не курица?

— Не важно, что-то пернатое.

— Да тебя послушать, так тебе ничего не важно.

— Эй, — вдруг вскрикнул Чондэ, — где тот восторженный мальчик, который радостно летал на своих крылышках и не слушал мои наставления? Верни мне его, он был просто восхитителен. А теперь я смотрю на тебя, и мне кажется, что это не я старик, а ты. Быстро лезь на бобовый стебель, а то зонтиком проткну.

И Оле-Лукойе материализовал свой любимый цветастый зонтик-трость, угрожающе тыкая им в воздух рядом с Исином, чтобы подогнать молодого человека.

— Ладно, ладно! — согласился Исин, отходя от зонта на безопасное расстояние. — Уже лезу.

Чжан Исин подошел к бобовому стеблю, придирчиво его оглядывая, и, тяжело вздохнув, полез по нему наверх, изображая на своем лице вселенскую скорбь. К несчастью, Оле-Лукойе не сказал ни сколько нужно лезть по этому стеблю, ни есть ли какие-нибудь приспособления, чтобы упростить длительное восхождение.

— А не было какого-то более легкого способа оказаться наверху? — не выдержал Исин через полчаса.

— Если бы он был, я бы им воспользовался, — буркнул Чондэ, который тоже был изрядно утомлен. Он не предполагал, что путь по бобовому стеблю будет такой долгий и нудный.

— И долго нам еще ползти?

— Как только уткнешься в облака — считай, что мы уже на месте…

Исин вскинул голову, чтобы прикинуть, сколько еще ему предстоит преодолеть, но никаких облаков почему-то на его пути не было. Наоборот, пелену облаков они преодолели уже в первые десять минут. Чжан подозревал, что если они продолжат свое путешествие в том же духе, то выйдут в открытый космос. Чем выше они поднимались, тем светлее становилось небо, окрашиваясь в желто-розовый цвет заката.

— Ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? — выдавил Исин, чувствуя, как саднят ладони. Он уже давно содрал кожу на руках и теперь держался на бобовом стебле лишь на силе воли.

— Конечно, я уверен, — зашипел Чондэ и шмыгнул носом, — еще перед тем как прийти к тебе я все проверил по google maps или ты думаешь, что я поведу тебя куда-то наобум?

— Думаю, — подтвердил Исин, — нет, не так. Я полностью уверен в том, что ты так и поступаешь.

— В таком случае, — с нескрываемой обидой из-за такого выпада в свой адрес, пробурчал сквозь зубы Оле, — можешь спускаться и идти спать. Не приду к тебе больше. Очень надо.

— Эй, не обижайся, — Чжан перестал карабкаться, чтобы перевести дух и через плечо бросить взгляд вниз на Чондэ, — я не хотел тебя обидеть.

— Обидеть он меня не хотел. А что ты хотел?

— Просто выразил свою неуверенность в том, что наши путешествия безопасны.

— Конечно они безопасны! — возмущенно вскрикнул Чондэ. — Техника безопасности, помнишь? Я не могу причинить тебе вред, даже если захочу! Я тут для тебя стараюсь, из кожи вон лезу, чтобы тебе было весело, а ты еще возмущаешься! Как старикан, честное слово…

Исин закатил глаза и собрался уже лезть дальше, но его нога соскользнула и грязь с подошвы посыпалась прямо в лицо Чондэ.

— Тьфу, — Оле-Лукойе стал вертеть головой, чтобы убрать с лица грязь, — вон уже песок из тебя сыпется, динозавр.

— Сам ты динозавр, — Исин снова остановился, чтобы с наслаждением несколько раз ударить носком ботинка о стебель, слыша, как Чондэ ругается и шипит сквозь зубы, потому что песок сыпался ему прямо в глаза.

— А ну прекрати, а то за задницу укушу, — прорычал Оле, поднимаясь так высоко, что пятки Исина упирались ему в живот. — Шевели булочками! — и, отведя голову чуть назад, Чондэ со всей силы приложился лбом к пояснице Чжана.

— Ай! — от неожиданности молодой человек поторопился влезть по стеблю. — Это домогательство!

— Хехехехехе, — самодовольно посмеялся Оле, — шалость. О, а вот и нужные нам облака.

Исин немного отклонился назад, поднимая голову, чтобы посмотреть на те облака, о которых говорил Оле-Лукойе. Прямо над ними, в метрах, может быть, трех, была нежно-розовая дымка, которой было затянуто все небо. Было такое чувство, что молодые люди достигли потолка, потому что преграда была идеально плоской, но при этом струи дыма, из которых она состояла, были в постоянном движении.

Чжан Исин долго колебался, не решаясь продолжать путь, поэтому Чондэ пришлось лезть вперед, чтобы показать на своем примере, что это вполне безопасно. Обогнув по неудобному стеблю своего спутника, Оле-Лукойе быстро добрался до дымки, без колебаний в ней исчезая.

Молодой человек растерянно проводил Чондэ взглядом, глянул вниз и, решив, что его меньше страшит дымка и то, что скрывается за ней, чем мысль о том, что придется спускаться вниз с этого бобового стебля, полез дальше. Оказавшись вплотную у преграды, Исин на всякий случай сунул туда палец, ощущая мягкие, почти невесомые касания волн дыма. Убедившись в том, что это безопасно, юноша зажмурил глаза, даже задержал дыхание, и нырнул в дымку.

Исин не сразу решился открыть глаза, боясь, что они заболят. Для начала он осторожно приоткрыл их, сквозь пушистые ресницы опасливо озираясь. Кругом ничего не было кроме розового тумана, даже бобовый стебель был в нем еле различим. Оле-Лукойе тоже нигде не было видно. Исин еще раз огляделся. Он боялся, что этот дым может быть опасен, что ничего хорошего не произойдет, если его вдохнуть, но, если бы это было действительно так, Чондэ бы об этом обязательно сказал. Исин решил, что ничего страшного не произойдет, если он снова доверится Чондэ, поэтому сделал глубокий вдох.

Чжан беззвучно вскрикнул, потому что ему показалось, что легкие разрывает изнутри. Он был не готов к такому повороту событий, поэтому еле подавил в себе инстинктивное желание схватиться за горло. Прижавшись к стеблю, он стал прерывисто вдыхать воздух, но нехватку кислорода в легких заполнить не мог. Мысли, подгоняемые паническим страхом, пустились в пляс, лишая Исина любой, даже маленькой возможности, принять хоть какое-то стоящее решение. Прекрасно понимая, что у него нет времени, он, отбросив многообразие вариантов своей дальнейшей судьбы, выбирал лишь только куда лезть: вверх или вниз. Вариант вверх, почему-то показался единственно верным.

Лезть пришлось слишком долго. Исин продолжал прерывисто дышать, но это по-прежнему не помогало. Легкие просто сворачивало внутри как выжатый пакетик сока. Голова начинала кружиться, в ней была свинцовая тяжесть, распирающая череп изнутри. Пальцы рук стало покалывать. Конечности с трудом поддавались контролю. Все тело пропиталось слабостью. Исин чувствовал, что в глазах начинает темнеть и сейчас он, потеряв сознание, полетит вниз. Сердце заходилось в бешеном ритме от накатившей паники.

Чжан Исин был на грани, он понимал, что еще несколько секунд, и наступит его предел, а это было действительно страшно.

Рука вдруг соскользнула, Исин попытался уцепиться за стебель, но только содрал ладонь в кровь. Полностью обессиленный и испуганный, Чжан полетел вниз.

— Чондэ! — только и успел прохрипеть он, в отчаянной попытке получить помощь.

В туже секунду чья-то сильная рука схватила Исина за шкирку, не давая ему упасть, и дернула наверх. Чжан сделал глубокий вдох, когда вынырнул из тумана. Он обессилено рухнул на землю, чувствуя, как сводит ноги, и стал жадно дышать, будто у него через пару минут снова заберут эту возможность.

— Боже, я уже испугался, что ты сорвался, — как-то очень буднично пожаловался Оле-Лукойе, словно бы он говорил о том, что Исин чуть не разбил коленку.

— Чтоб я тебе еще хоть раз доверился, — прохрипел Чжан, утыкаясь лбом в землю.

— А что я такого сделал? — поразился Оле-Лукойе.

— Я чуть не умер, пока лез сюда! — вкладывая все возмущение и негодование в свои слова, закричал Исин, кидаясь в сторону Чондэ. — Я ненавижу тебя, Ким Чондэ. Всем сердцем ненавижу, — выдохнул Чжан, опуская голову.

Оле оцепенел. Уголки его губ болезненно дрогнули, он стиснул зубы. На короткий миг в глазах Чондэ отразилась злость, смешанная с обидой. Оле-Лукойе смотрел на Исина сверху вниз, пряча стиснутые в кулак руки в карманы своего пальто.

Чондэ переполняла безграничная обида. Кто бы мог подумать, что слова почти незнакомого человека могут ранить так сильно, но правда для Оле-Лукойе была в том, что Чжан Исина он знал куда дольше, чем сам Чжан Исин знал его. И от этого слова звучали еще ужаснее.

Оле-Лукойе продолжительно выдохнул, но это все равно не помогло сдержать свое негодование от обиды. Слова так и рвались наружу, но не было никакого смысла их произносить. Чондэ прекрасно понимал, что с самого начала вся эта затея не была легкой, просто в какой-то момент все пошло не так, и он понятия не имел почему. Возможно, он сам виноват в том, что все сложилось именно так, но это ни в коем случае не значило, что он сможет просто улыбнуться и продолжить как ни в чем не бывало. С него хватит.

Чондэ шмыгнул носом и материализовал в руке свой цветастый зонт, который в этот раз почему-то сочился оранжево-красными красками, словно отражая цвет неба здесь.

— Возьми его и возвращайся, — стараясь произнести это как можно спокойнее, словно бы это ничего не значило, сказал Оле и практически бросил зонт в руки Исина.

— Что? — не понял Чжан, еле успевший поймать брошенный предмет прежде, чем он ударит его ручкой по лицу.

— Путешествие окончено, возвращайся, — Чондэ поправил темно-серую шапку у себя на голове, запахнул пальто и, даже не глянув на Исина, развернулся, — дальше я пойду один.

И Оле пошел, оставляя Исина в полном недоумении позади. Внутри Чондэ поднималась волна злости, от которой хотелось скрежетать зубами. Оле-Лукойе шагал быстро, желая уйти раньше, чем опрометчиво произнесет или сделает все то, что как неоновая вывеска светится в его сознании.

— Но Чондэ… — растерянно вскрикнул Чжан, сжимая зонт в руке. — Что мне…?

— Просто прыгай вниз и раскрой зонт, — рявкнул Чондэ, чуть повернув голову в сторону, — не бойся, в этот раз, как и во все другие, с тобой ничего не случится!

Оле-Лукойе прикрыл глаза. Он слышал, как неестественно звучит его голос, пропитанный раздражением и обидой. Каждое слово отзывалось режущей болью, вызывая чувство вины. Ему было стыдно за свое ребячество. Ударить еще больнее человека, который сделал больно тебе, это так по-человечески, если честно. Желая сбежать от стыда и чувства вины, затормозивший на мгновение Оле, пошел вперед еще быстрее.

— Стой, Чондэ, — крикнул Исин, вскакивая с земли.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: