Ночь седьмая. Часть 2

Огромная зеленая необитаемая пустыня раскрыла свои бескрайние объятья, накрытые черным шелком неба. Слабо завывал ветер, закручивая пушистые снежинки, лениво падающие с неба. Здесь было одиноко. Сколько Чондэ помнит это место, всегда было именно так. Одинокая, светлая ночь, похожая на летнюю, расстилалась через бескрайнее поле, а вокруг не было ничего. Только горизонт, которым заканчивалась эта пустыня. Пройти ее было словно испытание. Только те, кто знал, куда идти, знали и то, что она когда-нибудь закончится, однако никто не знал, когда именно. Всегда было по-разному. Здесь время шло совершенно иначе. Чем больше ты торопился, тем длиннее был твой путь, и место начинало больше походить на пустыню, постепенно иссыхая, словно бы проходили десятки и сотни лет. Чем меньше ты хотел куда-то попасть, тем короче была дорога. Она пролетала незаметно, быстрее, чем это удавалось осознать.

Чондэ не торопился никогда, сегодня он в особенности хотел, чтобы дорога заняла как можно больше времени, чтобы он мог подготовить себя, собраться с силами. Было тяжело. Сердце быстро колотилось, и в звенящей тишине Чондэ, кажется, слышал, как оно бьется о тяжелые железные доспехи. Легче не становилось. С каждым мигом проведенным в пути, страх нарастал. Хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее, но конь, несущий на себе Чондэ, шел медленно, прихрамывая на три ноги, и даже самый короткий путь становился длинным.

Впереди замаячила полоска деревьев. Чондэ неминуемо приближался к месту назначения, и даже если казалось, что бояться еще больше он не мог, новая волна страха окатила его холодной водой, заставляя ежиться от холода. Пальцы замерзли, и казалось, что руки в железных перчатках уже не смогут разжаться и отпустить поводья.

Конь вступил в аллею, обозначая тем самым преодоление последнего рубежа. Здесь всегда была осень. Прекрасное при дневном свете, это место выглядело зловещим в сумерках. Снежинки, словно звезды, осыпали кроны деревьев, которые сверкали золотом и темнели кроваво-красными пятнами. Листья здесь никогда не опадали. И бесконечная золотая осень, подернутая дымкой тумана, обрывалась огромными дубовыми дверями, перед которыми конь неуверенно остановился. Куда вели эти двери, для чего они предназначались, простому путнику было неизвестно. Не было ни зданий, ни стен, ни оград, одни лишь двери.

Чондэ натягивал поводья, останавливая своего коня, чтобы тот не смел двинуться дальше. В эти двери он хотел войти только тогда, когда будет к этому готов. Сейчас он не был. Войти туда значило не вернуться. И это было страшно. Идти вперед, зная, что тебя ожидает. Лучше бы не знал, потому что подготовиться к этому было невозможно.

Вот сейчас было по-настоящему страшно. Паника охватывала Чондэ. Ему хотелось развернуться и бежать. Бросить своего коня, снять с себя доспехи и бежать. Единственное, что его останавливало, так это то, что он не мог сбежать. Он в любом случае окажется там, за этими дверями, и лучше бы ему сделать это по собственной воле.

Ким Чондэ сделал глубокий вдох, прикрывая глаза, и чуть отпустив поводья, ударил коня по бокам пятками своих железных сапог.

Огромные двери очень медленно, с характерным звуком, похожим на глухой щелчок спускового крючка, открылись. Они вели в большой зал, где стены уходили вверх, к самому небу, а огромный купол, которым они заканчивались, был будто бы из стекла, сквозь которое сияло сотнями и тысячами звезд небо. Среди них плавала полная луна и стыдливо заглядывала в зал, освещая его холодным светом. Чондэ редко бывал здесь днем, он вообще, как правило, не пользовался главным входом, но, когда впервые он оказался здесь при свете восходящего солнца, место показалось ему действительно невероятным. Расписанные каменные стены, кажущиеся холодными, почти черными при свете луны, наливались цветом и оживали. Зал превращался в цветущий сад, живущий как бы отдельно, где-то за стеклом этой реальности. Слышались трели птиц, ветер шумел в листьях, сквозь мягкую траву пробивались восхитительные цветы, чуть вдали шумел ручей, сверкающий в свете солнца. Сменялись времена года, но сад всегда был полон жизни. Даже зимой, когда снег накрывал его, превращая в белоснежную пустыню, он не терял своего великолепия. Особенно красиво здесь было весной, когда начинала цвести сакура. Каждый сильный порыв ветра наполнял зал ее лепестками, словно зимняя буря бушевала здесь. Чондэ хотел бы увидеть это еще хоть разочек. Как жаль, что он этого не может.

По периметру круглого зала было множество темнеющих арок, внутри которых была лишь черная пустота. Они могли привести куда угодно, в зависимости от того, куда нужно было попасть. И даже несмотря на огромное количество возможных мест, куда могла перенести арка, у каждой было строго определенное назначение. Для Оле-Лукойе была предназначена третья арка слева от входа. Она вела к его кабинету. На самом деле не только к его, но и к множеству других. Это было как коридор с множеством дверей, только перемещение по нему проходили мгновенно, если наверняка знал, куда хочешь попасть. Если же нет, приходилось блуждать в воздушном пространстве, по которому были разбросаны разные двери. Занятие было не из приятных, потому что гравитация там не работала, и дорога между дверями тоже отсутствовала. Они просто хаотично висели в пространстве, а тебе приходилось словно по воде плыть к ним. Это выглядело всегда очень комично и немного унизительно, а в этот коридор работники попадали часто. Бывает ведь всякое, задумался о чем-то своем, отвлекся, не очень четко представил место и вот ты уже висишь в этом коридоре и ругаешься всеми нехорошими словами, которые только можешь вспомнить. Так что работники быстро перестали использовать этот промежуточный переход между внешним миром и их кабинетом, перемещаясь сразу к себе. Это экономило время и было куда удобнее, чем петлять по этим лабиринтам. Зал же использовался исключительно для перехода от одного подразделения к другому, если в этом была необходимость. Чаще всего это случалось в том случае, если вызывали к начальству или же начальство, наоборот, вдруг решало посетить своих работников.

Однако была здесь одна арка, которая всегда перемещала в одно единственное место — Зал Суда. В нее входили только те, кто получал специальное приглашение, потому что никто в здравом уме не рискнет зайти туда. Среди работников не было ни одного, кому бы ни разу не доводилось побывать там, и воспоминания об этом месте были настолько для них пугающими, что они старались держаться от арки как можно дальше, будто она могла засосать их в себя, окажись они неоправданно близко. И даже тем, кому еще не довелось побывать там, она внушала ужас. Потому что они чувствовали угрозу, исходящую от этого места. Там обитали все их страхи. Там хранилось все самое ужасное, с чем они только могли столкнуться. И даже не зная об этом, это место внушало в каждое живое существо панику и ужас, почти животный, первобытный, который поглощал сознание и сводил с ума, ведь именно там, им предстояло столкнуться с самим собой, увидеть себя в ретроспективе. Таким, каким человек является на самом деле, а не таким, каким он видит или хочет себя видеть. И это было поистине ужасающе.

Сегодня Ким Чондэ предстояло именно это.

Он нервно сглотнул и направил своего коня прямо к арке. Конь нервно фыркнул и, замявшись на мгновение, нехотя двинулся вперед. У самой арки он остановился, боязливо топчась на месте, и медленно стал отступать назад. Дальше идти он отказывался.

Чондэ дал шенкеля, но и это не помогло. Вместо того, чтобы пойти вперед, конь начал отступать назад, а потом и вовсе развернулся, мотая мордой, чтобы ослабить натянутый Чондэ повод.

— Спешивайся, — произнес глубокий голос рядом. — Ни одно животное не зайдет туда.

Чондэ повернулся на голос. Сквозь забрало ему с трудом удавалось разглядеть тень, стоящую посреди зала, но в этом не было необходимости. Голос Смерти Чондэ узнает из тысячи. Конь испуганно заржал и стал отступать.

— Тише, Плуто, тише, — проговорил Чондэ, стараясь успокоить своего коня, а голос его звучал так неестественно, словно бы и не он говорил это. — Все хорошо.

Конечно, ничего не было хорошо. Животное ощущало это острее прочих, однако прислушалось к словам хозяина и замерло. Закованный в тяжелые доспехи, Чондэ с трудом приподнялся, перекинул ногу через седло и по привычке спрыгнул на пол, болезненно морщась от того, что в этих железных сапогах отбил себе пятки.

— Ты почти опоздал, — Смерть медленно подошла к Чондэ.

— А ты побоялся, что я могу заблудиться и вышел меня встречать? — хмыкнул молодой человек. — Это очень мило с твоей стороны.

— И с твоей было тоже очень мило послушать мои наставления, переодеться и приехать почти вовремя…

— Я бы приехал еще раньше, но Плуто немного медлителен, — молодой человек нежно коснулся коня, осторожно поглаживая его рукой в железной перчатке.

— Давно было пора его сменить, — спокойно сказала Смерть, — это не презентабельно ездить на хромом и немощном коне.

— Замолчи, — раздраженно прошипел Чондэ, — вы сами выдали его мне. И он уже был таким. И пусть он не самый лучший среди ездовых коней, он стал мне отличным спутником и другом. Многому меня научил…

Молодой человек горько усмехнулся и сентиментально обнял коня за шею, мысленно с ним прощаясь, потому что сделать это вслух у него не хватало храбрости.

— Расседлай его и отпусти, — спокойно произнесла Смерть. — Нечего ему тебя ждать, ты все равно не вернешься, а держать его здесь нам незачем.

— Тогда не мог бы ты, — Чондэ развернулся к Смерти, вытягивая вперед руки в железных перчатках, — немного помочь?

Просить дважды не пришлось. Тихий щелчок и перчатки исчезли, оставляя ноющие руки молодого человека свободными. Он несколько раз сжал и разжал пальцы, потому что казалось, что они совсем не поддавались контролю. Руки покалывало, а пальцы вовсе не чувствовались.

Чондэ подошел к своему коню и принялся расстегивать подпруги. В тяжелых железных доспехах было тяжело управляться с седлом. Поднять руки достаточно высоко, чтобы снять его было почти невозможно. Только когда это удалось сделать, Чондэ вдруг задался вопросом, зачем он делает все это вручную. В этом не было необходимости, и казалось, что таким образом молодой человек только тянул время, но на самом деле в этот последний раз он просто хотел сделать все правильно.

Убрав в сторону седло, которое тут же исчезло, стараниями Смерти, разумеется, Чондэ принялся за подбородные ремни и переносье, после чего позволил себе встать прямо перед конем, чтобы снять оголовье. Он знал, что бояться Плуто ему не стоит, но конь вдруг занервничал. Он фыркнул и стал отбивать копытами по каменному полу, переступая с ноги на ногу.

— Тише, Плутон, — Чондэ не называл так своего коня с тех пор, как дал ему это имя, — это всего лишь я.

Конь снова фыркнул, словно подвергая сомнению слова молодого человека. Тогда Чондэ снял с себя шлем, мотая головой, чтобы привести всклокоченные волосы в более или менее потребное состояние, и посмотрел на коня.

— Говорю же, что это я, — Чондэ мягко улыбнулся, — неужели ты тоже мне не доверяешь?

Плутон тихо заржал, словно признавая свою ошибку, и ткнулся мордой в щеку своего хозяина с такой силой, что Чондэ пришлось отступить на шаг, чтобы удержать равновесие.

— Твоя служба закончилась, Плутон, — тихо произнес Ким, поглаживая коня, — ты хорошо поработал. Ты хороший конь. И друг. Я буду скучать по тебе.

Конь тихо фыркнул в ответ. Он, кажется, не до конца понимал значения слова «закончилась». От того и не понимал, почему Чондэ говорит такие грустны вещи, и прижимается к нему так нежно, болезненно прикрывая глаза.

— Иди, — молодой человек вдруг отступил на шаг.

Плутон непонимающе переступил с ноги на ногу, но с места не двинулся. Идти? Одному? Куда? Он все никак не мог взять в толк, зачем ему куда-то идти, если Чондэ собирается здесь остаться. А он явно собирался. Ну уж нет. Лучше он подождет его возвращения здесь, чтобы ждать не пришлось Чондэ.

— Иди! — с большим нажимом повторил Чондэ. — Ну же!

Конь фыркнул и замотал головой, выражая всем своим видом нежелание подчиняться таким непонятным командам.

— Если ты сейчас же не уйдешь, я ударю тебя! Тебе больше не надо меня ждать, слышишь? Ты свободен! Все. Иди!

И снова непонимание отразилось в глазах коня. Что значит свободен? Свободен от чего? Он ведь и раньше был свободен. Почему он не может подождать? Почему это вдруг больше не нужно? Неужели Чондэ решил его променять на кого-то? Плуто громко заржал, закидывая голову назад, и стал недовольно отбивать копытами по полу.

— Да что с тобой не так, глупый ты конь! — голос Чондэ начал подрагивать.

Было бы неловко разреветься как девчонка прямо сейчас, но он знал, что если Плутон не уйдет, это обязательно произойдет. Непонимание коня, преданного ему на протяжении уже многих лет, его нежелание уходить, просто разрывало сердце на части. Как будто Чондэ было мало боли от всего происходящего, а ведь это было только начало, впереди его ждало что-то гораздо хуже.

— Иди же ты, — молодой человек принялся толкать коня, заставляя его развернуться в сторону двери. — Уходи!

Именно сейчас Чондэ пожалел, что расседлал коня, потому что хотелось ухватиться за что-нибудь и просто вывести упрямое животное из зала, но хвататься было не за что, поэтому он просто толкал.

— Давай же, иди, глупый конь! Почему ты такой упрямый? Ну же, проваливай!

Плутон сопротивлялся. Он не давал сдвинуть себя с места и постоянно недовольно фыркал.

— Ты мне больше не нужен, понял? Уходи!

Конь взбрыкнул, вставая на дыбы, и издал звук, похожий больше на человеческий истошный крик, нежели на ржание. И это было пугающе. Чондэ испугано отпрянул, словно боясь, что он может оказаться под копытами у собственного коня. Он ожидал, что Плутон будет неистовствовать, начнет скакать и брыкаться, но тот просто спокойно встал и издал еще один звук, похожий на предыдущий, только значительно тише и жалобнее. Он словно спрашивал Чондэ, почему тот говорит такие жестокие слова. Он не понимал.

Чондэ поджал губы, жалобно приподнимая брови. Он словно умолял коня уйти. Не сопротивляясь, по-хорошему.

— Плутон! — властно, насколько это было возможно сказать дрожащим голосом, позвал молодой человек. — Это была наша последняя прогулка. Я больше не вернусь. Нет смысла меня ждать. Так что уходи.

Конь посмотрел на Чондэ. Этот взгляд был полон чистейшего страха, какой бывает только у животных. Без примесей. Он наполнял огромные глаза, превращая их в зеркала. Плутон не хотел уходить. Они были вместе с самого начала и должны быть вместе до самого конца. Куда пойдет Чондэ, туда и он. И даже сейчас он собирался следовать за ним, даже если это означает пройти в ту пугающую арку, он был готов, потому что нет, он не хотел, чтобы Чондэ ушел туда и больше не вернулся. Если это конец, они встретят его вместе.

— Уходи, — четко, одними губами проговорил Чондэ и развернулся, собираясь идти к арке, но Плутон сделал тоже самое.

Он будто решил прикинуться бестолковым животным, непонимающим слов, проигнорировав все, что было сказано до этого. Ему показалось, что если он не понимает, они не будут его прогонять, и дадут следовать за Чондэ. Но никто, конечно же, не собирался пускать его дальше.

Осознав, что Плутон не собирается уходить, Чондэ развернулся, злобно стискивая зубы, и сделал глубокий вдох. Он начинал злиться. Как будто никто не понимает, что ему тоже тяжело. Почему все думают, что уходить так легко?

— Хватит включать дурачка, глупый конь! — прокричал Чондэ не своим голосом. — Проваливай! Ты никому не нужен здесь, чертова хромоножка! Так что просто разворачивайся и проваливай! Убирайся! Ты мне осточертел!

Чондэ размахнулся и с силой кинул шлемом в коня, но брошенный предмет будто специально не долетел до цели, с оглушающим звоном ударяясь о каменный пол, рядом с копытами Плутона. Животное испуганно отскочило, стараясь спастись от ужасающего звука, эхом отражающегося от стен.

— Убирайся! — кричал Чондэ, бросаясь к своему коню. — Или клянусь, я изобью тебя, тупое животное!

Плутон никогда не видел такого выражения лица у Чондэ. Да, в прошлом хозяин был невыносим, они никак не могли найти общий язык, и он вечно злился, но никогда у него не было такого выражения лица. Злость и гнев, переплетались с острой болью и страхом, превращаясь в неистовое бессилие, с которым невозможно было смириться. Он был похож на загнанного в угол зверя, который осознавал необратимость конца, и в этом состоянии он был способен на все. Бросаться, драться, грызть глотки, ломать кости, потому что терять ему было нечего. Надежды не было. И страх смерти поглощал его.

Конь ощущал опасность этого состояния, он больше не узнавал своего хозяина, и отчаянные попытки показать, что это не пугает его, и он останется предан до конца, были встречены только воплем отчаянья, прежде чем Чондэ с озверевшими глазами бросился на своего коня. И именно в тот момент Плутон понял, что все кончено. Их дружба, долгие годы, проведенные вместе, его преданность закончились. Он не знает этого человека, который так отчаянно хочет его прогнать. И не понимает зачем он пытается это сделать. Но где-то на глубине сознания животного плескалось понимание, что Чондэ предстоит встретить свою смерть, и как любое живое существо, он хотел встретить ее один. Потому что страшнее чем смерть, было видеть боль в глазах людей, любящих тебя, которым предстояло остаться по эту сторону, и нести груз потери до конца своей жизни.

И Плутон сдался. Он встал на дыбы, издавая последнее душераздирающее ржание, прощаясь со своим хозяином, и с силой ударив копытами о каменный пол, умчался прочь, в призывно распахнувшиеся двери.

Чондэ проводил взглядом старого друга, сделал глубокий вдох, и поднял с пола брошенный шлем.

— Это было душераздирающее зрелище, — спокойно проговорила Смерть, — идем.

Молодой человек развернулся и покорно проследовал за смертью в темноту арки, за которой раскинулся еще один каменный зал. Он был значительно меньше предыдущего и больше походил на комнату средневекового замка. Своды потолка были непривычно низкими и почти касались голов трех статуй, стоявших у противоположной стены, с призывно раскинутыми руками, словно приглашая в объятия и новый мир. Лица статуй были умиротворенными, а на губах сверкала слабая улыбка добродетели, кажущаяся фальшивой для этого места. Прямо у их ног раскинулся бассейн с чистейшей водой, отражающей цветные стекла двух витражных окон между статуями. Стены окрашивались в приятный теплый охристый цвет от дрожащего сияния множества свечей, расставленных по периметру зала, краю бассейна и у подножья статуй. Кроме входной в этом зале больше не было дверей.

Смерть довела Чондэ почти до самого бассейна и отошла чуть в сторону, оборачиваясь. По обе стороны от двери, в темных угловых проемах стояли еще две статуи. Это были высокие стройные юноши в длинных одеяниях, их руки были покорно сложены вместе и прижаты к животу. Они замерли будто в ожидании. Стоило Смерти чуть поднять руку, указывая на Чондэ, как статуи пришли в движение, без усилий спускаясь со своих скромных каменных пьедесталов и направляясь к молодому человеку, чтобы помочь ему снять доспехи. Чондэ лишь ожидал.

— Надеюсь, ты расскажешь мне, в чем была необходимость наряжаться в эти чертовы доспехи, чтобы снять их прямо у входа? — тихо спросил Чондэ, опуская голову, и даже не заметил, как у него аккуратно забрали шлем, что он все это время прижимал двумя руками к левому боку.

— Как и ты расскажешь мне, какой смысл плакать, когда все уже случилось, — слабую, почти утешающую улыбку Смерти видно не было, но ее было слышно в каждом слове.

— Потому что мне больно, — сдавленно проговорил Чондэ, жмуря глаза, словно пытаясь остановить слезы, которые текли по щекам.

— Слезы — это хорошо, — мягко проговорила Смерть, — они подтверждают, что все было не зря. Если ты можешь плакать, значит, ты не потерян.

И Смерть повернулась к Чондэ спиной, принимаясь разглядывать статуи, призывно раскинувшие руки, которые знала уже во всех подробностях, успела изучить за долгие годы, но никогда не переставала на них смотреть, потому что больше любила созерцать фальшивые улыбки на их застывших губах, чем чужие искренние слезы. А Чондэ продолжал стоять, пока с него потихоньку снимали доспехи, и закусывал губу, чтобы не было слышно его прерывистых вздохов и всхлипов, пока он старается удержать прорывающиеся сквозь закрытые веки слезы.

Когда доспехи были сняты, а статуи вернулись на свои места, Смерть решила повернуться. Чондэ стоял перед ней в потускневшей свободной белой рубашке на завязках, и в таких же простых темно-серых штанах из легкой ткани, волосы растрепаны и ноги босые. Ким Чондэ был так трогателен в своей простоте сейчас. Как ребенок. С покрасневшими глазами, мокрыми от слез щеками и немного припухшими губами. Это напоминало о том, как они встретились впервые, только тогда Чондэ не плакал, потому что в их первый раз у него ничего не было позади, и терять ему было нечего.

— Ступай, — Смерть указала рукой на бассейн, — я встречу тебя на той стороне.

— А можно обойтись без этого? — тихо спросил молодой человек, смотря пустым взглядом на плещущуюся у его ног воду. — Я не люблю быть мокрым.

— Ты уже весь вымок, — назидательно произнесла Смерть. И Чондэ не стал спорить.

Он подошел к самому краю и осторожно опустил ногу в воду, на ступеньку каменной лестницы, которая вела на самую глубину. Медленно, шаг за шагом он погружался в воду, пока не исчез под ней. Она не была ни холодной, ни горячей. Ее температура была такой же как у тела, поэтому почти не ощущалась. Было лишь мокро и тяжело двигаться. Вода смывала слезы, очищала сознание, дарила умиротворение. Здесь, под толщей воды, оставив позади и страх, и боль, Чондэ было хорошо. Он словно переставал существовать. Растворялся. И если бы ему был уготован такой конец, он бы с радостью его принял. Только это было слишком просто. Лишь подготовка, чтобы очистить от грязи внешнего мира душу, потому что там ничего не должно было мешать ее судить.

Когда Чондэ вышел из воды, он был уже по другую сторону, в комнате, зеркально отражающей ту, где он зашел. Только статуи здесь не призывно распахивали объятия, а сложили руки в молитве, потому что пути назад не было.

Смерть ожидала молодого человека, держа в руках черный плащ, и накинула его на плечи Чондэ, как только он подошел, покорно опуская голову. Он знал, как надо.

Смерть накинула просторный капюшон на голову юноши и поманила за собой к дверям, ведущим в Зал Суда. Чондэ сделал глубокий вдох и тяжело выдохнул, прежде чем двери с усилием распахнулись прямо перед ним.

Зал был пуст. Высокие зрительские трибуны, выстроенные в круг, уходили высоко вверх, возвышаясь над неудобным деревянным стулом, с высокой широкой спинкой и резными ручками, стоявшим прямо посередине. Стол судьи тоже был привычно высоко, и оттого подсудимый чувствовал себя ничтожно маленьким, в замкнутом пространстве. Все это давило на него: и трибуны, наполненные зрителями, и судья, возвышающийся за своим столом, и даже почти черные, тяжелые каменные стены, и полумрак помещения. Чондэ не помнил, были ли в прошлый раз зрители на его заседании, но сейчас он почему-то ощущал непривычную пустоту.

Смерть остановилась, пропуская вперед молодого человека. Тот, ступая босыми ногами по холодному полу, немного неуверенно и боязливо прошел к своему месту и, поправив плащ, сел, созерцая большие изящные весы, на тонком серебряном шесте.

— Мы будем одни? — осторожно спросил Чондэ.

— Тебе нужны зрители? — поинтересовалась Смерть, медленно подплывая к молодому человеку.

— Нет, просто…

— Они придут, но чуть позже, — Смерть прошла мимо, к весам, которые продолжали неподвижно стоять, и осторожно коснулась закованным в железо пальцем одной из чаш, оттягивая ее чуть вниз, чтобы убедиться, что с весами все в порядке.

— Когда мы начнем? — прозвучал следующий вопрос. Чондэ было неуютно находиться в этом пустом зале. Он думал, что суд начнется сразу же, как он войдет в эти двери, но, когда оказалось, что нужно чего-то ожидать, он растерялся.

— Когда все будет готово, — спокойно заключила Смерть, — а пока мы ждем, дай мне свою карту.

Чондэ помедлил. Он не хотел этого делать, но знал, что это необходимо. Сейчас он чувствовал себя как человек, которому дали на пользование вещь, а он ее испортил, и теперь ему неловко возвращать ее обратно. Все дело в том, что карта уже не была такой, какой он ее получил. И страх, что, увидев ее, Смерть все поймет, узнает то, что Чондэ так отчаянно хотел от нее скрыть, прокатился мурашками. Хотя она в любом случае узнает.

Молодой человек вскинул вверх руку, материализуя карту и, чуть наклонившись вперед, протянул ее Смерти. Та развернулась к нему очень медленно, подцепляя двумя пальцами протянутый ей предмет, и поднесла к лицу, спрятанному под капюшоном за устрашающей железной маской. Мгновения, что Смерть разглядывала карту, показались для Чондэ вечностью.

— И давно она такая? — вдруг проговорила Смерть, и вопрос прозвучал так неожиданно и властно, что молодой человек вздрогнул.

— Она начала меняться около года назад, — голос почему-то стал пропадать и еле прорывался сквозь звенящую тишину зала.

— Чондэ, — Смерть со вздохом отвернулась, опуская руку, — помнишь, что я сказал, когда дал ее тебе?

— Много чего, — молодой человек сглотнул.

— А именно? — Смерть сцепила руки за спиной и стала мерить медленными шагами зал. — О том, чего ты НЕ должен делать.

— Злоупотреблять или давать в руки.

— Иначе что?

— Последствия могут быть непредсказуемыми и необратимыми.

— А что сделал ты?

— Злоупотреблял и дал в руки.

— И что же произошло? — Смерть остановилась, вскидывая голову вверх.

— Ничего, — Чондэ повернул голову и прерывисто вздохнул, — ничего страшного.

— Покажи, — потребовала Смерть, и вернулась к креслу, где сидел ее подопечный, чтобы видеть то, что он собирается показать.

Молодой человек медленно и очень нехотя поднялся со своего места, откинул полы черного плаща назад и, помедлив, подобрал края своей рубашки, поднимая ее вверх до самой груди.

— Хм, — выдохнула Смерть то ли устало, то ли раздраженно. Возможно и все вместе. Понять было сложно.

Она внимательно разглядывала небрежно зашитую рану, полученную на небесном острове. Картина была не очень приятной, но Смерть видела вещи и хуже, поэтому она была спокойна, чего нельзя было сказать о Чондэ. Он повернул голову в сторону, в отвращении опуская уголки губ. Он будто боялся даже случайно бросить взгляд вниз и увидеть то, что с ним происходит. Это было действительно отвратительно.

Рана словно гнила изнутри, края ее почернели, и она будто пустила чернильные корни, расходящиеся от нее паутиной. Они медленно подбирались к сердцу.

— Как давно ты получил эту рану? — вдруг спросила Смерть, отворачиваясь.

— Пару дней назад, — спокойно ответил Чондэ, опуская рубашку, потому что необходимости демонстрировать свое боевое ранение больше не было.

— А как давно у тебя проблемы с исцелением?

— Какого рода?

— Любого. Медленно затягиваются, оставляют шрамы, перестают заживать…

— Около года.

— И почему ты не сказал мне об этом?

— Не счел нужным.

— Не счел нужным? — голос смерти опасно дрогнул.

— Я думал, что это не так важно, и со временем пройдет…

— Что не так важно? — раздражение пропитало каждое слово, интонация изменилась и теперь резала словно тупым ножом. — Это не важно?

Смерть развернулась, чтобы указать пальцем руки, закованной в железо словно в чешую дракона, прямо на грудь Чондэ. Тот нервно облизал губы.

— Я не хотел говорить об этом, потому что пришлось рассказать и о том, как я получил ее. А потом и обо всем прочем… не хотел я, чтобы ты знал.

— Я бы все равно узнал! — вскрикнула Смерть.

— Лучше поздно, чем…

— Ким Чондэ! — Смерть оборвала его на полуслове. — Ты, кажется, не очень понимаешь, что происходит, не так ли?

— Да, — без тени сомнения подтвердил Чондэ, — что-то происходит уже почти 200 лет, а я все еще не очень понимаю что. Кажется, вы называете это жизнью…

— Ты, — прошипела Смерть, — всерьез думал, что я не знаю? О тебе и этом мальчишке?

— А ты знал? — Чондэ удивленно вскинул бровь. — Разве у тебя есть время на то…

— Он займет это место после меня, разумеется, я слежу за его жизнью! Послушай, меня, Ким Чондэ, — Смерть стремительно преодолела расстояние, разделяющее ее и молодого человека и, уперев руки в подлокотники, наклонилось совсем вплотную, — твоя нулевая душонка уже была абсолютным минусом, когда ты пришел сюда, и единственное, что тебя ждало, это забвение, но я верил, что ты сможешь измениться. Я проявил жалость, хотя не должен был. Дал второй шанс и поручился за тебя. Но что сделал ты?

— Я изменился, — тихо произнес юноша, поднимая глаза, чтобы заглянуть в пустые глазницы страшной железной маски.

— Неужели? Мне кажется, что я все еще смотрю на того мальчишку, жаждущего внимания, который верит, что правила писаны не для него, он знает лучше и может себе позволить делать все, что ему вздумается, потому что никто и никогда не давал ему по жопе, когда он этого действительно заслуживал. Я верил в тебя, Чондэ, всегда верил, но ты продолжал меня разочаровывать. Ты никогда не ценил то, что я дал тебе, а дал я очень много. Слишком много для такого как ты.

Смерть с силой оттолкнулась от подлокотников и, сделав шаг назад, выпрямилась, напоследок смерив молодого человека надменным взглядом.

— Но я изменился, — повторил Чондэ, в этот раз уверенно и вкрадчиво.

— Позднее, чем следовало, — Смерть чуть откинула голову назад, склонив набок, — и в этом несомненная заслуга Чжан Исина. Поэтому я не торопился оттягивать тебя от него за уши, несмотря на то, что ты систематически нарушал абсолютный запрет на вмешательство в его жизнь. Но сейчас… я больше не могу закрывать на это глаза, понимаешь? Все стало слишком серьезно.

Молодой человек ощущал гнетущую атмосферу происходящего. Эти разговоры они вели постоянно, и всегда он чувствовал себя ребенком, пока Смерть его отчитывала. И как любой ребенок, он все пропускал мимо ушей, потому что считал, что знает, что делает. Вот только он не знал, потому что, в конечном итоге, он никогда не слушал. Он ведь думал, что сможет разобраться с этим сам. А оказалось, что нет.

— Ты ведь знаешь, — Смерть поправила зацепившийся за пластины доспехов плащ, — у этого мира есть свои законы, свои правила, и они были придуманы не просто по прихоти какого-то слабоумного дядечки, которому нечем было заняться. Они создавались один за другим, методом проб и ошибок, ради поддержания порядка, ради существования этого мира. Как и любые другие правила и законы, нарушать их не стоит. И вовсе не потому, что у тебя вычтут из зарплаты или дадут пару раз по жопе, а потому что будут последствия. Только потому, что они не обрушиваются на вас сразу же, вовсе не значит, что их не будет вовсе. То, что вы их не замечаете, не значит, что их нет. За все в этом мире, Ким Чондэ, надо платить. За радость — грустью, за счастье — болью, за приобретение — потерей, за начало — концом. Проблема людей заключается лишь в том, что они никогда не смотрят в будущее. И даже зная, что пришел день платить по счетам, вы все равно так удивляетесь, ведь какой смысл платить за то, чего уже нет, так? Глупо отдавать деньги за конфету, которую давно съел, а если она оказалась еще и не по вкусу, так вообще кощунство. Все бы было лучше, если бы платить приходилось сразу, а еще лучше заранее. Но нет, вам и это не нравится. Ни раньше, ни позже, ни во время. Вы никогда не хотите платить. Только мир так не работает! Если он что-то дает, то что-то берет взамен. Это может случиться не сразу, и порой эти вещи не равносильны, но так устроен мир. Это нужно просто принять. Совсем не сложно, если задуматься, не так ли? Но почему, — Смерть застыла, теряясь в своих собственных болезненных мыслях, — у вас всегда такой взгляд, как будто это несправедливо? Как будто вы этого не заслужили…

Чондэ поднял на Смерть жалобный взгляд, словно бы до последнего верил, что что-то изменится, и эта партия будет сыграна в его пользу. Пусть он считал, что был готов к этому с самого начала, он лишь обманывал себя временем, которое у него еще было. Все, что произойдет не завтра, всегда потом, и оттого не кажется таким страшным. Но сейчас было страшно. Чондэ не был готов. Он был готов на все, что угодно, только бы избежать этого. Однако оттягивать и дальше неизбежный конец было просто бессмысленно. Рано или поздно ему придется с этим столкнуться, и вместо того, чтобы откладывать это в дальний ящик, лучше пройти через это сейчас. Покончить со всем и больше к этому не возвращаться. Он ведь уже так далеко зашел. Нет смысла поворачивать назад.

— Не смотри на меня так, будто я поступаю неправильно, — тяжело вздохнула Смерть, — мне и самому тяжело было принять это решение, но ты прекрасно знаешь, что я должен был сделать это раньше. К сожалению, когда речь идет о тебе, я становлюсь слишком сентиментальным, оттого я и позволял этому происходить так долго. И вот мы достигли границы. Дальше так продолжаться не может. Если бы хоть раз, — голос болезненно дрогнул, съедая последнее слово, — хоть раз, Ким Чондэ, ты послушал меня, ничего не случилось бы. Ты был и всегда будешь непослушным ребенком, и никогда не перестанешь доставлять мне проблемы. Но не думай обо мне плохо. Твоя казнь вовсе не убийство. Дать тебе умереть раньше, чем твоя душа начнет страдать и рассыпаться — милосердие.

Смерть подошла к Чондэ, нежно касаясь его щеки закованный в холодный метал пальцами. Разве могла она требовать от своего подопечного подчинения, когда сама пренебрегала правилами. Единственное различие между ними было лишь в том, что со всеми последствиями разбираться придется именно ей. Чондэ не был виноват. Никто не был виноват. Все в этом мире просто случается, и никто в этом не виноват.

— Прости меня, — еле слышно проговорила Смерть, и голос ее сливался с тишиной зала, — все случившееся моя ошибка. И сейчас я должен ее исправить. Мне действительно жаль. Прости меня…

— За что ты извиняешься? — в глазах Чондэ отразилось непонимание, смешанное с ужасом, потому что Смерть никогда не просила прощения. Ей было не за что извиняться. Так почему же сейчас?

— Ты знаешь, что означает эта карта? — Смерть присела рядом со стулом, вскидывая вверх руку, в которой снова появилась карта. — Ты знаешь, что с ней произошло?

Молодой человек смотрел на Смерть сверху вниз и переводил растерянный взгляд с карты на пугающую железную маску, виднеющуюся из-под капюшона плаща. Он не понимал причину такой резкой смены темы, не понимал, к чему ведет этот разговор, и не понимал, чего от него хотят. Значение карты? Смысл того, что с ней происходит? Он имел об этом слишком смутное понятие, и никто не догадался ему все это пояснить. Какой смысл спрашивать его сейчас об этом? Он слишком устал, чтобы угадывать. Он был слишком испуган возможными вариантами развития событий, чтобы строить домыслы.

— Нет, я не… не знаю, — мотнул головой Чондэ, — ты никогда толком ничего мне не рассказывал, а может я просто не слушал. Но что это значит? Для меня или… для него? Он?..

— Умрет? О нет, он будет жить еще долго, твоими стараниями — с усмешкой проговорила Смерть, но тут же переменила свои настроения, — появление его имени на карте означает вовсе не это.

— Тогда что?

— Если бы ты внимательно слушал все, что я тебе говорю, не перебивая и не пропуская мои слова мимо ушей, ты бы давно все понял, — огрызнулась Смерть. — Эта карта… какой у нее смысл?

— Мммм, — задумчиво протянул Чондэ, хмуря брови.

Он чувствовал себя так, будто сейчас играл в какую-то игру, где за короткое время ему нужно было дать максимальное количество правильных ответов. Он знал, что ему нужно отвечать быстро, как и знал, что, если он ответит неверно, игра для него закончится.

— Это что-то вроде договора между нами, так? — с сомнением протянул он, поджимая губы.

— Не что-то вроде, а договор, глупый мальчишка, — Смерть стукнула картой Чондэ по голове, — это договор, который заключается между тобой и мной. Я обязуюсь хранить твою душу в целости и сохранности, а ты выполняешь какую-либо работу на мое усмотрение. И эта карта печать, защита, которая сохраняет твою душу, потому что твоя душа, Ким Чондэ, как и любая другая, вне зависимости от того, хорошая она или плохая, представляет собой ценность. И эта карта оберегает ее от внешнего вмешательства. Это твоя защита. Она подпитывает тебя, сохраняет твою форму, не дает тебе рассыпаться, разлететься, потому что душа без формы не может существовать и быстро приходит в негодность.

— К чему тогда эти… запреты? Если это всего лишь печать, то почему?..

— Шшшш, — Смерть поднесла палец к губам, точнее, к маске, — я не договорил. Дело в том, что слишком много зависит от этой карты, ее целостность означает целостность печати. И это сложно, но при желании карту можно уничтожить, а вместе с ней и печать. Поэтому у нее есть защитный механизм. Если она попадает кому-то на глаза, это еще ничего, по крайней мере не так страшно, она всего лишь отбивает желание к ней прикоснуться. Если этим не злоупотреблять, все будет в порядке. Но при частом использовании, на защите появляются трещины. И в целом, если дать время, они затягиваются, за счет твоей души, но, если продолжать пользоваться картой, защита просто не будет успевать восстанавливаться, и начнет расходовать больше твоих сил. Отсюда такие долгие заживления и…

— И? — Чондэ напряженно замер, не сводя внимательных глаз со Смерти.

— И у тебя большие проблемы, Ким Чондэ. Потому что твоя печать сломана. Не полностью, разумеется, иначе тебя бы здесь уже не было, но…

— Но… как? — молодой человек мотнул головой. — Не настолько часто я показывал ее, чтобы это могло сломать…

— Два слова, — спокойно произнесла Смерть, заставляя Чондэ замолчать, — Чжан Исин. Это он ее сломал. Я не говорю, что твоя защита была ни к черту, но даже слабая трещина могла стать причиной. Этот мальчишка сильный. Но силе нужна энергия. Мою питают души, их энергия, но у него нет доступа к ним. Не было, пока не появился ты. Чистейшая энергия прямо у него под носом. Он столько лет подряд старался пробить твою защиту, и ей удавалось сдерживать натиск. Но Чжан Исин рос, как и потребности его силы. А потом твоя карта совершенно случайно оказалась в его руках и… защитный механизм, Чондэ. Он потребовал слишком много сил, но их оказалось все равно недостаточно, чтобы сдержать натиск. И вот. Ты умираешь.

— Подожди-подожди, — замахал руками растерянный молодой человек, — что произошло? Ты, кажется упустил важный кусок, между «сдерживать натиск» и «ты умираешь».

— Нет, я не упустил, я же сказал «и вот», — упрямо заверила Смерть.

— «И вот»? Ты считаешь, что этим можно заменить объяснения причин, почему я умираю? Моя защита пробита, но ведь она могла восстановиться? Расходуя мои силы и все такое… разве я не должен был просто отлежаться какое-то время, пока все не пройдет?

— Ты опять меня не слушал, Ким Чондэ? — Смерть снова ударила молодого человека картой по голове. — Разве я не сказал? Твоя душа – чистая энергия, которая питает его силу. Когда защита была пробита, он получил к ней доступ. Он питался твоей душой, высасывал из тебя силы. Печать не могла восстановиться. В смысле нет, она конечно могла, если бы ты обратился ко мне, немного отлежался и держался подальше от Чжан Исина, но ты ничего из этого не сделал! И теперь ты умираешь. Так лучше?

— Значительно, — сдавленно произнес Чондэ, откидываясь на спинку стула.

— Теперь ты понимаешь, насколько ужасны последствия твоего непослушания? Ты рассказал мальчишке о его силе, подпитал ее, и теперь твоя душа рассыпается, потому что у нее нет сил на то, чтобы поддерживать себя. Она просто перегорела.

Смерть тяжело вздохнула, поднимаясь, и отошла обратно к весам, с интересом разглядывая карту в своих руках, словно бы увидела ее в первый раз.

— Если бы ты обратился ко мне за помощью чуть раньше, нам бы удалось избежать этого, — голос Смерти стал звучать четко и холодно, и лишь иногда в него все же вплеталась сентиментальная нежность. — Я ведь всегда был готов тебе помочь, просто ты никогда меня об этом не просил. А теперь уже слишком поздно. Мне жаль, Чондэ, — Смерть развернулась к молодому человеку, — я не могу исцелить твою душу и разорвать эту связь. Он будет питаться твоими силами, пока твоя душа не рассыпется, но я не могу ему это позволить. Слишком разрушительны и непредсказуемы могут быть последствия. Ты видел, на что он способен, но даже тогда печать продолжала сдерживать его, удерживала твои силы, и продолжает удерживать, только теперь это лишь вопрос времени, когда она сломается окончательно. Я не хочу знать, что произойдет тогда, потому что у него будет сила и огромное желание ее применить. Я бы хотел дать тебе чуть больше времени…

Чондэ поджал губы, опуская взгляд в пол. Теперь он и сам понимал, что есть необходимость в его смерти. И она в любом случае неизбежна. Как иронично. Он посчитал, что именно Исин будет тем, кто заберет его жизнь и… так и произошло. Ему даже не пришлось заступать для этого на пост.

— Тебе стоило сказать мне об этом раньше, если ты знал…

— Интересно как, — горько усмехнулась Смерть, — ты ведь никогда меня не слушал.

— Может быть, в этот раз… тебе стоило меня заставить…

— Не говори глупостей. Разве возможно заставить тебя что-то делать? Я потратил на это больше 150-ти лет, и у меня все равно это не вышло.

— Сейчас вышло. Я слушаю.

— И только подумай, для этого мне пришлось дождаться, когда ты начнешь умирать, и привести тебя в Зал Суда, — Смерть раскинула руки, вскидывая голову к потолку. — Это было не сложно.

— Скажи мне, — Чондэ нервно сцепил руки в замок.

— Ммм? — Смерть перевела заинтересованный взгляд на него.

— Если мой исход, — голос молодого человека пропал, и ему пришлось откашляться, чтобы продолжать, — если со мной все ясно… я имею в виду, для меня дорога одна, и нет смысла решать мою судьбу.

— Так, — протянула Смерть, будто стараясь подвести Чондэ к сути.

— Мы можем обойтись без этого?

— Без чего?

— Без вот этого, ну, знаешь, жизни, пролетающей перед глазами. Я проходил через это много раз…

— Всего однажды, — поправила его Смерть, — на последующих судах мы не касались твоих ранних воспоминаний.

— Так может и сейчас обойдемся без этого? Зачем они? Их ведь незачем оценивать больше, все и без того предельно ясно…

— Ты знаешь процедуру, — Смерть мотнула головой в сторону весов, — весь твой путь от начала и до конца…

— Зачем? — вскрикнул Чондэ. — Просто стукни молотком, вынеси вердикт и дело с концом!

— Чтобы сохранить их, глупый мальчишка, — нежно произнесла Смерть. — Мы всегда сохраняем воспоминания душ, которые обречены.

— Подлежат утилизации, — поправил молодой человек.

— Умирают, — исправила его Смерть.

— Начните называть вещи своими именами. Так честнее.

— Научись уже смотреть в глаза своему прошлому. Как бы ты не убегал от него, оно не изменится и никуда не денется от тебя. Ты и есть твое прошлое. Откажешься от него, откажешься и от себя. Начни уже признавать это как часть себя. Так честнее.

— Нет у меня прошлого, — хмыкнул молодой человек, отворачиваясь.

— Вот и посмотрим, — заключила Смерть, отстраненно касаясь одной чаши весов, от чего те стали ходить ходуном.

— Нет, — еле слышно выдавил Чондэ, обреченно прикрывая глаза, — я не хочу так.

— Никто не хочет, — слабо пожала плечами Смерть, — но надо. Хватит упираться, Ким Чондэ. Иначе мы далеко не уедем. Соберись и давай просто покончим с этим, потому что…

Она замолчала, словно на этом предложение заканчивалось, только это было вовсе не так. И, казалось бы, что в этом такого, можно додумать дальше самому, ведь все было и так понятно, только то, что скрылось за многозначительным молчанием не мог предположить никто.

— Потому что? — осторожно осведомился молодой человек.

— Потому что этот раз будет для тебя во много раз сложнее, чем предыдущие. Мне жаль, Чондэ. Я знаю, что если прошлые мои решения ты смог принять, пусть и с усилием, но смог, то за это ты будешь меня ненавидеть. И мне очень жаль. Прости.

— За что ты опять извиняешься? — молодой человек снова посмотрел на Смерть, непонимающе хмуря брови.

Он не понимал. Точнее не так. Ему казалось, что он не понимает, но где-то в глубине души он уже знал ответ, и только потому, что он был слишком жестоким и невообразимым, он отказывался принимать его.

— Наш гость прибыл, — Смерть повернулась в сторону двери, — теперь все в сборе, можно начинать суд.

— За что ты извиняешься? — неожиданно закричал Чондэ, осознав, что его вопрос опять остался без ответа.

Ему было необходимо знать. Прямо сейчас. Потому что это было очень важно. Наверняка было. Но Смерть снова проигнорировала его, спокойно проходя мимо в сторону двери.

— Я спросил тебя, за что ты извиняешься, черт возьми! — еще громче крикнул молодой человек, поднимаясь со своего места.

— За это, — Смерть остановилась, чтобы с сожалением посмотреть на Чондэ и вскинула руку вверх, открывая двери, — ты можешь войти, Чжан Исин.

Юноша даже не посмотрел в сторону распахнутой двери. Не хотел этого делать. Ему не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, что на пороге стоит растерянный Исин, не решаясь войти. Вместо этого Чондэ продолжал смотреть неверящим, полным отчаянья взглядом на Смерть, будто пытаясь понять, что заставило ее пойти на это. Он не понимал.

— Зачем? — тихо произнес он, чувствуя, как рассыпается на сотни мелких осколков. — Зачем он здесь?

— Затем, что он часть твоего прошлого, а ты часть его, и мне придется эту часть вырезать, а еще потому, что между вами связь, которую невозможно оборвать без вреда для самого Чжан Исина, если его не будет рядом.

— Оле? — Исин осторожно сделал шаг в зал.

Он не понимал, что здесь происходит, и как он тут оказался. Еще мгновение назад он был рядом со своим домом, а потом он появился в той странной комнате с бассейном и статуями, не имея ни малейшего понятия, где он и что ему делать дальше. Он был так расстроен и опечален случившимся, что в сущности ему было наплевать, куда его занесло, однако это было ровно до того момента, пока эти огромные двери не распахнулись перед ним, и его не пригласили войти. И тогда его мир снова совершил кульбит, вставая с ног на голову, потому что страх и боль снова вернулись, не давая радости пробиться. В зале стоял Ким Чондэ, и пусть капюшон плаща скрывал его лицо, сомнений в том, что это именно он, у Исина почему-то не возникло. Он просто не мог не признать человека, с которым с таким трудом попрощался не так давно.

Это верно чья-то идиотская шутка, думал он. Потому что… какого черта, Ким Чондэ? Почему ты постоянно делаешь что-то подобное? Разрываешь сердце на части, а потом появляешься снова как ни в чем не бывало. Кто дал тебе на это право? Исин ведь действительно думал… поверил, что это конец, но этот сумасшедший дом продолжался. И если честно, Чжан Исин от этого устал. Он словно был на американских горках. Его швыряло из радости в пучины отчаянья. Постоянно. И если все это не прекратится, он просто свихнется со всем этим. Он уже не может удивляться или испытывать какие-либо другие чувства. Он исчерпал свой лимит. Единственное, что он хочет сейчас, так это избить гребанного Ким Чондэ, который превратил его жизнь в цирк. И если бы не фигура в черном, отдаленно знакомая Исину, словно бы он уже видел ее, он бы обязательно это сделал.

Все это происходило так быстро. Эта неделя была такой насыщенной, что Исин, кажется, не успевал уследить за всем, что происходило. Если тогда был не конец, то что это было? Ему нужно было знать, он хотел знать. Что здесь происходит? Зачем он здесь? У него было много вопросов, но отвечать на них никто не собирался. Будто бы о присутствии Исина забыли сразу же, как он сюда вошел. С самого появления здесь, Чжан не был удостоен взглядом ни одного из двоих присутствующих. Им было не до него. Их больше увлекал разговор между собой.

— Почему ты делаешь это? — Чондэ злобно нахмурился, его голос звучал угрожающе тихо. — Ему не обязательно быть здесь, видеть все это.

— Что с тобой, Ким Чондэ? — усмехнулась Смерть. — Неужели ты не хочешь, чтобы он узнал, какой ты на самом деле? Кем ты был до того, как он встретил тебя?

— Это не имеет к нему никакого отношения! — вскрикнул молодой человек. — Он не обязан это видеть! Это касается только тебя и меня!

— Ошибаешься, глупый мальчишка, — Смерть отвернулась, — это касается и его. Он в любом случае все это увидит, и лучше, если это будет здесь.

— Оле? — снова позвал Исин. Ему абсолютно не нравилось наблюдать происходящее, не имея представления, что происходит. Он хотел объяснений. Он хотел, чтобы его тоже включили в диалог. Это по меньшей мере неправильно, говорить о нем так, будто его здесь нет.

— Ты сделаешь этим только хуже! — Чондэ обернулся к Смерти, которая двигалась в сторону Исина, но даже несмотря на это, он не бросил на Чжана даже короткого взгляда, будто того и не было здесь.

— Это не тебе решать, Чондэ! — оборвала его Смерть, оборачиваясь. — У тебя здесь нет права голоса!

Исину ничего не оставалось, кроме как переводить взгляд с одного на другого, слушая эту перепалку. Он были так увлечены друг другом и своим спором, что для них будто бы ничего больше не существовало. И это жутко раздражало. Исин был растерян, и меньше всего он сейчас хотел быть свидетелем чьей-то ссоры. Если его позвали для этого, он уходит. Просто скажите, где выход.

— Оле! — снова вскрикнул Исин, обращаясь именно к тому, кого он знал. — Что здесь происходит? Я серьезно, что?..

И опять никто не обратил на Чжана внимания. Они делали это будто специально. И на секунду в голову Исина закралась мысль, а действительно ли они его видят. Ведь… в этом мире могло случится все, даже это. Однако они уже обозначили его присутствие, и сейчас без зазрения совести говорят именно о нем, прекрасно зная, что он все слышит.

— Почему ты считаешь, что знаешь лучше?

— Потому что так оно и есть, Ким Чондэ!

— Да что ты знаешь о нем, обо мне? Ты не можешь предусмотреть все! Ты просто…

— Ты, кажется, забыл, с кем ты разговариваешь, мальчишка! — Смерть в несколько шагов вернулась обратно к стулу, грозно возвышаясь над Чондэ, который доходил ей только до плеча. — Хочешь ты этого или нет, все будет именно так, как сказал я, и это не обсуждается! А теперь сядь и…

— Да обратите вы на меня внимание! — истошно закричал Исин, заставляя присутствующих замолчать. — Оле, что здесь, черт возьми, происходит?

Чондэ, стоявший к Исину спиной, застыл, будто стараясь слиться с окружающей средой. Разумеется, отвечать он не собирался. Смерть подняла голову, переводя взгляд с молодого человека на Чжана, и, если бы не маска, можно было бы различить тень удивления на ее лице.

В зале повисла гнетущая тишина. Все молчали. Исин продолжал ждать ответа на свой вопрос, но никто не собирался отвечать. И что злило больше всего, Чондэ продолжал демонстративно игнорировать существование Исина в этой точке пространства и времени.

— Да посмотри же ты на меня, Оле! — не своим голосом прокричал молодой человек.

Сердце Чондэ болезненно сжалось. Он сглотнул, поджимая губы и, закрыв глаза, чуть повернул голову, будто не хотел, чтобы Смерть видела боль на его лице. Исин продолжал в отчаянье сверлить взглядом спину Чондэ, все еще надеясь, что тот повернется и все ему объяснит, но он этого не делал.

Смерть с интересом смотрела на Исина, читая на его лице все, что было на его душе в этот момент, а потом перевела вопросительный взгляд на Чондэ, словно бы интересуясь, как он поступит. Почувствовав это, молодой человек сделал глубокий вдох и спокойно опустился на свое место, подбирая мешающийся плащ. Он невидящим взглядом смотрел в сторону, и всем своим видом показывал, что его не волнует более то, что произойдет дальше, он просто примет все происходящее как данность.

Когда Чондэ молча сел, Исину показалось, что он начинает задыхаться. Он не мог вздохнуть, как и поверить в то, что Чондэ проигнорировал его. Это было похоже на предательство. Там, за пределами этого зала, все было хорошо. Не гладко, разумеется, но они признавали огромную значимость существования каждого в жизни другого. А теперь? Что случилось вдруг? Будто бы Чондэ жалел о происходящем. Будто бы он больше не хотел знать о существовании Исина. И почему-то не было ощущения, что он делает это не по своей воле. Это была его личная инициатива не замечать Исина, никто от него этого не требовал.

— Да что здесь происходит? — еле выдохнул молодой человек, опираясь плечом на высокие трибуны, потому что ноги его вдруг перестали держать. — Где я, черт возьми?

Смерть очень внимательно посмотрела на Чондэ, словно бы стараясь прочитать по его лицу, как ей следует поступить дальше. Разумеется, то, что она делала, не доставляло ей удовольствия, но это было неизбежно. Не было смысла продолжать сюсюкаться с этими двумя, они расценивают заботу как поблажку. Им начинает казаться, что у них есть право выбора, а людям нельзя давать выбирать, потому что они всегда изберут самый легкий путь. Их нужно просто ставить перед фактом.

— Это Зал Суда, Чжан Исин, — Смерть прошла чуть вперед, вставая по левую руку от Чондэ, и вцепляясь железными пальцами в его плечо, — и ты приглашен на суд над небезызвестным тебе Ким Чондэ.

— Что? — только и смог проговорить Исин, не до конца понимая, о чем ему говорят. Он попытался вспомнить, что рассказывал ему об этом Чондэ, но как назло все вылетело из головы, как перед экзаменом, когда у самых дверей в кабинет понимаешь, что ничего из того, что учил или читал не помнишь. В голове был только чистый лист.

— Присаживайся, — Смерть указала на подъехавший к ней от трибун стул, — тебя ожидает еще одно увлекательное путешествие, в котором ты узнаешь о Ким Чондэ. Может быть, даже чуть больше, чем тебе бы этого хотелось.

— А я могу сдать билеты? — осторожно спросил Исин, делая неуверенные шаги в направлении стула.

— Нет, Чжан Исин, ты не можешь. Как и отказаться от участия в происходящем. Не по своей воле, так силой ты будешь в этом участвовать.

— Участвовать в чем? — молодой человек вцепился в подлокотники медля садиться, будто если ему дадут ответ, который ему не понравится, он сорвется с места и попытается сбежать.

— В суде, как я уже и сказал.

— Но… я немного не понимаю, — Исин говорил очень осторожно, потому что фигура в черном внушала трепет и страх. Где-то на уровне интуиции Чжан ощущал ее силу, понимал, кто это.

— Чего?

— Какова моя роль в этом?

— Какова роль? — задумчиво повторила Смерть. — Роль наблюдателя, думаю. Роль наблюдателя подойдет?

— Я не очень уверен, что…

— Славно, — Смерть оборвала Исина на полуслове, и он покорно замолчал. — В таком случае, если все готово, не будем тянуть время и начнем.

После этих слов заметно было как Чондэ напрягся. Он поерзал на стуле, стараясь не выдавать насколько он нервничает. Сердце заходилось в бешеном ритме, руки начинали подрагивать. Его напряжение, повисшее в воздухе, будто передалось Исину, который облизал пересохшие губы и сцепил похолодевшие пальцы в замок.

Смерть медленно отошла назад, вставая прямо напротив Чондэ, и протянула руку, касаясь холодным металлом его головы. Исин замер, ожидая, что будет дальше. Он впервые присутствовал на подобном мероприятии и настолько же, насколько это было трепетно и интересно, настолько же было пугающим. В ту минуту он еще не подозревал, что это может закончится печально. Почему-то он даже не допускал такой возможности. Не может быть, что, пройдя суд 12 раз в целом очень даже успешно, Чондэ провалиться в 13.

— Ты даже не дашь мне конфетку пососать? — севшим голосом спросил молодой человек, даже не бросив на Смерть и короткого взгляда.

— Какую еще конфетку? — на секунду замешкавшись, спросила она.

— Сосательную. Чтоб не укачало и уши не закладывало.

— Бог с тобой, Ким Чондэ, — бросила Смерть с еле заметной усмешкой, — так потерпишь.

— Бога нет, — еле слышно произнес юноша.

— Тогда без него потерпишь.

Чондэ печально вздохнул, словно бы сосательная конфета была сейчас чем-то по-настоящему важным для него. И действительно, сейчас ему предстояло пройти свою не самую радужную жизнь от начала и до конца, вспомнить, каким он был человеком, все это на глазах Исина, который будет несомненно разочарован, если не сказать хуже, а в конце ждет смерть. И сейчас никто не хочет дать ему сосательную конфету. Ну где же чертова справедливость? За конфету больше всего было обидно.

— Хочешь что-нибудь сказать, прежде чем я начну? — Смерть осторожно коснулась большим пальцем лба молодого человека.

— Будь нежнее, — еле выдохнул Чондэ, — и, — он чуть повернул голову в сторону Чжана, сидевшего все это время молча, — Исин, помнишь, что я говорил тебе о нулевых душах?

— Ммм, — неуверенно промямлил он в ответ, — очень смутно.

— Забудь, все это вранье. И… ты будешь очень разочарован во мне, после того, что увидишь, так что… мне жаль, Чжан Исин. Я никогда не был хорошим человеком.

— Нет, Оле, не говори так…

— Время, — коротко оборвала Смерть.

Исин вскочил со стула, желая кинуться к Чондэ и переубедить его, но замер, не успев сделать ни шагу, потому что что-то произошло.

Слабое сияние, исходящее из руки в железной перчатке, коснулось головы молодого человека. И в эту же секунду зал наполнил душераздирающий крик, эхом отлетающий от черных холодных стен. Чондэ прогнулся в спине, вцепляясь руками в подлокотники, его тело приняло неестественную изломанную позу, некогда черные, как ночь, глаза побелели.

— Что ты… делаешь?

Исин не слышал собственный голос из-за крика, который продолжал звенеть, разрывая тишину и сердце. Молодой человек хотел кинуться вперед, хотел оттолкнуть черную фигуру от Чондэ, но не мог пошевелиться. Происходящее шокировало его. Страх сковал все тело.

— Остановись, — жалобно проскулил Исин, невидящим взглядом смотря на Чондэ.

Он не мог смотреть на это, потому что ему казалось, будто он сам чувствует ту боль, которая пронизывает каждую клеточку тела Чондэ. Не мог, но продолжал смотреть. Сердце болезненно скручивало.

— Прекрати, ему же больно! — закричал Исин, делая шаг вперед.

— Разумеется, — спокойно произнесла Смерть, — это и должно быть больно. Или ты думал, что мы тебя позвали чай с печеньем пить?

— Хватит! — молодой человек с усилием заставил свое тело двигаться, и кинулся в сторону фигуры, но, успев сделать только несколько шагов, был отброшен вскинутой рукой обратно на стул.

Словно невидимые веревки обвили тело Исина. Он рвался и трепыхался, но был не в силах сдвинуться с места, как бы не старался. Он видел, как Чондэ, царапая ногтями дерево, сжимает подлокотники, слышал, как начинал хрипеть его чистый голос, и это было невероятно больно, только ничего с этим он сделать не мог. И от собственного бессилия, от той картины, что предстала перед ним, он начал захлебываться слезами.

— Остановись! — почти умолял Исин, с силой ударяясь головой о спинку стула. — Хватит! Не делай ему больно! Он не заслужил! Я умоляю, перестань!

Но Смерть не слушала. Слова молодого человека мешались с завываниями. От слез он уже ничего не видел, но ему и не нужно было этого, чтобы знать, что Чондэ перед ним, и он все еще страдает. Исин извивался, сгибался пополам, утыкаясь в колени, бился спиной о спинку стула, словно бы желая избавиться от того, что видит, от голоса, который продолжал звенеть в его ушах. Это было слишком. Он отпустил Чондэ не для того, чтобы смотреть сейчас на его страдания.

— Хватит! — простонал Исин, обреченно закрывая глаза.

— Не впадай в истерику! — прикрикнула на него Смерть. — Это стандартная процедура! В ней нет ничего смертельного!

— Тогда почему ему так больно? — прохныкал молодой человек.

— А тебе бы не было больно, если бы из тебя с корнем вырывали воспоминания? Если ты перестанешь впадать в истерику, я смогу сосредоточится на этом полностью, и это будет менее болезненно…

— Просто остановись! — прокричал Исин. — Зачем ты вообще это делаешь?

— Стандартная процедура, — повторила Смерть.

— К черту ваши стандартные процедуры! — юноша подался вперед всем телом, и в его полных слез глазах отразилась неистовая злоба и нескрываемая жажда насилия. — Я сказал тебе перестать!

— Да заставь ты его замолчать! — не своим голосом прокричал Чондэ, сильнее изгибаясь в спине.

— Похоже, Чжан Исин, твое путешествие начинается прямо сейчас…

Примечание к части

Музычка:
Женя Любич – Колыбельная
Darren Hayes – Neverland
Nick Cave & The Bad Seeds – O Children
Nocturnal Rites – Me
Black Rebel Motorcycle Club – Feel It Now
Matthew Ryan – The World Is...
Avril Lavigne – Keep Holding On

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: