Последняя ночь. Часть 2 2 страница

— Да, — поспешно согласился Минсок, — да, ты прав. Мне стоило сказать тебе об этом. Просто все так… навалилось разом, и я совершенно об этом забыл.

Исин смотрел на Кима, чувствуя, как сознание щекочет подозрение, что слова не соответствуют действительности. Не «забыл», а «не собирался говорить». Нужно быть точнее в своих формулировках. На подсознательном уровне Исин четко понимал, что Минсок по какой-то причине просто не хотел рассказывать ему о своем брате, вот только никаких веских оснований для этого придумать Чжану не выходило.

— Слушай, — Исин чуть наклонился вперед, упираясь в столешницу, — мы ведь не сталкивались с твоим братом раньше, так? Просто есть ощущение, что мне очень знакомо его лицо, и я подумал, вдруг мы когда-то пересекались. В детстве или может быть…

— Не знаю даже, — неуверенно произнес Минсок, — могу сказать точно, что я вас не знакомил. Может быть это было без меня? Мир, знаешь ли, не так огромен, как тебе кажется.

— Да, — Чжан неопределенно качнул головой, — да, наверно не с тобой было. Если бы ты нас знакомил, я бы запомнил… Мне это просто покоя не дает. Я уверен, что уже его где-то видел, только никак не выходит вспомнить при каких обстоятельствах. Боже, так раздражает.

Исин обреченно уткнулся лбом в руки, покоившиеся на столе. Это действительно раздражало. Он, конечно, не отличался крепкой памятью, но все же. Он постоянно наталкивался на невидимую стену. Вот, казалось на языке крутится, почти-почти вспомнил, ухватил это воспоминание за хвост, ан нет, опять ускользнуло. Исин каждый раз втыкался лбом в стену, упуская нужное ему событие. Или череду событий. При этом, с каждой новой такой попыткой, он только сильнее убеждался, что с Чондэ они уже были знакомы.

— Ладно, — он хлопнул ладонью по столешнице, — оставим светские беседы на потом. Пойду приведу себя в порядок и приступлю к работе.

— Ага, — кивнул Минсок, облокачиваясь на стойку.

Он с погрешностью в несколько секунд проводил Исина серьезным взглядом в служебное помещение, пытаясь понять для себя, стоит ли нервничать, или же можно расслабиться. Он обещал себе не вмешиваться, потому что был сыт всем этим по горло. Не он заварил эту кашу, и не ему принимать последствия не его решений. Сколько уже можно сглаживать углы и брать удары, предназначенные брату, на себя? С Минсока хватит. Если он продолжит в том же духе, это никогда не прекратится. Чондэ будет продолжать, прекрасно понимая, что последствия, как и всегда, минуют его. Не в этот раз. Настал момент, когда ему предстояло самому разобраться с тем, что он наворотил, вот только…

Важно было то, что у Исина на пальце не было кольца, и это немного щекотало сознание тем фактом, что из плотины, которая сдерживала воспоминания, был вырван кусок, из-за которого она, потеряв свою целостность и устойчивость, может в любой момент рухнуть. И это случится не плавно. Воспоминания не будут пробиваться по чуть-чуть, как должны, потихоньку вставая на свои места. Они обрушатся огромным потоком, в котором Чжан Исин может просто потонуть. Огромный болезненный пласт воспоминаний просто поглотит его. Он еще тогда был на грани нервного срыва, не был в состоянии совладать с событиями, которые разворачивались стремительно. Что же с ним случится, если они обрушатся на него разом? Выстоит ли он? Его не стоит недооценивать, он сильный, но…

Минсок боялся, что понадеявшись на его силу, может взвалить на его плечи непосильную ношу, с которой тот просто не справится. И все рухнет. Все будет сложно. Сложнее чем сейчас. И станет еще сложнее, если Чондэ вдруг вздумает вторгнуться в это хрупкое равновесие. Ким Минсок предчувствовал бурю, которая была разрушительна для всех, и просто не мог не переживать из-за того, что где-то там, несколькими шагами ранее, он выбрал неверный маршрут. Фигуры на доске в невыгодных позициях. Одно неверное движение и мат.

***

Чондэ зацепил кончиками пальцев балконную дверь и с усилием отодвинул ее в сторону, стараясь удержать в руках два стакана и бутылку. Открыть дверь полностью так и не вышло, и он с усилием проскользнул на узкий балкон в небольшую щель.

— Так что, отметим заслуженный отдых? — сквозь сомкнутые губы, которыми сжимал сигарету, пробормотал Чондэ, вскидывая вверх руки с бутылкой и стаканами.

Он поставил тару на небольшой столик, и рухнул в плетеное кресло, закидывая ноги на подлокотник. Полежав так несколько недолгих мгновений, будто переводя дыхание, он рывком сел, прижимаясь животом к ногам, и потянулся за бутылкой.

— Будешь? — спросил он, торопливо откручивая крышку. — Или предложить тебе детское меню?

— Опять ты за старое, — Минсок недовольно поморщился, — ты кажется мне клялся и божился, что бросил.

— Что ж, — пожимая плечами, выдал Чондэ, — вернулась человеческая жизнь, а вместе с ней и старые пагубные привычки. Знаешь, это вообще-то ужасный стресс, и мне с ним нужно как-то справляться.

— И ты решил снова начать пить и курить? Так себе способ бороться со стрессом.

— А что ты предлагаешь? — Чондэ перехватил сигарету пальцами, потому что с ней во рту было невозможно разговаривать. — Наполнить нашу квартиру маленькими мурлыкающими котятками? Или поставить в гостиной бассейн с шариками?

— Я предлагаю делать это как все нормальные люди.

— Но они так и делают. А еще с крыш прыгают, вены себе режут, на люстре вешаются, таблетками завтракают. Какой из вариантов будет для тебя приемлемым?

Минсок, по-королевски устроившись в своем кресле, устроив руки на подлокотнике и откинувшись на спинку, повернул голову, и долго смотрел на Чондэ, пытаясь по его безразличному лицу прочитать хоть одну из тех эмоций, которые он так тщательно скрывал. Попытка не удалась, и он, устало выдохнув, отвернулся.

— Тебя даже могила не исправит, — еле слышно проговорил он, вглядываясь в ночной пейзаж.

— Вот незадача, да? — хмыкнул Чондэ, наполняя свой стакан. — Так ты будешь?

— Нет, — мотнул головой молодой человек, — пить крепкий алкоголь без возможности хоть чуть-чуть опьянеть — чистейший мазохизм. Это больше по твоей части.

— Так что тебе подать? Сок? Какао? Горячий шоколад? Молочный коктейль?

— Хоть что-то из этого у нас есть? — отстраненно поинтересовался Минсок.

— Нет, но ты можешь махнуть рукой и это появится. А там уже дело за малым — просто налить в стакан.

— В любом случае, мне пока ничего не хочется.

— Ну, как захочешь — свистни.

Минсок тихо засмеялся. Забота Чондэ всегда проявлялась в мелочах, между фраз. Он был на редкость скрытным, не часто выдавал настоящие эмоции и чувства, предпочитал увиливать и врать, а не говорить напрямую. Виной тому тяжелое детство, в котором искренность становилась слабостью.

— И каково это? — неожиданно подал голос Чондэ, разворачиваясь в сторону городского пейзажа, чтобы сидеть было удобнее.

— Что именно? — уточнил Минсок.

— Каково это, когда все вокруг тебя начинают спиваться?

Чондэ зажал губами сигарету и чиркнул колесиком зажигалки. Едкий дым тут же заструился к темному небу. Минсок неодобрительно поморщился.

— Весьма удручающе, — поделился он своими наблюдениями, — становится решительно не на кого положиться, и это путает все планы.

— Должно быть так и есть, — Чондэ протянул руку, чтобы взять со стола стакан.

— Неужели быть человеком настолько сложно?

— Даже не знаю, что тебе на это ответить. Ты был им не так долго, но неужели не оценил все прелести человеческой жизни?

— Это было давно, я уже плохо помню.

— Зато я хорошо помню, — Чондэ замолчал, чтобы сделать затяжку и, выдохнув в воздух столб едкого дыма, продолжил: — я отчетливо помню то чувство несправедливости, беспомощности, постоянного страха и злости. А еще жгучую ненависть к окружающим, отвращение к ним и жажду крови.

— Диссоциальное расстройство личности, так это называется, кажется.

— Это называется «я просто хотел, чтобы они заткнулись и оставили меня в покое», — сквозь зубы прошипел Чондэ, наблюдая, как тлеет в пальцах сигарета, — меня выворачивало от отвращения к этим ублюдкам, которых хлебом не корми, дай в кого-нибудь бросить камень, чтобы утвердить собственное превосходство.

— Такие были времена, что поделать, — развел руками Минсок.

— Они и сейчас такие же. Не во времени дело, а в людях. В человеческой натуре. Она не меняется, сколько бы времени не прошло. Потому я и не был рад своему возвращению.

— Разве кто-то заставляет тебя быть такими же как они? — Минсок щелкнул пальцами, и рядом с ножкой стула Чондэ появилась пепельница ровно в тот момент, когда с сигареты на пол полетел пепел. — Не будь зверем, будь человеком.

— Быть человеком? — Чондэ усмехнулся и удобнее устроился в кресле. — Подкладывать детям в конфеты лезвия, совать петарды собакам в пасть, унижать окружающих, насиловать и убивать собственного удовольствия ради — вот что значит быть человеком. И раз так, я предпочту быть животным. Они как-то дружелюбнее, что ли.

— И что же? — Минсок провел пальцами по плетеному подлокотнику кресла. — Сложно быть человеком?

— Невероятно, — отстраненно отозвался Чондэ, вдумчиво делая новую затяжку. Он наслаждался каждым мгновением, которое пролегло между его вдохом и выдохом. Каждой клеточкой ощущал едкий дым в своем теле, по-настоящему ощущал, а не как раньше. И это было потрясающе.

Оба замолчали. Минсок безмолвно смотрел на город, погруженный в свои мысли. Он не был любителем длинных философских бесед. Ему было что сказать, просто отчего-то не всегда хотелось. А Чондэ просто не хотел продолжать эту тему. Она была не очень приятной для него и быстро исчерпала себя. Даже сейчас, спустя столько лет, детские шрамы все еще были очень ощутимы, особенно если их касаться. Так что он просто неспешно выпивал, докуривал свою сигарету, и пытался влиться в человеческую жизнь, да все как-то мимо выходило.

— Это и вправду очень утомительно, — вдруг подал голос Минсок, — все это. Так хочется снять с себя все полномочия и оказаться на необитаемом острове, чтоб ни единой души поблизости не было. Сидеть целыми днями на берегу, потягивать какой-нибудь фруктовый коктейль и созерцать как плещутся волны бесконечного океана.

— Звучит весьма поэтично и… одиноко, — Чондэ повернул голову, чтобы увидеть лицо брата в этот момент. Хотелось знать, какие эмоции отразились на его лице, когда он произнес это. Но оно было как всегда непроницаемым, застывшим, словно кадр из фильма, поставленного на паузу, и только в глазах плескалась бесконечная усталость.

— Я просто устал. На самом деле устал, особенно от вас, ребята. И от собственных безрезультатных попыток разыграть карты так, чтобы всем было хорошо, и все были счастливы. Потому что…

Он на секунду замолчал, опуская голову, и начал разглядывать свои белые носки, пробивающиеся двумя яркими пятнами сквозь темноту ночи.

— Иногда мне кажется, что вы сами просто не хотите быть счастливыми, даже когда у вас есть для этого все шансы. И вместо того, чтобы пойти по простому пути к хэппи энду, вы только все усложняете. Большинство ваших трагедий придуманы вами же, и вы гнетесь под их иллюзорной тяжестью, страдаете от кошмаров, которые сами же себе и выдумали. Не глупо ли? Зачем я трачу столько сил, нянчусь с вами как с детьми, веду к счастливому концу, если, стоит мне отвернуться от вас на секунду, отпустить руку, и вы тут же разворачиваете свои ноги и бежите прямиком в стену? Хватит с меня этой Санта-Барбары. Давайте-ка вы дальше сами. С синяками и разбитыми коленями, но сами.

Чондэ сделал большой глоток и поморщился. Горячительный напиток обжог горло, оседая неприятным терпким послевкусием. Забытая сигарета почти истлела до самого фильтра. Подул северный ветер. Внизу прожужжала двигателем машина, проскребая с мягким шуршанием шинами по асфальту, залаяла на нее соседская собака, которую вывели погулять. В окне напротив погас свет. Все разом смолкло, и вновь воцарилась ночная тишина. Лишь вдалеке слышалось урчание города, отдаваясь эхом по дворам.

— Наверно, все кажется таким пустяком, когда каждый день видишь чью-то смерть. Когда сам являешься ее воплощением.

— Не в смерти дело, Чондэ. Ты сталкивался с ней много раз, но так и не сделал никаких выводов, не переосмыслил жизнь, не поработал над ошибками. Дело только в тебе и твоей любви все усложнять. И это так по-человечески, если честно. Ты гораздо больше человек, чем тебе хочется в это верить.

Чондэ молчал, нервно покусывая ноготь на большом пальце правой руки. Ему было нечего добавить, нечем возразить. Он понимал, что Минсок прав. Как и всегда. Но это только со стороны все кажется простым, а на самом деле оказывается гораздо сложнее и запутаннее. Когда нужно делать выбор, когда нужно думать о каждом следующем шаге, о перспективе, результате и ответственности, все перестает быть простым. Потому что нет единственного верного варианта, нет вторых попыток. Нельзя вернуться к последнему сохранению и все переиграть. Одно неверное решение, и все полетит к чертовой матери. Вот только какое из еще не принятых решений может оказаться неверным? Об этом можно узнать только приняв его, а вместе с ним и его последствия.

Слишком долго и слишком много Чондэ думал о том, что ему делать дальше, и о том, как будет лучше. Он уже запутался в собственных мыслях и чувствах, не мог доверять собственному разуму. Он просто не знал, как ему поступить. Он просто боялся.

— А знаешь что? — после долгого молчания, подал он голос. — А может действительно бросим все и отправимся куда-нибудь далеко-далеко отсюда, да хотя бы на тот же необитаемый остров. Только ты и я, и больше никого. Подальше от всей этой суеты. Будем вместе смотреть на закат, пить фруктовые коктейли, слушать плеск волн и наслаждаться спокойствием.

— Вот прям возьмем и все бросим? — с усмешкой переспросил Минсок.

— Да, все-все побросаем и уедем, улетим, уплывем…

— И даже Исина? — Минсок повернул голову и внимательно посмотрел на брата, отслеживая его реакцию.

— И Исина, — эхом отозвался тот, помутневшими глазами вглядываясь в грязное ночное небо.

— А как же твой план «дождаться пока к нему вернется память и жить с ним долго и счастливо»?

— Боюсь, воплотить его невозможно.

— Почему?

— Не знаю, — Чондэ передернул плечами, — может быть потому, что если он все вспомнит, то непременно захочет меня убить, а сейчас я легко убиваем. Или может быть потому…

Он оборвал фразу на полуслове. Его голос вдруг сорвался. Потребовалось время, чтобы вернуть желание произносить фразу вслух.

— Может быть потому, что у нас просто не может быть никакого «долго и счастливо». Я просто подумал, что если это не про нас? Что если у нас ничего не выйдет, и… что если я просто не хочу этого?

— Что, наигрался, герой-любовник? — усмехнулся Минсок. — Что ж, это было весьма ожидаемо.

— Ожидаемо? Хочешь сказать, что ты с самого начала знал, что все так кончится? — Чондэ развернулся к брату, почему-то считая, что он должен злиться, но тот был спокоен как удав.

— Знал ли? — задумчиво проговорил Минсок. — Наверно, я просто не сомневался, что так все и будет. У тебя ведь всегда так. Ты придумываешь себе какую-нибудь увлекательную игру, полностью отдаешься ей, но быстро бросаешь, либо потому, что тебе стало скучно, либо потому, что столкнулся с непредвиденными обстоятельствами.

— Значит, ты с самого начала не верил в то, что я могу быть искренним по отношению к Исину?

— Пожалуй, — Минсок качнул головой, — думаю, если бы я не сомневался в твоей искренности, я бы не был настолько против этого. Ты истрепал всем нам нервы, исчерпал тему трагичной любви. Было ли тебе весело? Да. Был ли ты серьезен? Не думаю. Ты просто пытался развеять свою скуку, как и всегда. Но вот скажи мне, разве игра стоила свеч, Чондэ?

Чондэ было открыл рот, чтобы дать ответ, но так ничего и не сказал, потому что… ответа у него не было. Он не мог возразить Минсоку, когда тот был так уверен в своих словах. Он старше, он мудрее, ему виднее. И в его слова Чондэ начинал верить.

— На этот раз все зашло слишком далеко, понимаешь? Так что даже не думай, что сможешь сбежать от ответственности. Не сейчас. Не после всего.

— И под ответственностью ты понимаешь?..

— Встретится с Исином, получить от него по роже, слезно просить прощения, а после оставить в покое. Как тебе такой вариант? — Минсок лениво повернул голову, чтобы посмотреть на брата, который, поджимая губы, оценивал собственные перспективы.

— Я бы предпочел другой…

Голос Чондэ заглушила навязчивая трель телефонного звонка.

— А другого у тебя попросту нет, — самодовольно хмыкнул Минсок и чуть-чуть привстал, чтобы достать из кармана штанов забытый телефон, и с недовольством посмотреть на экран. — У тебя есть немного времени примирится с этим. Ну и подготовить речь, которую ты будешь вещать Исину, чтобы он тебя простил. Наслаждайся человеческой жизнью, братик.

Молодой человек расплылся в злорадной улыбке, похлопал Чондэ по руке и, проведя пальцем по экрану, приложил смартфон к уху, изрекая недовольно-будничное «слушаю».

В трубке завывала и потрескивала тишина. Звонящий говорить не торопился. Минсок оторвал телефон от уха, чтобы убедиться, что вызов идет, и затем приложил обратно.

— Я слушаю, — с нажимом произнес Минсок. Повторять он не любил. Гул в трубке раздражал. Юноша уже хотел было сбросить вызов, решив, что это случайный звонок или просто плохая связь, но в тот момент, когда он хотел убрать телефон от уха, через динамик донесся слабый, хриплый голос.

— Минсок, это я, Лухан. Прости, что звоню так поздно. Я тебя не отвлекаю?

Ким хотел было выдать уже одну из едких фраз о том, что, разумеется, отвлекает, и нет для Лухана подходящего времени, когда его звонок, появление, да и вообще существование было бы приемлемым, но отчего-то промолчал. Не смог сказать. Из-за вынужденной вежливости ли, или из-за того, как неестественно звучал голос. А может быть потому, что Лухан редко звонил Минсоку, чтобы просто поболтать.

— Нет, — на выдохе произнес Минсок, — не отвлекаешь. Что-то случилось?

— Мммм, — Лухан замялся, будто бы набрал номер раньше, чем придумал, что будет говорить, — и да, и нет.

— В смысле? — не понял Ким.

— Со мной все в порядке, но… можно я возьму еще один день отгула?

— Еще один день?

Минсок развернулся к брату, и заметил на себе его заинтересованный взгляд. Чондэ внимательно вслушивался в разговор. Не то, чтобы он любил подслушивать. Дело было в каком-то человеческом любопытстве, когда волей-неволей замолкаешь и прислушиваешься, если кто-то рядом начинает разговаривать по телефону.

— Да, я себя не очень хорошо чувствую, и…

— Вот как? — Минсок протянул руку, забирая у Чондэ стакан с алкоголем и отставляя его подальше. — Голова кружится? Тошнит?

— Да, немного. Кажется, у меня температура…

— Кажется у тебя алкогольное опьянение или хочешь сказать, что это от температуры у тебя язык так заплетается? Какого черта, Лухан?

— Прости, — еле слышно проговорил парень, — я не понял вопроса.

— Я спрашиваю, какого хрена ты опять нажрался, золотой мой? Я дал тебе отгул, чтобы ты отоспался, а не для того, чтобы ты опять нажрался. Не испытывай мое терпение, слышишь? Быстро марш в постель, и чтобы завтра был как огурчик, понял? Да что это у тебя там так шумит? Ни черта не слышно.

— А это… ветер…

— Ветер? Ты на улице?

— Типа того, — отстраненно и быстро бросил Лухан в ответ, не желая заострять на этом внимание.

— Так на улице или нет?

— На крыше…

— На крыше? Какого черта ты делаешь на крыше? Ты же не пытаешься сделать ничего странного? — повышая голос, быстро затараторил Минсок. В его голове складывалась неприятная логическая цепочка.

— Странного? Что ты имеешь в виду?

— Ну, — задумчиво протянул молодой человек, — прыгнуть или еще что-то в этом роде.

— Нет, — Лухан мягко засмеялся, — разумеется нет. Хотя… идея не плохая.

— Даже не вздумай!

— Ладно-ладно, как скажешь…

— Так, — Минсок сделал глубокий вдох и недовольно выдохнул, — что ты забыл на крыше?

— Видом ночного города любуюсь…

— Видом ночного города он любуется, — Минсок выразительно посмотрел на брата, чтобы тот оценил всю абсурдность ситуации. — Так, быстро домой, и если завтра хотя бы чихнешь, я тебя…

— Что? Уволишь? — засмеялся Лухан.

— Я тебе жопу надеру, понял?

Чондэ, чувствуя, как накаляется атмосфера, принялся размахивать руками, пытаясь что-то донести, и выдавать одними губами короткие советы и наставления, которые Минсоку было трудно разобрать, потому он хмурил брови и, так же как брат, беззвучно пытался узнать у него, чего тот хочет сказать.

«Тише будь», — Чондэ плавно махнул рукой, — «успокойся».

«Что?» — повторяя за братом, одними губами поинтересовался Минсок.

— Хотелось бы мне на это посмотреть, — Лухан снова засмеялся, только в этот раз вышло с привкусом горечи, но Минсок не заметил этого нюанса, потому что был увлечен диалогом с Чондэ.

«Спроси», — Чондэ чуть добавил громкости, однако, говорил все равно слишком тихо, но при этом стал тщательнее произносить губами слова, — «все ли у него в порядке».

«Зачем?» — не понял Минсок.

«Просто спроси!»

— У тебя все в порядке? — повинуясь наставлениям как-то сконфужено произнес молодой человек, не сводя пристального взгляда с брата, в ожидании новых указаний.

Для Лухана этот вопрос прозвучал неожиданно и обескураживающе. Он на мгновение впал в ступор, пытаясь осознать суть вопроса, а потом совсем потерялся, подыскивая подходящий ответ.

Чондэ недовольно помотал головой.

«Он», — молодой человек принялся тыкать пальцем в направлении телефона, — «он в порядке?»

— Ты в порядке? — пользуясь замешательством, исправился Минсок.

— Эм, — несмело проговорил Лухан, отчего-то решив, что в вопросе есть подвох, и на него важно ответить правильно, — да. Я в полном порядке.

«Он в порядке», — быстро зашептал Минсок, дублируя фразу для Чондэ.

«Спроси у него, ничего не случилось?»

— У тебя ничего не случилось?

— Нет, — растерянно забормотал Лухан, выдавая тем самым свою ложь, — ничего не случилось. Все хорошо. Правда. Я просто…

«Ничего не случилось», — четко проговаривая губами слова, отчитался Минсок.

«Точно?»

— Точно ничего не случилось?

— Точно, — как можно убедительнее постарался заверить его Лухан.

«Мне приехать к тебе?» — продолжил Чондэ.

— Мне приехать к тебе? — не задумываясь повторил Минсок, но только произнеся вслух понял, что сказал.

«Да ты издеваешься!» — молодой человек показательно замахнулся на брата, который в свою очередь расплылся в довольной улыбке и заткнул рукой рот, чтобы не захихикать.

В трубке послышался гулкий удар и непонятное шуршание. Минсок, отвлекшийся на Чондэ, вернул внимание телефонному разговору, внимательно прислушиваясь к странным звукам.

— Лухан? — осторожно произнес он.

— Все в порядке, — торопливо забормотал парень, его голос отчего-то звучал нервно, немного испуганно, — не надо приезжать.

— Ты уверен? — Минсок напрягся. Ему не нравился голос, не нравился тон, подача. Это не звучало так, будто все в порядке. Что-то происходило, но что именно понять было трудно. На секунду показалось, что он слышал всхлипы.

— Да, все в полном порядке, не надо приезжать. Завтра буду на работе. Прости за беспокойство. Я отклю…

— Лухан! — перебил торопливое бормотание Минсок. — Где ты сейчас?

— Я… нигде… ладно, до завтра, Минсок.

— Лухан?

В трубке послышались прерывистые гудки. Минсок задумчиво посмотрел на экран, который ясно давал понять, что вызов завершен.

— Так, ладно, это странно, — Минсок нажал на кнопку блокировки и торопливо убрал телефон в карман.

— Да неужели? — саркастично выдал Чондэ, раскидывая руки по разные стороны от себя, и по-королевски устраиваясь в кресле. — Люди просто так не начинают квасить, знаешь.

— Слушай, — Минсок пропустил фразу мимо ушей, — я все же нанесу ему визит, а ты пока подумай над своим поведением и… не пей много, возможно, завтра ты мне понадобишься.

— Эээээ, — недовольно застонал Чондэ, — хотя бы сообщение мне кинь, когда оценишь обстановку, чтоб я точно знал, понадоблюсь или нет.

— Ладно, — торопливо бросил молодой человек, поднимаясь.

Чондэ сцепил руки в замок и устроил их у себя на животе. Минсок растерянно огляделся, прошелся руками по карманам, чтобы убедиться, что все необходимое на случай конца света у него есть, и двинулся в квартиру за обувью.

— Минсок, — Чондэ остановил брата окриком, — возьми зонт. Кажется, дождь собирается.

— Зачем он мне?

— Затем, что, когда ты будешь изображать человека, он тебе может пригодиться.

— Ладно, — раздраженно пробормотал Минсок.

— И вот еще что…

Чондэ выдержал мхатовскую паузу, специально оттягивая время. Минсок нетерпеливо переступил с одной ноги на другую.

— Ты не можешь держать дистанцию и проявлять сочувствие одновременно, так что… Либо ты остаешься, либо прекращаешь изображать из себя человека с ледяным сердцем. У тебя это все равно выходит так себе.

Чондэ запрокинул голову назад, чтобы посмотреть на брата и мягко улыбнуться. Он не любил произносить вслух очевидные вещи, которые Минсок упрямо не хотел признавать, но сейчас это было как ответное слово. Месть за откровения об Исине.

— Я не говорю, что вы вдруг должны стать лучшими друзьями, просто… не дави на него и не огрызайся. Прояви немного заботы, она ему, кажется, нужна, а ты всегда ей отличался, мой образцовый старший братик.

— И с каких это пор ты стал проявлять такое участие к Лухану? — Минсок прищурил глаза.

— Да ни с каких, — Чондэ дернул головой, — просто подумал, что если мы окажемся в одной лодке, мне будет чем тебя дразнить и попрекать…

— Ах, вот оно что, — хмыкнул старший, — а я-то уж было подумал, что в тебе проснулось сострадание…

— А я-то думал, что ты умный, но ты поставил себе невыполнимую задачу, знаешь об этом?

— Какую задачу?

— Не привязываться к смертным, ну, — Чондэ усмехнулся своим мыслям. — Или ты действительно поверил, что сможешь держать дистанцию со всеми?

— Сиди, придумывай пламенную речь для Исина, — огрызнулся Минсок, — а я ушел, когда вернусь не знаю.

— В добрый путь! — молодой человек поднял со стола стакан и вскинул его вверх. Отличный вышел тост, грех не выпить.

Балконная дверь хлопнула, оповещая о том, что Минсок ушел. На улице значительно похолодало, Чондэ заметил это только сейчас, когда остался один, в тишине. Вот в такие минуты, когда разговор резко обрывается, когда остаешься неожиданно для себя наедине с самим собой, начинаешь острее ощущать окружающий мир. Будь то холодный воздух, замерзшие пальцы ног, цвет неба, или же собственная растерянность, бессилие и осознание собственной мерзости. Чондэ было противопоказано оставаться одному. Его мысли были разрушительными, его мироощущение было болезненным. Он ненавидел состояние, в котором находился последние несколько дней. В одиночестве оно ощущалось острее. Он просто не знал, что будет дальше. Как повернется жизнь. Что его ждет за следующим поворотом. Он лишь знал, что что-то не очень приятное. Однако, не важно, что он сейчас сделает, не получить по морде у него не выйдет. Что ж, когда-то это все равно должно было случиться.

Чондэ одним глотком осушил стакан, поморщился, и откинулся на спинку кресла, искренне надеясь, что все сложится как-нибудь само, и ему не придется приводить расписанный Минсоком план в действие. Ни извиняться, ни, тем более, получать по морде, он желанием не горел. Как и пытаться спасти или начать заново то, чего и не было вовсе. Наверно, он слишком заигрался в этот раз.

***

Был обычный день. Один из тех непримечательных дней, когда думаешь, что ничего просто не может случиться. Просыпаешься утром, неохотно отрываешь голову от подушки, садишься на кровати и долго думаешь, а стоит ли жить сегодняшний день? Что он может принести? Если то же, что и вчера, то почему бы просто не провести его в своей постели, ожидая день, который привнесет в рутину что-то новое? Ответ прост: это был первый и, возможно, последний день работы, которую Чондэ не просил. Просто Минсок сказал, Чондэ сделал. И, пожалуй, это был один из немногих, если не единственный раз, когда Чондэ сделал так, как сказал Минсок. Почти исторический день, с привкусом обязательности и недосыпа. Сложный этап в жизни, когда после расслабляющего ничегонеделания приходится возвращаться к жизни трудяги. А ведь счастье было так близко. Но все. Ни слова больше. В сторону разрушительное самокопание. Спуск на самое дно отменяется. Пришло время вкусить все прелести человеческой жизни.

Собственно, вот уже несколько часов именно их Ким Чондэ и вкушал, а желудок просил чего-то более материального и съедобного. Все же, он теперь не сверхсильный и выносливый робот, который может трудиться по 24 часа в сутки без перерывов на сон, отдых, еду и прочую нужду. Он мог устать. Именно это он и сделал часам этак к двум. С непривычки. И, передав эстафетную палочку Минсоку, отправился в служебное помещение заморить червячка и немного отдохнуть. С непривычки работа давалась трудно.

И тут-то все и началось.

Не сразу, конечно, но очень неожиданно. Именно в тот момент, когда все расслабили свои булки и решили, что этот день уже абсолютно точно не предвещает ничего. Ни беды, ни радости. Чондэ, впрочем, с самого начала на этот день надежд не возлагал, просто хотел его пережить и вернуться к моральному разложению. Однако некий субъект спутал все его планы.

Этим неким субъектом был, как можно логически догадаться, ворвавшийся в кафе Чжан Исин. Именно ворвавшийся. Растрепанный, запыхавшийся, с широко распахнутыми глазами, в которых плескался коктейли из злобы и непонимания. Постояв в дверях с минуту, чтобы перевести дух, Исин уверенно двинулся к стойке, за которой приметил Минсока.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: