Последняя ночь. Часть 3 1 страница

Ким Чондэ пропал. Одним вечером он вышел в магазин, чтобы купить сигарет и пропал.

Это случилось настолько спонтанно и неожиданно, что никто даже не обратил на это внимания. Просто не было того, кто бы заметил его исчезновение. Все по обыкновению были заняты своими делами. Минсок разрывался между своим высшим предназначением и игрой в человеческую жизнь, как заведенный бегая с одной работы на другую, Исин утопал в обиде и жалости к себе, а Лухану просто не до того было, ведь он даже за своей жизнью уследить не мог.

Ким Чондэ не собирался пропадать. Просто ближайший магазин, где можно было купить сигарет, был закрыт, так что пришлось пройти лишний квартал до супермаркета, который работал в ночь. Но дойдя до него, Чондэ испытал смутное чувство, что и здесь сигарет он купить не сможет, так что пошел дальше в поисках другого магазина. А потом другого. И еще одного. И где-то между 7 и 8 магазином он потерялся. Исчез со всех радаров. Свернул с маршрута и пропал. Сначала всего на несколько часов, просто чтобы проветрить голову, а потом и на несколько суток, потому что когда пришло время возвращаться, делать это по какой-то неизвестной причине расхотелось.

Чондэ стоял посреди пустой ночной улицы, глядел в направлении своего дома и никак не мог заставить себя вернуться, ведь дома его не ждало ничего, кроме необходимости принятия последствий собственных импульсивных и порой не очень обдуманных решений. Когда-то ему казалось, что он поступает правильно, однако время все решило иначе. Именно оно и только оно показывает, был ли сделанный выбор правильным.

И тогда Чондэ решил повременить на пару дней с возвращением, тем более, что сигарет он так и не купил, а его отсутствие все равно никто не заметит. Он обещал себе больше не сбегать, но все равно это сделал. Он так и не научился избавляться от старых пагубных привычек.

Минсок действительно заметил не сразу, просто не обратил на это должного внимания. Его не очень смутило отсутствие брата в редкие визиты домой, ведь Чондэ не был обязан сидеть круглыми сутками дома, да и был уже не маленьким, чтобы за него волноваться. Однако факт того, что в обитаемой квартире день за днем все оставалось нетронутым, в какой-то момент начал напрягать. К тому времени, как Минсок всерьез обеспокоился отсутствием брата, телефон Чондэ перестал отвечать. Конечно, для Минсока не составило бы труда найти младшего, вот только мертвых искать ему всегда давалось лучше, чем живых. И тот факт, что Чондэ все еще не найден, значил, что он еще жив. Результатов конкретнее у Минсока не было. Местоположение Чондэ было неизвестно. Трудно было сказать, все еще он в Сеуле или уже давно исполнил свою мечту умчаться далеко отсюда.

Минсок хотел, правда хотел уделить время поискам брата, взять того за шкирку и притащить домой, наподдав для верности под зад, однако как назло собственные обязанности накрыли с головой. Душам же не объяснишь, что они не очень вовремя умирают, что им бы подождать пару часов или дней, пока Минсок со своими семейными делами разберется. Вот и приходилось плющить жопу в Зале Суда, искренне надеясь на сознательность брата и на то, что он не умрет раньше, чем Минсок до него доберется.

Время шло. Ким Минсок продолжал ждать и верить, что Чондэ сам вернется. И возможно, Минсок бы уделял этому чуть больше времени, если бы не Чжан Исин. Тому стало еще хуже, чем было прежде, только теперь он прекрасно осознавал причину своей хандры. Делиться, однако, своими переживаниями с Минсоком он отказывался. Вообще не хотел с ним говорить и объяснять свое странное поведение. Никаких претензий, разбора полетов, вопросов о происходящем. Исин просто молчал. Будто ничего не было. Старательно делал вид, что ничего не видел и ничего не знает. Все хорошо. Все как обычно. Он не игнорировал Минсока, но общался с ним только по нужде и максимально коротко. Если была возможность избежать разговора, он избегал, обычно за счет Лухана. Лухан для него стал мальчиком-передатчиком. Скакал горной козочкой передавая слова одного другому. И если честно, его это быстро утомило, но как человек, сохранивший остатки разума и инстинкта самосохранения, лезть в это и расспрашивать о происходящем он не стал. Не его это дело. Да и знал он, что если сунет нос, ему тут же его оторвут. Или того хуже, за уши втянут во всю эту неразбериху по самое небалуй.

Вот так и царила в кафе напряженная атмосфера, и каждый боялся лишний раз слово сказать, чтобы это, не дай бог, не стало той искрой, которая взорвет все к чертовой матери.

Так больше продолжаться не могло, и Минсок понимал, что нужно молча паковать вещи и уходить по-английски. Сначала в отпуск, потом навсегда. История закончена, пришло время уйти. Он больше не мог разрываться на две части, да и необходимости в этом уже не было. Идеальный момент, чтобы исчезнуть без следа, как он уже много лет собирался, однако сделать это, не вернув домой Чондэ, Минсок попросту не мог. А сам Чондэ возвращаться не собирался. Шла вторая неделя.

В растянутое на бесконечность напряженное ожидание каких-либо подвижек вмешался случай. Чондэ был найден, только вовсе не Минсоком, а Луханом. Хотя может быть, все случилось с точностью наоборот.

Лухан спокойно просиживал последний теплый вечер выходного дня в парке неподалеку от своего дома. Было темно, что добавляло его страданиям чуть больше драматизма. Он смотрел на небо, где сквозь тучи и засвеченную фонарями дымку, с упорством пробивались самые стойкие и яркие звезды, и утопал в жалости к себе. Точнее, он морально себя готовил к тому, что если ничего в своей жизни не поменяет, то в ближайшем обозримом будущем он будет коротать свои ночи на лавочке в парке, любовно обнимая немногочисленные пожитки. И вот, где-то между «как же паршиво» и «когда я наконец сдохну», явился Чондэ.

Сначала где-то в отдалении просто мелькнула тень, затем стала стремительно приближаться и вот, спустя мгновение на лавку рядом с Луханом упал Ким Чондэ собственной персоной. И был он как всегда небрежен. Не только в поведении, но и в одежде. Как будто собирался наспех. Напялил на себя первое, что под руку попалось. А попались черные штаны с дырками, простецкая черная футболка, и тонкая поблескивающая куртка, в свете фонарей отдававшая глубоким синим. Волосы в беспорядке, а на носу восседали солнцезащитные очки. И это при том, что солнце уже несколько часов как скрылось за горизонтом.

Чондэ посмотрел на Лухана, потом, проследив его взгляд, посмотрел на небо, но не обнаружив там ничего интересного, снова вернул свое внимание молодому человеку.

— Привет, чего грустишь? — спокойно бросил он, отрывая Лухана от тяжелых дум. Только после того, как Чондэ подал голос, Лухан соизволил повернуть к нему голову.

— Привет, — озадаченно произнес он, глядя на еле различимое собственное отражение в стеклах очков. — Ты чего, нашелся, что ли?

— А я и не терялся, — уверенно заявил Чондэ, откидываясь на спинку скамейки.

— А мне Минсок сказал, что ты пропал…

— Не пропал, а за сигаретами вышел! — поправил его Ким, будто была принципиальная разница.

— Так ты две недели назад вышел! — ахнул Лухан. — Ты что, в Китай за ними ходил?

— Да нет, просто решил заодно прогуляться…

— И гулял две недели? — снова удивился молодой человек.

— Да нет, меньше, — махнул рукой Чондэ.

— Сигареты-то хоть купил?

— Ага, только они, собаки, закончились. Вот снова за ними пошел. Так, а ты чего тут грустишь?

— Я не грущу, — надулся Лухан.

— Да ладно заливать, у тебя на лице написано, что грустишь. Давай, рассказывай, чего случилось? Девушка бросила?

— Была бы она еще у меня, — с сожалением вздохнул Лухан, смущенно опуская глаза, и нервно начал перебирать пальцами края своей кофты.

— И чего, из-за этого грустишь? Ой, да брось, — Чондэ отмахнулся, и скривил губы, — да они ж на тебя вешаться как шмотки на вешалку должны, ты же у нас цветочный мальчик.

— Как видишь, — Лухан развел руками, — не вешаются.

— Что, совсем-совсем? — Чондэ сел боком на скамейку, чтоб ему было удобнее разговаривать, и упер локоть о ее спинку.

— Совсем, — опять вздохнул молодой человек.

— Да они просто тебе завидуют, — усмехнулся Чондэ.

— Почему завидуют? — не понял Лухан, и вскинул голову, чтобы озадачено посмотреть на юношу.

— Да потому что, — Чондэ ухватил молодого человека пальцами за щеки и сжал, — если на тебя парик нацепить, всем бабам дашь просраться, принцессочка моя.

— Ты меня сейчас обидеть попытался или красотой моей восхитился? — еле пробормотал парень, терпеливо ожидая, когда его щеки оставят в покое.

— Даже не знаю, — задумчиво выдохнул Ким, и почесал затылок, — а давай так, ты будешь Золушкой, а я твоей феей крестной. Хочешь на бал?

— Да не особо…

— Фу, — Чондэ разжал пальцы, отпуская чужие щеки, — какая скучная Золушка. А как же принц на белом коне? Тоже не нужен? Ни принц, ни конь?

— Я что, по-твоему, совсем отчаялся? — оскорбленно ахнул Лухан.

— В смысле отчаялся? — вскрикнул обескураженно Чондэ. — Это нифига у тебя запросы, если принц на белом коне признак отчаяния! Теперь ясненько, почему у тебя никого нет.

Он высокомерно хмыкнул и отвернулся, устремляя свой взгляд в голубую даль, где сквозь кусты, на другой стороне дороги, призывно подсвечивались изнутри двери супермаркета.

— Как насчет выпить? — Чондэ резко повернул голову к Лухану.

— Нет, я не могу, — молодой человек принялся отрицательно мотать головой.

— Почему это? — удивился Ким. — Закодировали? Один шесть четыре пять. Все, раскодировался. Пойдем пить.

— Сказал же, не могу…

— Да почему?

— Я не располагаю средствами.

— За мой счет.

— Я Минсоку обещал, что не буду больше.

— Да мало ли что ты ему обещал, я тоже много чего ему обещал. В том числе не пить. Да брось, он не узнает.

— Все равно не могу…

— Да хватит ломаться, пойдем, выпьем, потрещим за жизнь, — Чондэ ухватил Лухана за руку и потянул в сторону супермаркета, — легче станет. Обещаю.

— А без меня ты не можешь?

— Пить в одиночку — первый признак алкоголизма. Не хочу, чтобы на меня вешали ярлык алкоголика. Пойдем.

Лухан недовольно простонал, но все равно, пусть и неохотно, поплелся за Чондэ. Он был не очень принципиален. Да и твердое «нет» говорить не умел. Почему бы нет? Если Минсок не узнает, можно и выпить. В конце концов, можно все, пока об этом никто не знает.

Чондэ, не затрудняя себя обходным путем, попер напрямик, через кусты, забор, дорогу в неположенном месте, хотя светофор был в нескольких шагах от него. Нарушать правила было у него в порядке вещей. По-другому он и не мог.

Двери супермаркета с жужжанием разъехались. Лухан неуверенно последовал внутрь прямо за вышагивающим вперед Чондэ, который уверенно двигался в направлении алкоголя, не отвлекаясь ни на что другое. Лухан же был не так целеустремлен. Он плелся позади, с интересом оглядывая стеллажи с разными вкусностями и глотал слюни, потому что понимал, денег на все это у него нет. По крайней мере, не в этом месяце точно. Да и в следующем скорее всего тоже.

Чондэ, не утруждая себя выбором, уверенно схватил с полки бутылку недешевого, но любимого виски, и направился к кассе, останавливаясь рядом с Луханом, который так и стоял, пожирая глазами сладости.

— Хочешь чего? — заботливо поинтересовался Чондэ. — Бери, оплачу.

— Да нет, ничего не хочу, — смущенно замотал головой Лухан. Неловко ему было. Он, конечно, любил халяву, как и все люди, но покупать то, что не может себе позволить за чужой счет, было просто хамством.

— Бери, — убедительно прошептал Чондэ, наклоняясь к самому уху Лухана.

Это прозвучало как приказ, на грани угрозы. Лухан протянул руку и быстро схватил с полки пакетик с кексиками. Чондэ лишь закатил глаза.

— Да что ты как неродной-то?

Он начал хватать с полки поочередно упаковки с разными вкусностями, недолго, но придирчиво их оглядывать, и закидывать прямо в руки Лухана. Когда в руках скопилась настолько приличная горка, что удержать ее Лухан был не в состоянии, Чондэ остановился и, развернув молодого человека, подтолкнул его к кассе.

Лухан покорно шел вперед, чувствуя, как в поясницу упираются чужие пальцы, и надеялся лишь на то, что ему не придется за все это платить, потому что сказать «нет, я не буду» он бы не смог, а жить на воде и хлебе вовсе не хотел.

— Карты нет, пакет нужен, и еще пачку Парламента легкого, — не дав продавцу и рта раскрыть, произнес Чондэ, и выудил из заднего кармана штанов черный кожаный, немного потрепанный на местах сгиба, бумажник.

Лухан стоял в стороне, наблюдая, как, ожидая, когда ему пробьют товар, Чондэ неторопливо разворачивал бумажник. И не то, чтобы Лухану было интересно считать чужие деньги, просто он подавился воздухом, когда понял, что денег в кошельке Чондэ в разы больше, чем у Лухана когда-либо было на руках. Это была почти что месячная его зарплата. Не то, чтобы он был уверен, но денег у Чондэ было определенно много.

— А ты не бедствуешь, да? — с завистью пробормотал Лухан.

— А? — не понял Чондэ и озадаченно посмотрел на собеседника.

— И откуда у тебя столько? Ты же вроде не работаешь… Вы что с Минсоком какие-то богатенькие детки?

— Ах, ты об этом… — понимающе кивнул Ким, — это компенсация.

— Компенсация? За что?

— За это, — Чондэ лишь немного приподнял свои очки, но этого было достаточно, чтобы Лухан мог разглядеть фингал у него под глазом.

— Кто это тебя так?

— Да не знаю, придурок какой-то, — Чондэ кивнул Лухану на пакеты, призывая взять, пока он расплачивается.

Просить дважды не пришлось. Лухан ухватил два пакета и направился на улицу, где его догнал Чондэ, перехватывая тот пакет, что был потяжелее.

— Так за что тебя так? — Лухан указал пальцем на очки.

— Да за все хорошее, — хмыкнул Чондэ, — из-за бабы.

— Из-за бабы? — молодой человек спрятал усмешку в кулак. — В смысле, ты…

— В смысле я подкатил к какой-то девушке, ничего серьезного, просто от скуки, а тут нарисовался ее ухажер, давай на меня гнать, мол, руки убрал, мое. А я откуда знал? На ней же не написано…

— В общем, классика, — выдохнул Лухан.

— Ага, именно!

— И часто у тебя так?

— Чтоб в глаз получить — впервые.

— Ну, все бывает в первый раз, — неопределенно пожал плечами Лухан, усмехаясь.

— Ага, и он частенько оказывается болезненным, — Чондэ недовольно поморщился. — Кстати, мы вообще куда идем?

Молодой человек резко остановился. Он только сейчас понял, что все это время просто безропотно следовал за Луханом, вот только куда? Загадка. Вдруг в какую-нибудь подворотню, где его изобьют, заберут деньги и пожитки, а Минсоку при встрече скажут, мол, не знаю, не видел, не доводилось.

— Ко мне, — Лухан тоже остановился и чуть повернулся.

— К тебе? — протянул с загадочной улыбкой Чондэ, смущенно складывая ручки на груди. — Вот так сразу? Ни здрасте, ни посрать, ни познакомиться толком, а сразу к тебе? Вот это ты меня снял конечно сейчас. Я даже не заподозрил. А говорил дела у тебя на личном плохи.

— Да мы же просто, это самое… — начал оправдываться озадаченный Лухан. — Выпить, покушать… Я нормальный!

— Да ладно, — засмеялся Чондэ и, поравнявшись с парнем, приобнял его за плечи, — знаю я, что ты нормальный. Но я, как человек приличный, на первом свидании по чужим квартирам не шастаю.

Он игриво прикусил кончик языка, и если бы не очки, Лухан бы мог увидеть, как ему подмигнули.

— Да никакое это не свидание! Слышишь? Не знаю, что ты там себе надумал, но… я за еду не продаюсь! Понял?

Чондэ громко засмеялся, чуть откидывая голову назад. Как же ему этого не хватало. Минсок никогда не был зажигалкой, и вводил Чондэ в уныние, Исин был… Исин был. А вот Лухан… Лухан другое дело, он был определенно славным парнем, только грустным немного, но это было поправимо.

— Так куда мы идем, если не к тебе? — Чондэ посмотрел на парня.

— Можем на крышу, — пожал плечами Лухан.

— Крыша? Звучит здорово.

— Там может быть прохладно…

— У нас есть чем согреться, в конце концов, если замерзнем, мы можем…

Чондэ многозначительно двинул бровями, заставляя Лухана, как девственника, смущенно потупить взгляд.

— Мы можем спуститься ко мне в квартиру, — закончил за него молодой человек.

— О, так крыша твоего дома?

— Ага.

— Замечательно. Ну, веди, Сусанин.

И Лухан повел. Сначала по освещенной улице, потом по темным дворам, к небольшому высотному зданию, вполне себе приличному на вид. Почему-то Чондэ думал, что Лухан живет в каком-нибудь бараке, в маленькой комнате 3 на 3, где и ноги толком вытянуть нельзя. А все оказалось совсем не так. У дома клумбочки с цветами, чистый цивильный подъезд, лифт, все как у обычных людей. На фоне всего этого великолепия, казалось даже странным, что Лухан может переживать какие-то финансовые трудности. Люди, которые еле сводят концы с концами, так цивильно не живут. По крайней мере, Чондэ так думал.

В пришедший лифт он шагнул первым и долго оглядывался, пытаясь найти хоть какой-то изъян в увиденном. Потрепанные декорации, за которыми бы скрывались обшарпанные стены, засранный лифт. Нет, ничего, это милое место. Оно такое, каким выглядит. И убедившись в этом, Чондэ переключил все свое внимание на собственное отражение в зеркале на стенке лифта. Зачем оно было здесь нужно, он не имел ни малейшего понятия, но, как и любой человек, не мог не взглянуть в отражающую поверхность на себя. И увиденное ему не очень понравилось. В ярком свете лифта, он выглядел куда хуже, чем в полумраке. Сразу становился виден неестественный цвет лица, неаккуратность в одежде и, разумеется, худоба. Чондэ смотрел на свое лицо, которое изменилось впервые за долгие годы. Черты лица стали более острыми и угловатыми, щеки впали. Вот они, прелести человеческой жизни. Стоит свернуть не туда и пожалуйста, все это отражается на лице.

Двери лифта со звоном открылись. Чондэ вслед за Луханом вышел в узкий коридор, заканчивающийся дверью квартиры. Еще по две были по разные стороны от нее. Лухан уверенно направился в сторону лестницы. Чондэ, постояв немного в задумчивости, пошел следом.

Подниматься пришлось всего на пролет. Дверь на крышу была не заперта. Отрада для самоубийц. Стоило Лухану открыть дверь, как в лицо тут же ударил поток сильного осеннего ветра. Чондэ подтолкнул парня вперед.

Крыша была пустой. Абсолютно. Обычная площадка с ограждениями по периметру, ничего примечательного, кроме, пожалуй, вида, который открывался отсюда. Чондэ думал, что это у них из квартиры отличный вид открывается, а вот и нет. Здесь в полной мере можно было оценить всю красоту ночного города, с его высокими зданиями, мерцающими горящими окнами, и яркими пятнами вывесок и подсвеченных рекламных баннеров.

— Здорово у тебя здесь, — проговорил Чондэ, оглядываясь, — романтично. Просто кощунство ходить сюда одному.

— Наверно, — пожал плечами Лухан.

Он уверенно двинулся к противоположному краю крыши, где, бросив пакет, с кряхтением уселся, упираясь спиной в ограждение. Чондэ последовал его примеру.

Какое-то время они просидели в молчании. Чондэ развернулся боком, сквозь решетки заграждения разглядывая город. Красиво. И очень успокаивает. Ему почему-то всегда больше нравилось смотреть на людей сверху, чем быть внизу, вместе с ними. Так он не ощущал себя их частью, чувствовал себя выше, чувствовал свое превосходство.

— Давай выпьем, а то мне становится грустно, — выдохнул он и потянулся к пакету, где была бутылка.

Привычным движением, он открутил крышку и, не утруждая себя этикетом и приличием, сделал несколько больших глотков из горла, поморщился, утыкаясь в рукав и протянул бутылку Лухану. Тот помедлил, но взял, делая осторожный глоток.

— Чего ты как сиротка-то? Пей нормально и не стесняйся, кушай. Иначе зачем мы все это накупили.

Лухан смущенно поглядел на пакет рядом с собой, потом на пакет, что был у Чондэ и поджал губы.

— Чего хочешь? — Чондэ прошелся руками по карманам, в поисках открытой пачки.

— Кексиков…

— Хочешь кексики, будут тебе кексики, — молодой человек чуть откинул голову назад, заглядывая в свой пакет, после чего сунул туда руку и, достав упаковку с кексами, бросил ее Лухану. — Кушайте на здоровье.

— Спасибо.

— Ох, что ж ты весь такой побитый-то? — Чондэ вытащил из кармана пачку, а из нее зубами сигарету. — Как будто я тебе голову откушу, если ты чего-нибудь здесь тронешь. Все твое — наслаждайся. Надо быть чуточку наглее.

Он прервался лишь для того, чтобы прикурить. Чиркнуло колесико, тихо потрескивая зажглась сигарета. Чондэ перехватил ее пальцами, и отвел руку назад, опираясь на нее. В воздух взмыл столб дыма, смешиваясь с ночными облаками.

— Надо говорить четко. Я хочу это. Дай. В этом мире тебе ничего не перепадет, если будешь продолжать корчить грустные мордашки и стесняться о чем-то лишний раз попросить. Увереннее, Лухан.

— Я… ну, знаешь… мне неловко…

— Неловко? Почему?

Лухан открыл упаковку, но, не взяв ни одного кекса, замер, устало выдыхая, и посмотрел вдаль.

— Ты вот все это купил, и я ем. Но я ведь должен что-то в ответ дать или сделать, так?

— Почему ты думаешь, что должен? — тон Чондэ вдруг стал неожиданно серьезным. Он подался вперед, чтобы заглянуть в глаза Лухану.

— Потому что этот мир так работает. Просто так ничего не бывает.

— Ты мне ничего не должен, — его голос стал бархатным, доверительным, — ты никому ничего не должен, Лухан. Это был жест доброй воли. Я сам так захотел. Но если весь твой мир это экономическая система из рыночных отношений и бартерного обмена, то считай, что отплатил мне за это тем, что составил компанию.

— Это не совсем так, просто…

Лухан повернулся к Чондэ, который встретил его взгляд мягкой понимающей улыбкой, и протянул руку, чтобы потрепать по волосам. Как Минсок всегда делал это.

— Наверно, трудно жить с мыслью, что ты постоянно кому-то что-то должен… Это сильно на тебя давит, не так ли, Лухан?

Молодой человек ничего не ответил. Лишь отвернулся, пряча взгляд. Он редко слышал от окружающих что-то вроде «ты должен», но почему-то искренне верил, что так все и есть. Не привык он к тому, что ему все преподносят на блюдечке с голубой каемочкой, потому каждый раз, когда он что-то получал, был уверен, что должен что-то взамен. Почему-то просто не мог принять, сказать спасибо и жить дальше. И это касалось всего. От мелочей вроде упаковки кексов, до любви и собственной жизни.

— Мне кажется, тебе пора перестать напрягаться по этому поводу. Я понимаю, что тебе уже 25 и ты очень переживаешь из-за того, что не оправдал возложенные на тебя надежды. Не стал успешным супер-человеком, каким бы тебя хотели видеть родители, друзья или возлюбленная, но это нормально… это в порядке вещей. Не всем же быть миллионерами, героями и прочими представителями элиты. Да и не все этого хотят, если честно. Многие стремятся к этому лишь потому, что это принято в обществе. Взято за основу. Ты успешный только в том случае, если богат. Ты будешь счастлив только в том случае, если у тебя будет престижная работа, собственный дом и дорогая машина. Это полный бред, не верь в это…

— Будь у меня много денег, — проговорил Лухан мечтательно, — я бы был…

— Человеком, у которого много денег, — хмыкнул Чондэ и перехватил бутылку из его рук, — стал бы ты от этого счастливее? Возможно, если ты Скрудж Макдак. Но на самом деле, избавившись от нужды, ты поймешь, что есть куда более глубокие причины тому, почему ты чувствуешь себя несчастным. Просто сейчас ты отвлекаешься на то, чего тебе крайне не хватает, и искренне веришь, что именно в этом помеха твоему счастью.

Чондэ сделал еще несколько больших глотков, словно пытался утолить жажду, а потом облегченно откинулся спиной на ограждение, выдыхая.

— Ты можешь утолить голод, отоспаться, заработать достаточно денег, чтобы тебе хватало на любые прихоти, но этого все равно будет недостаточно, чтобы заполнить пустоту в груди. Ничего не способно ее заполнить. Ни деньги, ни алкоголь, ни наркотики, ни секс. Ничего.

Лухан, обнимающий колени, повертел в пальцах кекс и чуть повернул голову, чтобы, прищурившись, посмотреть на Чондэ. Медленно от Лухана разговор перешел к нему.

— Значит, у тебя не вышло найти панацею? — тихо произнес молодой человек.

— Нет, — качнул головой Чондэ и самозабвенно затянулся.

— Так может быть ее просто нет?

— Есть, — тихо проговорил он, — я точно знаю, что есть. Для каждого она своя, но она точно есть. Единственное в своем роде лекарство. Единственное действующее. Все остальное — жалкая подделка, приносящая лишь временное спасение.

— И что же это? Любовь?

— Смерть.

Лухан почувствовал, как по спине пробежал холодок, приподнимая волоски по всему телу. Это прозвучало настолько уверенно, что было даже страшно. И столько мыслей промелькнуло в голове. Растерянных, бессвязных мыслей.

— Смерть? — переспросил Лухан.

— Смерть, — на губах Чондэ заиграла загадочная многозначительная улыбка, — но это для тебя.

— Что это значит? — молодой человек нахмурился.

— Это значит, что тебе может помочь только Смерть, — Чондэ с пьяной улыбкой протянул руку, чтобы щелкнуть Лухана по носу. — Но я вовсе не призываю тебя умереть. Не стоит этого делать из-за моего дурацкого каламбура. Как жаль, что здесь нет никого, кто бы мог оценить эту шутку, хотя…

— Я совсем перестал понимать, о чем ты говоришь, — отмахнулся Лухан, отворачиваясь.

— Да ладно, забудь. Я просто не хотел, чтобы этот прикол пропал, даже если я единственный, кто его понял…

— А что насчет тебя? — Лухан резко перевел тему. — Ты уже разобрался, что поможет тебе?

— Кто.

— Что кто? — не понял парень.

— Я уже разобрался, кто поможет мне.

— И кто же?

— Секрет, — протянул Чондэ и изогнул губы в кошачьей улыбке. — Может быть открою тебе его, но не сейчас.

— Я не заслуживаю твоего доверия? — Лухан задумчиво глядел на город, которым обрывался соседний край крыши.

— Нет, заслуживаешь. Просто я не готов об этом взять и рассказать. Хочу, но еще недостаточно для этого пьян.

— Тогда пей, чего ворон считаешь?

Просить дважды Чондэ не пришлось, он с радостью приложился к бутылке. На ее дне он надеялся найти для себя пусть и недолгое, но спасение, которое поможет все расставить по своим местам. Что он мог поделать, если только это помогало ему услышать собственный голос, еле слышный за ворохом предрассудков и жизненного опыта. Голос себя настоящего, а не того, каким его видели окружающие или каким он сам себя считал.

Чондэ тонул в собственных мыслях. Он запутался окончательно. Уже не знал где заканчивается он с его желаниями и рассуждениями, и начинаются установки окружающих, их наставления и приказы. Чего он по-настоящему хочет? Если отбросить предрассудки, вздорную мораль, омерзение от противоречия некоторым нормам общества, заложенным в нем с детства, страхи и жизненный опыт, которые говорят ему поступать так, а не иначе, подменяют его настоящие мысли и чувства, то чего он действительно хочет? Чего желает больше всего? Что нашептывает ему этот голос?

Это был крайний случай. Чондэ вернулся обратно в пучину отчаяния, дал себе карт-бланш, позволил выбраться на свет той части себя, которую по понятным причинам старался прятать, потому что позволить ей руководить означало, что ошибки неизбежны. Ошибки, которые Чондэ будут мучать и напоминать о том, почему повторно давать волю себе не стоит.

Это была его часть, которая искала, жаждала чего-то. Обрести форму, заполнить пустоту, стать полноценной фигурой в геометрическом мире. Но ее терзания и поиски полностью противоречили правилам, установленным в этом мире. Ошибки на пути в поиске себя неизбежны, только у Чондэ они других масштабов, они неправильные сами по себе. Их стоит бояться, и Чондэ боялся. Боялся тех, что были и тех, что еще может совершить. Он знал, каково это. Знал, что будет, если…

Он дал себе свободу, заткнул другие голоса и просто отправился в свободное плавание, в надежде, что к каким-нибудь берегам его да прибьет, и это будет то, чего он желает. А потом, спустя неделю, он вдруг понял, что вовсе не бороздит океан, а плюхается в детском бассейне, проплывая от края до края за считанные секунды и возвращаясь обратно. В таком бассейне не то, что найти себя было трудно, даже утонуть невозможно. С осознанием этого все пошло наперекосяк.

Так может быть, все шло не так вовсе не из-за того, что его воздержание длилось двадцать с лихом лет и он отвык? И может быть он вовсе не пытался заглушить все это время свой голос, пытаясь быть максимально примерным для чистейшей как роса души Исина. Стоит ли допустить, что все дело было в том, что он просто обманывал себя? Его душа не океан, так, лужа, которая кажется глубже просто потому, что в ней отражается небо. И личность его была простой и понятной, как линия. Он просто придумал себе, что он весь такой сложный и трагичный, нагнал тумана, ввел всех и себя в том числе в заблуждение, а потом начал мучиться. Страдать.

Простите, я Ким Чондэ, и я слишком сложен для вас, для жизни, для мироздания.
Я всего лишь подросток, у которого переходный возраст затянулся на чуть меньше чем 200 лет.

Простите, мне не нужна любовь, если она будет хоть чуточку не такой великой и всепоглощающей, как о ней пишут в книгах.
Я просто грежу о настоящей любви, которая не пройдет как насморк, хочу быть уверен в ней, потому что буду разочарован и разбит, если она окажется всего лишь чьей-то блажью.

Простите, я собираюсь игнорировать ваши чувства, если вы не готовы за меня умирать или не захотите последовать за мной, если умру я.
Я лишь хочу взаимности, потому что безответная любовь сделает меня уязвимым и ранит мои чувства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: