Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа 6 страница

Я вдруг вспомнил, чем именно отличались ночной лес, склоны и ручей от Змея. Все, что вовне, было легким, невесомым, видимым. Змей же был плотным, тяжелым. Он «расталкивал» мое сознание, от него нельзя было избавиться. Он полз во мне и вместе с тем непостижимым образом был привязан к истоку ручья. Он был и в Каньоне, и во мне. Мне опять стало страшно.

– Ты, наверное, думаешь, что это гипноз или какой‑нибудь психоделик?

После беседы с Локкой я действительно склонялся к этой мысли, хотя слова Кобры о свободе и реальности заставили меня сохранять и удерживать и вторую возможность – возможность соприкосновения с какой‑то вдохновляющей тайной. Я кивнул.

– Если это даже был психоделик, тебе не кажется, что ты кое‑что понял о природе сознания?

Я опять кивнул. Я действительно почувствовал нечто такое, о чем никогда не задумывался ранее.

– Так это был психоделик? Но когда мне успели его подмешать?

– Успокойся, это не был психоделик. Просто ты открыл в себе новое измерение сознания. Впрочем, я напрасно советую успокоиться. Лучше встревожься. Очень немногие люди видят в этом измерении. И притом, как говорит Доктор, только сегодня и только у нас. Боюсь, этот опыт необратим. Теперь ты знаешь, что сознание – реальность более мощная, чем то, что ты до сих пор называл реальностью.

Генерал внимательно слушал.

– А Змей, которого ты увидел во время занятия, был сделан из того же материала?

Действительно, красно‑зеленый Змей был таким же плотным и тяжелым, как и Голубой Змей Каньона.

Что‑то щелкнуло в моем сознании. Я отчетливо ощутил, что есть реальность видимого мира, легкая, но неподатливая, есть пластичная реальность воображения и реальность плотного сознания, формой которого и были оба Змея.

– А как Кобра? – внезапно спросил Генерал.

– Забилась в палатку и плачет.

– Приведи ее сюда.

Сначала я почувствовал раздражение. Эти сволочи, «колдуны проклятые», довели девушку до нервного срыва, а теперь, видите ли, и навестить ее не хотят!

Трудно, что ли пройти полтора километра к ее палатке? Но вдруг я понял, что Генерал не хочет, чтобы его кто‑нибудь видел.

Наверное, мои чувства отразились на моем лице – Генерал сказал:

– Да. Я не хочу, чтобы меня здесь видели.

Я поплелся через лес к Кобре. Она действительно сидела в палатке и вытирала слезы.

– Я боюсь сойти с ума, – прошептала она.

Я обнял ее и повел к Упырю и Генералу. Она дрожала всю дорогу и прижималась ко мне при каждом шорохе.

Генерал уложил Кобру на пол шалаша спиной вверх, обнажил ее спину и прощупал позвоночник. Он произвел нечто вроде массажа, оттягивая кожу и разминая ее своими цепкими пальцами. Потом усадил Кобру перед собой, вытащил из кармана своей клетчатой рубашки пробирку с тонкими иголками, вынул иглу и медленным вкручивающим движением воткнул ее Кобре в переносицу. Кобра сидела неподвижно, потом глаза ее закрылись и через четверть часа она уже дремала, прислонившись к стенке шалаша.

– А ты выпей вот это.

Генерал извлек из лежавшего в углу рюкзака маленькую бутылочку, влил ее содержимое в чашку и вручил мне. Я выпил. Это был терпкий горький густой настой какой‑то травы. Через некоторое время я почувствовал, как рассасывается лихорадочная тревога и приходит спокойствие.

– Тебе с Коброй действительно нужно отдохнуть пару деньков, – сказал Генерал, – пусть все уляжется в ваших умах.

Он повернулся к Кобре, вытащил иголку. Кобра проснулась. Она выглядела свежей и отдохнувшей. В ее теле опять появилась волнующая гибкость.

Мы разошлись по своим палаткам. Локка ушел на берег, а я вновь погрузился в переживания предыдущих дней.

Я не хотел быть обманутым, но и не хотел терять открывшийся мне мир. И мне совершенно не хотелось терять расположение Кобры. Она со страхом, но непреклонно шла в глубину новой реальности. Мое бегство выглядело бы непростительным малодушием, а я хотел нравиться. Какая‑то часть меня принимала слова Локки, но другая была убеждена, что случившееся не было обманом.

Два дня я посвятил дальним прогулкам, купанию в Днепре, ночным свиданиям с Коброй, которая опять стала прежней, обольстительной и веселой. Я пытался заговорить с Толстяком и Помощником, но они уклонялись от бесед. Видимо, распоряжение о трехдневном карантине было доведено до всех инструкторов. Во всей их команде чувствовалась жесткая дисциплина, несмотря на внешнюю хаотичность и ненавязчивость.

Вечером второго дня ко мне подошел парень из Питера. Вид у него был крайне озабоченный. Он начал без предисловий.

– Я слышал, ты и Кобра видели Светящегося Змея.

– От кого же ты это слышал?

– От Барбароссы. Дело в том, что я тоже видел это чудовище.

– Когда?

– Этой ночью.

Парня била дрожь. Он судорожно сглатывал слюну. Я подумал, что еще недавно выглядел точно так же, и невольно засмеялся.

– Ничего в этом нет смешного, – с обидой произнес Питерец, – я не знаю, что это было. Я хочу обсудить с тобой наш общий опыт.

Он рассказал, как после ночной беседы за костром его пригласил на прогулку в Голубой Каньон Барбаросса.

Они выбрались на склон, сели. Барбаросса попросил его внимательно смотреть на исток ручья. Так они сидели часа два. Потом появилось голубое свечение, и из ручья выполз Светящийся Змей.

– Он вполз мне прямо в голову, – напряженно сказал Питерец и закашлялся. – Я не могу понять, влез ли он в меня, или это я расширился до размера Каньона.

– Ты чувствовал его плотность? – спросил я.

– Да‑да, – судорожно глотая, ответил он, – ты это очень точно сказал, он был плотный, тяжелый и давящий. Я его не только видел, но чувствовал его тяжесть. Я не мог подобрать этого слова – плотность. И ты знаешь, я видел его со всех сторон сразу. Он был внутри меня, внутри моих глаз.

– А до этого Черногорец показывал тебе свои картинки?

– Да, и прошлым летом, и этим, дней десять тому назад.

– И какую картинку ты выбрал?

– Птицу с длинным клювом и свастикой на груди.

– Этим летом или прошлым?

– Этим. Прошлым я выбрал зеленого жука‑скарабея с красным орнаментом по бокам.

– И что ты видел?

– С жуком было неинтересно. Он помахал крыльями, развернулся и улетел. Черногорец все посылал меня за ним вслед, но ничего у меня не получилось. А с птицей было интереснее. Она взлетела на высокую скалу. Там была пещера, светящаяся изнутри красным светом. Птица влетела в пещеру и обнаружила зеленого жука, почти такого же, как на прошлогоднем рисунке, тоже с орнаментом. Она склевала его, потом у нее раздулся живот, из клюва выползла зеленая змея, и у нее по краям был орнамент, такой же, как у жука – красные кубики и кольца между ними.

– А Светящийся Змей был такой же, как твоя зеленая змея?

– Ты знаешь, я об этом не подумал. Действительно, похож, но без орнамента.

– Помнишь, Барбаросса заставлял нас вынимать эйдос из зеленого змея и помещать его в красного?

– Это когда Кобра заорала?

– Да, тогда Змей вполз ей в голову, так же, как и тебе.

– Знаешь, нет. Я их совместил, но ничего подобного не было. Нарисованный змей и Змей в Каньоне – очень разные.

– И что ты об этом думаешь?

– Не знаю, наверное, Барбаросса меня загипнотизировал.

– Боюсь, что все гораздо сложнее. Я видел Светящегося Змея, когда Барбаросса водил вас к светящейся поляне. Тогда Кобра столкнулась с Ревой. В Кобру вполз Змей, когда она слила красного и зеленого змеев. Здесь что‑то другое – не гипноз и не психоделики. Если я прав, и тут есть какая‑то система, то завтра Барбаросса должен будет провести такое же занятие, и ты снова увидишь Светящегося Змея.

Почему я не догадался расспросить Кобру о Черногорце?

Впрочем, я и сам ничего не рассказывал ей про видение в его в шалаше. После ужина я увлек ее в темноту. Рассказал про картинки Черногорца и приключения Питерца. Попросил вспомнить, все, что происходило с Черногорцем прошлым летом и теперь, и что ей говорила Лань про Светящегося Змея.

Кобра рассказала сначала о карточках, которые ей показывал Черногорец прошлым летом. Тогда ничто не заинтересовало ее. Выяснилось, что она выбрала ту же карточку, что и я. Но никаких видений не было. А в этом году Черногорец пригласил ее к себе снова. Это случилось на второй день после ее приезда. Черногорец вновь разложил карты. На этот раз она почувствовала какой‑то странный интерес к карточке с изображением ползущих по камням жуков. Она закрыла глаза, и вдруг картинка ожила. Жуки хаотично ползали перед ней. Ритм их движений завораживал. Трудно было сказать, к какому виду они относились. Их крылышки были полупрозрачны, и сквозь них просвечивала пульсирующая зеленоватая масса. Затем Кобра увидела, что движения жуков отнюдь не хаотичны. Жуки на самом деле никуда не ползли. Это по камням шли волны как на море, и жуки просто поднимались вверх по каменистым гребням и опускались вниз. Черногорец остался доволен.

Лань ей много рассказывала про встречу со Светящимся Змеем. К концу летних занятий ее пригласил погулять по ночному лесу Меченый. Лань подозревала, что прогулка будет совсем не учебной. Меченый часто посматривал на нее во время занятий, и было ясно, что она ему понравилась. В лагере однако действовал запрет на близкие отношения инструкторов и ребят из групп. Нарушение запрета вело к изгнанию инструктора. Меченый повел ее в Голубой Каньон.

Они еще только спускались по склонам, когда увидела свечение. Со дна Каньона на нее уставились глаза огромной светящейся змеи. Сначала она решила, что это фокус Меченого, но когда почувствовала его напряжение, то по‑настоящему испугалась. Змея давила на нее своим взглядом, от нее исходила упругая сила. Меченый схватил ее за плечи и заставил сесть. Лань закрыла глаза и прикрыла лицо руками. И тогда она увидела змею прямо перед собой. Больше Лань ничего не помнила. Она несколько дней никому не говорила о своих переживаниях и только потом рассказала Кобре, что случилось с ней в Каньоне. Она добавила, что ей о подобном рассказывал и харьковчанин. Но он был убежден, что это была галлюцинация. Локка объяснил ему, что такое галлюциногены, и он принял такое объяснение.

Глава 7

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: