Творчество и самоосознание

Творческое слияние противоположных аспектов лично­сти не может быть результатом сознательного усилия. Кестлер подчеркивал, что акт творчества является функцией бессознательного. Я бы тоже хотел обратить особое внима­ние на этот факт. Сознание может оперировать лишь теми образами, которые уже в нем присутствуют. По определе­нию, творческий акт представляет собой формирование образа, ранее не существовавшего в уме. Это не означает, что сознание не играет никакой роли в творческом процес­се. Проблема всегда воспринимается сознательно, но это не касается ее решения. Если человеку известно решение проблемы, он может быть прав, однако правильный ответ никогда не бывает творческим актом.

Творческий подход к жизни возможен лишь для челове­ка, укорененного в бессознательных слоях личности. Твор­чески мыслящий человек в поисках решения погружается глубоко в источник своего чувства. Он способен на это, по­скольку обладает более глубоким самоосознанием (self-awareness), чем обычный человек. Необходимость роста са­моосознания в настоящее время становится все более оче­видной. Об этом свидетельствует количество издаваемых книг по психологии и рост числа обращений за психотера­певтической помощью. И все же многие продолжают ве­рить, что будет найдена некая формула, способная разре­шить все их проблемы без необходимости в исследовании своего внутреннего мира, которое способно привести к рос­ту самоосознания. Я уверен, что эти люди находятся на пути к депрессии, ибо крушение их иллюзий неизбежно.

Если мы сможем принять тот факт, что не существует готовых решений, тогда путь к радости будет открыт. Путь, который ведет через самоосознание и понимание личнос­ти к формированию творческого отношения к жизни. Цель этой книги — способствовать обретению такого понима­ния, и автор надеется, что она поможет углубить самоосоз­нание читателя.

В предыдущих главах я пытался показать некоторые вза­имосвязи, существующие между различными аспектами личности. Противопоставление стремления к власти и удо­вольствия привело нас к обсуждению антитезы эго — тело. Эго — это репрезентация сознательного «Я», тогда как тело представляет бессознательное «Я». Между этими двумя ас­пектами личности нет четкого разделения. Подобно поплав­ку на водной поверхности, сознание поднимается и опус­кается с каждой волной чувства, проходящей через тело. Самоосознание, ограниченное сферой сознательного вос­приятия, носит весьма поверхностный характер. Более глу­бокое самоосознание открывает нам, что содержание соз­нательного восприятия находится под сильным влиянием бессознательных процессов и даже детерминировано ими. Расширяя свое сознание, опуская его в тело, мы можем уз­нать больше об этих процессах. Степень самоосознания человека зависит от того, насколько он соприкасается с собственным телом.

Человек обладает двойственной природой. Он являет­ся не только сознательно действующим, но и бессознатель­но реагирующим. При ходьбе его внимание переключа­ется с одной ноги на другую. Когда он делает шаг вперед, его внимание на мгновение сосредотачивается на ноге, контактирующей с землей, затем переключается на ногу, которая только входит в контакт с нею. Такое колебание внимания является основой чувства устойчивости, кото­рое свойственно человеку, способному плавно и грациоз­но двигаться. Проиллюстрировать действие этого меха­низма можно также на примере человека, выступающего перед публикой. Во время выступления он должен находиться в контакте с двумя реальностями: со своими слу­шателями и с самим собой. Если он будет полностью по­глощен содержанием или манерой своей речи, то он поте­ряет аудиторию. Если он полностью сосредоточится на аудитории, то перестанет сознавать самого себя и запута­ется. Хороший оратор способен быстро переключать вни­мание между двумя реальностями, и хотя в любой конк­ретный момент времени его внимание сосредоточено толь­ко на одной из них, в целом он сохраняет контакт с обеими реальностями.

Концепция полярности применима как к этим ситуаци­ям, так и к любым другим. Утверждать, что оратор должен больше сознавать свою аудиторию, чем самого себя, было бы неверно. Когда он становится чрезмерно сосредоточен­ным на своих слушателях, он перестает воспринимать их такими, какие они есть. В его бессознательном они пред­стают в образе некоей путающей и угрожающей силы. Точ­но так же оратор, сфокусированный на себе, может поте­рять реальный контакт с самим собой. Он может утратить самообладание, и его охватит сильная тревога, или он по­падет под влияние некой компульсии. Чем больше самооб­ладания у оратора, тем легче ему удержать аудиторию и зав­ладеть ее вниманием.

В отношениях между эго и телом, сознательным и бес­сознательным аспектами «Я», действует тот же самый прин­цип. Эго сильно настолько, насколько энергично и активно тело. Если тело зажато, эго находится в ослабленном состо­янии. Говоря иначе, человек, который допускает свободное выражение своих бессознательных реакций, на самом деле сознателен в большей степени, чем человек, который боит­ся своих бессознательных реакций. Таким образом, «отпус­кая» бессознательное, мы укрепляем сознание и функции эго. Однако этот принцип подобен улице с двусторонним движением, протяженность которой в одном направлении равна протяженности в другом. Подобно маятнику, ампли­туда движений которого одинакова в обоих направлениях, человек может «отпустить» лишь столько, сколько может сознательно сдержать. Про этот принцип забывают сторон­ники дионисийского образа жизни, считающие, что нет ничего важнее, чем предаваться наслаждениям.

Своим акцентом на теле, удовольствии и способности «отпускать» я вовсе не умаляю значения эго, достижений и самоконтроля. Без полярности нет движения. Без дви­жения жизнь скучна и однообразна. Если бы мы отрица­ли ценности, связанные с умственной деятельностью, дис­циплиной и авторитетом, то уподобились бы тем, кто пре­возносит превосходящую ценность эго в ущерб телесности и бессознательных процессов.

Еще одна важная пара противоположностей, про кото­рую мы уже говорили ранее, это мышление и чувство. Я пытался показать, что качество человеческого мышления определяется его чувствами. Эту полярность хорошо ил­люстрирует взаимосвязь между субъективностью и объективностью. Я отметил тот факт, что подлинная объективность невозможна без достаточной доли субъек­тивности. Человек, который не знает, что он чувствует, не может быть объективен по отношению к самому себе, и крайне маловероятно, что он будет объективен по отно­шению к другому. Недостаточное самоосознание обяза­тельно будет ограничивать уровень его осознания других. В той же мере справедливо утверждать и обратное. Чело­век, не сознающий других, не способен в полной мере со­знавать самого себя. Его невосприимчивость покрывает туманом все стороны реальности.

Знание самого себя является в той же степени когнитив­ной функцией, в какой и функцией сенсорной. Ощущения необходимо правильно интерпретировать, если мы хотим чтобы они обрели смысл. Если чувство отделено от мышле­ния, личность оказывается расщепленной настолько же, насколько разделены эти функции. Тело без головы ничем не лучше головы без тела. Если мы не ставим акцент на ум­ственной деятельности, это вовсе не значит, что мы полно­стью отрицаем ее значимость. Способность ясно мыслить столь же важна для личности, что и способность глубоко чувствовать. Если человек чувствует замешательство, его мышление становится затуманенным, но правда и то, что спутанное мышление притупляет чувства.

Какой бы аспект личности мы ни рассматривали, везде обнаруживаются проявления того же принципа полярнос­ти. На эмоциональном уровне он выражается в полярных взаимоотношениях привязанности и враждебности, гнева и страха, радости и печали и так далее. На уровне базовых ощущений он находит отражение в спектре удовольствие — боль. Это означает, что человек, подавляющей осознание боли, также подавляет свою восприимчивость к удоволь­ствию. Объяснение весьма простое. Если человек подавля­ет тело, чтобы ослабить чувство боли, то тем самым он сни­жает способность тела к переживанию удовольствия.

Самоосознание, в противоположность осознанию как таковому, требует двустороннего подхода к любому опыту. Прежде всего, опыт должен быть воспринят на телесном уровне, где он представляет собой бессознательный ответ организма на раздражитель или ситуацию. Этот телесный опыт может быть сенсорным или двигательным, или, чаще всего, и тем и другим. Запах пищи может вызвать слюноот­деление. Глядя на ребенка, мы можем почувствовать им­пульс коснуться его. Подобные реакции свидетельствуют об осознании окружающего мира. Самоосознание возни­кает, когда опыт поляризуется, то есть когда он оказывает­ся связан и интегрирован с опытом противоположной, то есть внутренней направленности. Так, запах пищи стано­вится элементом самоосознания, когда он пробуждает чув­ство голода. Благодаря полярной связи пищи и голода, че­ловек сознает свое «Я» по отношению к внешнему миру, то есть сознает «Я» и внешний мир. Поляризация опыта — это вторая составляющая процесса самоосознания. Это функ­ция эго, которое соединяет весь опыт в единую историю жизни человека.

Чтобы лучше понять феномен самоосознания, давайте вернемся к рассмотрению связи между мышлением и чув­ством. Простое осознание мыслей или чувств является ограниченным типом самоосознания. Индивид, в полной мере сознающий себя, сознает и связь своего мышления с чувствами, и обусловленность своих чувств мышлением. Его внимание или восприятие колеблется между разумом и телом. Он обладает, по сути, двойным осознанием про­исходящего, хотя в любой конкретный момент его внима­ние сосредоточено лишь на одном аспекте опыта. Пред­ставим себе противоположный образ — рассеянного про­фессора, чья сосредоточенность на интеллектуальной деятельности вынуждает его игнорировать реальность своего тела и своих ощущений.

Полярность любви и секса представляет собой еще один хороший пример того, как понимание полярных вза­имосвязей увеличивает самоосознание. Секс в его чисто физиологическом аспекте не требует осознания другого человека. Однако сомнительно, чтобы человеческая сек­суальная реакция носила исключительно физиологичес­кий характер. Образ и фантазия не могут быть исключе­ны из сознательного поведения, следовательно, мы долж­ны допустить, что некоторая степень самоосознания в этом акте присутствует всегда. Но когда сексуальный акт сопровождается сознательным переживанием любви, полярность значительно усиливается. Любовь приводит к осознанию своего партнера и вызывает колебание вни­мания между «Я» и другим человеком, усиливая сознание «Я» по отношению к другому. Таким образом, чем лучше человек сознает своего партнера, тем большим самоосоз­нанием он обладает. Его самоосознание увеличивает сте­пень его возбуждения и значительно усиливает удоволь­ствие от разрядки.

В самоосознании заключен потенциал творческого выра­жения. Это состояние позволяет осуществлять синтез про­тивоположностей внутри «Я», а также между «Я» и внеш­ним миром. Любое творческое действие является отраже­нием самоосознания, которое само по себе служит выражением творческой силы личности. Любой творчес­кий человек самосознателен в области применения своего творческого таланта. И любой сознающий себя человек об­ладает творческим потенциалом в тех областях, которые ох­ватывает осознанием.

Иногда возникает соблазн заявить, что человек — уни­кальное существо, способное к творчеству и самоосозна­нию. Но я в это не верю. Правильнее было бы сказать, что и самоосознание и творчество у человека развиты лучше, чем у других животных. Логично также предположить, что меж­ду ними существует полярная связь. Чем большим само­осознанием обладает человек, тем выше его творческие спо­собности, и наоборот.

Утрата целостности

Двойственность человеческой природы, которая ответ­ственна за самоосознание и творческий потенциал, явля­ется также предпосылкой для возникновения установки самоотрицания и саморазрушения. Человек, который в драме жизни выступает то как сознательно действующий персонаж, то как бессознательно реагирующий, испыты­вает внутреннее напряжение, когда эти две стороны его личности отделяются друг от друга. Сколько напряжения сможет выдержать личность, прежде чем нарушится ее единство, зависит от количества жизненной энергии, вы­полняющей роль связующей силы организма. Степень на­пряжения, способная привести к расколу личности с низ­ким уровнем энергии, может быть вполне приемлема для личности с более сильным зарядом. Когда происходит рас­кол, один аспект личности восстает против другого, вызы­вая саморазрушительное поведение.

Эго является тем аспектом личности, который отвечает за сознательные действия, тогда как тело отвечает за непро­извольные реакции. Обычно эти две разные модели пове­дения, действие и реагирование, гармонично соединены в единое целое. В процессе принятия пищи, например, уча­ствуют оба типа поведения. Непосредственная реакция человека на запах и вкус пищи носит исключительно непроизвольный характер. Если пища вызывает положи­тельную реакцию, человек сознательным действием под­несет ложку ко рту. Если нет, человек отодвинет тарелку в сторону. Эти действия выполняются сознательно, то есть находятся под управлением эго. Конфликта здесь обычно не возникает. Однако представим, за столом сидит ребе­нок, который не любит овощи, а рядом с ним родитель, который убеждает его съесть их, потому что они полезны. Перед ребенком в такой ситуации возникает дилемма. Если он откажется есть овощи, то вступит в конфликт с родителем. Если он станет есть, то вступит в противоре­чие со своими чувствами. Этот простой пример иллюст­рирует то напряжение, которое часто приходится испы­тывать человеку в нашей культуре. Разница между чело­веческим и животным поведением в подобной ситуации выражена в афоризме: «Можно привести коня к воде, но нельзя заставить его пить».

Процесс социализации включает в себя усвоение навы­ков сознательного сдерживания непроизвольных реакций тела. Это нельзя считать неестественным явлением, по­скольку от него зависит любой обучающий процесс, будь то обучение двигательным навыкам или интеллектуальным операциям. В шестой главе я уже отмечал, что наше созна­тельное мышление часто требует предварительного сдер­живания непроизвольной реактивности («остановиться, чтобы подумать»). Однако существуют предельный объем напряжения или нагрузки, который способна выдержать личность. Превышение этого предела приводит к тому, что полярные силы личности разрывают взаимосвязь друг с другом и начинают функционировать независимо. Это вы­зывает шизофреническое состояние.

Чтобы лучше понять, как развивается этот процесс, представим себе эго (сознательная деятельность) и тело (непроизвольные процессы) как две силы, которые растя­гивают пружину в противоположных направлениях. Обыч­но усилие, прилагаемое эго, непостоянно, поэтому напря­жение в пружине колеблется. Иногда усилие может полностью отсутствовать, например, во время оргазма, когда не­произвольные процессы тела преобладают. Нормальное усиление и снижение напряжения в пружине соответству­ет подъему и спаду возбуждения. Если две силы должным образом сбалансированы, то нарастание и падение напря­жения вызывают чувство удовольствия.

В случае, если растяжение пружины превысит допусти­мый уровень, она потеряет свою эластичность. Это может произойти при воздействии на нее слишком большой на­грузки или когда едва предельное напряжение сохраняет­ся слишком долго. С потерей эластичности пружины жиз­ненно важная связь между эго и телом разрывается. Меж­ду ними больше нет динамических взаимоотношений. Аналогия будет неполной, если не отметить, что возможно ослабление эластичности пружины, что в человеческой личности соответствует ослаблению связующей силы меж­ду эго и телом.

Двойственность человеческой природы имеет много ас­пектов. Их можно сгруппировать под двумя заголовками: «эго» и «тело». Здесь их неполный перечень:

Мы уже рассмотрели полярную взаимосвязь в парах «б» и «в». Теперь перейдём к обсуждению остальных пар.

а) Нет такого человека, поведение которого целиком на­ходилось бы под сознательным контролем. И все же у неко­торых индивидов непроизвольные реакции тела настолько подавлены, что они выглядят и действуют как автоматы. Наи­более тяжелые случаи приводят к госпитализации в психиатрические учреждения. Случаи менее серьезных наруше­ний описаны в моей книге «Предательство тела». Подоб­ные нарушения проявляются в недостатке спонтанности, вялости, замедленных реакциях и снижении способности испытывать удовольствие. Довольно часто развивается деп­рессия, нередко имеют место суицидальные мысли. Такие люди обычно жалуются на внутреннюю пустоту, что вполне объяснимо, если учесть сниженную подвижность их тел и соответствующее такому состоянию отсутствие чувств.

Что менее понятно в данном случае, так это широко рас­пространенное мнение, что подобные расстройства носят исключительно психический характер. Когда личность идентифицируется с разумом, или эго, тело превращается в механизм. Подобная установка разрушает целостность личности, поскольку отрицает взаимосвязь всех личност­ных функций. Она делает невозможным любое сколько-нибудь значимое терапевтическое воздействие, направлен­ное на изменение структуры личности. Она противоречит творческому подходу, как к терапии, так и к жизни.

Очевидно, что столь же бедственной оказывается ситу­ация, когда человек полностью теряет контроль над своим поведением, то есть теряет самообладание и превращает­ся в трепещущую массу протоплазмы. Я имел возможность наблюдать такие случаи и могу сказать, что картина не из приятных. Снижение контроля не может быть терапевти­ческой целью. Что действительно необходимо, так это ин­теграция сознательного и непроизвольного, которая может произойти лишь в том случае, если каждый сознательный акт пронизан чувством и любая непроизвольная реакция воспринимается сознанием и согласовывается с ним. В этом смысл выражения «быть в соприкосновении с телом» и в этом путь к самообладанию.

г) Полярность взрослый — ребенок является основой твор­ческой личности. С фигурой взрослого мы ассоциируем все качества эго: самосознание, достижение, рациональность, индивидуальность и культура. Ребенок символизирует ка­чества, связанные с телом: спонтанность, удовольствие, чувство, общность и природа. Внутри каждого взрослого скры­вается ребенок, которым он был когда-то. Его зрелость - не более чем поверхностный слой, который, однако, очень час­то превращается в затвердевший фасад. Когда это происхо­дит, человек теряет контакт со своим внутренним ребенком. О том, что ребенок все еще живет внутри нас, свидетель­ствуют случаи рецидивов детского поведения, которые про­исходят в те моменты, когда фасад падает под воздействием стресса. Эти вспышки ребяческого поведения являются де­структивными по своему характеру и представляют, образ­но говоря, гнев ребенка, которого испуганное, но обладаю­щее властью эго держит взаперти.

В интегрированной личности взрослый и ребенок посто­янно общаются друг с другом, ребенок посредством чувств, а взрослый посредством интеллекта. Каждый поддержи­вает и укрепляет другого: ребенок тем, что добавляет об­разности к реализму взрослого, который, в свою очередь, предоставляет знание, объясняющее интуитивные реак­ции ребенка. Утверждение, что творческий человек погру­жается глубоко в бессознательное в поиске художествен­ных решений своих проблем, может быть истолковано так, будто он таким образом консультируется со своим внутрен­ним ребенком. А поскольку ребенок идентифицирован с телом, то поддерживать коммуникацию с ребенком озна­чает быть в контакте с телом.

Важно заметить, что почти у каждого пациента, обраща­ющегося к психотерапии, оказывается очень мало воспо­минаний о собственном детстве. В какой-то момент в про­цессе взросления детский опыт и связанные с ним чувства отсекаются. Переживания вытесняются из памяти. Чув­ства вытесняются из сознания. Этот отказ происходит, по­тому что ребенка приучили считать свои чувства непра­вильными. Он был рожден животным, свободным от лю­бых желаний, кроме стремления к удовольствию и радости. Однако цивилизация в лице родителей потребовала от него развить контроль, стать рациональным и подчиняться ав­торитету. Противостояние воли родителей и воли ребенка, сопровождающее процесс воспитания, явление хорошо известное, чтобы его описывать здесь заново. В этом сра­жении ребенок всегда проигрывает, и его подчинение обо­значает отказ от его животной сущности.

В интересах выживания ребенок оказывается вынуж­ден подавить свои чувства и обрести навыки приемлемого поведения, альтернативы у него нет. Так он воздвигает ис­кусственный фасад, который оказывается, структурирован в его теле и уме, то есть запечатлен в форме и движениях тела, а также в образе эго. Эго идентифицирует себя с этим образом и отделяется от тела. Приняв этот образ, индивид снова воспринимает себя невинным человеком, не подозре­вая о том, что в своем бессознательном он лелеет враждеб­ные и негативные чувства, связанные с травматическими переживаниями ранних лет жизни. Подавленные эмоции проглядывают и время от времени прорываются на свободу, вынуждая создавать целую серию рационализации и само­оправданий для поддержания образа. Они составляют его эго-защиты, в то время как мышечные напряжения образу­ют то, что Вильгельм Райх назвал «телесным панцирем».

Совершив переворот, сменив «неправильные» чувства на правильные и огородившись крепостными стенами, эго вос­принимает себя полноправным хозяином своей территории, сферы сознательного «Я», потеряв при этом отступлении тело, ребенка и бессознательное. Этот образ хозяина поло­жения, который создает эго, не что иное, как самомнение. Это типичное явление для людей с эмоциональными рас­стройствами. В случае паранойяльной шизофрении оно пе­рерастает в манию величия. У шизоида оно проявляется как высокомерие, у нарциссического типа — как чрезмерная гордыня и у индивида с мазохистским характером — как са­модовольство.

Самоуверенное эго, утешающее себя мнимой безопас­ностью в своей воображаемой крепости, распоряжается личностью, словно настоящий тиран. Подобно тирану, оно стремится устранить любые силы, которые могут угрожать его власти. При этом человек чувствует себя изолированным, отчужденным и одиноким. Эти чувства вынуждают его обратиться за помощью к терапевту. Однако его обраще­ние за помощью — это условность. Эго вовсе не желает, чтобы его обманы были раскрыты, не хочет отказаться от защит и встретиться лицом к лицу со скрытым за ними не­гативным опытом. Этот шаг — просто попытка преодолеть с помощью терапевта собственную слабость. Такие попыт­ки обречены на неудачу. Но только неудача заставит чело­века отказаться от позиции эго, которая, как кажется, обес­печивает его выживание.

Телесный подход к личности позволяет непосредствен­но соприкоснуться с внутренним ребенком. Когда тело мо­билизуется с помощью дыхания, прежде всего возникает непроизвольная дрожь, которая обычно начинается с ног и распространяется на все тело. Дрожь порой совершенно спонтанно переходит в рыдания, и пациент начинает пла­кать. Он может даже не знать, почему он плачет. Кажется, будто звуки прорываются изнутри, помимо воли пациента. Такие приступы плача повторятся еще не раз в процессе терапии, прежде чем в нем появятся инфантильные нотки и пациент ощутит скорбь лишенного свободы ребенка.

Любое хроническое мышечное напряжение представ­ляет собой подавленный импульс. Сокращение мышц было направлено на то, чтобы воспрепятствовать выражению импульсов. Сдержанный импульс был негативно окрашен, что и стало основной причиной его подавления. Связанные хроническими мышечными напряжениями, в теле сдержи­ваются чувства гнева, страха и печали. Импульсы, высво­бождаемые в процессе телесной терапии, — это плач, кри­ки, вопли, удары, пинки, укусы и так далее. Выражение им­пульсов в безопасной обстановке помогает избежать их отыгрывания на других людях. При этом на поверхность всегда выходит обиженный и сердитый ребенок, которому нужно излить свои негативные чувства, прежде чем он смо­жет искренне выразить позитивные. Хроническая мышечная спастичность является бессознательным ограничением подвижности и самовыражения. По сути, человек тем самым говорит: «Я не могу». Если пре­образовать это в сознательно выражаемое «Я не буду», то можно высвободить напряжение. Аналогичным образом, почувствовав и выразив свою враждебность словами «Я тебя ненавижу», пациент может позднее искренне сказать «Я тебя люблю». По мере того как эти чувства выходят на поверхность, возвращаются вытесненные воспоминания детства. Поэтому телесная работа должна сопровождать­ся соответствующим анализом, что поможет преодолеть разрыв между прошлым и настоящим.

Параллельная работа на обоих уровнях, физическом и психологическом, позволяет пациенту идентифицировать себя с потерянным ребенком, принять его и интегрировать со своим взрослым взглядом на жизнь. Это расширяет его самоосознание и освобождает творческий потенциал.

д) Человек, который находится в контакте со своим внут­ренним ребенком, является подлинным социальным сущест­вом. Неслучайно первобытным людям, с их общественным укладом жизни, свойственны детские качества. Дети от природы в большей степени, чем взрослые, склонны к еди­нению и идентификации с окружением. Чувство индиви­дуальности — это порождение эго, которое направлено на поощрение и поддержку уникальности и независимости отдельного человека. Когда эго диссоциировано от тела, взрослый оказывается отделен от ребенка, которым он был когда-то. При таких обстоятельствах индивидуальность оборачивается изоляцией, уникальность — отчуждением, а независимость — одиночеством.

Социальное сознание — это созданный эго заменитель свойственного детям чувства принадлежности и естест­венной готовности быть частью группы или сообщества. Для современного человека это не более чем попытка ком­пенсировать собственное отчуждение и изоляцию, кото­рая не может в полной мере заменить собой чувство общ­ности, которого сегодня так не хватает людям. Чувство общности основывается на физическом участии в общем деле. Пионеры, солдаты и группы активистов могут испытывать это чувство, но оно сильно отличается от иденти­фикации, базирующейся на чувстве вины и денежных отношениях.

е) Дети также находятся в большей гармонии с приро­дой, чем взрослые. Они ближе по духу к природным явле­ниям, ибо все еще чувствуют себя частью естественного окружения. Эксплуатация природы ради удовлетворения желаний эго не входит в их жизненные интересы. Когда человек теряет жизненно важную связь с внутренним ре­бенком, он также теряет уважение и благоговение, испы­тываемое ребенком к природной жизни.

Творческий человек с теплотой относится к ребенку, рас­познавая в нем родственную душу. Он радуется детям, сво­им собственным и чужим, поскольку каждый ребенок — это новая жизнь, приносящая свежее дыхание энтузиазма в общий поток жизни. Он делится своим удовольствием с детьми, ибо это усиливает интенсивность его собственных переживаний. Ему хочется, чтобы каждый ребенок познал ту радость жизни, которая течет естественным потоком в свободном следовании спонтанным импульсам. Ему само­му посчастливилось познать эту радость. При виде ребен­ка, которому плохо, он всегда чувствует его боль, ибо в серд­це своем он тоже ребенок.

Самореализация

Никому из пациентов не удается в процессе терапии пол­ностью разрешить свои конфликты или высвободить все напряжения. На то есть две причины. Первая заключается в том, что психологические и физические паттерны подав­ления настолько глубоко структурированы в личности, что не могут быть полностью устранены. Я не раз демонстри­ровал своим пациентам, что нельзя полностью стереть про­веденную карандашом линию на листе бумаги. Всегда ос­тается какой-то след. Точно так же наш опыт выгравиро­ван в наших телах. Вторая причина в том, что травмирующий опыт индивида — это часть его жизни, и он не может быть отвергнут или проигнорирован. Однако его можно пода­вить или принять. Если он подавляется, то становится для человека источником проблем. С другой стороны, через его принятие и понимание человек может расширить свое вос­приятие и повысить чувствительность. И он может послу­жить исходным материалом для творческого процесса.

К счастью, пациенты не просят, чтобы их переделали заново. Они лишь хотят снова почувствовать, что жизнь может доставлять удовольствие. Когда-то у них было это чувство, поскольку именно на нем основаны их мечты о счас­тье. Сама мысль, что это чувство, возможно, предполагает, что оно знакомо человеку. Я не уверен, что человек мог бы выжить, если бы у него, когда он был ребенком, не было хотя бы нескольких моментов радости. Воспоминания, пусть даже очень смутные, об этих переживаниях поддер­живают его дух в тяжелых ситуациях, с которыми он по­зднее сталкивается. Каждый пациент, который побывал у меня, несмотря на свое отчаянное положение или серьез­ность нарушения, мог припомнить подобные моменты. Он хочет вновь ощутить эту радость, но уже не как воспомина­ние, а как реальное переживание, вызванное настоящими событиями. Он хочет понять, что в прошлом привело к ут­рате этого чувства, и узнать, как избежать в будущем по­вторной потери.

Трудность достижения этих целей заключена в процес­се обновления. Пациенту необходимо пережить свою жизнь заново, в полном объеме, каждое чувство и каждую мысль, возможно даже действие. Он проходит все заново, но двигаясь в обратном направлении, от настоящего к прош­лому. Благодаря этой обратной последовательности он мо­жет опираться на реальность. Он должен знать, кем он яв­ляется сейчас, чтобы понять, как он таким стал. Настоящее можно понять только через прошлое, однако прошлое само по себе имеет значение только потому, что оно повлияло на настоящее. Я подчеркиваю это потому, что у пациентов, как и у большинства остальных людей, есть склонность или игнорировать прошлое, или жить в нем. И то, и другое отношение нивелируют значение настоящего и, следователь­но, значение «Я». Человек должен принять то, что случи­лось в прошлом, а не путать его с настоящим.

В этом движении в обратном направлении, от взросло­го к юноше, далее к ребенку и младенцу человеку пред­стоит столкнуться с той самой ситуацией, которая привела к замене истинного «Я» образом эго. Толчком для событий, в ходе которых чувство невинности ребенка сменилось чув­ством вины, послужило его противостояние с родителями. В этом противостоянии ребенок сперва чувствовал себя правым. Однако после неудачных попыток изменить ро­дительскую установку это чувство сменилось ощущени­ем собственной неправоты. Чувство неправоты оказалось невыносимой ношей, и в итоге, подчинившись родительс­кой власти и приняв точку зрения родителей, ребенок ока­зался на стороне правых, но потерял свои права. Этот пе­реход (от чувства правоты к чувству неправоты, от чувства невинности к чувству вины) не был связан с сознательным решением. Он происходил постепенно, по мере подавле­ния негативных и враждебных чувств и их последующего замещения мыслями и установками, более приемлемыми для родителей. Следовательно, его невозможно вспомнить как какое-то конкретное событие и необходимо воссоз­дать из разрозненных воспоминаний о прошлом опыте. Однако эти воспоминания связаны с подавленными чув­ствами и не могут быть вызваны, пока чувства не будут реактивированы.

Реактивация подавленных чувств в процессе терапии происходит трудно. Этому противостоят с одной стороны эго-защиты, с другой - страх перед подавленными чувства­ми. Благодаря подавлению чувств, эго удалось создать от­носительно безопасные условия для личности, и оно не го­тово рисковать этой защищенностью, вызывая прошлые конфликты. Такая позиция эго подкрепляется страхом па­циента перед интенсивными чувствами. Пациент боится, что его гнев выйдет из-под контроля и перерастет в ярость или бешенство. Он боится, что его полностью поглотит горе или он будет подавлен своим отчаянием. Он боится, что страх сменится паникой или ужасом и полностью парали­зует его. Когда эти чувства пробуждаются, они становятся для человека реальностью, так что его страх перед ними вполне обоснован.

Ситуацию еще больше усугубляет возникающее у па­циента в процессе терапии чувство беспомощности, кото­рое также было частью исходной ситуации, приведшей к подавлению чувства. Ребенок вынужден был отказаться от противостояния с родителями, иначе возникала опасность, что откажутся от него самого. Родители прибегают к отка­зу в своей любви или угрозе такого отказа как средству конт­роля над ребенком. Чувство беспомощности снова подни­мает проблему выживания, проблему, которая, не получив решения, была отправлена в бессознательное. Поскольку самоотречение способствовало выживанию ребенка, са­моутверждение, по-видимому, представляло для него угро­зу. Тем не менее, определенная доля самоутверждения так­же необходима для выживания в этом мире.

Высвобождение подавленных чувств пациента и уста­новление контакта с внутренним ребенком требует посто­янной согласованной работы на психологическом и физи­ческом уровнях. Эго-защиты, которые препятствуют при­нятию естественных эмоциональных реакций ребенка на удовольствие и боль, должны быть проанализированы. Хро­нические мышечные напряжения, которые блокируют весь диапазон эмоциональных выражений, должны быть осво­бождены. Этого нельзя достичь с помощью подхода, ори­ентированного на какой-либо один уровень. Психотерапия, аналитическая или любая другая, не предусматривающая выражение подавленных чувств, способствует усилению контроля в ущерб спонтанности и укреплению эго в ущерб телу. Если же терапевтическая работа ограничивается вы­ражением чувств, то происходит поощрение импульсивно­сти в ущерб интеграции.

Творчество в терапии, как и в жизни, является результа­том синтеза полярных сил. Способность выражать чувство и умение контролировать его выражение — это две сторо­ны одной монеты, иначе говоря, качества зрелого челове­ка. В начале терапии функция контроля выполняется тера­певтом. Пациента поощряют «отпустить» чувство, гаран­тируя, что терапевт сможет справиться с ситуацией. Гнев направляется на кушетку и не становится деструктивным. Пациент может дать волю своей печали, зная, что он не оди­нок и рядом с ним сочувствующий слушатель. Он может через крик выразить свой страх, зная, что может получить поддержку. Он может позволить себе быть беспомощным, поскольку верит в силу терапевта. Постепенно этот конт­роль переходит к пациенту, который приходит к заключе­нию, что если он принимает свои чувства и доверяет им, они перестают быть темными, неведомыми силами, кото­рые угрожают его эго. К нему приходит понимание того, что его негативные и враждебные чувства — это реакция на боль, а нежные чувства — реакция на удовольствие.

Постепенно, с укреплением своей связи с реальностью, пациент переходит от защитной позиции и эго-контроля к открытой позиции и творческому отношению к жизни. Первым шагом пациента навстречу реальности становит­ся его идентификация с телом. Терапевт помогает ему уви­деть себя с точки зрения тела, а не через призму образа эго, которое находится в конфликте с телом. Он начинает сознавать свои мышечные напряжения и ощущать их вли­яние на его отношения и поведение. И он учится снижать эти напряжения с помощью соответствующих физичес­ких упражнений. Идентификация с телом является так­же первым шагом к самореализации.

Второй шаг навстречу реальности — это признание прин­ципа удовольствия в качестве основы сознательной дея­тельности. Мотивация всех наших действий заключается в стремлении к удовольствию и в избегании боли. Пресле­дуя эту цель, мы можем идти разными путями, однако нами движет одно желание. Человек, который не признает, что его действия мотивированы жаждой удовольствия, или ко­торого сдерживает страх перед удовольствием (чувство вины), не имеет представления о реальности своей живот­ной природы.

Третий шаг — принятие собственных чувств. Чувства — это спонтанные реакции организма на его окружение. Чело­век не в силах повлиять на свои чувства, они не подчиняются его воле или разуму. Все, что он может, — это выразить свои чувства или удержаться от их выражения, в зависимости от ситуации. Идя против своих чувств, человек изменяет самому себе. Если он отвергает свои чувства, то он отвергает себя.

Четвертый шаг — осознание того, что все функции чело­века взаимно связаны. Человека, укорененного в реально­сти, отличает субъективная установка. Он знает, что его мышление связано с чувствами и обусловлено телесными реакциями. Он может быть объективен, поскольку созна­ет свою субъективность. Даже самое абстрактное из его рассуждений неотделимо от его актуального состояния. Он не говорит: «Я мыслю, следовательно, существую». Если бы он и хотел что-то сказать, то это были бы слова: «Так как я существую, я мыслю».

Пятый шаг — это смирение. Смирение заключается в признании ограниченности своих способностей. Оно про­тивоположно самомнению эго. Мы беспомощны во многих важных жизненных вопросах. Мы не можем обрести насто­ящую любовь, даже за все деньги мира. Мы не можем гене­рировать удовольствие, даже обладая той властью, которой наделяют нас современные технологии. Человек начинает свою жизнь в чреве женщины не по своей воле и заканчива­ется она независимо от его желания. Мы не создаем ее, и мы не можем сохранять ее вечно. Мы должны заботиться лишь о том, чтобы прожить ее максимально полно.

Смирение — признак человека, который полностью принимает себя. Такой человек ни робок, ни высокомерен. Он не эгоистичен, но и не старается держаться в тени. Приз­навая собственную уникальность, он прекрасно сознает, что является частью большего порядка. И хотя он понима­ет, что его жизнь подчинена внеличностным силам, он ощу­щает эти силы, природные и социальные, внутри себя и воспринимает их как часть своего существа. Следователь­но, он является как субъектом, так и объектом, одновре­менно и творцом, и «творением» в мастерской жизни.

Положение человека - это сочетание кажущихся про­тиворечий, разрешение которых происходит спонтанным образом в творческом процессе жизни. Каждое человечес­кое существо одновременно и животное, и носитель куль­туры. Когда эти две противоположные силы сливаются твор­чески в его личности, человек становится окультуренным животным. Его культура - это надстройка, воздвигнутая на фундаменте его животной природы и предназначенная для усиления и возвеличивания этой природы. Такого сли­яния не происходит, если процесс передачи культуры, вос­питательный процесс, сводится к попыткам модифициро­вать и контролировать животную сущность человека. Если модификация была осуществлена и был установлен конт­роль, то человек превращается в прирученное животное, чей творческий потенциал уничтожен ради достижения высокой продуктивности. Если этого сделать не удалось, то человек остается жить, терзаем яростной животной сущ­ностью, которая часто прорывается сквозь культурный фасад в виде бунтарского и деструктивного поведения.

На самом деле попытка модифицировать животную природу человека может быть успешной лишь отчасти. Процесс приручения не оказывает существенного влия­ния на глубинные уровни человека, охватывая лишь по­верхностный слой. За подчинением и послушанием всег­да можно обнаружить скрытое сопротивление и про­тиводействие, которые связаны с подавленными негатив­ными и враждебными чувствами. А за открытым неприя­тием и возмущением большинства молодых людей скры­вается уровень подчиненности, связанный с подавленны­ми чувствами страха и отчаяния. У взрослых установка подчинения представляет собой защиту от внутренних чувств сопротивления и враждебности, в то время как внешняя непокорность является реакцией на внутрен­нюю установку повиновения. Ни одну из этих установок нельзя считать творческой, и ни одна из них не является свидетельством самопринятия.

Для успешной терапии необходимо дотянуться через все слои прямо к сердцу индивида. Чтобы открыть сердце человека навстречу радости, нужно, прежде всего, вернуть его невинность. Надо возродить его веру в себя и в жизнь. Другими словами, надо вернуть человека в то состояние, в котором эти качества были частью его существа. Этим состо­янием является детство.

Человек, который может принять ребенка внутри себя, способен наслаждаться жизнью. В нем живо чувство удивления, которое откроет перед ним дверь в новый опыт. У него достаточно возбуждения, чтобы с энтузиазмом откликнуться на этот опыт. В нем достаточно спонтанности, необходимой для самовыражения. Маленькие дети близки к радости, поскольку еще сохраняют часть невинности и веры, с которыми были рождены. Вот почему Иисус сказал: «Не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»*[27].

Творческий человек — не ребенок. Поведение взрослых, которые пытаются быть детьми в своей погоне за весельем, нереалистично и самодеструктивно. Мотивом их ребячества является уход от действительности, а их установка — надуманна. Зрелый человек может обрести мудрость, поскольку он жил и страдал. Но, несмотря на все страдания и полученные знание о мире, он продолжает соприкасаться с ребенком, которым он был и которым в определенной степени является до сих пор. Мы становимся старше, но наши чувства по отношению к жизни, любви и удовольствию не меняются. Хотя наши способы выражения этих чувств могут быть иными, в душе мы все еще маленькие дети. В творческом человеке не существует разделения или барьера между ребенком и взрослым, между сердцем и разумом, между эго и телом.

Любая успешная терапия в одном смысле всегда заканчивается неудачей. Она заключается в том, что не удается достичь образа совершенства. Пациент сознает, что всегда будет иметь те или иные недостатки. Он знает, что его рост не завершен и что творческий процесс, начавшись в тера­пии, становится теперь делом его личной ответственности. Он не уносится из терапевтического кабинета на серебря­ном облаке. Те, с кем это случается, обречены на падение. Он чувствует, что его ноги твердо стоят на земле, он научил­ся ценить реальность и научился творчески походить к воз­никающим проблемам. Он испытал радость, но также и печаль. У него остается чувство достижения самореализа­ции, включающее в себя уважение к мудрости собствен­ного тела. Он заново обрел свой творческий потенциал.

* И. В. Гете «Фауст». — Пер. Б. Пастернака.

** Joann Wolfgang von Goethe. Faust / Trans, by Bertram Jessup. New York: Philosophical Library, 1958. P. 7.

***Carretti, Elias. Crowds and Power. New York: Viking Press, 1963. P. 468.

* Льюис Мамфорд замечает: «Компульсивная игра является единственной приемлемой альтернативой компульсивной работе». (Norman М. Lobsenz. Is Anybody Happy? Garden City Doubleday & Company, 1960. P. 75.)

** Norman М. Lobsenz. Is Anybody Happy? Garden City Doubleday & Company, I960. P. 19.

*** Ibid, p. 15.

* Эскапада — шальная выходка, выпад, проделка. — Прим. ред.

* * Выражение «being productive», использованное автором, можно перевести не только «быть продуктивным», но и «быть плодовитым». По-видимому, Лоуэн имел в виду оба эти значения. — Прим. ред.

* Перевод С. Я. Маршака. - Прим. ред.

* Спастичность — состояние повышенного мышечного тонуса. — Прим. ред.

* * Клонический - от слова клонус, обозначающего быстрые ритмичные сокращения мышцы или групп мышц. — Прим. ред.

* Гиперемия — наличие повышенного количества крови в участке или органе. — Прим. ред.

** Тургор — состояние наполненности, упругости тканей. — Прим. ред.

*** W. Reich, The Furction on the Orgasm. New York: Orgone Institute Press, 1942. P. 251.

* Высшая американская театральная награда. — Прим. ред.

* Alexander Lowen. The Betrayal of the Body. New York: Macmillan, 1966.

* Adolph Portmann. New Paths in Biology. New York: Harper & Row, 1964. стр.152.

** Там же, стр. 151.

* Там же, с. 155.

** Там же, стр.35.

* Выражение, имеющее оттенок неуважительного отношения. Его можно примерно перевести как «человек, иссушающий головы (мозги)». — Прим. ред.

* Erich Newman, Origins and History of Consciousness, trans. by R. F. С Hull. Princeton, Princeton University Press, 1954.

*Will Durant, Pleasure of Philosophy. Now York: Simon & Schuster, 1966. P. 30.

* Samuel Batler, Erewhon. NewYork, 1872.

* В соответствии с другим значением слова grace, переводится как «Ваша милость (светлость)». — Прим. ред.

* В английском языке эти фразы звучат почти идентично. — Прим. ред.

* Хотя Лоуэн и ставит в кавычки выражение «the projection of a surface upon surfaces, в действительности Фрейд высказался несколько иначе: «The ego is first and foremost a bodily ego; it is not merely a surface entity, but is itself the projection of a surfaces. В русском переводе: ««Я» — прежде всего телесно; оно не только поверхностное суще­ство, но и само — проекция поверхности». (Зигмунд Фрейд. Я и Оно.) — Прим. ред.

* Горгулья — скульптура в виде уродливой фантастической фигуры, венчающая водосточную трубу, в переносном значении — человек с Уродливым лицом. — Прим. ред.

* Научение (learning) в данном случае — процесс активного усвоения знаний и навыков, который противопоставляется обучению (teaching) как пассивному восприятию получаемой извне информации. — Прим ред.

* Sandor Rado, «Hedonic Self-Regulation» // Robert G. Heath. The Role of Pleasure in behavior, ed. New York, Harper & Row, 1964. P. 261.

*Лат. recessus — отступление. — Прим. ред.

* Симпатико-адреналовая система (sympathicum — симпатическая нерв­ная система + adrenalis — надпочечный, относящийся к надпочечни­ку) — важнейший компонент механизма нейрогуморальной регуля­ции функций организма, активация которой обеспечивает быстрые адаптивные изменения в обмене веществ, направленные на мобилиза­цию энергии, а также обуславливает приспособительные реакции организма. — Прим. ред.

* Протоплазма — содержимое живой клетки, включая ядро и цитоп­лазму, окруженное плазматической мембраной. В настоящее время термин практически исчез из научного обихода. — Прим. ред.

* Вакуоль - ограниченная мембраной полость в цитоплазме клетки, внут­ри которой находятся поглощенные клеткой вещества. — Прим. peд.

** Main Reinberg and Jean Ghata. Biological Rhythms. New York: Walker & Company, 1964. P. 7.

*** Wilhelm Reich. The Cancer Biopathy. New York: Orgone Institute Press, 1984.

**** Эндогенный — возникающий, развивающийся в организме вслед­ствие внутренних причин. — Прим. ред.

***** Cloudsley-Thompson J.L. Rhythmic Activity in Animal Psychology and Behavior. New York and London: Academic Press, 1961. P. 27.

* Ribble Margaretha A. The Rights of Infants. 2-nd ed. New York: Columbia University Press, 1965.

* Анализаторы вкуса в виде скопления клеток в многослойном эпителии сосочков языка, а также в мягком небе и надгортаннике. - Прим. ред.

* Уолтер Митти - персонаж рассказов Дж. Гербера «Тайная жизнь Уолтера Митти». Неловкий, робкий человек, находящийся (живу­щий) под каблуком своей жены, он скрашивает убогость повседнев­ной жизни фантазиями о рискованных приключениях, в которых рисует себя настоящим мужчиной и героем. Его имя стало нарица­тельным. — Прим. пер.

* * Koestler Arthur. The Act of Creation. New York: Macmillan, 1964. P. 96.

* Евангелие от Матфея, 18:3. — Прим. ред.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: