Олаф только кивнул, не удостоив нас словами, с безразличным видом.

Я не была уверена, что хочу смотреть на раны ниже талии, но отказаться я не могла. Что, если я спасую и не стану смотреть, а там окажется жизненно важная улика? Какая-то метафизическая фишка, которую Олаф просто не увидит и доктор тоже, а я смогла бы рассказать, что это? Олаф был знаком с работой ножа куда более тесно, чем, надеюсь, когда-либо придётся мне. Но метафизику я знала лучше. В некотором смысле, из Эдуарда, который ощущал метафизику вполне прилично для человека, у которого к ней вообще нет способностей, и Бернардо, который, строго говоря, был парнем «что увижу, в то и выстрелю», получалась хорошая команда для осмотра трупов. И, как ни странно, но и я, и Олаф, тоже вписывались в нее. У каждого из нас были навыки, которых не было у других, и вместе мы могли разузнать больше, чем по отдельности; не менее тревожащей мыслью было признать, что это правда.

Раны тянулись вниз по телу. Я не знаю, почему меня всегда так тревожат ранения половых органов, но это так. Там не было ничего особенного, простой порез, пересекающий его пах. Это не было увечьем, преследующим целью искалечить его, просто ещё один порез. Тем не менее, мне всё ещё хотелось отвернуться. Может, все дело было в предрассудках о наготе, в которых меня воспитывали, но мне казалось неправильным на это смотреть. Вы считаете, что я должна была бы уже преодолеть эти рамки, но я пока не сумела. Сексуальные увечья, даже непреднамеренные, продолжали меня смущать.

Олаф потянулся к телу, и в течение одного ужасного момента я считала, что он тянется туда, но он переключился на осмотр раны на бедре. Он исследовал эту рану не любовно, как другие, а просто просунул в нее пальцы, будто что-то разыскивая.

Он почти встал на колени возле стола, осматривая рану. Он погрузил пальцы настолько далеко, насколько смог, и с усилием прокладывал себе дорогу глубже. Ему даже удалось вызвать новую кровь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: