Маслова Н.П. – Контакты с иным разумом 21 страница

«Тебя не может ударить током!» — смеялся кто-то рядом, когда слышал мои мысли. Как птица, я взмывала над домами, играючи бросалась вниз к дому и резко тормозила на уровне какого-нибудь этажа.

Я парила в воздухе. Было легко и весело — можно было заглянуть в любое окно, в любую форточку! Плавно переплывая от окна к окну, я поочередно смотрела в них, подглядывая, что происходит в комнатах. Прильнув к стеклу и уставившись в него лбом, удивлялась — я их вижу, они меня — нет! Люди не замечали меня! От радости я крутилась как волчок — невероятно! Я — невидима!

Какая-то сила, нахлынув неизвестно откуда, вдруг вновь подхватывала меня, поднимая еще выше, под самое небо. Бездна неба серебрилась облаками, раскинутыми вдоль всего горизонта, солнце слепило. В небе появился серебристый самолет.

и hi После него во мне словно щелкнул тумблер, который открыл дополнительный шлюз, куда пошла вода— вдруг сдвинулся пласт привычного мира, открыв загадочное. Все обрело другие краски. ИI дышала мир и воспринимала его теперь, словно поднявшись им приступочек, по-другому — он зазвучал более зримо.

В центре города располагался городской пруд, где летом купалась местная детвора. Спасаясь от жары, мы после школы i мIIкой убегали на незатейливый местный пляж, бросали в цмву нехитрые пожитки и с разбегу прыгали в прохладную воду. Ним всем было по 9—10лет, не больше. Предоставленные сами 1т(>с, без назойливого присмотра родителей, дети плескались Н большом городском пруду сколько хотелось— домой нас ими лишь голод. Не умея плавать, я училась этому вместе со 1нтми ребятами — с визгом падала в воду, больно отбивая пузо, и плыла. Стараясь грести, как это делали пацаны, я махала и колотила руками по воде изо всех сил. Я плыла неуклюже, медленно, но плыла. Что-то получалось. Но научиться плавать —

знание и вызывала смутное воспоминание и наслаждение, как в ночь моего полета. Я заново пережила то состояние, которое было во время странного сна. На высоте второго этажа словно включился механизм памяти — я что-то знала, доставая обрывки кратких видений, вздрагивала, как во сне, но не могла объяснить это чувство в себе до конца. Вте годы я не знала, что есть такое понятие, как «опыт прошлого», не знала, через что я уже прошла и почему во мне хранится это странное, дивное ощущение полета. Не знала, что еще ждет меня впереди. Не знала, что город Кольчугино, в котором я родилась, прочно связан с этим полетом, потому что был прошлым и настоящим моей жизни.

Я помнила, что когда-то летала, но причастность к этому состоянию таилась очень глубоко. Для того чтобы вспомнить об этом, мне потребовалось залезть на дерево. Вовлеченная в переживание ощущения своего состояния между моей жизнью и ощущением во время сна, в которых сильна связь с душой и вселенским все-знанием, я постоянно возвращалась к этим ощущениям, пока росла, чтобы получить свой опыт. Потому что пока ребенок растет, он, видимо, интуитивно помнит многое из своего прошлого, и хочет познать это заново.

— Все видения обычно происходят на подсознательном уровне. Механизма нет. Если механизма нет— научиться этому нельзя, — подчеркнул Сергей, сделав акцент на утверждении. — У тебя все происходит естественно. На грани. Нам всегда предстоит вибрировать на грани невозможного... и ты подтверждаешь это сейчас. Чего задумалась? Жду продолжения.

Мистический пруд

Долгие годы, почти на протяжении всей жизни, меня сопровождал кто-то невидимый, предупреждая, подсказывая, оберегая, делая это незримо, заботливо, с большой теплотой и любовью. Воспоминания об этом терялись в суетности дней и, лишенные конкретики, мало-помалу забывались, стирались из памяти, как что-то придуманное. Череда мистических явлений, а также предупреждений, казалось, была лишена смысла, и не имела ко мне прямого отношения, пока не случился один загадочный эпи-

Страх ушел. Стало весело — как этот «кто-то» видит меня?

• И куда знает, что я плаваю под водой и мне страшно? Взмахом рук рассекая мутную воду, я выскочила на гладкую поверхность пруда и поплыла подальше от берега на самую середину, ни зависть пацанам. Страх ушел, отпал, как ненужная вещь, m en в мутном иле на глубоком дне. Появилось доверие к

• ому. что было рядом, и было большим, Великим для меня, и радостное чувство от того, что я, такая маленькая, нужна ному Великому.

это полдела, вот нырять — это было да! Нырнуть в пруд метра на два вглубь, да еще проплыть под водой несколько метров, задержав дыхание, — это был большой поступок. Пацаны, подначивая друг друга, с криком ныряли под воду и, зажимая носы растопыренными пальцами и останови в дыхание, дрожали, но сидели в мутной воде, долго не всплывая. Что такого было там. на дне? Что тянуло их как привязанных? Хотелось узнать и попробовать самой. Ия нырнула.

Под водой было грязно, смутно виднелись длинные черные трубы, уткнувшиеся в землю. Задержав воздух в легких, я проплыла несколько метров— но почувствовала, что дыхания уже не хватало. Охватила паника. «Все, мне не всплыть. Сейчас утону!* — простодушно подумала я. И вдруг в голове зазвучал чей-то голос, произнеся чисто и четко: «Нет, не утонешь. Обогни трубу и всплывай. Не бойся».

Голос, прозвучавший под толщей воды, поразил и напугал так, что меня буквально выбросило наверх. Онемев от страха, я вынырнула из воды, как ошпаренная, и оказалась недалеко от ребят, около деревянного пирса, где вода была немного чище.

Мальчишки отслеживали каждого, кто нырял, и завидовали, если кто-то держался под водой дольше других. Они молча смотрели, как я вышла на берег и села на пирс, даже не представляя, что случилось под водой.

Прозвучавший голос привнес в меня такую радость, что захотелось услышать его еще раз. Для ребенка, который рос без особого к себе внимания со стороны взрослых, каждое доброжелательное участие принималось как конфетка, как особое расположение. Душа откликалась нежностью, которую ребенок тут же тащил к себе в коробочку для заветных вещей, чтобы однажды, в тайне от всех, достать ее еще раз. Радость расплывалась по мне, как круги по воде. Под водой кто-то играл со мной в игру, как в ляпы. Он меня видел, я его — нет. Этот «кто-то» видел меня даже тогда, когда не видел никто другой, он тревожился и заботился обо мне — это было необычайно интересно!

Я снова нырнула, и снова подступил страх — казалось, мне не хватает дыхания. Но тот же голос громко и четко произнес: «Не бойся».

и что-то знала, но забыла.

Ко мне пробивались сны, щуки, воспоминания, которые тормошили, заигрывали, утекали. Мозаика картинок ЯССЫпалась, ускользала, если и пыталась соединить в целое н»аглянуть в них. Видения шили, словно чего-то испугавшись. Возможно, было еще не Нремя. Но однажды...

Было мне в ту пору лет 11.

;(<■ гей на лето отправляли в пионерский лагерь, который расположился в красивом лесу,

Оогатом грибами, морошкой,

Юмляникой, ежевикой. Как юлько выдавалась свободная минутка, дети бежали влес собирать ягоды. Особо нравилась еже - иика — незнакомая на вкус, редкая, невиданная в мамином саду, она водиласьтолько в лесах и у болота. Ягода — крупная, сочная, пахучая, на ладони от нее оставался малиново-фиолетовый сок, I мдкий и душистый.

Однажды, углубившись в лесную чащу, я наткнулась на солнечную поляну, сплошь усыпанную кустиками спелой ежевики. I нжелые гроздья ягод, рассыпанные вокруг, заманчиво выгляды- иали из-под листвы. Нагибаясь за ягодой, я увлеклась, забыв обо I* ем на свете. Кружка была уже с верхом, накладывать больше некуда, ноя не могла остановиться — горстями запихивала сладкую мтоду врот, фиолетовый сок брызгал, стекал по щекам, перепачкав одежду. Ежевика казалась необыкновенно вкусной. На ее терпкий I шлковатый аромат слетались пчелы. Отмахиваясь от пчел, я все шла и шла по солнечной поляне, подбирая в ладошку фиолетовые

• ы/юсти, окончательно позабыв про пионерский лагерь.

Неожиданно я уткнулась в забор— полоса зеленой травы |ц |ч.чх)родиладорогу и была такой плотной и высокой, что нельзя Ми пройти, ни перепрыгнуть.

Основательно скиснув, ребята смотрели вслед — им было хило, они мне «обзавидовались». Боясь отплывать от 6epei;i дальше нескольких метров, они смотрели на меня, как на доску почета. Все бы ничего, но ведь ныряет-тодевчонка! Смотрели, не пытаясь ни повторить, ни догнать меня. Стех пор меня больше никто никогда не трогал, не обижал, разрешая плавать рядом.

Вечером, возвращаясь с пляжа, я оглядывалась на пруд и думала, что этот незнакомый «Кто-то» остался там, в воде, что он больше уже не подглядывает за мной. Я не знала, что на самом деле сегодня, отбросив страх, пробуждался мой личный дух, делая первые шаги к осознанию своей истинной природы. Что, поборов в себе страх, мой Дух сделал несколько шагов вверх по лестнице развития. Что в жизни нет ничего страшнее страха. Что уничтожение страха дает такую силу сопротивления и власть, которые делают человека почти непобедимым.

Возвращаясь с купания, я была по-детски наивна и не знала, что с этого мгновенья мир открылся для меня совершенно по-новому, и если научиться его слушать, понимать и доверять ему, если стать с ним единым — то он всегда придет на помощь в трудную минуту, как большой и великий друг.

— О! О! О!— поднял указательный палец Сергей. — Люди склонны к экспериментам. Из искры интереса возгорится пламя знании (Рамачарака). И с этим можно согласиться. Дух пришел в этот мир именно со стремлением познать все на своем опыте. Познать через любопытство, через авантюризм, чтобы познать ценность вещей и решить, насколько нужен этот опыт. Люди бросают вызов страху— это часть их формы обучения. Но повезло тебе, что ты речное Чудовище не встретила, а то было бы как в том анекдоте:

—Доктор, а я жить буду?

— Будешь, но не захочешь...

Ну, что еще у нас там припасено?

Опасная поляна

Проблески странных видений возникали в моем детстве, но лишь иногда, чуть мелькнув, и тут же исчезали. Казалось,

— Кто это?— вздрогнула я. Со страху у меня чуть не подкосились ноги, но я быстро оправилась. — Здесь так хорошо и совсем не страшно. Чего мне бояться?

Оглянулась, не выпуская из рук кружку, до верху набитую нишами, — поляна странно изменилась, ее словно разделили на лип мира: за моей спиной остался светлый день, где ярко светило шлице. Сдругой стороны, за поляной прошла черта— там выпростала высокая густая трава, темной стеной вросшая в землю, преграждая мне путь. От травы, как марево, поднималась вверх иолиа тепла. Голова моя вдруг закружилась, уплывая в дрему. Ьмло сладостно, спокойно, захотелось лечь на мягкую траву и поспать.

— Нельзя. Возвращайся обратно! — снова настойчиво про- И шее голос, будоража сознание, как будто знал меня. — Дальше "Поено!

Голос словно выталкивал меня с поляны, выметал жестким пспиком — не больно, но хлестко. «Это мне мерещится! — успокоила я себя, слегка позевывая, — Я это придумываю». Я уже косела прилечь, коленки сами подкашивались, стали непослушными, но вдруг волна дикого, животного страха поднялась ннутри и захлестнула меня. И сразу исчезла солнечная поляна, ос как отрезали от меня, обнесли непроходимой стеной — что-то не пускало дальше. Оторопь охватила с головы до пят. Сделала шаг вперед. Страх вновь облепил и пополз по мне, как змея — колодная и большая, скользкая и гадкая. Я взвизгнула от ужаса и

• ломя голову помчалась в лагерь. Я бежала, сверкая коленками, пугаясь в траве, — жуткий страх гнал прочь от этого места. Ветки больно хлестали по лицу и, царапая, цеплялись за руки, но я мчалась, не разбирая дороги и не останавливаясь.

Меня вынесло к зданию столовой — здесь вкусно пахло жареными грибами, пшенной кашей, слышался смех. Выскочив из леев как ошпаренная, я таращила глаза, переводя дух, — что это (пню? Или мне привиделось? Но в мое сознание уже стопором пошло новое чувство, возникшее на поляне. Та граница, где без- ми а-жное солнце вдруг сдавило меня навалившимся страхом, где меня кто-то «отчертил» спасительным кругом, скрыв на поляне oi неизвестной, надвигающейся беды.

— Стой, — сказал чей-то голос. — Дальше идти нельзя!

Голос был мягкий, но требовательный, он удерживал меня, обволакивая невидимой силой, и настойчиво командовал: «Стой!» Он звучал как шум берез— обтекаемый, шуршащий, без зазубрин.

Что может случиться? И я двинулась через зеленую прогалинку, ничцю залитую ярким солнцем.

Зыбкая тишина расстилалась по лесу. Ни ветерка вокруг. Кусты затихли, раскрыв зелень листвы в теплой неге. Воз- иуч ньянящий, чистый. Я шагнула в кусты, на трепетный луч

■ шиша — ничто не предвещало беды. Но вдруг поднялся страх, Мнился во мне холодной змеей как тогда, в детстве, и встал ЛМбом. Я не могла ни пошевелиться, ни сдвинуться с места. Чк>-то случилось. Я слушала тишину, слушала свое сердце и иг могла сделать ни шагу — меня словно заколдовали, кто-то пг пко удерживал меня и не пускал вперед. Я должна была что- in понять, вспомнить...

Где-то на юге водится необыкновенный цветок-мухоловка.

< >и очень красив. Когда ранним утром он распускает лепестки, то импает так нежен и притягателен на вид, так беззащитно красив, Что мухи, птицы и прочая живность прыгают на щедрую прими пку красок. Как только они касаются лепестков, цветок тут We захлопывается. Кровожадный цветок моментально поедает пинавшую в него муху, птицу или кого-то еще. От нее не остается и следа. Красивейший цветок на деле оказывался — убийцей. Инг и сейчас что-то подтолкнуло меня к мысли, что на поляне Передо мной раскинулся такой же цветок, только невидимый и m-осязаемый на ощупь. Его чувствовало мое внутреннее «Я», моя кожа, моя интуиция, мое сердце. Мое второе «Я» не хотело быть съеденным, как муха, поэтому вздыбилось шерстью, почувство- iiiui опасность на расстоянии. Это чувство опасности было таким | и п.ным и волнующим, как в тот день на солнечной поляне из 1,1 а-кого детства.

Несколько минут я стояла, прислушиваясь, — вот слева чуть иинулся куст, или мне показалось? Нет, лишь хрупкая тишина и тчк'ливы птиц — ничего больше. Наверное, показалось. Сделала ишг вперед — и вновь страх черной стеной вздыбился передо мной, обливая липким потом, — «остановись!». Но как чиста и невинна была солнечная поляна! Она так звала меня пройти по m u, так манила.

— Остановись! — категорично сказал голос из далекого дет- I та — Опасно!

Как выяснилось позднее, за лагерем находилось болото. Опасная трясина стелется в болоте неприметно и незаметна для неопытного глаза. Ребенок, плохо знающий болото и его ковар ство, легко мог ненароком попасть в топь трясины. Человека, который случайно оступился и попал в нее, трясина, такая без мятежная с виду, засасывает и губит, не оставляя никаких следов Там, в лесу, кто-то, словно зная о том, что впереди болото, спас меня от трагедии.

После этого случая чувство опасности торчало во мне, как заноза, вызывая при одном воспоминании о поляне холодный ужас. Новое чувство прочно обосновалось в сознании и проросло в меня, как прорастает жизненный опыт, сохраняя долгие годы ощущение той границы, где безмятежное солнце вдруг рухнуло. И однажды совершенно неожиданно это спасло мне жизнь.

Опыт из детства— цена жизни

В 1992 году, уже проживая в городе Екатеринбурге, я поехала в магазин к своей знакомой на маршруте 24-го автобуса до остановки «Контрольная». Магазин находился в глубине леса, недалеко от спортивной базы. Рядом с базой пролегала тропа, на которой днем постоянно тренировались студенты, сдавая зачеты ГТО. Тропинка вела в глубь леса. Водиночку здесь ходить было страшновато даже днем, а уж ночью тем более. Но рисковали, народ не часто, но ходил по тропинке — она экономила время для тех, кто торопился на работу. Был более безопасный вариант- рядом с базой пролегала дорога, но она делала большой крюк. А времени, как известно, у всех не хватает.

Стояло знойное, июньское лето. Торопясь, я вышла из автобуса и пошла клесу. Было солнечно, щебетали птицы. Осмотрелась. Действительно, если пройти наискосок через лес — получалось быстрее, можно срезать метров пятьсот. Небольшая зеленая поляна с высокими кустами пролегала сквозь редкий лес, теряясь за деревьями. Вечером, конечно, идти было бы жутко, поэтому шли, обходя поляну вкруговую, по асфальтовой дороге — чуть дальше, но спокойнее. Но сейчас— время дневное, слышны клаксоны автобусов— рядом пролегала автомобильная трасса —

< -лсдствие по этому делу вела следователь-женщина, знакомая мне, но мои рассказы она слушать не стала, они представляли дни нее полную чепуху и абсолютно ничего не доказывали, так кик опирались на вещь для нее непонятную и неизученную — на ин гуицию. Делом занялся начальник следственной прокуратуры Иилсрий Брызгалов. Когда, наконец, подключив оперативную | руппу, они прервали серию страшных убийств, выяснилось, что убийца работал в Доме печати в самом центре города, был тихим и примерным семьянином, но при этом оказался крайне опасным, изощренным и жестоким преступником — за семь лет он умертвил семь свердловчанок, в том числе двух малолетних.

Втот день я благодарила судьбу, которая учила меня СЛУШАТЬ пространство так, как в детстве учат детей чувствовать Ооль огня от зажженной спички. И запоминать это ощущение опасности, чтобы потом отличать в жизни «белое» от «черного», м>|юшее от плохого, опираясь на опыт той «солнечной поляны», которую каждый приносит из своего детства. Так бывает, что иногда именно этот бесценный опыт становится ценой твоей (оЬсгвенной жизни.

Положив голову на огромный кулак, Сергей, казалось, заснул, но стоило мне замолчать, он тут же открыл глаза, поднялся и прошел к столу. Наливая горячий чай, обжег себя кипятком.

—А-А! Больно! Но я хотя бы знаю, что кипяток — это больно.

11о не дети. Великие Учителя говорят:

Порой любящие родители хотят оградить ребенка от различных ударов, которые он может получить в жизни. Но природа ребенка | т/н’мится сама изучать жизнь своим опытом, и никакие родители не в состоянии оградить ребенка от неприятных последствии его по- I тупков. Наоборот, если его слишком ограждают, он подвергается еораздо большей опасности. Родители могут только предупредить, передатьребенку свой опыт, часть которого непременно сохранится в уме ребенка— а затем доверить его закону жизни, который ч1 и покажет на нем результат (Рамачарака).

Постой-ка, я пойду покурю, — Сергей вздохнул.— Ну и наму- Iила воды! Аговорит— ничего не слышу, ничего не вижу, ничего Не шаю, ничего не помню! Вот и верь после этого женщинам. Хочешь анекдот?

«Здесь край пропасти, которую я не вижу, но чувствую», — вдруг осознала я и, повернувшись, пошла на окружную доро!^, подчиняясь внутреннему позыву. Отчего-то было тяжело и омерзительно на душе, словно я вырвалась из липкой паутины. Благополучно дойдя до магазина, я рассказала о случившемся своей знакомой. «Да, там бывает опасно,— подтвердила она. - мало ли здесь гиблого народа бродит. Вечером с работы воз вращаются одинокие женщины, всякое бывает. Лучше было не рисковать».

Каково же было мое удивление, когда на следующий день все радиоканалы и каналыТВсообщалиострашной и неожиданной трагедии. В районе автобусной остановки «Контрольная» была убита молодая студентка, которая сдавала зачет по физкультуре и бежала по лесной тропе. Тренер отправил ее на трассу одну, что, как правило, практикуется в учебных заведениях. Она побежала через ту самую злополучную зеленую прогалину, которая так манила ярким солнцем. Убийца сидел именно там, в кустах. Ему было все равно, кто пройдет мимо кустов, он просто сидел и ждал жертву. Когда студентка пробегала мимо него, он набросил ей на шею удавку, изнасиловал, а потом убил. Время убийства совпадало с тем временем, когда накануне около этих кустов стояла я, не решаясь сделать шаг, — мое второе «Я» почувствовало убийцу.

В газете «Вечерний Екатеринбург» спецкорреспондент В. Зайцев написал заметку об этой трагедии: «Своеобразным полигоном смерти убийца сделал сравнительно безлюдную лесную местность в районе автобусной остановки “Контрольная”, где и дожидался своих жертв. Впрочем, так ли уж всегда безлюдную? Бедную первокурсницу-медичку маньяк чуть ли не вырвал из рядов ее товарищей. Они сдавали зачет по бегу, а та получила индивидуальное задание. Расчетливо пропустив группу ребят, “охотник” напал на одинокую бегунью и задушил ее. Исчезновение девушки, увы, никого не взволновало. Преподавательница кафедры физвоспитания подумала, что воспитанница самовольно покинула дистанцию».

После этого сообщения меня трясло несколько дней — с ужасом я понимала, что могла оказаться на месте девушки.

— Не делай этого.

Замерла. Полная тишина вокруг. Никого не видно среди Могилок, ни единого человека. Очень тихо, тепло и солнечно. Мима стоит невдалеке — нет никакой опасности. Но вдруг кто-!о снова заговорил:

^ — Не собирай здесь ягоды. — Голос был спокойный, величественный.— Никогда не собирай ягоды на кладбище.

Меня уже давно не пугали голоса, звучавшие в моем сознании, не испугал и этот, но в его интонации я чувствовала трога- нчп.ную заботу о себе, он был полон тепла и любви, мудростью и тревогой за тебя словно это был голос разума, которым говорят Добрые взрослые, j — Все, что на кладбище, — это для них, — продолжал голос.

Каким-то образом тот, кто говорил, посмотрел через мои I мза на могилки, среди которых я находилась, — я смогла увидеть КС кладбище как бы сверху.

—Для тех, кто лежит в могилках? — переспросила я.

Вместо ответа огромные деревья зашевелились и покачали |усгыми кронами. Поднялся сильный ветер. Небо потемнело, кюино пелена мрака опустилась на землю. Исчезли звуки, я перестала слышать маму, голоса людей, доносящиеся из-за | илового забора. Стало тихо, как перед грозой, чуть захолодело вердце. Я высыпала собранные ягоды на траву. Вдуше подними юсь тепло благодарности — мне только что доверили что-то очень важное, величественное, то, что ускользает от взрослых нолей.

Я еше не знала тогда, что существует множество форм жизни,

о которых мы многое не можем себе даже и представить. Они присутствуют рядом с нами, хотя мы их не видим. А иногда, ко| да они считают нужным это делать, они общаются. По их st мотрению— как это случилось со мной.

Не оглядываясь, я осторожно вышла с кладбища.

Трава зазеленела, рядом раздался смех детей — мир вдруг иновь обрел краски. Мертвое остается мертвым, а живое воз- мришается к живым. В этот день я соприкоснулась с загадочным миром небес, который открылся, доверив свою тайну. Вдвенад- Цать лет я была еще незрелым подростком и никогда ни с кем

Один некто спрашивает другого:

—Ты зубы по утрам чистишь?

— Чищу, а как же?

— Ты не можешь их чистить! Ты же — летающая тарелка!

Вот и ты, прикидываешься овечкой, а на самом деле ты

полнейшая аномалия! И аномалируешь в природе уже несколько лет. Никак тебя засечь не могли. Вот сейчас всрнусьи продолжим снимать с тебя стружку.

Мистическая земляника

Небеса, кажется, ни на миг не спускают глаз с людей, живущих на земле. Иногда мне кажется, что люди, ушедшие из жизни, сидят на небесах, как бабушки на скамеечках, болтают ногами и от нечего делать подглядывают за живыми. Ни во что не вмешиваются, пока не происходит что-то особое, неземное и из ряда вон выходящее...

Мама держала небольшой сад, где помимо различных овощей росли еще клубника, малина и прочие вкусные вещи. Как-то раз мы с ней неторопливо шли к воротам сада по дороге, проходившей мимо кладбища. Городское кладбище, огороженное невысоким забором, было старое и с годами заросло деревьями. Ветви густой кроной упирались в небо, заслоняя солнечный свет, но ближе к саду деревья редели. За ними открывались солнечные проплешины, где примятые травы сплошь были усыпаны красными огоньками земляники. Они хорошо просматривались с дороги и были совсем близко. Если перемахнуть через низкую загородку — то вот она земляника, сладкая, вкусная. II

По дороге мама встретила знакомую и, зацепившись языками, женщины долго судачили о чем-то. Мне было скучно, изнывая от жары я не могла оторвать глаз от ярких ягод. Мама все говорила и говорила, ей было не до меня. Я перелезла через забор и нырнула в траву, где кустилась земляника. Ягоды переспели и опускались до земли тяжелыми красными гроздьями. Осторожно, чтобы не раздавить, я собирала их в ладошку, облизываясь и предвкушая, как брошу в рот полную горсть сладких ягод. Я уже закинула голову, чтобы сделать это... и вдруг услышала голос:

Обычно, прежде чем похоронить, гроб ставили посреди комнаты, чтобы люди могли прийти поклониться, выразить соболезнование близким — двери были открыты широко. Народу ю(»иралось много— не развлечение, но все же будет о чем пого- иорить. Дети особенно сбегались на похороны — было ужас как | грашно, но хотелось испытать этот страх, преодолеть его и подойти к покойнику. «Слабо потрогать за холодную ногу?» — подмачивали они друг друга, чтобы потом, храбрясь, рассказывать в

► мссс, что ты ничуточку не боялся. И смотреть, как слушатели

i восхищением замирают от страха.

Мыс одноклассницей подошли как раз в гот момент, когда фоб стали спускать со второго этажа дома на первый — в квар- ГМрс, где лежал покойник, было тесновато. Чтобы с ним смогли попрощаться жители из соседних домов, выносили на улицу и напили на некоторое время около подъезда на табуреты.

Дом-курятник был старый, тесный, с маленькими лестничными пролетами. Носильщики с гробом с трудом умещались ПИ лестнице. Перила скрипели. На повороте фоб надо было ра (вернуть и понести вниз, на выход. Осторожно спускаясь по деревянным ступенькам, мужчины старались уместиться на шаткой, узкой лестнице и не упасть. Гроб стали медленно по- иорлчивать.

— Эй, давай сюда! — кричал один носильщик другому.

— Осторожно, не задень перила — они еле держатся! — предупреждал другой!

— Мужики! Стекла не зацепи! — подсказывали сбоку. Здание Оыно хлипкое. На переходе с этажа на этаж во всю стену стояла оконная рама, сделанная из мелких фанерных реек. Стоило чуть нажать —она посыпаласьбы, как труха—дом давно был источен жучком-короедом. Передвижение по лестнице требовало особой осторожности.

Народ с интересом смотрел, как взлохмаченные мужики, дипируя между перилами, пытаются пронести громоздкий ящик, pyi аясь и подсобляя друг другу криком. Но фоб в их руках нлруг taкачался. Покойника слегка накренили вниз. Матюкнувшись, мужики успели подхватить гроб, чутьнесорвавшисьслестиицы. Передохнув, утерли лбы и потопали дальше.

не говорила о том, что со мной разговаривал голос с небес. Да никто меня об этом и не спрашивал.

— Вот видишь, ты давно уже ходишь туда— сюда. Ая очень надеюсь, что загробной жизни нет, — медленно произнес Сергей, выдержав паузу.

— Это почему? — настороженно спросила я, приготовившие!, к очередной колкости.

— Представь только: ты умер, а там — теща, — заухмылялси он. — Это я шучу. Сталкивалась ли ты еще с чем-нибудь подоб ным?— спросил Сергей

—Да, был еще один интересный случай.

— Ну, давай, Коробочка, выкладывай, что ты накопила...

Воскрешенный

Говорят, никто ни разу не возвращался «оттуда», чтобы рас сказать, что «там» за жизнь. Но кое-кому по неизвестной причине все же удается получить увольнительную с того света и по своей или по чужой воле вернуться в мир живых. Одним из возможных поводов для увольнительной может быть летаргический сон, в который человек впадает неожиданно для окружающих его людей, делая это совершенно непредумышленно.

Когда-то в школе я дружила с девочкой, которая прилежно вела конспекты и часто выручала всех задачками. Она жила в старом двухэтажном фанерном доме, недалеко от центра, который еще построили пленные немцы. В народе его называли «курятник». Как-то после уроков мы в нарядных белых фартучках, лихо махая портфелями и беззаботно смеясь, подходили к дому моей одноклассницы.

Еще издали увидели— у подъезда сгрудился народ, который топтался и о чем-то переговаривался. «Что-то случилось. Наверное, кто-то умер!* — не сговариваясь, решили мы и заторопились. Наш городок был небольшим, все знали друг друга в лицо. Если кто-то умирал, то попрощаться с человеком, а то и просто поглазегь собирались чуть ли не все жители. Жизнь после войны стала только налаживаться, и человека, уходящего в мир иной, провожали с сожалением: «Эх, пожил бы еще!» или: «Эх, совсем еще не пожил!*.

|ш мюрачивался с фобом. Протянув руку, он незлобливо похлопал одного из мужиков по плечу и спросил:

— Вы... это... куда меня несете?

Тот, кого он спросил, ответил ему что-то и потопал дальше. По вдруг, повернувлицо к покойному, как заорет благим матом! 1огда все провожавшие вздернули лица кверху и, увидев покойника, спокойно сидящего в фобу, как закричат! Всех охватил цинический ужас. Толпа бросилась врассыпную. Крик стоял невообразимый. Люди ломанулись в окно между переходами и вниз ио лестнице. Гроб бросили прямо на ступеньки и чуть не затоптали мужичка. Очумевший, не понимая, что происходит, он снова лег в гроб и, скрестив руки, терпеливо ждал, пока не прекратится он сумасшедшая какофония из крика, визга, удушающих воплей и никого, все сметающего на пути: «А-А-А!!! Господи!»

Сулицы было видно, как из разбитого окна дома выпрыги- шни люди с остекленевшими глазами, крича, как на пожаре. На юловы прыгающих сыпались битые стекла, гнилая фанера, поломанные рамы, но никого это не остановило — в панике люди Отжали прочь от дома.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: