Современные позитивистские теории

Современные сторонники классического легистского позитивизма, сохраняющие преемственность с марксизмом, стремятся мо­дернизировать это учение и объяснить генезис государства и права, не прибегая к рассуждениям о классовой борьбе и клас­совом насилии. Так, в русле модернизации маркси­стской доктрины предлагается так на­зываемая кри­зисная тео­рия. Эта концепция не столько пре­одоле­вает, сколько про­должает марксистско-ленинскую тра­ди­цию.

Смысл кризисной теории состоит в следующем ут­вержде­нии: первоначально люди существовали в условиях при­сваи­вающей экономики, и, пока сохранялось экологическое равно­весие, могли получать все необходимое от природы в го­товом или почти готовом виде. Экологический кризис (неблагоприятные изменения климата, исчезновение мегафауны) заставил людей искать новые ресурсы существования. Он поро­дил производящую экономику, которая на том уровне раз­вития производства могла сформироваться и функционировать лишь благодаря всеобъемлющей организации публичной поли­тической власти. Согласно кризисной теории, эта то­таль­ная ор­ганизация есть некое “первичное государство”, из кото­рого позже вы­росли те государственные формы, возникновение которых опи­сывал Энгельс. “Первичное право” изображается в этой кон­цепции как издававшиеся “первичным государством” вла­стно-приказные акты, регулировавшие всю деятельность че­ло­века в условиях производящей экономики, прежде всего, произ­водст­венную деятельность, обмен, накопление и распре­деление про­дуктов[45].

Ниже будет показано, что эта кризисная концепции описы­вает причины, условия и механизм возникновения деспотиче­ской организации власти, а вовсе не государства и права (см. 4.2.).

Либертарно-юридическая теория ни коим образом не опро­вергает историко-фактическую основу кризисной кон­цеп­ции. Речь идет исключительно об интерпретации историче­ских фактов в соответствии с определенным пониманием сущности права и го­су­дарства. А именно, эта концепция не по­зволяет различать политическое об­щение правового и силового типов. Исторические процессы, ко­торые над­лежит рассматривать как возникновение деспотиче­ских цивили­заций, интерпретируются в этой концепции как возникновение государства и права.

Кризисная концепции объясняет, что государство возникло в великих цивилизациях древности (Месопотамия, Китай, Еги­пет и т.д.) тогда, когда еще не было классов в марксистском по­ни­мании. Эти цивилизации характеризуются как “раннеклас­со­вые”. В так называемом раннеклассовом обществе, которому приписывается раннеклассовое государство, основными клас­сами считаются, с одной стороны, управленцы, заведовавшие всей жизнедеятельностью общества (по существу – прототип тоталитарной бюрократии ХХ в.), с другой – общинники-земле­дельцы, кото­рых нельзя приравнивать к рабам. Общинники со­ставляли ос­новную социальную и производительную силу ран­неклассовых обществ. Они не были свободными. Но их зависи­мость (несво­бода) состоит в том, что “земледелец имеет дело непосредст­венно с государством, применяющим свою неогра­ниченную власть для организации и использования экономики страны в интересах правящего класса”[46]. (Здесь напрашива­ется аналогия с советским колхозным строем).

Такое “ранне­клас­со­вое государство” объявляется в кризис­ной теории первич­ным и уни­версальным, имма­нентным производящей экономике. Оно и законо­мерно вырас­таю­щая из него деспотия противопос­тавляются ра­бовладельче­скому государ­ству Греции и Рима, ко­торое объяв­ляется уни­кальным явле­нием[47].

В теоретическом отношении кризисная кон­цепция делает шаг назад в сравне­нии с марксизмом, который искал истоки права и государства в греко-римской цивилиза­ции, а не в восточном деспотизме. Что же касается “уникаль­но­сти” греко-римской цивилизации, то, действительно, во вре­мена преобладания деспотических поли­тических форм ра­бо­владельческое государство выглядело уни­кальным. Но в XIX в. во многих регионах мира уже господство­вали государст­венно-право­вые формы, выросшие отнюдь не из китайского деспо­тизма, а из древней цивилизации Греции и Рима. Поэтому именно в этой цивилиза­ции Энгельс усматривал корни госу­дар­ственности и права. Другое дело, что он интер­претировал госу­дарственно-правовое общение как классовое насилие. Но от­сюда вовсе не вытекает, что историческим первоис­точником права следует считать древней­шую разновидность деспотизма, назы­ваемую раннеклассовым государством.

Кризисная концепция может последова­тельно использо­ваться лишь как составной мо­мент антиюриди­ческой и антигосударственнической теории, которая видит корни права в древ­нейшем деспотизме.

Для социологического позитивизма сегодня характерны пред­ставления о возникнове­нии права не в государственно-ор­гани­зованном, цивилизованном, а уже в первобытном обще­стве. Это так называемое архаическое право (оно же – при­ми­тив­ное, тра­диционное, обычное, первобытное и т.п.). Появ­ле­ние такого права рассматривается как элемент со­циогенеза – становления общества (первобытного обще­ства). Поэтому та­кие теоретические пред­ставления можно назвать теорией социо­генеза.

Согласно теории социогенеза, в первобытном обществе есть некая архаическая “политическая организация” и “архаическое право” – совокупность общеобязательных социальных норм, которые поддерживаются этой “политической организацией”. “Архаическое право” расце­нивается как первый исторический тип права[48]. Оно не похоже на современное право, во многом про­тиворечит сегодняшним правовым стандартам, но, тем не менее, его следует считать именно правом.

Как было сказано выше, любая концепция происхождения права составляет лишь один из элементов определенного поня­тия права. В рассматриваемой теории правом называются нормы, независимо от их содержа­ния, общеобязательные в не­коем сообществе людей (в частности, в родоплеменном сооб­ществе) и обеспеченные принуждением со стороны органов управления этого сообщества. Причем “право” изобра­жается как универсальный со­циальный регулятор, который су­щество­вал всегда и во всех культурах, как в цивилизованном, так и в доцивилизационном состоянии общества. Государство (в смысле силового понятия государства) не считается здесь не­пременным условием существования “права”, так как в любом, даже нецивилизованном обществе с необхо­димостью должен быть какой-то механизм управления или самоуправления, а нормы могут быть общеобязательными (“правовыми”) в силу обычая, который под­держива­ется любым социальным автори­тетом. На­пример, в примитивном обществе действие “право­вых” норм поддержи­вается авторите­том общего собрания женатых муж­чин или со­ветом старейшин (“старших мужчин”) и т.п.

Главное в таком понимании права – утверждение, что право может иметь любое содержание. Считается, что право создает стабильный порядок удовлетворения потребностей человека в рамках любого сообщества. Причем та­кой порядок допускает как свободу, так и несвободу членов со­об­щества. Здесь прямо говорится, что “в органи­зации, призванной удовлетворять раз­нообра­зие материальных и ду­ховных нужд людей, свобода ни­коим образом не может быть признана в качестве высшей цели нормативного регулирова­ния”[49]. Не свобода, а удовлетворение по­треб­но­стей есть высшая цель политически организованного сообщества, а свобода мо­жет быть лишь средством для дости­жения этой цели. “Более того, сама по себе политическая сво­бода может быть не только полезной, но даже и явно вредной для претворения в жизнь верховной цели политии”[50]. Имеется в виду, что иногда полити­ческая свобода несет в себе такие огра­ничения для политиче­ской власти, которые препятствуют дея­тельности “руководя­щих органов” по всестороннему удовле­творению потребностей на­селения[51].

“Архаическим пра­вом” называ­ются, по существу, доправо­вые и неправовые соционорматив­ные регуля­торы. В частности, это так называемые мононормы прими­тивных обществ (коче­вых охотников-собирателей), кото­рые еще не знают права, еще не “доросли” до права в социальном и в ра­ционально-интел­лек­ту­альном смысле.

Разумеется, исторически право не возникает “в чистом виде” (отдельно от других соционормативных регуляторов), и на ранней стадии исторического развития правовое регулиро­вание еще смешано с неправовым, с примитивными доправо­выми обы­чаями. Однако следует подчеркнуть, что право не возникает из неправовой регуляции, а, наоборот, разрушает и вытесняет прими­тивные доправовые соционормативные регу­ляторы.

Основные черты первобытной соционормативной регуляции (“архаического права”) – это, во-первых, не­свобода от­дельного человека как объекта такой регуляции, во-вторых, иррациональ­ность норм и про­цедур.

Первая черта свидетельствует о том, что при­митивные соционормативные системы регулируют отношения, в которых отдельный человек еще не выделился из коллектива и вступает в отношения не как индивид, а как носитель свойств семейной, половозрастной, родоплеменной или иной подобной группы. В перво­быт­ном обществе только кол­лективы вы­сту­па­ли субъектами со­циального взаи­мо­дей­ствия. Здесь еще не поя­вилось индивидуальное сознание человека. Отсюда вытекают следующие характеристики “арха­ичного права”: коллективная ответственность; зависимость прав и обя­занностей человека от его принадлежности к семье, боль­шой семье, клану, половозра­стной группе и т.д.; множествен­ность социальных статусов и, как следствие, ярко выраженное всеоб­щее формальное нера­венство; подчиненное положение чело­века по отношению к коллективу и, как следствие, общее пре­обладание обязанностей над правами; невозможность изме­нить традиционный статус личными усилиями[52].

Вторая черта также свидетельствует о несвободе человека – о том, что “архаическое право” ставит его в зависимое положе­ние от сверхъестественных сил. Так, сами сторонники теории социогенеза подчеркивают, что “по своей природе ар­хаическое право – продукт коллективного ин­туитивного при­способления” и что оно связано с “особой юри­дической мен­тальностью (до­логической, мистической)”.

Бесспорно, есть некая “особенность” менталь­ности при­ми­тивного чело­века, которая, однако, делает эту ментальность не­юри­ди­чес­кой или доюридической. Например, для “архаиче­ского права” ха­рактерны пред­став­ления о “юридической от­ветственно­сти” жи­вотных, неоду­шев­ленных предметов, родст­венников и со­се­дей наруши­теля и т.п.

Далее, для этого “права” характерны иррациональные про­цессуальные формы разрешения споров (поединки, ордалии, ма­гия и т.д.). Причем речь идет не только о таких процедурах как “божий суд”, при которых, как предполагают участники проце­дуры, исход зависит от высших сил, а не от усилий самих сторон. В частности, процедура может иметь форму словесного по­единка, по итогам которого победа, т.е. “право”, отдается не тому, на чьей стороне правда, а тому, кто продемонстрирует лучшие ораторские способности – вы­двинет больше обвинений, пусть даже клеветнических или абсурдных. Иначе говоря, “арха­и­ческое право” допускает в качестве аргу­мента в споре заведомую ложь, но в ритуальном виде. Кроме того, большое значение в “архаиче­ском праве” имеют правила табу, запреты, действующие на подсознательном или бессозна­тельном уровне: нечто запрещено неизвестно почему, и никому не приходит в голову задуматься о причине запрета и тем более нарушить его. За нарушение табу (например, пи­щевого запрета) может быть предусмотрено умерщвление на­рушителя, хотя такое действие объективно не мо­жет нести в себе какой-либо со­ци­альной опасности.

Понятно, что “архаиче­ским правом” называют регу­ляцию системоцен­три­стского типа. В условиях первобытного общества любой со­ци­альный обмен, включая эквивалентные обменные связи, на­прав­лен на выживание социальной сис­темы, на консолида­цию сооб­щества, коллектива и не до­пускает свободу человека по отношению к коллективу. Право же предполагает не просто эк­вивалентный обмен, а эквивалентный обмен между свобод­ными субъек­тами-собственниками. Поэтому наличие в перво­бытном обще­стве эк­вивалентного обмена еще не мо­жет слу­жить доказатель­ством правового общения.

Важно подчеркнуть, что в разных исторических и циви­лиза­цион­ных усло­виях действуют и конкурируют разные социаль­ные регуля­торы. И нет никакой необходимости назы­вать все эти ре­гуля­торы термином “право”. Если “архаическое право” – это все же право, то и совре­менное право, и “архаическое право” должны быть явлениями, выражающими одну и ту же сущность. Но “архаическое право” – это соционормативный ре­гулятор, который отрицает сво­боду. Задача этого “права” – обеспечивать социальный мир, устойчивость, сплоченность коллектива. Наоборот, право (и современное, и древнее) – это регуля­тор, обеспечиваю­щий свободу индивида от коллектива, даю­щий ему защиту от воли большинства. Таким образом, тео­рия социо­генеза либо из­вращает сущность права, либо допус­кает множе­ство произвольно определяемых сущностей права.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: