ЗМЕИ ДРАКОНОВЫХ ГОР

Вплоть до 1927 года, когда правительство официально вы- дало последнее разрешение на отстрел бушменов, белоко- жие жители ЮАР могли безнаказанно убивать представите- лей племени сан. Причем сами убийцы с гордостью вы- ставляли напоказ тела своих жертв, считая их чем-то вроде охотничьих трофеев. Это было примерно в то же время, ко- гда аббат Брейль, этот «Папа древней истории», на протя- жении более чем полувека единолично определявший ха- рактер изучения европейского пещерного искусства, совер- шил первый из своих визитов в Южную Африку [1]. Думаю, читатель припомнит случай с Белой Дамой из Бранденберга, описанный в шестой главе этой книги. Тогда аббат Брейль ошибочно отождествил большое полихромное изображе- ние бушмена с портретом белокожей женщины, якобы об- ладающей «средиземноморским профилем». Подавляющее большинство других росписей сан Брейль просто списал со счета, увидев в них всего лишь «маленькие и уродливые фи- гуры бушменов» [2]. Однако некоторые полихромные изо- бражения, включавшие в том числе и белый цвет, и в самом деле захватили его внимание. Посчитав эти росписи выс- шим искусством, аббат, недолго думая, приписал их предпо- лагаемым минойским или финикийским переселенцам [3].

Стоит ли удивляться, что в этой атмосфере всепогло- щающего расизма и официально узаконенного геноцида культура южных бушменов сан фактически угасла к сере- дине XX века. Теперь она была представлена одними лишь стариками, которые нашли убежище среди зулусов, коса, сото, тембо и других африканских племен, говорящих на языке банту. Когда же умерло и это последнее поколение, пришел конец языку сан и их устной мифологии, заботливо сохранявшейся на протяжении тысячелетий. Величест- венная панорама наскальных росписей оказалась укрыта завесой молчания.

И все же, как мы успели выяснить, молчание это не бы- ло абсолютным. Документы Блика и Ллойд, а также другие этнографические записи XIX и начала XX века донесли до нас саму суть религиозных, духовных и мифологических верований этого племени, так что всякий, кому хватало ини- циативы и настойчивости, мог заглянуть в ту иную реаль- ность, которую некогда открыли для себя бушмены сан.

Причем этнографические записи оказались в данном случае далеко не единственным источником информации. Еще одним убежищем для культуры сан, лишь недавно об- наруженным современными учеными, стала целая серия синкретических союзов с культурами соседних племен, го- ворящих на языке банту. Именно эти народы дали прибе- жище и защиту последним представителям племени сан. Они поступили так потому, что и сами они, и их предки долгое время жили бок о бок с южноафриканскими бушме- нами — с тех самых пор, когда первые бантуговорящие на- роды прибыли сюда из северных территорий. Отношения их с коренными жителями юга носили по большей части мирный и добрососедский характер, подразумевавший ак- тивный обмен между двумя культурами [4]. Причем связь с такими племенами, как коса, тембо, зулу и другими (извест- ными вместе как нгуни), достигла такого уровня, что в их языки вошли щелкающие звуки, характерные для разговор- ного наречия сан. Так, шестая часть лексического состава языка коса содержит эти самые звуки, указывая на то, на- сколько значимым должно быть в данном случае наследие бушменов [5].

Влияние сан ощутимо и в племени сото (не входящем в группу нгуни), представители которого всегда чтили буш- менов как коренных обитателей этих мест, обладающих выс- шей мудростью [б]. Известно, что целители сото включали кусочки пигментов с росписей сан в собственные лекарства, поскольку считали, что сами эти пигменты обладают цели- тельной силой [7].

И даже сегодня представители народов нгуни из отда- ленных сельских областей «рассказывают о племени сан,

некогда жившем в этих местах, а некоторые даже гордятся своим происхождением от бушменов» [8]. Существуют также указания на весьма тесные, наставническо-ученические взаи- моотношения между !gi:ten сан, с одной стороны, и пред- ставителями нгуни — с другой. Причем отношения эти предполагали передачу «лекарств» — вполне возможно, что и галлюциногенов. Вот что пишет по этому поводу Льюис- Вильямс:

Согласно преданиям нгуни, шаманы сан дали ученикам этого племени некие лекарства, позволившие последним понять язык сан... Затем шаманы дали ученикам другие лекарства, с помощью которых они смогли «более ясно видеть во сне». Во время снов и в состоянии транса шаман и его ученик отправ- лялись в мир духов и там вместе видели диких зверей... По ело- вам нгуни, некоторые из этих существ были настоящими чу- довищами, недоступными взору обычных людей [9].

И нгуни, и сан использовали измененные состояния со- знания, чтобы установить контакт с той реальностью, ко- торую сами они называли миром духов. В племени коса эта нелегкая задача (нередко влекущая за собой состояние одер- жимости во время транса) считалась обязанностью особой группы лиц, известных как igqirha — названия, произошел- шего непосредственно от бушменского !gi:xa (то есть «ша- ман») [10]. Еще одним указанием на то, что народы нгуни переняли очень многое из культуры сан, может считаться сообщение, согласно которому шаманы сан регулярно при- соединялись к племенам нгуни в качестве профессиональ- ных заклинателей дождя [11]. Мы уже знаем, что это искус- ство было связано с вхождением в транс и последующим проникновением в мир духов. Там шаманы хватали «дожде- вое животное» и приводили его на землю, чтобы «убить» или «подоить» над тем районом, который страдал от засухи [12]. Обеим культурам была присуща концепция, подразу- мевавшая связь дождя с особым видом сверхъестественных животных. Но если у сан такое животное представляло со- бой смесь буйвола с гиппопотамом, то нгуни считали его гигантским змеем, обитающим в глубинах рек. В свою оче- редь, изображения огромных змей регулярно встречались

в наскальных росписях сан — и прежде всего, в районе Драконовых гор [13].

Короче говоря, столетия совместной жизни привели к тому, что бушмены сан переняли определенные аспекты культуры банту, оказав, в свою очередь, столь же значитель- ное влияние на переселенцев с севера. Разумеется, здесь не обошлось и без серьезных различий, так что шаманизм сан не был идентичен шаманизму нгуни или сото. И все же сходство между ними было настолько значительным, что шаманы сан нередко принимали участие в обрядах посвя- щения сото и нгуни [14].

Скорее всего, мы так и не сможем распутать до конца этот сложный клубок верований и обычаев. И все же суще- ствует несколько общих моментов, опираясь на которые ученые могут с большей или меньшей уверенностью еде- лать определенные выводы относительно духовного мира сан — проследив его отражение в духовном мире сото и нгуни [15].

Вот почему, приехав в апреле 2004 года в Южную Аф- рику, я рад был принять приглашение местного этнографа и режиссера Бокки дю Туа, который решил познакомить меня с главным шаманом племени нгуни, проживающим в районе залива Джеффри в Южной Капской провинции. Шаман оказался женщиной необъятных размеров, в жилах которой текла кровь сразу двух народов — коса и сан. Зва- ли ее Мама Магаба. Незадолго до встречи мне сообщили о том, что в скором времени Мама Магаба будет проводить церемонию посвящения двух духовных целителей — жен- щины и мужчины в возрасте сорока лет, успевших обрести немалый опыт в шаманской практике. Церемония, общая продолжительность которой составляла три дня, должна была проходить на берегу реки Гамтус, неподалеку от горо- да Хэнки. Я поинтересовался у Бокки, не разрешат ли и мне взглянуть на ритуал посвящения. И вскоре тот сооб- щил мне, что Мама Магаба согласна, и я могу присутство- вать на заключительном обряде, который пройдет на вое- ходе солнца утром третьего дня.

Мог ли я догадываться о том, с какой ощутимой силой проявит себя в это холодное утро незримый мир духов — точнее, вера в этот самый мир?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: