Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Воскрешение Святой Руси




Лишь глубоко изменившись, вправе мы серьезно помышлять о спасении России. Да, нужно понудить себя измениться в корне, ибо в прежнем состоянии мы вольно или невольно, по умыслу или неведению, с охотой или по безразличию сердца ввергли Россию в страшную кровавую бездну, где она пребывает и по сей день… Негоже нам радоваться, ликовать на могиле России — ведь это мы довели ее до смертного одра. Нужно каяться в слезах, каяться, как учит святая Церковь, в твердой решимости коренным образом изменить свою жизнь, обновить дух.

Архиеп. Аверкий (†1976).

Если уже человек не увенчан мученическим венцом, пусть хотя потрудится быть рядом с мучениками.

Блаж. Климент Александрийский (†223).

В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ о. Серафима в России и иных коммунистических странах происходили заметные перемены. Крушение коммунистической идеологии (отразившееся поначалу не в политике, а в сердцах и умах людей) сопровождалось религиозным подъемом. Согласно пророчествам, началось возрождение Святой Руси. На это обратил пристальное внимание о. Серафим. Главной темой его лекций, бесед, статей, наряду с изложением «сердечного Православия», стала Россия, ее духовное возрождение вкупе с искупительным страданием. О важности этой темы можно судить даже по его джорданвилльскому дневнику. Отец Серафим неразрывно связывал сердечное Православие, возрождение Руси и искупительные страдания с личностью о. Димитрия Дудко. К 1980 году тот своими проповедями, публикациями, беседами (даже изданием еженедельной газеты!) привел к Православию и крещению более пяти тысяч человек (только взрослых, не считая детей). Он попытался привлечь внимание мировой общественности к явлению новых российских мучеников, к судьбе христиан, подвергаемых истязаниям и заточению безбожными коммунистическими властями. Во главу новых мучеников он ставил Царя Николая II и его Семью, открыто молился ему и величал «Великомучеником Николаем». И всё это о. Димитрий делал, по словам о. Серафима, находясь в страшной пасти атеистического чудовища. Он писал: «Так велико зло в наш век, что мы подчас забываем о могучей силе, которую можно противопоставить злу. Отец Димитрий, как никто другой сегодня, несет утверждающее Православие, хотя в пучине зла современной жизни. В «ГУЛаге» Солженицын дал мирскую оценку большевизму, о. Димитрий оценивает «власть Советов» с христианской точки зрения. Главное в его писаниях (равно и в самой жизни современной России) — понимание страданий, порожденных атеизмом, их ненапрасности, ибо в них можно обрести Иисуса Христа.

В 1980 году о. Серафим провел беседу «Православное возрождение Руси» и процитировал о. Димитрия: «Нашу страну можно уподобить Голгофе: страдания мучеников мало–помалу очищают ее дух. Сегодняшнее распятие Христа в России, преследования и издевательства лишь возрождают веру в сердцах людей. Сколько мучеников знала Русь — значит сколько святых чувств! Неужто они не дадут плода? А, может, и живы?то мы лишь молитвами святых мучеников, они?то нас и поддерживают. Да, сегодня в России — Голгофа, распинание Христа. Но Голгофа — не просто страдания, а страдания, ведущие к духовному просвещению людей».

Отец Димитрий вкусил этой Голгофы. В молодые годы на восемь с половиной лет был заточен в концлагерь за религиозные стихи. В 1975 году попал в далеко не случайную «аварию», едва остался жив, «отделавшись» переломом обеих ног. В 1980 году (ему в ту пору перевалило за шестьдесят) государство и чиновники Московской Патриархии всё еще оказывали на него давление, понуждая прекратить религиозную деятельность. Отец Серафим отмечал: «Православие о. Димитрия глубоко пронизано страданием, оно не сродни уютному кабинетному разглагольствованию о Православии, что так нетрудно на свободном Западе. Его Православие — это вера, облеченная в дела, это любовь к страдающему ближнему. В письмах из ссылки о. Димитрий очень хорошо сказал: «Если я буду говорить лишь о Православии, невзирая на страдалицу Россию, вера моя будет питаться лишь разумом»».

Отец Серафим также отмечал, что «главнейшая беда современного Православия — избыток расчета и нехватка сердца». Он понял, что слова о. Димитрия чрезвычайно важны для сегодняшних людей.

Когда в церкви, где священствовал о. Димитрий, его обвинили в том, что религия для него — лишь прикрытие, он прямо ответил: «Я отсидел в лагере восемь с половиной лет, но у меня ни на кого злобы нет. Неужели не понятно, что те, кто занимается политикой, так открыто не говорят? Политики всегда рассчитывают, а я, как видите, на рассчитываю, говорю, рискую своей жизнью и жизнью своей семьи, в моих словах нет политики. Не враждебность, не клевета в моих словах, не тайный какой?то умысел, а боль за всех и вся, и другого ничего нет».

В одном из писем о. Серафим замечал: «Слова о. Димитрия — точно глоток свежего воздуха для людей нашего времени. Слова эти достигают сердец, как в России, так и за ее пределами».

В другом письме: «Отец Димитрий помогает и нам разобраться с некоторыми нерешенными вопросами: например, у нас не любят даже говорить о святых, еще не прославленных Церковью, он же открыто упоминает «святого новомученика Царя Николая»[69]. Нам в пример в его «ослушание» «сверхправильных» и обюрократившихся иерархов».

За несколько лет платинские отцы получили лишь две строчки от о. Димитрия. «Очевидно, остальные его письма — в архивах КГБ», — писал о. Серафим. Меж тем с 1978 по 1980 год он перевел на английский первые четыре номера газеты о. Димитрия «В свете преображения», и о. Алексий Янг напечатал их в своем «Никодиме». Перевел он и письма, и воззвания о. Димитрия (поместив их в «Православном Слове» вместе с фотографией автора на обложке), и книгу «Проповеди о воскресении» (которую, увы, не разрешил издать праводержатель из Канады). Об о. Димитрии к тому времени узнали уже во всём мире. Бесхитростно и безыскусно обнажал он свою многострадальную душу перед людьми, представая перед ними жертвенным агнцем. Будто мало было гонений со стороны властей, так добавились к ним упреки братьев — православных на Западе. Это огорчало больше всего. В беседах о. Серафим говорил: «Правдивостью и страстной верой о. Димитрий снискал много врагов, и самое огорчительное — даже среди православных. Его проповеди считают излишне эмоциональными, чересчур мрачными (он говорил о скором конце света), едва ли не мессианскими. И верно: пожалуй, со времен св. прав. Иоанна Кронштадтского не слышала Русь (да и весь православный мир) таких пламенных, злободневных проповедей. Сколько православных удовольствовалось своим «правильным» житьем, их даже оскорбляет столь неистовый, пламенный призыв. А сколько верующих заражены подозрительностью (насаждаемой советской шпиономанией) и попросту не верят ему, кое?кто даже видит в нем агента КГБ. Иные прислушиваются к его словам, выискивая ересь, и теряют главную мысль, полагают его «экуменистом», потому что он предает анафеме всё неправославное христианство, хотя различия в учениях непрестанно подчеркивает».

В январе 1980 года о. Димитрия снова арестовали и посадили в тюрьму. Перед заключением он написал своим зарубежным критикам: «Вы смелы в рассуждениях, но не знаете всех наших обстоятельств. Не пора ли нам научиться понимать друг друга, помогать друг другу, радоваться друг за друга. Братья, Россия гибнет, да и весь мир гибнет, прикрываясь ложным благополучием, а мы мешаем друг другу делать дело Божие.

Русские люди, за кого я решил отдать всю жизнь, вдруг начали травить. Господи, прости им!.. Помоги мне вынести этот тяжелый крест».

В Америке о. Димитрия больше всего поносила «сверхправильная» православная группировка. Даже когда он томился в застенке и терпел изощренные пытки советских палачей, «сверхправильные» опубликовали большую статью, стараясь поймать его на слове и доказать: все, кто принадлежит Московской Патриархии, — экуменисты и еретики. Заканчивался этот пасквиль заявлением архиеп. Антония Лос–Анжелесского (недоброй памяти гонителя архиеп. Иоанна): «Если о. Димитрий умрет в тюрьме и не отречется от Московской Патриархии, то смерть его не будет мученической, а простым самоубийством». Статья призывала православных христиан молиться «правильно»: не за о. Димитрия, а только за тех гонимых в вере, кто не связан с Московской Патриархией.

В одном из писем о. Серафим говорил: «Ну вот, теперь нападают на о. Димитрия, а нас (с о. Алексием Янгом), защищавших его в печати, обвинили во лжи, беспринципности и безответственности. Нас меньше всего задевают личные оскорбления. Но поносят лучших сынов живого сердечного Православия!»

Отцы Герман и Серафим сочли статью об о. Димитрии возмутительной и послали редактору письма, взывая к состраданию узнику. Но прошло и недели, как стало известно: о. Димитрий не выдержал испытаний и «покаялся» публично в своей «антисоветской деятельности». «Православное Слово» откликнулось заметкой о. Серафима: «Многие православные в свободном мире опечалены «признанием» о. Димитрия, которое транслировало советское телевидение (20–го июня 1980 года). Он прочитал заранее подготовленное заявление, отрекаясь от своих статей, книг, признавая свою вину и «антисоветскую деятельность». «Признание» это последовало после почти полугодового заключения. К нему не допускали никого, даже родных. Остается лишь гадать, каким психологическим пыткам он подвергался (вероятно, ему впрыскивали препараты, ослабляющие волю) и что заставило его прочитать это заявление, состряпанное в КГБ».

В беседе о возрождении Православия о. Серафим замечал: «Нетрудно представить, что произошло с о. Димитрием. Он «сломался» не в вере (отречься от нее его, возможно, и не просили), а в своем миссионерстве, изуверился в нем. Еще до ареста он писал о «бессонных ночах», когда читал поношения и клевету зарубежных братьев по вере: «Как это дозволяют говорить столь открыто? Откуда у него друзья за рубежом? Почему не запрещают его газету?»

Как же мелко это недоверие перед чудом проповедей о. Димитрия в последние годы! Мучители- безбожники, конечно, сыграли и на сомнениях и подозрениях единоверцев о. Димитрия, чтобы вынудить его, оторванного от семьи и паствы, усомниться в пользе своего дела, — казалось, что все ополчились на него.

Думается, мы не вполне оценили о. Димитрия и не помогли ему в должной степени. Так что в его трагедии есть и наша вина. Никто не попытался «прорваться» к нему, а его матушка (с которой довелось поговорить) лишь повторяла: «Что они с ним сделали?»»

Несколькими днями позже публичного «покаяния» о. Димитрия о. Серафим выразил свои чувства в письме: «Да поможет Господь бедняге в час испытаний! Нам не понять и не представить воздействия и пыток, которые он претерпевает ради своих ближних и духовных чад[70]. Надеюсь, хоть сейчас его недруги не станут злопыхать. Всем нам это хороший урок вглядеться в собственную душу. Конечно, утешительно думать, что где?то живет «герой», смело говорящий то, на что не отважимся мы, живущие в свободном мире, но сейчас важно понять и оценить страдания, ожидающие всех нас, православных христиан, в эти ужасные времена. «Покаяние» о.

Димитрия не перечеркивает ни одного ранее сказанного им слова. Но теперь дело его нужно продолжать другим. Нужно истово молиться друг о друге, любить и сострадать. Да поможет нам Бог! И над Америкой уже собираются тучи!»

Как и опасался о. Серафим, нашлись в свободном мире люди, бросившие камень в о. Димитрия, будто «покаяние» его доказало его несостоятельность и в прошлом. Бюллетень «сверхправильных» опубликовал статьи Бостонского монастыря и архиеп. Виталия, авторы снова пытались доказать, что ничего хорошего от Московской Патриархии ожидать не приходиться.

Подобные мнения касались не только личности о. Димитрия, они свидетельствовали о серьезном кризисе сегодняшнего Православия, о «неравной борьбе Православия мертвого, выхолощенного логикой и расчетом, с Православием сердечным».

Защищая о. Димитрия, о. Серафим по сути защищал сердечной Православие, поруганное и оплеванное.

В 1980 году он написал и напечатал в «Православном Слове» статью «В защиту о. Димитрия Дудко». Он ответил злопыхателям на каждое из выдвинутых ими обвинений. Так, например, о. Димитрию пеняли на то, что он не выходит из Московской Патриархии и не примыкает к катакомбной Церкви. Отец Серафим указал, как трудно широко известному пастырю вступать в «подпольную» организацию, доступную лишь немногим. Он писал: «Всё не так просто, как кажется нам, живущим вольготно и свободно. Открой мы телефонный справочник — и сразу увидим имена официальных представителей всевозможных Церквей. Выбирай любую! Маловероятно, чтобы верующие в России осудили о. Димитрия за то, что он не принадлежит к катакомбной Церкви. Было бы даже чудом, окажись он в ней, а чуда можно ожидать, но не требовать. что толку читать каноны утопающему. Сначала надо помочь, поддержать, а не читать нравоучения. Муки гонимого ныне Православия не облегчить, поменяв «юрисдикцию»». Еще о. Серафим говорил: «Не стоит особенно радоваться, что мы не принадлежим к Московской Патриархии. Сегодня дух приспособленчества и компромисса, обмирщенности поразил всю Православную Церковь. Но, несмотря на это, мы призваны быть Христовым воинством!»

Отец Серафим неоднократно подчеркивал, что принадлежит к той же Церкви, что и о. Димитрий, хотя и не может формально присоединиться к нему, покуда Московская Патриархия находится под пятой коммунистов. Понимал это и о. Димитрий, изложив этот парадокс так: «Единство Церкви сегодня — в ее разделении. Пока мы не можем объединиться и, чтобы сохранить целостность Церкви, должны пребывать в разделении. Нужно учиться понимать друг друга, являть терпимость. И в этом залог нашего единства. Каждый должен жить по совести, каждый как может предстоит перед Богом и Богу судить каждого».

Слова о. Димитрия о «единстве в разделении» о. Серафим считал «наиболее удачной попыткой передать сложность положения Церкви в наше время, как бы вразрез с «правильными» суждениями это слова ни шли».

Даже при явном «поражении» о. Димитрия о. Серафим считал его главным свидетельством возрождения России: «Он — глашатай воскресшей России, несмотря на «падение», на то, что долее не может говорить, как ранее. Он известил о начале воскресения. Конечно, оно невозможно, покуда в России правят безбожники, а церковная организация им кланяется и исполняет их приказы. Но возрождение началось и в угодное Богу время принесет плоды, каким бы ни было сопротивление.

Отец Димитрий, при всём уповании на Россию, предупреждает, что ей не возродиться и без нашей помощи, без помощи каждого православного. В одном из последних перед заключением писем он сообщал: «Как раз сейчас?то не только для живущих в России, но и для верующих всего мира наступает самый ответственный момент: как коснется наших душ начавшееся воскресение. Нужно установить усиленное моление за всех гонимых в России. оказывать всемерную помощь гонимым и их семьям. От нашего единения зависит начавшееся воскресение».

Неудивительно, что после такого воззвания о. Серафим на каждой лекции и беседе (до самых последних дней) настоятельно просил братьев–американцев молиться за гонимых христиан в России, приводил имена, рассказывал о тех, о ком знал. В «Православной Америке» печатались адреса, дабы американские верующие могли поддержать преследуемых за веру, равно и воззвать к преследователям «положить конец преступной деятельности».

В лекции о возрождении России о. Серафим подчеркнул, что «на заре христианства молитвы верующих об узниках, рабах, мучениках давали огромные силы не только страждущим, но и самим молящимся. То же и ныне. Запишите их имена и помолитесь дома или в церкви».

Это было очень важно для о. Серафима, и, получив приглашение на конференцию «сверхправильных», он поделился своими чувствами с единомышленником: «Мое участие в этой конференции будет предательством Православия, ибо там я не смогу открыто предложить людям помолиться за о. Димитрия и за всех гонимых братьев в Московской Патриархии, не смогу открыто призвать к помощи и поддержке их. Нельзя отворачиваться от них и молчать, ибо молчание — предательство братьев православных». И о. Серафим послал организаторам спокойный и вежливый отказ.

Поминал он и гонимых в Румынии, Сербии, Болгарии, Албании, Грузии. Латвии и других странах, находившихся под коммунистическим игом. Старался молиться о каждом поименно (когда удавалось выяснить имена и какие?либо иные сведения), хотя дознаться было еще труднее, чем о русских. Запад так никогда и не узнает тысяч и тысяч имен гонимых православных. Известны стали лишь некоторые, например, о. Георгий Кальчу из Румынии, отважный проповедник сердечного христианства, как и о. Димитрий в России. В последнем перед смертью о. Серафима номере «Православного Слова» начали печататься «Великопостные проповеди» о. Гергия, пламенные призывы к пастырскому самопожертвованию (изначально проповеди были обращены к православным румынским семинаристам). Отец Серафим увидел в них отличный и своевременный посыл всей молодежи.

В предисловии о. Серафим писал: «Проповеди эти читались по средам Великим Постом 1978 года в церкви Бухарестской православной семинарии, где преподавал о. Георгий. Они вызвали большой интерес и споры, обнаружив большие возможности для возрождения Православия в страждущей Румынии. Положение там почти такое же, как в России, где проповеди о. Димитрия так же значимы и важны».

Когда проповеди о. Георгия появились в журнале, автор отбывал уже второй тюремный срок (первый раз он провел за решеткой 18 лет. На этот раз его осудили на 10 лет, но выпустили в 1984 году, и с 1985 года он живет в США). Вместе с проповедями о. Георгия, принадлежавшего к Румынской Патриархии (нового календарного стиля), о. Серафим поместил и статью о страждущей старокалендарной Церкви в Румынии.

ДАЖЕ БУДУЧИ БЕСПРИСТРАСТНЫМ в своих работах, о. Серафим не избежал еще одного столкновения со «сверхправильной» группировкой. Нечаянно замешанным в скандале оказался глава Русской Зарубежной Церкви митроп. Филарет. В сентябре 1981 года он прислал Братству письмо:

Дорогой о. Герман!

Посылаю Вам для публикации материал о последнем старце Глинской пустыни архим. Таврионе. По имеющимся сведениям этот благочестивый старец принадлежал поначалу к катакомбной Церкви. Но, видя, как рассеивается без пастыря стадо Божье, присоединился к официальной Церкви, хотя деятельность его была совершенно иного толка: все силы он отдавал духовному водительству верующих. Да поможет Вам Бог! Мира Вам и Вашей братии!

С любовью, митрополит Филарет.

Оказалось, документы, присланные Владыкой, невероятно обнадеживающи: в них рассказывалось об истинной жизни Церкви в России в разгар коммунистического шабаша, об истинном праведнике и ясновидце, преисполненном любви старце, сродни по духу старцам Оптиной. Архим. Таврион (1978) питал большую любовь к о. Димитрию Дудко: «У о. Димитрия вера простая, детская, вот Господь и выбрал его в исповедники. Так что бояться нечего».

К тому времени появились и другие вдохновенные работы о нынешних проповедниках. Их писали и распространяли тайно, но, увы, на Запад они вовремя так и не попали (за исключением публикаций Самиздата Зои Крахмальниковой). Поэтому платинские отцы, получив такое ценное и редкое свидетельство, очень быстро опубликовали его. Чтобы избежать лишних объяснений со «сверхправильными» (ибо о. Таврион из катакомбной Церкви «переметнулся» в Московскую

Патриархию), отцы присовокупили к статье и письмо Владыки Филарета, и несколько документов катакомбной Церкви.

Получилось всё вопреки ожиданиям. Письмо митрополита вызвало возмущение «правых». Они не могли поверить, что их собственный первоиерарх называет «мудрым и благочестивым старцем» священника Московского Патриархии! «Сверхправильные» организовали кампанию протеста, у верующих собирали подписи, официальная делегация даже прибыла в Нью–Йорк в резиденцию Владыки для получения объяснений. В их «воззвании» говорилось, что фотография о. Тавриона, как и житие его, присланное Владыкой, «являются орудием советской пропаганды, стремящейся умягчить наше отношение к советскому священству и советской Церкви, где, видите ли, тоже есть «мудрые и благочестивые старцы». Нашим иерархам нужно объединиться и дать отпор этой серьезной провокации. Редакция «Православного Слова» должна в виде искупления за нанесенный ущерб отказаться от этих публикаций и поместить заявления нашего Синода по столь важному вопросу».

Отец Серафим писал, что «один из «сверхправильных» священников заставляет несчастных русских старушек–прихожанок подписывать письма протеста митрополиту, а они даже не знают, из?за чего сыр–бор разгорелся!

Какая узколобость! Как противна она насущной миссионерской работе. Они не видят действительности, воюют с ветряными мельницами, пуская в ход свою иезуитскую логику, боясь запятнать свою «непорочную чистоту». Хотя сегодня нужно другое: чуткое и любящее сердце, готовность помочь страждущим и ищущим, привести их ко Христу». В другом письме о. Серафим назвал такое христианство «Православием в Зазеркальи».

Митрополит и все здравомыслящие епископы вскоре положили конец этой смуте и издали «Решение», в котором говорилось, что нельзя закрывать глаза на положительные изменения в Московской Патриархии. Его напечатало «Православное Слово» вместе со статьей о. Серафима «Хвала старцу Тавриону». Таким образом стало очевидным, что журнал не изменил своей позиции в отношении церковной жизни в России. Отец Серафим подчеркивал, что материалы об о. Димитрии и старце Таврионе продолжают серию (начатую еще в третьем номере) статей о положительных переменах в Московской Патриархии.

ОТЕЦ СЕРАФИМ, как известно, избегал всяких церковных распрей, потому может показаться удивительным, что он вдруг и сразу встал на защиту о. Димитрия и старца Тавриона. Удивился этому и послушник Григорий, появившийся в монастыре в разгар последнего скандала. С чего бы это о. Серафим так яростно защищает этих людей? «Мы — американцы, какая нам забота о сугубо российских делах». Позже он понял: о. Серафим защищал дух истинного христианства от засилья буквы, формализма. Более того, примеры старца Тавриона и иных подвижников свидетельствовали о том, что со святой Русью не покончено, что она воскреснет. И воскресение ее, как неоднократно указывал о. Серафим, скажется на всём белом свете: от этого зависят судьбы мира.

3–го августа 1981 года на конференции русской молодежи в Сан–Франциско о. Серафим объяснил значение России — он прочитал свою самую известную лекцию «Будущее России и конец мира». Он сказал: «Россия первой познала бремя коммунистического ярма, первой же она воскреснет и сбросит иго. Несмотря на долгое правление безбожников, атеизм не поработил душу России, и сегодня видны признаки пробуждения религиозного сознания. И это лишь начало естественного процесса выздоровления народа от чумы безбожия. Вот почему Россия сегодня может сказать весомое слово всему миру, погружающемуся в пучину безбожия, — Россия из нее уже выбирается. Поэтому в религиозном понимании судьба всего мира зависит во многом от судьбы России».

Далее о. Серафим привел пророчества русских святых о возрождении России, в том числе и следующие.

Старец Алексий из Зосимовой пустыни (|1928) говорил: «Кто это говорит, что Россия пропала, умерла? Нет, она не пропала и не умерла, и не умрет, но очищение от греха придет к русским людям великими скорбями. Нужно молиться и каяться. Но Россия не пропала, не умерла».

А вот слова старца Варнавы из Гефсиманского скита (|1906): «Усилятся гонения верующих. Неслыханные скорби и мрак опустятся на Россию. Почте все церкви будут закрыты. И когда будет казаться, что нет силы терпеть долее, придет избавление. Наступит расцвет, будут строиться новые церкви. Но расцвет этот наступит перед самым концом света».

Отец Серафим напомнил юным русским слушателям, что воскресение России «зависит от самих русских людей, ибо Бог действует посредством свободной воли человека. Как Ниневия некогда спаслась покаянием и не оправдались пророчества Ионы, так и предсказания о возрождении России окажутся пустыми словами, если русский народ не покается».

В 1938 году современный пророк свят. Иоанн, архиеп. Сан–Францисский и Шанхайский, сказал, что возрождение России возможно лишь после того, как она искупит страшные грехи — клятвопреступление и цареубийство (убийство помазанника Божьего). «Гражданские и военные руководители преступили клятву верности и послушания Царю еще до его отречения от престола, вынудив его к этому (поскольку он не хотел братоубийственной кровопролитной войны). Народ громогласно приветствовал это вопиющее беззаконие, нигде люди не выступили против свержения Царя. Поэтому в цареубийстве повинны не только палачи, но и весь народ, возликовавший при низложении богоданной власти. При попустительстве народа Царя свергли, унизили, арестовали, сослали, он оказался беззащитен в руках бандитов. Уже одно это предрекло конец России.

Поэтому катастрофа, которую претерпела эта страна, — следствие страшного греха всего народа, и возрождение ее возможно лишь по искуплении греха. Однако по сей день не видно признаков покаяния, совершенные преступления до сих пор не осуждены, и многие непосредственные участники тех событий и сегодня утверждают, что в то время нельзя было поступить иначе. Не предав анафеме февральскую революцию, восстание против помазанника Божия, русский народ закосневает во грехе, особенно, когда защищает плоды революции».

Более сорока лет спустя о. Серафим подвел итог: «Цареубийство символизировало отпадение России от Христа и Православия, начавшееся еще в XIX веке. И только в конце XX века наметился обратный процесс».

Отец Серафим выступил с лекцией о будущем России всего за несколько месяцев до прославления Зарубежной Русской Церковью Царя и Новомучеников Российских. Канонизация, по словам о. Серафима, «снимает с России проклятие, нависшее над страной со дня цареубийства».

Через пять дней после о. Серафима на той же молодежной конференции выступил еп. Нектарий. Он пошел еще дальше: заявил, что возрождение России непостижимым образом зависит от канонизации Царя как главы все русских новомучеников, даже выше погубленных иерархов Церкви. Сказал он так в пику архиеп. Антонию, который (в угоду русской либеральной эмиграции) настаивал, чтобы Царю не отводилось особое место, что во время богослужения имя его упоминалось в тропаре новомученикам следом за именами иерархов. Мнение Владыки Антония возобладало, однако еп. Нектарий взял с платинских отцов обещание опубликовать тропарь в должном виде, дабы снять грех цареубийства. Когда отцы исполнили просьбу епископа, Владыка Антоний огорчился и рассердился, требовал даже, чтобы номер журнала отпечатали заново, а подписчикам прислали извинения.

18/31–го октября в Нью–Йорке состоялось прославление Царя и Новомучеников Российских. Текст богослужения был составлен отцами Германом и Серафимом. Сослужил еп. Нектарий — единственный иерарх, бывший еще в России сыном ее страждущей Церкви. Он был знаком с новомучеником патриархом Тихоном. Полтора года спустя в последний раз он явит единство души с новомучениками — упокоится в день их поминовения, совершив накануне в субботу всенощную в их честь.

В упомянутой лекции еп. Нектарий сказал: «В нас теплится надежда, что, когда весть о прославлении Государя во главе всех новомучеников российских достигнет России, православный русский люд на Родине вместе с нами, осознав тяготеющий над Россией грех цареубийства, с покаянными слезами будет молить Господа о прощении и в молебном пении всем сердцем будет призывать в помощь Царя–мученика: «Святый Царю Мучениче и Страстотерпче Николае, со всеми Новомучениками Земли Русския, молите Бога о нас, грешных!»

Тогда верим, что светлая душа Государя, печальника страждущей России, поклонится Престолу Божию и сотворит сугубую молитву о спасении России и о нас грешных. «Кровь мученическая вопиет к Небу». И Господь, внемля нашему покаянному воплю, услышав святую молитву Своего смиренного раба — нашего Царя–мученика, в силе СОТВОРИТЬ ЧУДО — снять с совести русского народа тяжкий грех цареубийства, дыханием уст Своих сдунуть с лица Русской земли коммунистическое иго и всю нечистоту богоборческой власти.

У Господа всё возможно! В силе Он печаль на радость преложить и ВОСКРЕСИТЬ СВЯТУЮ ПРАВОСЛАВНУЮ РУСЬ. Аминь».

КОНФЕРЕНЦИЯ ЭТА ПРОХОДИЛА в 1981 году, и ни еп. Нектарий, ни о. Серафим не дожили до исполнения своих пророчеств.

К сожалению, и сегодня люди спрашивают: «А что, собственно, сделал полезного о. Димитрий? Навлек на себя и на многих других беду, сделался посмешищем для многих недругов». Не будь о. Димитрия и ему подобных, сознание народа так бы и не пробудилось, не было бы открытого прославления Мученика–Царя и русский народ так бы и не осознал своего страшного греха и не стряхнул бы тиранию безбожников. Еще при коммунистах о. Димитрий предрекал, что путь на Голгофу может и не закончиться воскресением для России. «И глупый вор восходил на Голгофу».

Да, о. Димитрий плыл против течения. Он пытался достучаться до сердец не только верующих прихожан, знакомых с православной духовностью, Добртолюбием и другими книгами, он взывал ко всем людям, даже к закоснелым атеистам и заблудшим агностикам, чьи души еще не пробудила вера отцов. Конечно же, нельзя отвращать от зла лишь избранных, весь русский народ должен осознать грехи прошлого и раскаяться в них, лишь тогда Россия станет по–настоящему свободной. Поднять весь народ одному о. Димитрию, конечно, не под силу. Таких, как он, были сотни, имена многих так и не дошли до Запада. И велика доля добрых дел о. Димитрия. По словам иеросхим. Аристоклия (|1918), «весы Божии точны: если добро хотя бы малостью перевесит, Он явит милость Свою к России». Не будь о. Димитрия, куда бы качнулись ныне эти весы?

В 1980 ГОДУ, НЕЗАДОЛГО ДО АРЕСТА, о. Димитрий размышлял о тысячелетнем юбилее христианства на Руси: «Что нужно нам сделать, чтобы наша христианская земля (ставшая атеистической) пришла бы к тысячелетнему юбилею христианства при новой власти?» В октябре 1987 года он смог написать: «Да благословит Бог новые начинания на нашей многострадальной земле, чтобы все смогли свободно вздохнуть. Тысячелетие христианства на Руси — юбилей для всех христиан, знаменательная дата, много говорящая миру. Да будет так!»

В 1987 году слова эти воспринимались как благое пожелание, и не более того. Но уже на следующий год в России и в Русской Церкви произошли большие перемены. Мученику–Царю стали служиться молебны, о нем заговорили по радио и на телевидении. Стали сбываться отдельные предсказания, вспомнили лекцию о. Серафима о будущем России и заговорили о ней, даже на телевидении. Русские благодарили о. Серафима.

Прошло еще несколько лет, и коммунистический режим пал. В 1993 году новомученики российские были прославлены и в России (при патриархе Алексии II). В июле на месте убийства Царской Семьи в Екатеринбурге собралась толпа, коей зачитали воззвание патриарха. Он призвал покаяться в грехе цареубийства, указав, что России не возродиться, покуда народ не покается в страшном грехе.

Настала пора духовного очищения и покаяния. Как злободневны сегодня слова свят. Иоанна, архиеп. Аверкия и о. Серафима! Потому что и после крушения коммунизма дьявол искушает русских православных ответить за распятие Царя не покаянием, не сердечной болью за всё и вся, а злобой и ненавистью, поисками козла отпущения за то, что Россия подпала коммунизму, за все беды Церкви, за все прочие скорби России. Искушение это коренится в том же духе «сверхправильности», «чисто внешней мудрости», в бездушном и рассудочном подходе к христианству (о чём не раз предупреждал о. Серафим). Не духовная свобода, а страх, парализующий всяческую духовную жизнь, движет этими людьми.

Отцу Серафиму всегда претили попытки искать козла отпущения. За этим стремлением скрывается мысль поверхностная, обывательская и бесчестная. Он советовал христианам вглядваться в собственные души, честно ответствовать своей совести, искоренять собственные грехи.

И если русский православный народ едино сможет до конца держаться этого принципа, исполнятся предсказания российских святых — Русь понесет всему человечеству последнее слово покаяния, но не мести. В конце лекции о воскрешении России о. Серафим сказал: «В Книге, подробно рассказывающей о конце, в Откровении Иоанна Богослова написано: «И когда он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса» (8:1). Эти слова истолковываются как короткое установление мира перед концом света, а именно недолгое воскресение России и начало проповеди покаяния всему миру, «слова нового и последнего», которое, по мнению Достоевского, должна сказать Россия. В современной жизни события в одной стране сразу же становятся известны повсюду, поэтому и желание Достоевского осуществимо: нужно лишь, чтобы Россия, очищенная кровью своих новомучеников, пробудилась от летаргии атеизма и безбожия. Отец Димитрий Дудко и иже с ним утверждали, что не может быть напрасной жертвенная кровь миллионов российских мучеников. На ней, несомненно, возрастет последний цвет христианства.

На Соборе 1938 года архиеп. Иоанн в завершение своего доклада сказал, что настанет Пасха на Руси, воссияет перед самым концом света, перед наступлением Царства Божия: «Отряхните сон уныния и лености, сыны России! Воззрите на славу ее страданий и очнитесь, омойтесь от грехов ваших! Укрепитесь в вере православной, чтобы быть достойными обитать в жилище Господнем и вселиться во святую гору Его! Воспряни, воспряни, восстань Русь, ты, которая из руки Господней выпила чашу ярости Его! Когда окончатся страдания твои, правда твоя пойдет с тобой и слава Господня будет сопровождать тебя. Придут народы к свету твоему и цари к восходящему над тобою сиянию. Тогда возведи окрест очи твои и виждь: се бо придут к тебе от запада и севера и моря и востока чада твоя, в тебе благословяще Христа во веки» [71]. Аминь».

(обратно)






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных