Научный консультант серии Е.Л. Михайлова 9 страница

Совершенно нормально понимать определенный образ действий и, несмотря на это, не одобрять его. Но часто чье-то поведение терпят лишь потому, что не хватает мужества открыто порицать его. Тем самым первоначальное значение слова “понимать” понемногу заменяется на терпимость к тому, что не нравится, достойно презрения или вредно.

Мы используем это слово также в воспитательном смысле. Это соответствует общепринятому стандарту: говоря “понимать”, мы выражаем свое негативное отношение к определенному поведению, но ожидаем, что оно изменится. Таким образом, произносятся пустые фразы, вместо того чтобы высказать четкое замечание или упрек. Мимикой и интонацией неодобрение выражается очень явно, но слова при этом чрезвычайно вежливы и осторожны. Самой главной задачей, таким образом, становится одновременная расшифровка нюансов вербальных и невербальных сообщений всех участников беседы.

Весьма часто “понимание” используется не из вежливости, а для того, чтобы покрывать неблаговидные поступки. Так, часто принимаются необоснованные оправдательные приговоры. Говоря о “понимании”, при этом перекладывают ответственность за поступок с преступника на внешние обстоятельства. Например, грубая и агрессивная манера поведения объясняется неизбежным результатом плохого воспитания. Одним из ярких примеров такого фатального “понимания” является интерпретация вспыхнувшего в последнее время насилия в праворадикальной среде. “Преступники являются безработными, без перспектив, подстрекаемыми политиками. Их озлоб­ленность отчасти можно понять”, — объяснял мне тридцатилетний мужчина. Сомнение, содержащееся в слове “отчасти” ничего не значит. Это мнение дает зеленый свет опасной тенденции: собственные трудности выплескивать в форме агрессии против других людей. Привыкая к такой логике, никто больше не требует действительного осуждения грубых и нахальных поступков.

Понимание любой ценой

Понимание — двойственное понятие. Чтобы относиться к нему критически, необходимо четко распознавать МЛ-ловушки понимания.

Если Вы понимаете, почему шеф в плохом настроении, у вас есть шанс попасть в ловушку. Но если вы понимаете капризного мужа, вы, без сомнения, находитесь в этой ловушке.

У ловушек понимания много обличий. Женщинам часто бывает трудно обнаружить их в повседневной жизни, потому что с детства им вдалбливается необходимость понимать окружающих. Это стало самой большой добродетелью, символом женщины, образцом для подражания. Женщина должна быть снисходительной к слабостям других, даже если эти слабости подобны пощечинам.

Детям, особенно девочкам, внушают, что именно такой вид понимания явля­ется выражением человечности. Я никогда как следует не понимала эту взаимосвязь. Вместо того чтобы ясно и четко сказать: “Мне это не нравится!” или “Ты сделал настоящую гадость”, женщинам с малых лет рекомендуется терпеть и косвенно одобрять неблаговидные поступки. Тем самым понимание становится равнозначным великодушному прощению и терпению.

Мы попадаем в ловушку понимания тогда, когда оправдываем поступки, направленные против нас. До поры до времени нам не хватает мужества или смелости пойти на открытый конфликт и назвать вещи своими именами. Терпеливо принимая зло, интриги и даже явную жестокость, мы идем к саморазрушению. Как следствие, возникает длительное подавленное настроение, глубоко запрятанные страхи и чувство собственной неполноценности, вплоть до душевных и телесных болезней. Попав в этот заколдованный круг самоотречения, женщины неизбежно проходят через разочарования и чувство полной беспомощности.

Конечно, угроза физического насилия редко стоит на первом месте в ловушках понимания. Но она появляется после долгих лет терпения. Поэтому на первых порах женщина не может понять, в какой опасности она оказалась. С одной стороны, сегодня модно быть понимающим (часто в этом смысле используется слово “либеральность”), с другой — нам хочется показать способность к человеческому сочувствию. Почти все женщины охотно приписывают себе такие черты. Об этом говорят фразы: “Я умею слушать” или “Я могу хорошо представить себя на месте другого, понять его чувства”. Часто при этом подразумевается некритичное принятие образа действий, даже если он приносит ущерб.

Как только терпеливая женщина осознает свое бессилие, ловушка понимания захлопывается окончательно. Тот, кто обладает властью, получает сигнал: “Я сдаюсь! Я больше не буду оказывать сопротивления, даже в тех случаях, когда мне наносится вред”. Если женщина не может найти выход из подчинения, события принимают неизбежный характер. Каждый из нас знает женщин, которые живут в семьях с абсолютно разрушенными отношениями и не делают даже попыток что-то изменить, вырваться из этих тюрем. Они несут этот крест до горького конца.

Путь в ловушку может выглядеть совершенно безобидно. Хельга, юрист, вышла замуж за независимого адвоката. Она была увлечена мечтами о совместном офисе, где у каждого был бы роскошный кабинет; о дискуссиях на юридические темы, совместных коротких отпусках. Но ничего этого не случилось. Гуннар решил, что ей не нужно выступать перед судом, потому что у нее недостаточно обаяния и силы убеждения. В итоге Хельга набирала на компьютере комментарии к его выступлениям. В действительности она могла бы выступать в суде лучше, чем он, ведь ее дипломная работа и устный экзамен были оценены значительно выше. Хельга понимала и прощала, поскольку Гуннару необходимо было сделать себе имя, для чего обязанности и были распределены таким образом: она готовила неопровержимые аргументы, а он высказывал их в суде. Весь успех принадлежал ему.

Кроме того, он перепоручил Хельге организацию работы офиса. Она писала тексты, счета, распределяла часы его приема. В это время Гуннар устанавливал контакты с клиентами. Обычно это означало, что он сидит в кафе и читает утреннюю газету. Хельга знала об этом, но проявляла понимание. Конечно, она чувствовала, что унижается, но когда Гуннар начал язвить по поводу ее секретарской работы, стало еще хуже. Он дал понять, что к другой работе она непригодна и с его стороны великодушно вообще разрешить ей работать в его конторе. К тому времени клиенты, которые не знали Хельгу, настаивали на том, чтобы их интересы представлял он. Почти никто не знал того, что Хельга тоже квалифицированный юрист.

В итоге Хельга совсем пала духом. В ее работе стали появляться ошибки, она все чаще бывала растеряна, но не отваживалась высказаться против Гуннара. В конце концов он дал ей пощечину за грамматическую ошибку в документе. Это, конечно, встряхнуло Хильгу и заставило ее сложить чемодан. Сегодня она разведена с Гуннаром и работает партнером в одной из уважаемых юридических контор.

В случае с Хельгой многим близким людям было понятно, что ее понимание стало большой ошибкой. И, конечно, разговоры с друзьями подтолкнули ее к тому, чтобы сделать отчаянный прыжок — пусть поздно, но вполне успешно.

К сожалению, в ловушку понимания часто можно попасть при гораздо менее очевидных ситуациях. Как только женщина принимает разнузданное поведение мужчины, который громко и грубо высказывает свое недовольство и не извиняется после, — ловушка захлопывается. Очень важно понять следующее: сами по себе срывы не делают погоды, они рано или поздно случаются у всех. Но если за ними не следует искренних извинений, это становится проблемой. Кроме того, извинения без объяснения причин являются недостаточной компенсацией за резкое поведение.

Чувствовали ли Вы необходимость услышать извинение за резкое поведение? Если да — это хороший знак, значит, вы еще не находитесь в МЛ-ловушке.

Тот, кто всегда сохраняет спокойствие и гордится этим, возможно, не замечает собственного страха перед последствиями срыва. Нет ничего зазорного в том, чтобы время от времени вести себя шумно. Однако нужно уметь извиняться. К тому же, как правило, извинения касаются лишь тона, в котором шел разговор, а содержание, как правило, соответствует действительности.

Извинения за резкое поведение не должны быть формальными словами. Они должны быть четкими и приниматься во внимание обоими участниками конфликта. Если вы воспринимаете букет цветов как извинение, а ваш муж или друг видит в этом компенсацию за моральный ущерб, которым все будет возмещено, можете считать, что цветами покупается ваше молчание. Это плохая сделка.

Опасные формы ловушек часто встречаются в отношениях, которые на поверхностный взгляд кажутся идеальными. Под “теплым пальто” взаимного согласия едва ли можно различить разночтения. Но если это “пальто” не­ожиданно распахивается, порой на поверхности оказывается резкая враждебность. Кто-то вдруг выпадает из привычной роли, обычно в связи с алкоголем, профессиональной неудачей, бессонницей, проблемами с детьми или родителями. Кажется, ни с того, ни с сего разверзается пропасть, — а люди всего лишь показывают свою глубоко замаскированную взаимную ненависть.

Если вы заранее знаете, что за грубое и резкое отношение не последует никаких реальных извинений, говорящих о сожалении за подобное поведение, вы находитесь в ловушке понимания. Когда вы говорите себе: “Он такой не всегда”, “Он, в сущности, не виноват”, “Он на самом деле так не думает”, “Когда он трезвый, то это совсем другой человек”, “У него просто мягкий характер”, в вашем сознании должен зажигаться предупреждающий красный свет.

Женщины, ищущие оправдания и объяснения непростительному поведению, почти наверняка попали в МЛ-ловушку. Еще хуже, если они при этом не видят никакого выхода, кроме тихого терпения. Безвыходность ситуации обостряется тем, что подобное поведение несет в себе невысказанное сообщение: “Я сама виновата в том, что ты так обращаешься со мной и что мне так плохо”. Таким образом, противник обнаруживает косвенное оправдание своих поступков. Ему становится легче нападать на свою жертву и ранить ее морально или физически. Он чувствует себя вправе делать это, поскольку его преступное поведение непреднамеренно оправдывается.

Физическое воздействие возникает при этом, конечно, реже, преимущественно в пылу ссоры. В ловушках понимания гораздо чаще наносятся душевные увечья. Насилие как часть ловушки возникает скорее в связи с ловушкой жертвы.

Ловушки помощниц

Лейтмотив: “Если я ему/ей помогу, то добьюсь его/ее внимания и благосклонности”.

В большинстве случаев ловушка помощниц является усиленным вариантом ловушки понимания. Главную роль играют неадекватно оцененные альтруистические мотивы. Цель помощницы — направить оступившегося на путь истинный, предупредить его/ее кажущееся или реально угрожающее падение либо спасти от нужды, причиной которой сама помощница и является.

Особенности “ловушки помощницы” определяются агрессивным потенциалом помощницы, который может быть достаточно высоким. Помощницы могут вымещать на своих питомцах сильное разочарование, упрекать их, красочно расписывать им их убожество. Зачастую они получают удовольствие, подробно описывая опекаемому его плачевное состояние. Возможно, при этом они будут пытаться изобразить на своем лице озабоченность, но очень часто на их губах будет играть мягкая или даже торжествующая улыбка.

Но одного помощники не делают — они не доводят дело до конца. Они не позволяют оступившемуся действительно встать на ноги, т.е. достичь своей цели. Помощница является в данной ситуации главным камнем преткновения, но, естественно, отказывается это признать. Она поддерживает чужие страдания или, что еще хуже, использует оступившегося для собственного самоутверждения. Именно поэтому в ее интересах более или менее поддерживать оступившегося, не оказывая при этом реальной помощи. Помощница может читать своему партнеру нравоучения, в большинстве случаев перемежая их выражением сочувствия. Но в конце концов она дает понять: “Я только терплю тебя и твои проблемы”.

Классический пример ловушки помощницы — это партнер человека, страдающего алкоголизмом. Алкоголизм — чрезвычайно тяжелое психическое заболевание, и я никоим образом не хочу представлять ситуацию в ложном свете. Однако чаще всего хорошую мину при плохой игре делают родственники малопьющих алкоголиков, то есть тех, кто употребляет алкогольные напитки средней крепости и кого необязательно причислять к людям, страдающим алкогольной зависимостью, так как для них очень важно сохранить свое доброе имя. “Помощники” таких алкоголиков терпят или “поддерживают” партнера, используя различные схемы поведения. Например, они выдают вымышленные причины плохого самочувствия или обострения определенных заболеваний у партнера за истинные, дабы семейный врач не узнал о пагубной привычке опекаемого. “Помощники” скрывают от родственников — а зачастую и от самого пьющего — реальные масштабы проблемы, при этом и сами закрывая глаза на происходящее. Такая “помощь” очень опасна для самого алкоголезависимого, так как, с благодарностью принимая, он использует ее для занижения значения и серьезности своей проблемы.

Итак, каковы же мотивы помощников? На первый взгляд, оказание помощи партнеру социально выгодно для помощницы, которая таким образом скрывает от чужих глаз свои семейные проблемы. Особенно тяжело признавать, что проблемы у собственного супруга. С этого момента возникает так называемый синдром Моны Лизы, поскольку большинство подобных помощников чувствуют себя ниспосланными больному судьбой. Однако мало кто знает, как правильно расценивать ложные манипуляции и систематические обещания или недобросовестные попытки страдающего алкогольной зависимостью “завязать”. Желание помочь превращается в самообман. Боязнь действовать скрывает страх перед неприятными последствиями. Беспомощная улыбка также отражает стыд помощников, поскольку они знают, что сами нуждаются в помощи, чтобы мобилизовать свои усилия, набраться смелости посмотреть правде в глаза и заставить принимать серьезные решения.

Повседневные ловушки

помощников

Естественно, синдром помощников может проявляться и в менее глобальных масштабах: капкан помощи незаметно захлопывается, когда человек хочет вернуть другого на путь истинный и не признается себе в том, что сам получает пользу от неправильного поведения оступившегося. В глубине души помощник может получать наслаждение, наблюдая за жертвой, попавшей в зависимость. Менее болезненные проявления этого синдрома — партнеры курильщика, человека с избыточным весом или просто боязливого человека. Они сами, по крайней мере внешне, держат эти проблемы под контролем и терпеливо противостоят небольшой мании партнера. К числу таких помощников принадлежат и жены “маменькиных сынков”, пытающиеся освободить своих супругов от материнского влияния, чтобы выстроить новую, чреватую теми же последствиями зависимость между собой и партнером.

От “передовиков”

до “птенчиков”

На следующем уровне ловушки помощниц находятся жены отважных альпинистов, страстных спортсменов или увлеченных путешественников. Ради обеспечения ЕМУ условий для полного самовыражения они отказываются от своих собственных жизненных целей. Стремление к самовыражению у “передовиков” постоянно принимается, поддерживается и уравновешивается помощницей.

Однако ловушка помощницы захлопывается и при партнере, бегущем от жизни, общества и людей. В этом случае помощница отказывается и от собственной жизни: она либо успокаивается, либо перекладывает вину за никчемность своего существования на “беглеца”. Помощница “боязливого беглеца” берет на себя роль матери: она делает все, чтобы, как любящая мать, оградить партнера от препятствий, возведенных его же страхами.

Оба описанных случая не требуют совершения каких-либо действий, направленных на реальное изменение ситуации.

Приведу два примера.

Игрок в бадминтон. Он с головой ушел в спорт: ездил на бадминтонные турниры, играл в первой команде своего клуба, совершал пробежки по лесу для поддержания формы, два раза в неделю тренировался в клубе, один раз в неделю сам давал уроки. При встречах с другими спортсменами все разговоры велись только на одну тему — спорт: новейшая обувь, новейшие мячи, ракетки, снаряжение, противники, дневная форма, места в турнирной таблице... и так далее. Ни о чем другом и речи не было. К сожалению, его жена интересовалась спортом постольку-поскольку, но вся ее жизнь была посвящена ему только потому, что она хотела быть для мужа одной-единственной и всем тем, что необходимо для продолжения спортивной карьеры. Она не просила от него никакой помощи в хозяйственных делах, не требовала, чтобы они проводили какое-то время вместе, не говорила об удовлетворении своих потребностей. Она “была счастлива, если он был счастлив”. Может быть, она гордилась им, может, восхищалась его увлеченностью, “захваченностью” своим хобби? Возможно, но в таком случае она очень хорошо это скрывала, потому что явного восхищения в ее поведении не проявлялось. Она просто присутствовала в его жизни, мягко улыбаясь и заботясь о таких вещах, как еда и свежее белье. Чего-то более глубокого я в этой помощнице не увидела. У нее просто не было никаких собственных интересов, а интересы мужа так и остались для нее всего-навсего ЕГО интересами.

Садовник. Он проводил девяносто процентов своего свободного времени в оранжерее. Он хорошо зарабатывал, у них был большой дом с действительно потрясающей оранжереей и таким же импозантным садом. Его жена наслаждалась этим совершенством, которое действительно радовало глаз. Однако она никогда не испытывала настоящей тяги к цветам. Поэтому жена садовника занималась тем, что читала романы или покупала по длинному списку необходимые мужу садовые инструменты, так как для него это было слишком обременительно — торговаться с продавцами, заказывать товар, уточнять какие-то нюансы, и, кроме того, слишком много времени тратилось на езду. Она же всегда говорила: “Ему это нужно, поэтому я охотно помогаю”. Она любила театр, но ходила туда не чаще, чем раз в год, так как не могла заставить мужа сопровождать ее, а без него она не хотела посещать спектакли. Друзья редко приходили к ним в гости, хотя он и охотно показывал свой роскошный сад и рассказывал о нем, но он не любил, когда в нем оставались надолго. А просто поболтать со знакомыми ему казалось неразумным. У НЕЕ не было своих увлечений, поэтому она направляла всю свою энергию на то, чтобы помочь мужу полностью отдаться своему хобби.

Обе истории об одном и том же: несмотря на отсутствие подлинного интереса к хобби своих мужей, жены настолько растворились в ИХ увлечениях, что их нельзя было заподозрить в притворстве.

Ловушки жертвы

Лейтмотив: “Это мое предназначение — жертвовать собой ради других”.

Несколько лет назад специалисты (виктимологи) проводили исследование, чтобы выяснить, почему некоторые люди становятся жертвами преступлений чаще других. Это действительно трудно — предметно исследовать участие жертвы в преступлении, против нее же направленном. В адрес исследователей звучали упреки в том, что пострадавшего делают соучастником преступления, направленного на причинение вреда ему же, конечно. Совиновность жертвы можно принять с трудом: преступность деяния всегда определяется виновностью лица, совершившего его, но никак не жертвы. В результате всех этих упреков главной темой дискуссии постепенно становился не собственно предмет исследования, т.е. изучение феномена потенциальной жертвы, а вывод, который сделали женщины: они восприняли полученные результаты как обвинение их в провоцировании преступлений, состоящее в ношении мини-юбок и использовании кос­метики.

В итоге в ходе исследования собственно виктимологический аспект составил очень незначительную часть. Эти исследования показали, что наличие каких-либо выдающихся, неординарных или просто ярких внешних признаков для многократных жертв нетипичны. Скорее, верно обратное: люди, неоднократно становившиеся жертвами преступлений, у которых — по-видимому, случайно — часто похищали имущество, а также женщины, два и более раза становившиеся жертвами изнасилования, были незаметны, стеснительны и боязливы.

Естественно, человеку, ставшему жертвой насилия или преступления, непросто признаться самому себе в том, что он сам в какой-то мере виноват в случившемся. К сожалению, типично и то, что люди, бессознательно предрасположенные быть жертвой, при выявлении этой взаимосвязи реагируют запуганно, беспомощно и чувствуют себя виноватыми. Резюмируя, можно сделать вывод, что чаще жертвами становятся люди, в манере поведения и мимике которых проявляется беззащитность, боязнь, а также те, кто находится в постоянном, может быть и неосознанном, ожидании беды.

Например, Хелен, тридцатичетырехлетняя конторская служащая, выражает ожидание чего-то плохого следующим образом: “Я знаю, что такое со мной случается: меня подозревают в том, что в результате неправильной эксплуатации я сломала дорогую адресовальную машину в офисе фирмы; меня обвиняют в распространении слухов среди соседей, несмотря на то, что я стараюсь как можно меньше общаться с ними. Мой муж уверен, что вина за все наши с ним семейные конфликты лежит исключительно на мне. Беда в том, что я действительно время от времени ощущаю свою вину за то, в чем меня упрекают другие”.

У других женщин чувство вины может возникать в связи с недостаточным сексуальным интересом к ним со стороны партнера, или из-за неудач детей, или из-за потери рабочего места. Такие женщины почти всегда чувствуют свою вину за происходящее. Та же самая Хелен, рыдая, рассказала мне, как она страдает от этого чувства вины, и в то же время призналась, что каким-то непостижимым образом притягивает к себе обвинения. Секрет в том, что ей легче согласиться с ложными обвинениями в свой адрес, чем ответить на них. Например, Хелен считает, что, видимо, действительно допустила какой-то просчет при пользовании адресовальной машиной, в результате чего аппарат сломался. После очередной семейной ссоры она буквально ищет новые аргументы в защиту позиции мужа. Таким образом, Хелен сама же постоянно дает в руки мужу оружие против себя. Стоит ли говорить, что, попав в дорожно-транспортное происшествие, причиной которого была вовсе не она, Хелен настолько запуталась в сетях самообвинения, что доказать ее невиновность смог только адвокат. Очевидно, что несчастья притягивает не сама Хелен, а постоянное чувство вины и низкая самооценка, ставшие верными спутниками этой женщины.

Жертвовать собой

ради других?

У некоторых женщин роль потенциальной жертвы дополняется еще одним методом саморазрушения. Они считают, что им будет хорошо, если их отношение к окружающим будет безупречным. Они делают все для своих родственников, мужей, начальников, коллег, не получая за это даже элементарной благодарности. Все, что делают такие женщины для окружающих, воспринимается последними как само собой разумеющееся. И это вполне укладывается в рамки здравого смысла: никто и никогда не заставляет таких женщин жертвовать своими силами, временем и прочим на благо других, отказывать себе в чем-либо для того, чтобы угодить окружающим. Они сами, по собственной инициативе и даже, возможно, вопреки здравому смыслу безропотно делают чужую работу: именно они заботятся о больных тетушках и дядюшках, несмотря на то, что у тех есть и другие, может быть, даже более близкие родственники; они беспрекословно остаются на работе допоздна и выполняют сверхурочную работу, хотя все остальные сотрудники на просьбы начальства задержаться в офисе резонно отвечают, что не намерены жертвовать своим личным временем ради работы, и уходят, как только заканчивается рабочий день; они отгонят машину в автосервис, в то время, как их мужья и взрослые сыновья зевают перед телевизором или занимаются какими-либо подобными “делами”.

Такое самопожертвование не лучшим образом сказывается и на физическом здоровье женщины: она часто чувствует недомогание или даже болеет. Кроме того, она испытывает и моральные страдания из-за того, что сама же себя постоянно нагружает работой, которую не обязана делать, однако продолжает в том же духе. Мимика таких женщин отражает то эмоциональное напряжение и те нечеловеческие усилия, которые они прикладывают, выполняя взятые на себя обязательства. Застигнутые врасплох, они пытаются спрятать свои чувства под вымученной улыбкой, цена которой слишком высока.

Быть может, страдания являются своеобразной целью подобного жертво­приношения? Многое указывает именно на это. Гарантом счастья и расположения близких (и не очень близких) людей становятся страдания самой “мученицы”, которая видит своей главной задачей счастье и спокойствие окружающих, независимо от того, какой ценой они будут достигнуты.

Общепринятое представление о роли женщины в семье состоит из множества аспектов, которые можно свести к следующему: именно женщина отвечает за благополучие семьи, так как мать должна заботиться о своих детях, жена должна ухаживать за мужем, — одним словом, все должно быть так, чтобы ни у кого не было повода сказать о женщине что-либо плохое. Когда же благополучие семьи становится единственной, главной целью жизни женщины, ее сознание превращается в некий клубок мазохистских мыслей: она пытается “купить” счастье своих близких ценой собственного страдания. При этом сама цель — благополучие близких — перестает, в сущности, быть основным мотивом жертвоприношения и на первый план выходят страдания как самоцель*. Такая женщина мыслит примерно следующим образом: “Я должна постоянно мучить себя, жертвовать собой, отказываться от того, что мне нужно, отступать”.

Возможно, первоначальная цель (благополучие семьи) — это просто повод для самоистязания, начальный стимул, первотолчок, но как только самопожертвование становится неотъемлемой частью жизни женщины, она и сама забывает, ради чего, собственно, страдает, однако уже не может остановиться. Зачастую такая жизненная позиция связана с фаталистским складом ума либо безропотной покорностью судьбе. Однако за этой установкой не стоит ни настоящей набожности, ни чего-либо подобного, так как сама себе женщина объясняет свое поведение именно верой, но при этом скрывает под ширмой веры свое слабоволие. В главе об усвоенной беспомощности предпосылки синдрома Моны Лизы, возникающие в детстве и юности, описаны более подробно, поэтому сейчас я на этом останавливаться не буду. На появление ловушки жертвы синдром усвоенной беспомощности повлиял особым образом.

Партнеры женщин, жертвующих собой ради блага других, воспринимают такие “подношения” от своих жен или подруг как нечто само собой разумеющееся. Партнер в этом случае просто наслаждается благоприятной атмосферой, созданной усилиями своей спутницы вокруг него и для него. К этой же категории женщин относятся и те, кто страдает от мужской жестокости: зная, что, сохраняя отношения со своим “тираном”, они не увидят ничего, кроме морального, психического или даже физического насилия с его стороны, эти женщины все же не идут на разрыв.

Приведу два наглядных примера ловушки жертвы.

Муж Ирис был явно выраженным холериком, возможно, имел определенные психические отклонения. Его отношение к ней нельзя назвать жестоким в буквальном смысле, то есть он не избивал ее, не применял какие-либо другие формы физического насилия. Его жестокость проявлялась в другом: он мог два-три часа подряд без остановки разглагольствовать о современном мире, их отношениях и о том, как ему не везет в жизни. Такие монологи произносились монотонным голосом, с агрессивным подвыванием, периодически прерывавшимся очередным припадком бешенства. Подобные сцены растягивались не только во времени, но и в пространстве: заботясь о том, чтобы Ирис его слышала, он ходил за ней из комнаты в комнату. При этом в своих монологах он всегда обращался к ней, но если жена пыталась возразить или даже ответить на поставленный им же самим вопрос, он злился и начинал размахивать кулаками. Обычно подобные сцены затягивались до того момента, пока муж в изнеможении не валился на кровать и не засыпал. Ирис считала такое поведение относительно нормальным, и ей даже в голову не приходило спросить, действительно ли это в порядке вещей. Тем более она никогда не задумывалась, нужна ли ей эта пытка, как она сама называла устраиваемые супругом сцены. “Он — мой мир!” — говорила Ирис, если кто-то высказывал мнение, что она не обязана все это терпеть.

Другой пример. Молодая женщина отдала все полученное ею от родителей наследство своему мужу, чтобы он воплотил в жизнь свою мечту — купил небольшой компьютерный магазин. Несмотря на то, что женщина осознавала, что представления ее мужа о бизнесе далеки от действительности (“Я просто буду заходить каждый день и забирать дневную выручку”, — говорил он), она даже не пыталась ему возражать. Это объяснялось следующими обстоятельствами. Муж не сделал карьеру, так как не мог поладить ни с начальством, ни с коллегами. Вместо того чтобы преодолевать встречающиеся на его пути препятствия, он сразу становился агрессивным и не упускал случая нанести человеку словесное оскорбление. Естественно, что при таком отношении к работе его карьера не удалась, да и заработок был для него слишком низким. Он воспринимал покупку магазина как свой шанс, который нельзя упустить. Как и полагается верной подруге жизни, его жена не хотела, а скорее, просто боялась лишить его этого шанса, хотя и понимала, что со своими абстрактными представлениями о ведении собственного дела ее муж не сможет реализовать свои мечты. Что и произошло в конечном итоге: наследство было полностью растрачено, а женщина благодарила Бога, что муж не наделал долгов.

Умеренные формы

жертвования

Наверное, вы считаете приведенные примеры образцами чрезмерного самопожертвования, последствия которого всегда печальны. Да, это так, но, к сожалению, феномен жертвования встречается на каждом шагу, просто порой его невозможно распознать сразу.

Например, двадцатидвухлетняя девушка, которая не может оставить своего молодого человека, несмотря на то, что он опустошил ее сберкнижку. Или тридцативосьмилетняя женщина, приносящая своему мужу бритвенные принадлежности к его любовнице. Или двадцатидевятилетняя женщина, перечисляющая свою зарплату на счет своего безработного мужа, потому что он весь в долгах. Или бабушка, отдающая треть своей пенсии детям и внукам и поэтому вынужденная сидеть без отопления, и это при том, что родственники, ради которых она терпит лишения, навещают ее крайне редко. Или жена, отправляющая своего мужа, который слишком много работает, в путешествие по Южной Америке, потому что на такое путешествие вдвоем у них не хватает денег. Или жена, которая терпит то, что ее муж ездит на дорогом мотоцикле, в то время как она вынуждена ежедневно проделывать куда более долгий и опасный путь на работу и обратно на стареньком велосипеде. Или... Впрочем, таких примеров можно привести бесчисленное множество.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: